Церковь в раннее средневековье

Обращение Константина. К IV в. культура Римской империи была преимущественно языческой, и в течение нескольких последую­щих столетий позднеантичному обществу предстояло пережить трудный процесс духовного перерождения, находясь в атмосфере культурного двоеверия. Несмотря на то, что христиане еще под­вергались гонениям за веру, новая религия широко распростра­нилась на территории Римской империи. Об этом свидетельствует, в частности, возникновение крупных христианских центров в Риме, Антиохии, Иерусалиме, Александрии, в ряде городов Малой Азии и других областях. Однако в это время сама церковь не была внут­ренне единой: среди христианских учителей и проповедников имелись расхождения относительно словесного выражения исти­ны христианской веры. Но христианство, еще в начале IV в. го­нимое «извне» языческим обществом и государством, раздирае­мое «изнутри» сложнейшими богословскими спорами, встречает новое V столетие, будучи единственной официально признанной религией Римской империи. Свершение этого «чуда из чудес», как часто впоследствии называли «торжество христианства» в IV в., связано с именем императора Константина I (274—337).

Обращение Константина к христианству, учитывая, что сам об­ряд крещения он принял лишь перед смертью, не может рассмат­риваться только как результат политического расчета или поиска духовной истины.

Поворот произошел, когда в ходе ожесточенной политической борьбы за власть Константин увидел во сне знак Христа — крест, с повелением выступить с этим символом против врага, и исполнив это, одержал решающую победу в сражении с Максенцием (312). Император придал этому видению совершенно особый смысл — как знак избрания его Христом для победы над врагом, и более того, как принятие им креста, христианства, лично от самого Хрис­та, а не через церковь, для осуществления связи между Богом и миром посредством своего императорского служения. Именно таким образом воспринималась его роль и христианами того вре­мени, поэтому и мог не крещеный император принимать столь активное участие в решении внутрицерковных, догматических во­просов, а не только в укреплении официального положения хрис­тианства в империи.

С издания Миланского эдикта (313) христиане становятся под защиту государства и получают равные с язычниками права. Хрис­тианская церковь уже не подвергается гонениям, даже в правление императора Юлиана (361-363), прозванного Отступником, — не за нетерпимость к христианству, но за ограничение прав церкви и объявление веротерпимости к христианским неканоническим учениям (ересям) и язычеству. Христианство становится офици­альной государственной религией, а к концу столетия при импе­раторе Феодосии I (379-395) объявляется религией нетерпимой и к язычеству, и к ересям.

Оформление христианской догматики. Вселенские соборы. Эпо­ха перехода от античности к средневековью являлась важнейшим этапом в становлении христианского вероучения. В IV в. церковь не была внутренне единой. Поэтому, когда в 323 г. Константин I стал единодержавным правителем всей империи, он выступил инициатором созыва церковного собора, который должен был за­ложить основы кафолической, вселенско-единой христианской церкви. Но отличие Вселенских соборов состоит в том, что они были призваны дать точное общецерковное определение по ос­новным вопросам христианского вероучения, истинам веры (дог­матике) и правилам церковной организации и дисциплины (ка­нонам). Эти постановления считались важнейшими и обязатель­ными для всего христианского мира.

Оформление основных догматов проходило благодаря активной деятельности отцов церкви. К их числу относятся те христиан­ские учителя и писатели, которых церковь признала наиболее ав­торитетными толкователями христианства. Изучением их насле­дия занимается патристика (учение самих отцов церкви и учение об отцах церкви). Христианской догматике посвятили свои труды выдающиеся богословы IV—V вв., часто именуемые «вселенскими учителями»: святые отцы — Афанасий Александрийский, «вели­кие каппадокийцы» (Василий Великий, Григорий Богослов, Гри­горий Нисский), Иоанн Златоуст, Амвросий Медиоланский, Ав­густин Блаженный и многие другие. Творения отцов церкви яв­ляются составной частью Священного Предания, которое вместе со Священным Писанием (38 книгами Ветхого и 27 книгами Но­вого Заветов) и составило христианское вероучение.

В центре внимания Первого и Второго Вселенских соборов была выработка единого взгляда на догмат о Св. Троице (тринитарное учение). Собравшиеся в 325 г. в Никее иерархи обсуждали учение александрийского священника Ария (ум. в 336 г.). Он и его пос­ледователи (ариане) признавали Бога-Отца как совершенное зам­кнутое единство, что исключало возможность передачи этой сущ­ности кому-либо другому. Поэтому Бог-Сын, по представлениям ариан, был лишь высшим творением Бога, чужеродным и непо­добным Богу-Отцу. Учение Ария вызвало резкую критику св. от­цов и было осуждено как отрицающее по существу божественную троичность. Одним из главных догматических деяний I Вселен­ского собора было провозглашение вероопределения (ороса), в котором вносилось уточнение в крещальный символ веры о единосущности Бога-Сына Богу-Отцу, что означало постулирование равенства Отца и Сына по Божеству.

Догматическое постановление Никейского собора было объяв­лено не только от имени св. отцов, но и от лица императора Кон­стантина, что закрепило особую роль византийских императоров во взаимоотношениях с церковью. На соборе помимо догмати­ческих вопросов были приняты 20 постановлений канонического характера (о порядке выбора и утверждения епископов провин­ций; о предоставлении высшей власти над западными епископа­ми римскому, над восточными — антиохийскому, над Египтом, Ливией — александрийскому; и др.). Несмотря на единогласное осуждение на соборе Ария и его сторонников, церковь не была единой в этом осуждении. Сумев привлечь на свою сторону госу­дарственную власть уже в последние годы правления Константи­на Великого, ариане одержали победу над сторонниками никей­ского ороса (никейцами), которые в течение нескольких десяти­летий подвергались гонениям. Именно поэтому христианизация германских народов, совпавшая по времени с этим периодом, проходила в форме принятия ими арианства.

