Шестой послеатлантический культурный период

Из лекции 15 июня 1915 г. в Дюссельдорфе. С А 159/160. — Три основные черты культуры шестого послеатлантического периода

...Сейчас в человеческом сообществе пока еще не существует того, что будет свойственно тем людям в шестом культурном периоде, которые будут признаны достигшими цели шестого культурного периода, а не останутся позади, то есть не тем, кто в шестом культурном периоде будут считаться дикарями или варварами. Одной из важнейших характерных черт этих обитателей земли в шестом культурном периоде, то есть тех, кто тогда будет находиться на высоте культуры, будет одна характерная моральная черта. Эта характерная черта ныне в людях еще мало заметна. Сегодня человек уже должен быть тоньше организован, чтобы испытывать душевную боль, когда ему приходиться видеть, что другим людям, находящимся в мире за пределами его собственной жизни, приходится хуже, чем ему. Конечно, натуры, тоньше организованные, уже и сегодня испытывают те страдания, которые выпадают на долю многих людей, но это именно более тонко организованные натуры.

В шестом культурном периоде люди, которые будут стоять на высоте этой культуры, будут испытывать не только чувство, которое мы сегодня испытываем как боль за нужду, страдания, за нищету, распространенные в мире; но тогда человек, который будет стоять на высоте культуры шестого послеатлантического культурного периода, будет чувствовать каждое чужое страдание своим собственным. Видя голодного, он физически будет чувствовать голод так живо, что этот голод другого будет для него непереносим. То, на что этим указывается, — то, что в шестом культурном периоде больше не будет того, что еще возможно в пятом, что в шестом культурном периоде, напротив, благополучие отдельного человека будет полностью зависеть от благополучия всех, — это одна характерная моральная черта. Подобно тому, как благополучие отдельного члена человеческого тела зависит от здоровья всего тела, а если весь человек нездоров, то и отдельный член не способен выполнять ту или иную функцию, так и в шестом культурном периоде общая жизнь охватит цивилизованную, культурную часть человечества, а отдельный человек, подобно члену целого организма, будет в гораздо более высокой степени сопереживать чужие страдания и невзгоды, всю бедность или богатство других. Такова первая, преимущественно моральная черта, которая будет характеризовать цивилизованное человечество шестого культурного периода.

Вторая основная черта будет состоять в том, что все, называемое нами сегодня достоянием веры, будет в гораздо большей степени, чем это имеет место теперь, зависеть от индивидуальности отдельного человека. Духовная наука описывает это так, что во всякой религиозной области в шестом культурном периоде людей охватит полная свобода мысли и потребность в свободе мысли, так что все, во что человек хочет веровать, в чем человек будет убежден религиозно, будет предоставлено его индивидуальности. Связь людей по вере, которая сегодня еще так часто встречается, связь согласно вероисповеданию, различнейшим образом представленная в отдельных человеческих сообществах, уже не будет господствовать в цивилизованной части человечества шестого культурного периода. Каждый будет чувствовать необходимым достоянием людей полную свободу мысли в области религии.

Третьим же будет то, что в шестом культурном периоде люди будут почитать знаниями вообще только такие знания, которые направлены на познание духовного, познание того, что в мире простерто духовное и что душам людей надлежит соединяться с духовным. То, что ныне называют наукой и что в качестве таковой несет материалистическую окраску, в шестом культурном периоде вовсе не будет считаться наукой. На это будут смотреть как на старый предрассудок, свойственный, быть может, лишь тем, кто отстал на ступени пятого, на то время уже пройденного культурного периода. Сегодня мы считаем старым предрассудком, скажем, когда неф думает, будто от его тела после смерти нельзя отделять ни одного члена, так как тогда он не смог бы войти целым человеком в духовный мир. Негр еще связывает идею бессмертия с чистым материализмом, с представлением, будто в духовный мир должен войти некий отпечаток всей его телесной формы. Подобно тому, как он верит в бессмертие, но мыслит, в сущности, материалистически, тогда как мы, — зная из нашей духовной науки, что надо отличать духовное от телесного и что в сверхчувственный мир входит только духовное, — должны смотреть на такую материалистическую идею бессмертия как на предрассудок, так и всякая материалистическая вера, даже в науку, будет в шестом послеатлантическом культурном периоде старым предрассудком. А наукой вполне естественно для людей будет только то, что, как говорит духовная наука, имеет своей основой пневматологию, духовное.