Второй Вселенский собор, собравшийся в 381 г. в Константино­поле, продемонстрировал торжество никейского символа не только над ересью Ария, но и над учением епископа Македония, высту­павшего против божественной природы Святого Духа, принимая его за сотворенную Богом силу. Никейское вероопределение на Константинопольском соборе было расширено, получив в исто­риографии название Никео-Цареградского. В нем, в частности, дана краткая формулировка основных положений тринитарного учения. Согласно догмату о Св. Троице, признается истинным единство природы Бога и единовременно его троичности в лицах (ипостасях): Бог есть Отец, Сын и Дух Святой. Лица Св. Троицы не являются соподчиненными одно другому. Они совершенно равны между собой, единосущны, несмотря на то различие, что Бог-Отец, нерожденный, есть начало других ипостасей — Сына, рожденного от Отца, и Святого Духа, от Отца исходящего. Имен­но это учение о триипостасности Бога отличает христианство от античного (философского), иудейского и мусульманского моно­теизма. На Константинопольском соборе были приняты важные канонические решения: установлены правила принятия в лоно православной церкви кающихся еретиков; выделялись 5 восточ­ных округов с особыми церковными судебными инстанциями. И, наконец, собор определил место константинопольской кафедры в иерархии христианских епископов, назвав его вторым после римского, т.к. «Константинополь есть Новый Рим». Этим реше­нием ранг Константинопольского епископа становился первым среди всех восточных, в том числе Антиохийского.

Три следующих столетия истории становления христианского вероучения связаны с напряженной христологической полеми­кой — по вопросу о природе (сущности) Иисуса Христа. На Тре­тьем Эфесском соборе 481г. речь шла об учении константино­польского патриарха Нестория, отвергавшего божественную и при­знававшего за Иисусом Христом только человеческую природу. Несторий полагал, что рожденный как простой человек от Девы Марии (Христородицы) Иисус Христос стал некоей обителью Бога, действуя как орудие человеческого спасения (Богоносец). Собор осудил учение Нестория и выдвинул вероопределение, постули­рующее идеальное равновесие природ в Богочеловеке (что полу­чило окончательное определение в догматическом постановлении IV Вселенского собора). Однако несмотря на решение собора и низ­ложение Нестория, его последователи (несториане) основали свою церковь и развили миссионерскую деятельность в Персии, а за­тем в Китае, Монголии, Индии. Но в церковную историю Эфесский собор вошел прежде всего как собор, провозгласивший дог­мат о Пресвятой Богородице.

Самый представительный (650 иерархов) Четвертый Вселенский собор 451г. состоялся в Халкидоне. Обсуждению подверглось уче­ние архимандрита одного из константинопольских монастырей Евтихия. В отличие от Нестория он впал в другую крайность и отвергал человеческую природу во Христе, полагая, что все в нем было поглощено божественной ипостасью, и Иисус Христос имел лишь кажущуюся человеческую плоть. Последователи учения Ев­тихия получили название монофизитов (по греч. — одна приро­да), которые и после осуждения собором распространяли свои идеи в Сирии, Египте, Армении. Ввиду упорства несториан и монофизитов на Халкидонском соборе был принят особый дог­мат «О двух естествах во едином Лице Господа нашего Иисуса Христа», в котором изложены основы христологического учения отцов церкви. В соответствии с христианским догматом, Бог-Сын имел два воплощения. Первое — как одно из лиц Св. Троицы («по Божеству») было «прежде всех век», т.е. вневременным, веч­ным; второе — от Девы Марии — Богородицы («по человечест­ву»), когда непорочно зачав во чреве от Духа Святого, ниспослан­ного Богом-Отцом, она родила Иисуса Христа. В одном лице Он, по словам халкидонского ороса, «неслиянно, непреложно, нераз­дельно и неразлучно» соединяет две природы — божественную и человеческую (Богочеловек), при том что каждая из них сохраня­ет присущие ей свойства.

Утверждение этого вероопределения явилось кульминационной точкой собора. Однако не все собравшиеся епископы приветст­вовали этот орос, около 150 иерархов не подписали его. Поэтому на соборе были приняты соответствующие постановления о нака­зании мирян и клириков, не принимающих соборное вероопределение (лишение сана, отлучение от церкви и т.п.). В ряду 30 канонов Халкидонского собора — ряд решений административ­ного и дисциплинарного характера, как, например, о границах Антиохийского и Иерусалимского патриархатов, о подчинении монахов местному епископу и др. Но самым известным является 28-е правило Халкидонского собора. Оно определяло круг судеб­ной и административной деятельности константинопольского патриарха, уравнивало его права для восточных диоцезов с права­ми римского престола для западных.

Пятый и Шестой Вселенские соборы проходили в Константино­поле в 553 и 680 гг. На них христологическое учение получило дальнейшее развитие в ходе полемики с монофелитами (по греч. - одна воля), которые хотя и признавали во Христе две сущности, но лишь одну действующую в нем божественную волю. На Собо­рах большое внимание уделялось канонической деятельности. Решения принимались не только по вопросам внутрицерковной жизни (установление иерархии кафедр восточной церкви, обя­занностей митрополитов созывать ежегодные поместные соборы и др.), но и касались мирян (отлучение от церкви не посещавших богослужение 3 праздничных дня; определение правил вступле­ния в брак; наложение епитимий кающимся и др.).

Седьмой Вселенский собор состоялся в Никее в 787 г. Он реши­тельно осудил ересь иконоборцев, завершив первый период ико­ноборческого движения (см. гл. 5). Главным определением собо­ра было провозглашение догмата иконопочитания. Согласно ему честь, воздаваемая образу, восходит к первообразу, и поклоняю­щийся иконе поклоняется ипостаси изображенного на ней. Среди 22 канонических решений собора наиболее известными являются правила, запрещающие симонию (предоставление и получение церковных должностей за деньги), отчуждение церковного имущества монастырей, назначение на церковные должности мирян и др.

Учение о спасении. Наряду с разработкой тринитарного и хрис-ицинического вопросов большое внимание отцы церкви уделяли и проблеме взаимоотношения человека с Богом, в основе которого лежит учение о спасении человека (сотериологии). Оно тесно связано с христианским учением о вселенной и мире, согласно которому признается, что весь мир есть творение Божие, создан­ное им за шесть дней. Венцом этого творения и господином созданного мира предстает человек, имеющий образ и подобие божие, состоящий из души и тела, наделенный разумом и свобод­ной волей.

Библейский рассказ о запретном плоде, когда первые люди — Адам и Ева не послушались Бога и вкусили от «древа познания добра и зла», т.е. противопоставили свою свободную волю воле Бога, повествует о грехопадении человека («первородный грех»). Следствием этого явилось нарушение мирового порядка, создан­ного первоначально, человек утратил свое бессмертие. С этого же времени в мир вторглось зло, которое в христианском вероучении рассматривается как противоположность долженствующему быть от Бога, а следовательно зло — явление случайное. Материаль­ный мир (в том числе и тело человека), как созданный Богом, сам по себе не является порождением зла; оно может возникнуть в случае противоречия человека воле Божией в нравственной жиз­ни (грех) и как физические страдания (болезни, нищета и пр.). В последнем своем проявлении зло рассматривается не как абсо­лютно отрицательное для человека явление, а как божественное попущение, так как именно через физические страдания часто проходит путь к нравственному очищению и спасению.

В этом христианство отличается от дуалистических учений, по­лучивших широкое распространение в поздней античности и сред­ние века (манихейство, павликианство, богомильство, ересь ката­ров, вальденсов и др.). Сторонники дуализма резко противопо­ставляли добро и зло, которые, по их мнению, не могут быть волеизъявлением или попущением «Одного Творца и Промыслителя Мира», а, следовательно, признается существование двух выс­ших начал, одно из которых творит зло, другое — добро. Наличие зла в мире и человеке адепты дуалистических учений объясняли материальной природой всего сущего. При этом материя (в отли­чие от представлений ортодоксального христианства) нередко ото­ждествлялась с дьяволом, якобы не менее могущественным, чем сам Бог, от которого может исходить лишь добро.

Однако грехопадение, согласно христианскому вероучению, не является полным разрывом человека с Богом, а лишь началом пути к новому единению с Создателем, любящим свое творение и заботящимся о нем. Этот путь получил название «Домостроитель­ство спасения человека», и исторически он подразделяется на два этапа. Первый — ветхозаветный, когда претерпели неудачу попыт­ки указать человечеству путь ко спасению через лучших людей или избранный народ. Второй этап — новозаветный, когда Бог послал к людям своего Сына. И здесь смыкаются сотериологические и христологические представления христианства: Бог-Сын вочеловечился с тем, чтобы открыть человеку путь к единению с Богом. Согласно Евангельскому рассказу, Бог-Сын, воплотивший­ся во Христе, крестными муками искупил «первородный грех», указав человечеству путь спасения и обретения бессмертия. По христианскому вероучению, человек усилием своей свободной воли может вернуться к Богу и обрести вечную жизнь, если он будет следовать по пути «Домостроительства». В конце истории состоится Страшный Суд, после которого жившие праведно вернутся в рай, а грешные будут обречены на вечные страдания и низвергнуты в ад.

Примечательно, что уже в IV в. на латинском Западе наблюда­ется развитие устойчивого интереса к разработке христианского учения о спасении. Одним из авторитетов в этой области был Блаженный Августин (354—430). Он вступил в полемику с мона­хом Пелагием (ум. после 418), который отрицал учение о перво­родном грехе человечества и полное упование христиан в деле их спасения на волю Бога. Пелагий полагал, что человек, обладая свободной волей, может самостоятельно достигнуть спасения. Опровергая это, Блаженный Августин утверждал, что нельзя до­стигнуть спасения без божественной благодати. Со времени гре­хопадения человека его свободная воля устремлена лишь ко злу. Заслужить божественную благодать невозможно никакими уси­лиями. По мысли Блаженного Августина, всеведущий Бог, зара­нее зная, кто из смертных воспользуется дарами его благодати, изначально одарил ею одних и предопределил их к спасению, а всех прочих — к погибели. Хотя учение Пелагия (пелагианство) и было объявлено еретическим, теория Блаженного Августина о предопределении также не была принята церковью и возродилась лишь намного позднее, в эпоху Реформации.

Великая сила христианства состоит в провозглашении новой заповеди — христианской любви. В ней состоит залог спасения. «Бог есть любовь», и поэтому она явлена и, что чрезвычайно важно, дарована людям в Сыне Божием — Иисусе Христе. Новизна за­поведи не в провозглашении любви как таковой, а в возможности исполнения этой заповеди путем соединения со Христом. Имен­но в это время человек получает в дар его любовь, которой и заповедано людям любить друг друга. Таким образом, согласно христианскому вероучению, достичь спасения возможно только «пребывая во Христе», что осуществляется приобщением ко Христу, соединением с ним через таинства. Это происходит в церкви.

Церковь и таинства. Церковь, по словам Апостола Павла, есть «тело Христово», тогда как «глава церкви» — сам Христос. Как «тело Христово» церковь представляет из себя видимое сообще­ство верующих во Христа (клира и мирян, немощных и сильных, и т.п.). Но в этом «видимом теле» действует невидимая Божия благодать, исходящая от Святого Духа. Она сообщается верующим через таинства — определенные церковью видимые священные действия. Древнейшими из них были крещение (акт вступления в церковь и рождения в духовную жизнь) и причащение (евхарис­тия). Евхаристия (благодарение) означает приобщение верующих к Иисусу Христу и друг к другу через вкушение искупительной жертвы — «Тела и Крови Христовой». Первая евхаристия была совершена, согласно Евангельскому преданию, самим Иисусом Христом в четверг вечером накануне его крестных страданий. Это — «Тайная вечеря», когда Христос, находясь с двенадцатью апостолами, «взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая уче­никам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф., 26, 26—29). В дальнейшем кроме крещения и евха­ристии к таинствам христианской церкви были причислены еще пять чинопоследований: миропомазание (получение укрепляющей благодати), покаяние (исцеление от духовных болезней, грехов), священство (получение благодати на духовное воспитание людей молитвой, обучением, совершением таинств), брак (получение благодати, освещающей супружество, рождение и воспитание детей), елеосвящение, или соборование (призывание благодати на |болящего для исцеления телесной и духовной немощи).

Таинство евхаристии является кульминацией литургии (по лат. — месса) — главного христианского богослужения, когда церковь приносит благодарственную молитвенную жертву Богу за грехи всего человечества. В соответствии с христианским ортодоксаль­ным вероучением, причастие должно осуществляться «Телом и Кровью Христовой», превращаемыми в ходе литургического богослужения из хлеба и вина. Однако в ходе исторического развития христианства в разных странах Европы возобладали свои чины литургии.

Становление доктрины папства. Параллельно с институтом Все­ленских соборов складывается другое представление об общецер­ковном авторитете: в случае сомнений или разногласий следует обращаться к апостольским епископским кафедрам. Такие кафед­ры были основаны самими апостолами Христа, и поэтому пред­полагалось, что их преемники сохранили христианское вероуче­ние в первозданной чистоте. Главной из кафедр считалась рим­ская, основанная «князем апостолов» Петром. К нему, согласно Евангелию, были обращены слова Христа: «Ты — Петр (по лат. — камень), и на сем камне Я создам церковь Мою... И дам тебе ключи царства небесного; и что свяжешь на земле, то будет свя­зано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах» (Мат. 16, 18—19).

Обоснование общецерковного примата (верховенства) кафедры апостола Петра стало основным направлением деятельности пап­ства в IV—V вв. Наиболее полно эту доктрину выразил папа Лев I Великий (440—461). Он рассматривал римского епископа как пол­ноправного наследника Петра, как его викария (наместника) на Земле, принявшего от Петра высшую власть над церковью всего христианского мира и ключи от царства небесного. Однако на востоке империи первенство римского епископа признавали лишь формально. Сначала к нему были приравнены по положению епи­скопы крупнейших богословских школ христианского мира - Александрии и Антиохии, а затем и Константинополя — новой столицы империи. Почетное место занимала древнейшая Иеру­салимская церковь. На Халкидонском соборе 451 г. окончательно складывается пентархия, т.е. система пяти вселенских патриархатов, каждый из которых управлял церковью определенной части христианского мира. Римскому патриарху отводилась роль главы только западной церкви. Притязания же папы Льва Великого встать над самими Вселенскими соборами, которые продолжали считаться высшим церковным авторитетом, были отвергнуты.

Вместе с тем, среди восточных патриархатов уже в V в. лиди­рующее положение занял Константинополь. Халкидонский со­бор утвердил почетное первенство среди остальных патриаршеств не только за Римом, но и за Константинополем, который факти­чески являлся проводником императорской церковной полити­ки. Вселенские же соборы, созывавшиеся по инициативе импера­торов и проходившие под их председательством, стали важным инструментом осуществления императорской власти над церко­вью. Еще Константин Великий в своей церковной политике ос­новывался на религиозных прерогативах языческих императоров — великих понтификов, блюстителей божественных культов. Эту традицию переняли и византийские василевсы.

Если на востоке империи церковь оказалась под жестким кон­тролем императора, активно вмешивавшегося в решение догма­тических вопросов, то на западе папство стремилось отстоять авто­номию духовенства, а соответственно, и своей власти. Этому немало содействовал перенос столицы империи из Рима, а затем и ликвидация Западной Римской империи. Папа Геласий I в конце V в. сформулировал так называемую теорию двух властей. Он стро­го разграничил компетенцию светской и духовной власти, считая безусловным злом любое вмешательство империи в дела церкви. Правда, полностью реализовать эту теорию папство смогло лишь в XI в.

Христианизация германских и кельтских племен в IV—V вв. К концу IV в. христианство утвердилось практически во всех про­винциях Римской империи. Еще в 40-е гг. IV в. оно усилиями епископа Вульфилы (ум. в 383) проникает к готам. Вульфила, про­исходивший из Каппадокии и выросший в среде готов, записал литургию на готском языке и перевел на него Библию. Это был первый известный перевод Библии на германский язык. Однако юты приняли христианство в форме арианства, господствовав­шего тогда на востоке империи, несмотря на осуждение Никейским собором. Сам Вульфила получил образование в Константи­нополе в правление императора-арианина. По мере продвижения вестготов на Запад распространялось и арианство. В V в. в Испа­нии от вестготов арианство переняли вандалы и свевы, а в Гал­лии — бургунды. Лангобарды, вторгшиеся в 568 г. в Италию, унас­ледовали арианство от остготов.

Напротив, севернее маршрута вестготов и остготов продолжало господствовать ортодоксальное христианство. В 496/97 г. его при­нял франкский король Хлодвиг, искавший союза с местным галло-римским населением. Стремление к компромиссу с численно преобладающим романским населением, а также к политической консолидации варварских государств привели впоследствии к ут­верждению никейского вероисповедания на юго-западе Европы: у бургундов в начале V в., у вестготов в 589 г., у лангобардов к концу VII в. В Ирландии, не входившей в состав Римской импе­рии, христианство начинает распространяться в первой половине V в. После ухода римских легионов из Британии (410) ирландцы стали совершать набеги на западное побережье этого острова, где они и познакомились с новой религией. Из числа романизиро­ванных бриттов вышел легендарный апостол Ирландии св. Патрик.

Христианизация варварских народов в основном осуществля­лась сверху, в сознании массы населения долгое время продол­жали жить языческие представления и образы. Нередко и королей к крещению подталкивали чисто политические мотивы, либо же стремление приобрести покровительство более сильного бога, способного обеспечить удачу. Церковь, рассчитывая упрочить свое влияние, пыталась ассимилировать языческие представления, при­способить их к христианству. В результате рождался причудли­вый сплав христианской доктрины и язычества. Языческие обря­ды и праздники, формы культа наполнялись новым, христиан­ским, содержанием. Вместе с тем, слова проповедников, порою против воли последних, своеобразно истолковывались в созна­нии, далеком от богословской традиции. При этом религиозность необразованных слоев населения, сохранявшая многие элементы примитивных верований, на протяжении всех средних веков ока­зывала определенное воздействие и на официальное богословие.

Церковь в варварских королевствах. Во II—III вв. христианство распространялось главным образом в городах Римской империи. И диоцез (епархия) позднеантичного епископа в целом соответст­вовал цивитату — низовой административной единице Рима. К началу средних веков практически каждый римский город имел епископа. Слово же paganus, т.е. житель пага, буквально — дерев­ни, начинает обозначать язычника. Христианизация деревни рас­тянулась в Западной Европе на многие столетия. Епископ столи­цы римской провинции, метрополии, именовался митрополитом. Он предлагал кандидатуры на вакантные епископские кафедры своей провинции и председательствовал на провинциальных си­нодах (соборах) духовенства.

Взаимосвязь высшей иерархии церкви и административной структуры империи приобретает новое значение на этапе превра­щения христианства в государственную религию в течение IV в.: пастырское служение епископа дополняется чисто публичными функциями, исполнение которых ранее возлагалось на те или иные органы городского и государственного управления. К таким функ­циям относилось и отправление самого культа, рассматривавше­гося в Риме как дело публичное, и забота о социально незащи­щенных слоях. Дарения императоров и частных лиц превратили епископа к V в. в одного из влиятельнейших городских посессо­ров, а обладание муниципальной землей в сочетании с высоким духовным авторитетом открывало ему путь к широкому участию в городской администрации.

В период варварских нашествий и дальнейшего кризиса муни­ципальной системы епископ превращается фактически в прави­теля города. Центром города постепенно делается собор, развива­ются культы местных святых — покровителей города. Кроме того, во вновь образованных варварских королевствах епископат стал своего рода представительством галло-римской аристократии, со­средоточенной в городах. Сотрудничество королей с епископатом являлось затем одним из факторов упрочения германской госу­дарственности, расширения ее базы. Еще императоры предостав­ляли церкви налоговый иммунитет. Во франкском королевстве всем епископам жаловался также судебный иммунитет (т.е. епископ на своих землях мог отныне сам собирать налоги в пользу государства и вершить суд).

С образованием варварских королевств происходил разрыв преж­них церковных связей в рамках римских провинций, падала роль митрополитов, а также провинциальных синодов. Возникли так называемые королевские церкви, объединявшие епископат каждо­го королевства. За королем, как некогда за императором, закреп­лялось право созыва церковных соборов и законодательного ут­верждения их решений. Но важнейшей прерогативой короля яви­лось участие в выборах епископов. С первой половины VII в. Меровинги все более рассматривают епископов как своих упол­номоченных на местах.

Создание королевских церквей нарушило и начавшие было скла­дываться контакты римского папы с епископствами Запада. С конца V до начала VIII в. власть папы ограничивалась лишь не­посредственно римской церковной провинцией в Средней и Южной Италии. Так, когда папа попытался вмешаться в церков­ные дела вестготской Испании, в ответ от епископов он услышал: «Бог уже на этот счет просветил короля». Вне всякой связи с Ри­мом фиксировались местные традиции в литургии и церковном праве. Папство же сначала, с 493 г., оказалось под властью ариан-остготов, затем с середины VI в. — Византии. Выборы папы были поставлены под жесткий контроль императора, а неугодных пап в лучшем случае ожидало лишение сана. Поддержка часто далекой от ортодоксии церковной политики василевса углубляла отчуж­дение папства от других церквей даже в Италии. Положение рим­ской кафедры особенно ухудшилось с появлением на полуостро­ве лангобардов-ариан, постоянно угрожавших самому Риму.

Однако в эпоху византийского владычества в Италии произо­шло событие, в перспективе подготовившее подчинение запад­ных церквей Риму: в 597 г. папа Григорий I Великий (590—604) направил к англосаксам-язычникам проповедников христианства во главе с монахом Августином. Согласно легенде, прежде папа увидел на рынке рабов англов и удивился сходству их имени со словом «ангелы», что счел знаком свыше. Англосаксонская церковь к концу VII в. стала первой церковью к северу от Альп, подчинен­ной непосредственно Риму, усвоившей его обычаи и литургию. Символом этой зависимости являлся паллий (плат, надеваемый на плечи), присылавшийся из Рима предстоятелю церкви, которого впервые стали называть архиепископом, т.е. высшим епископом. Ранее митрополит был лишь первым среди равных. Получе­ние же паллия архиепископом означало утверждение его в долж­ности и делегирование полномочий непосредственно от викария св. Петра.

Раннее монашество. Распространение устава св. Бенедикта. Мо­нашество (от греч. monachos — отшельник) — одна из форм осу­ществления христианского аскетического идеала. Греческое сло­во аскеза (буквально — упражнение) еще в античной этике обо­значало своего рода духовную гимнастику. В текстах Нового Завета отсутствует какая-либо разработанная система христианской ас­кезы, не упомянуты там и монахи. Иисус не требовал от своих последователей безбрачия, а также ограничений в пище, сне и одежде. Однако он учил о тщете всего мирского и призывал сле­довать за собой, оставив имущество и родных во имя стократного воздаяния (Мат. 19, 17—30). Мотив следования Христу во спасе­ние души, единения с ним, становится ключевым в христианской аскезе. Другой ее важной особенностью был культ послушания, смирения. Христианин должен победить не плоть, но свой эго­изм, себялюбие во имя любви к Богу. Однако в действительности христианство заимствовало у различных дуалистических учений поздней античности формы неистовой борьбы с плотью, которые впоследствие нередко превалировали в практике монашества, осо­бенно в ситуации обострения эсхатологических ожиданий.

В III—IV вв. аскеты, до того жившие внутри общины, порывают с ней и удаляются прочь от города, культивированного простран­ства, «в пустыню». Складываются две формы монашества, суще­ствовавшие на протяжении всего средневековья: наряду с кельями еремитов (отшельников) возникают первые монастыри — общи­ны монахов, соблюдающих определенный устав и подчиняющихся аббату (настоятелю). Устав регламентировал распорядок дня, быт и богослужение в монастыре. Конституирование монашества было вызвано численным ростом христианской общины, начиная с III в. Один из крупнейших западных отцов монашества Иоанн Кассиан (ум. в 435) подчеркивал: «Монах должен в первую очередь бе­жать от епископа и женщины». Эта парадоксальная формулиров­ка раскрывает взаимоотношения аскета и общины, во главе кото­рой стоит епископ. Для аскета пребывание в разросшейся общине или выполнение каких-либо богослужебных обязанностей озна­чало отвлечение от трудов веры, от стези индивидуального спасения. Но в V в. монастырь оказался в подчинении епископа диоцеза. Впоследствии на Западе с ростом самосознания мо­нашества эта зависимость стала причиной острых конфликтов с епископатом.

Монашество появилось в III в. в Египте, затем в Палестине и Сирии. На Западе оно известно со второй половины IV в. Древ­нейшие монастыри были основаны в Аквитании св. Мартином Гурским, однако, они представляли скорее колонии отшельни­ков-энтузиастов, жизнь которых была слабо регламентирована. Иной тип монастыря складывается в юго-восточной Галлии. Около 400 г. близ Канн возник монастырь Лерин, ставший центром целой монашеской «республики» по течению Роны. Именно в Лерине скорее всего берет начало магистральное направление западного монашества, которое обрело завершенные формы в уставе св. Бе­недикта. В 530 г. св. Бенедикт из Нурсии (ок. 480/490—555/560) основал на Монте Кассино близ Неаполя монастырь. В основе его устава лежало более древнее правило, предположительно связанное с кругом Лерина.

Бенедикт определял монастырь как «школу служения Господу», где основой жизни монахов должно стать безграничное послуша­ние учителю — аббату, «викарию Христа». С послушания начина­ется воспитание смирения, высшей смысл которого в растворе­нии своей воли в воле Бога. Потому-то Бенедикт и считал общи­ну монахов с ее строгой дисциплиной, неусыпным контролем и системой наказаний кратчайшим путем к Богу. Вступив в общи­ну, монах не только отрекается от мира, но приносит обет послу­шания и оседлости: ворота навсегда закрываются за ним. С тем чтобы исключить всякое проявление индивидуальной воли, Бе­недикт последовательно проводит в уставе идею общежитийности: монахи спят, питаются, читают и работают вместе. Он даже устранил индивидуальную молитву монахов из общего богослу­жения: уста всех братьев произносили одни и те же слова. Наряду с молитвой важным занятием братии должен был стать физичес­кий труд. Праздность Бенедикт считал вредной для души. Однако он не требовал от своих монахов измождения плоти ни трудом, ни постами, во всем придерживаясь умеренности.

Распространение устава св. Бенедикта в Европе заняло несколько столетий. Широкую известность принесли ему ирландские мис­сионеры, появившиеся на континенте в конце VI—VII в. Ирланд­ское монашество, возникшее в V—VI вв., отличалось глубоким своеобразием. В Ирландии, где города еще только начинали скла­дываться, епископат, не обладавший светской властью, оказался значительно слабее монастырей. Там, собственно, сложилась мо­настырская церковь. Только монастыри осуществляли пастырское служение, а аббаты или аббатиссы сами назначали епископов или митрополитов. Свой авторитет монастыри во многом заслужили невероятной строгостью аскезы. Одной из ее форм стало палом­ничество Христа ради. Ирландские монахи словно принимали добровольное изгнание, отлучение от родины. Так в конце VI в. в Галлию прибыл св. Колумбан. Под воздействием его проповеди франкская знать устремилась в монастыри, ранее бывшие лишь убежищем галло-римлян; число монастырей в Галлии возросло более чем в два раза. Колумбан добивался полной правовой неза­висимости своих обителей от власти епископа.

В монастырях Колумбана стало распространяться так называе­мое смешенное правило, основывавшееся как на ирландских тра­дициях, так и на уставе св. Бенедикта. Его Колумбан, возможно, получил из Рима от папы Григория Великого, написавшего в конце VI в. житие Бенедикта. С тех пор устав св. Бенедикта стал вос­приниматься в Европе прежде всего как римский, хотя собствен­но в самом Риме бенедиктинцы появились лишь в X в.

Следующим этапом в распространении устава св. Бенедикта стала деятельность англосаксонских миссионеров на континенте в пер­вой половине VIII в. В связи с подчинением английской церкви Риму устав, освященный именем папы Григория Великого, уже с конца VII в. преобладал в английских монастырях. Но наряду с посланцами из Рима в Англии действовали также ирландские миссионеры, привнесшие сюда собственные аскетические пред­ставления. Английский епископат, созданный Григорием Вели­ким, не был поглощен монастырями, однако, господствовало убеж­дение, что как епископы, так и священники обязаны вести мона­шеский образ жизни: лишь «чистые руки» могут прикоснуться к святому причастию.

Усилиями ирландцев, а затем и англосаксонских миссионеров монашество в силу своего высокого морального авторитета зани­мает совершенно особое положение в Западной Европе. Именно оно становится на долгие века инициатором всевозможных об­щецерковных реформ, интенсивно воздействует на массовое со­знание и повседневную жизнь паствы. Островные миссионеры добивались чистоты клира (духовенства), требовали от него мо­нашеского обета безбрачия (целибат), ранее не всегда исполняв­шегося даже епископами. Под непосредственным влиянием англо­саксов к первой четверти IX в. клир разделился на регулярный, живущий общиной и по монашескому уставу, и секулярный, т.е. исполняющий лишь обычные требования церковного права. Если часть клира в результате деятельности миссионеров постепенно сближалась с монашеством, то и монахи под влиянием ирландских традиций принимали священнический сан, позволявший им самостоятельно отправлять таинства.

Деятельность англосаксонских миссионеров на континенте увен­чалась в середине VIII в. законодательным утверждением устава св. Бенедикта во всех монастырях франкского королевства. Одна­ко в силу разности местных условий, противоречий самого устава в монастырях складывались или продолжали существовать обы­чаи, дополнявшие или разъяснявшие правило св. Бенедикта. Со­ветник Людовика Благочестивого св. Бенедикт Анианский (ум. в 821), сознавая необходимость приспособить устав к северным реа­лиям и сложившимся в монастырях традициям, в первой четвер­ти IX в. ввел единый и обязательный для всех монастырей обы­чай. Этот своего рода расширенный устав, св. Бенедикта позво­лил находить приемлемые, с учетом местных традиций, формы монашеской жизни и одновременно обеспечивал единство мона­шества в духе бенедиктинства. Вплоть до XII в. не новые уставы, а именно письменные «обычаи» являлись инструментами мона­шеских реформ, ужесточения монашеской аскезы.

Англосаксонские миссионеры на континенте. Англосаксонские пилигримы (странники), как и ирландцы, «Христа ради» отпра­вились в конце VII в. на Нижний Рейн, к язычникам-фризам. В первой половине VIII в. в Германии, прежде всего в языческих Гессене и Тюрингии, разворачивается деятельность св. Бонифа­ция из Уэссекса (ум. в 754). Алеманны на Верхнем Рейне и бавары, поселившиеся на среднем Дунае, приняли христианство еще в VII в. от ирландцев. Св. Бонифаций не ограничился только рас­пространением христианства. Он разработал программу глубоких реформ франкской церкви, осуществление которой началось в 40-е гг. VIII в. Целью этой реформы было водворение во всей франкской церкви единообразия и подчинения Риму.

Значение англосаксонской миссии для последующей истории церкви определили два обстоятельства. Во-первых, англосаксы сразу же заключили союз с Каролингами, фактически правящими в королевстве. Для Каролингов христианизация превратилась в орудие внешней экспансии и укрепления франкского господства на завоеванных территориях. Именно в эту эпоху появляется осо­бый тип христианской миссии, которая несла новую веру на острие меча. Такова позднее была и христианизация Саксонии в последней трети VIII в. Поддержка же реформаторских устремлений Бони­фация давала Каролингам возможность упрочить свое положение внутри франкского королевства. Во-вторых, англосаксы, некогда принявшие христианство из Рима, подчинили свою миссию папе. С тех пор именно папство приобрело право санкционировать и направлять миссионерскую деятельность церкви и государства. Папа руководил и реформой Бонифация. Англосаксы не только заложили фундамент Римской церкви на континенте к северу от Альп, но и способствовали сближению папства с Каролингами.

Союз Каролингов с папством. Патримоний св. Петра. Склады­вавшийся союз с папством майордом Пипин Короткий в 751 г. использовал для окончательного утверждения своей власти в ко­ролевстве франков. Папство в свою очередь рассчитывало при поддержке франков избавиться от лангобардов, подступивших к Риму, и опеки Византии. Пипин, нанеся поражение лангобар­дам, в 756 г. подарил папе земли в Средней Италии, основав та­ким образом светское государство пап — патримоний св. Петра. Это государство призвано было гарантировать независимость папы от светских властителей. Однако во второй половине VIII—IX в. патримоний св. Петра входил в состав франкского государства, правители которого взяли на себя обязанности защищать Апос­тольский Престол.

Каролинги, восприняв от св. Бонифация идею церковной ре­формы, добивались унификации всей церковной жизни на осно­ве римских обычаев. Карл Великий попросил у папы аутентич­ные римские тексты, а именно записи римской литургии, цер­ковного права, устав св. Бенедикта. Была осуществлена редакция римского перевода Библии, созданного в IV в. св. Иеронимом. Именно с IX в. Библия Иеронима постепенно становится Вульга­той, т.е. общеупотребительной.

Карл Великий считал, что лишь римские обычаи угодны Богу, а потому искоренял все локальные церковные традиции. Римские тексты тиражировались и рассылались во все концы франкской империи как образцовые. С этой целью в монастырях, по повеле­нию Карла, создавались скриптории, библиотеки и школы. Од­ним из важнейших занятий бенедиктинского монашества стано­вится с тех пор хранение и передача знаний. Большое значение имели структурные реформы церкви. Именно с Карлом Великим связано создание устойчивой сети приходов, а соответственно уг­лубление христианизации деревни. Население конкретной облас­ти прикреплялось к тому или иному храму-приходу, которому отныне оно должно было вносить десятину.

Реформы Бонифация и Каролингов создали в целом римскую церковь в Западной Европе. Лишь христиане арабской Испании (мосарабы), сохраняли особые традиции вестготской церкви. Однако на деле и римская церковь Каролингской империи не была полностью под управлением пап, но контролировалась им­ператорами.

Имперская церковь при Каролингах. Основные принципы цер­ковной политики Каролингов оформились в процессе возвыше­ния династии, начиная со второй половины VII в., и затем были приведены в систему при Карле Великом и Людовике Благочес­тивом. В борьбе с местным сепаратизмом Каролинги утверждали на епископских кафедрах своих приближенных, которые прино­сили им вассальную присягу. Важной опорой их централизаторских устремлений стали монастыри, предпочитавшие мелочной опеке местного епископа далекую власть короля. Вместе с тем, Каролинги использовали институт частной церкви, сложившийся еще в VI—VII вв. в силу как социально-экономических, так и мо­рально-религиозных факторов. Крупные франкские магнаты, стре­мясь гарантировать личное и родовое благополучие, основывали в своих владениях церкви, а позднее, под влиянием св. Колумбана, и монастыри. При этом они как верховные сюзерены сохра­няли власть над такими церквями и их имуществом.

Каролинги на землях своего домена, а затем и фиска основали множество частных монастырей, аббаты которых приносили вас­сальную присягу династии. Позднее они требовали вассальной присяги и от крупнейших епископских и всех частных монасты­рей королевства. Взамен монастыри получали комплекс привиле­гий: короли гарантировали им безопасность и покровительство, что означало правовую независимость от епископа и местных се­ньоров, а также налоговый и судебный иммунитет, которым рас­полагали еще меровингские прелаты. Именно Каролинги превра­тили монастыри в крупнейших и привилегированных землевла­дельцев Европы. В первой половине IX в. привилегии защиты и покровительства были дарованы также всем епископствам франк­ской империи.

Духовные вассалы императора обязаны были нести службу своему сюзерену, прежде всего военную. Каролинги требовали от абба­тов и епископов в обмен на привилегии испомещать на своих комлях воинов-вассалов и по приказу императора являться во главе иооруженного отряда. Войско Каролингов на 2/3, а порою и на 3/4 состояло из присланных духовными вассалами воинов. Кроме того, духовные вассалы должны были молиться за благополучие империи, помогать сюзерену советом, принимать у себя двор, вносить различные денежные отчисления и т.д. Сосредоточение в руках епископов и аббатов обширных светских полномочий, вплоть до вынесения судебных приговоров или участие в войне, потре­бовало учреждения должности фогта (защитника) при прелатах-иммунистах. Фогт был правомочен судить и командовать войском прелата.

Таким образом, при Каролингах складывается система импер­ской церкви, основывающаяся на принципе вассально-ленной за­висимости духовных иерархов от императора. Эта была уже фео­дальная церковь в отличие от имперской церкви Константина Великого и его преемников IV—V вв. В обосновании своей власти над церковью Каролинги, в особенности начиная с правления Карла Великого, развивали теорию сакральности королевского и императорского сана, практически отождествляя монарха со свя­щеннослужителем. Это выражалось уже в акте помазания на цар­ство, которое впервые принял Пипин Короткий. Как наместник Бога на земле, монарх является защитником и одновременно уп­равителем церкви, а также проповедником истинного христиан­ства. Папе же и клиру надлежало лишь молиться о даровании верховному государю удачи. Каролинги пользовались исключи­тельным правом созывать общеимперские синоды духовенства, лично вмешивались в решение догматических и богослужебных вопросов. Клир их домовой церкви — капеллы — фактически выполнял функции правительства франкской империи. Офици­ально в обязанности капелланов входило хранение главной рели­квии франкского королевства — плаща св. Мартина Турского, именовавшегося по латыни «сарра» и давшего название самому институту. Из числа капелланов рекрутировались имперские аб­баты и епископы, лично преданные династии.

Папство во второй половине IX — середине XI в. Реформы Бо­нифация и Каролингов закрепили авторитет папства в Западной Европе. Однако папам тогда еще не удалось выработать действен­ные механизмы управления церковью, подвластной светским пра­вителям. Вместе с тем, теократические притязания императоров привели уже в 30-е гг. IX в. к первым столкновениям с римским епископом, игравшим на противоречиях в семье Каролингов. Еще в середине VIII в. в Риме возникла подложная грамота — Кон­стантинов дар, согласно которой Константин Великий передал папе, якобы законному преемнику цезарей на Западе, знаки им­ператорской власти и право короновать светских государей. Эта фальшивка распространилась в Европе в IX в. и свидетельствова­ла об оформлении притязаний папства на верховную светскую власть. После Верденского раздела 843 г. гарантией статуса импе­ратора — теперь лишь одного из трех франкских государей - являлось исключительно владение Римом и акт коронации в со­боре св. Петра.

Именно тогда за папами окончательно закрепляется право ко­ронации римских императоров (ранее этот титул главным обра­зом передавался по наследству). Опираясь на возросший престиж, папство присвоило себе положение арбитра в спорах между Каролингами. А с пресечением линии Лотаря оно фактически ре­шало, кому из каролингских отпрысков вручить императорскую корону. Этот успех оказался, однако, иллюзорным.

Во второй половине IX в. с усилением центробежных тенден­ций реальная власть в империи Каролингов все более сосредота­чивалась в руках могущественных кланов знати. К концу IX в. папство также оказалось под контролем итальянских магнатов и римской аристократии, а императорская корона стала своего рода разменной монетой во взаимоотношениях Рима с теми или ины­ми сеньорами Апеннинского полуострова. Период с конца IX и до середины XI в. называют темным столетием в истории папства. В эти годы больше половины пап закончили свою жизнь в изгнании, в тюрьме или были убиты. Восстановление империи в 962 г. Оттоном Великим в целом лишь ненамного ослабило зави­симость папы от римской и итальянской аристократии. Политика же Оттона III, пытавшегося возродить величие Рима как полити­ческого и духовного центра христианского универсума, закончи­лась неудачей. Кругозор папства «темного столетия» провинцианизируется, у него отсутствует какая-либо цельная политика в отношениях с заальпийской церковью, светской властью и Византией. Папы, моральный облик которых в большинстве случаев оставлял желать лучшего, активно вмешивались в борьбу различ­ных группировок римской знати, отдавались заботам по управле­нию своими земельными владениями. Нередко папам приходилось лично и с оружием в руках противостоять арабам, а в начале XI в. еще и византийцам.

Церковь в конце IX — начале XI в. С распадом Каролингской империи было утрачено духовное и политическое единство цер­кви, достигнутое на основе универсалистской политики Каролингов. В конце IX—X в. церковь переживала глубокий упадок, чему немало содействовали разрушительные набеги норманнов, ара­бов и венгров.

Наиболее острые формы кризис церковной жизни принял в За­падно-Франкском королевстве, Лотарингии и Италии, где интен­сивные процессы феодализации привели к появлению множества политических образований, широкому распространению «права частной церкви». Повсеместной стала торговля духовными долж­ностями, открывавшими путь к обширным земельным владениям и значительным властным полномочиям. Такую практику в цер­кви именовали симонией (от евангельского персонажа Симона Волхва, желавшего купить «дары Святого Духа»). Рост влияния мирян в церкви привел к постепенной порче нравов монашества и духовенства, к обмирщению церкви: и клирики и даже монахи подражали в быту сеньорам, зачастую обзаводились семьями и конкубинами, передавая церковное имущество по наследству.

Иначе складывалась судьба церкви в Восточно-Франкском ко­ролевстве, где феодализация протекала более замедленными тем­пами и явления, характерные для западно-франкской и итальян­ской церкви, были выражены менее отчетливо. Упадок церков­ной жизни оказался здесь кратковременным. Оттон I, подчеркивая преемственность своей власти от Каролингов, видел в церкви важ­нейшую опору государства. К началу XI в. в германских землях оформляется система имперской церкви. (см. гл. 6).

Как и при Каролингах, христианизация соседних языческих народов становится частью экспансионистской политики герман­ских императоров. В X в. усилиями германских миссионеров хрис­тианство утверждается в Чехии, Польше и Венгрии. Тогда же на­чалась насильственная христианизация славянских племен меж­дуречья Эльбы и Одера, продолжавшаяся вплоть до XIII в. В X в. немецкие миссионеры дали импульс распространению христиан­ства в Скандинавии. Таким образом, к началу II тысячелетия хрис­тианство утвердилось на всей территории Западной, Централь­ной и Восточной Европы, исключая лишь Прибалтику, а также часть Испании и Сицилию, занятые арабами.