Вы видите, наша духовная наука целиком обращена на подготовку для шестого культурного периода только что названных вещей. Чтобы преодолеть материализм, чтобы подготовить то, что должно стать наукой в шестом культурном периоде, мы стараемся заниматься духовной наукой. Мы основываем человеческие сообщества, где совсем нет места вере в какой-либо авторитет, признанию какого-либо учения только потому, что оно дается тем или иным лицом. Мы основываем сообщества, где все, все должно строиться на свободном согласии души с учением. Тем самым мы подготавливаем то, что духовная наука называет свободой мысли. А объединяясь в братские союзы для занятий нашей духовной наукой, мы подготавливаем то, что как культура, как цивилизация должно будет пронизать шестой послеатлантический культурный период.

Но мы должны еще глубже вглядеться в ход развития человечества, если хотим вполне понять, о чем, собственно, идет речь в наших братских союзах. В первом послеатлантическом культурном периоде в сообществах, которые тогда имели свой мистериальный характер, тоже занимались тем, что воцарилось затем во втором культурном периоде. Иначе говоря, в особых объединениях первого послеатлантического, древнеиндийского культурного периода люди уже занимались тем, что затем должно было воцариться в виде культуры астрального тела. Нас завело бы слишком далеко, пожелай мы сегодня описать, что именно вырабатывалось в этих особых объединениях древней Индии, в отличие от того, чем была внешняя древнеиндийская культура, с тем, чтобы подготовить древнеперсидскую культурную эпоху. Но необходимо сказать, что когда эти люди древнеиндийского культурного периода соединялись, чтобы подготавливать то, что должно было быть подготовлено для второго культурного периода, они чувствовали: оно еще не достигнуто, оно еще не при нас, — то, что будет при нас, когда наши души будут воплощены в следующем культурном периоде; оно еще словно парит над нами. — Так же обстоит дело и сейчас. В этом первом культурном периоде над душами еще парило то, что во втором должно было, можно сказать, сойти с неба на землю. И работа строилась так, что благодаря той работе, которую люди в более узких союзах, в мистериальных объединениях выполняли на земле, духи высших Иерархий получали восходящие вверх силы, посредством которых они могли развить то, что должно было нистекать в души людей во втором, древнеперсидском культурном периоде в качестве содержания астрального тела. Можно сказать, подобными малым детям были они еще, те силы, которые, подросши, нисходили затем в души, воплощенные в древнеперсидских телах. Вверху, в духовных мирах получали они от человеческой работы силы, которые текли снизу вверх, подготавливая следующий культурный период, и благодаря этим силам взлелеива-лись силы, которые должны были затем течь вниз. И так должно быть в каждом последующем культурном периоде.

В нашем культурном периоде мы должны сознавать следующее. — То, что в нас выработалось благодаря обычной цивилизации, благодаря обычной культуре, — это душа сознательная; это то, что как наука, как внешнее материалистическое сознание начало охватывать людей с XIV, XV, XVI веков, что будет распространяться все дальше и дальше и что вполне разовьется по истечении пятого культурного периода, до конца пятого культурного периода. То же, что должно будет охватить шестой культурный период, — это Самодух. Тогда Самодух должен будет сам развиться в душах, как ныне развивается душа сознательная. Но особенность Самодуха — в том, что он предполагает в душах людей те три характерных черты, о которых я говорил, то есть, — как гласит духовная наука, — основанную на братстве социальную жизнь, свободу мысли и пневматологию. Человеческое сообщество, в котором Самодух будет развиваться так, как в пятом послеатлантическом культурном периоде душа сознательная развивается благодаря внешней культуре в наших душах, будет нуждаться именно в этих характерных чертах. Поэтому мы вправе представлять себе, что благодаря тому, что мы братски соединяемся в рабочих группах, над нашей работой незримо парит как бы дитя тех сил, которые суть силы Самодуха, лелеемого существами высоких Иерархий, чтобы он мог затем ни-стечь в наши души, когда они снова будут здесь в шестом культурном периоде. В наших братских рабочих группах мы выполняем работу, которая течет вверх к подготавливающим Самодух силам.

Из лекции 30 мая 1908 г. в Гамбурге. GA 103. — Общая мудрость шестой культурной эпохи

...Если же мы переведем взгляд далее, мы узрим в духе еще нечто иное. Там в следующей культурной эпохе человек поднимается к Манасу или Самодуху. Это будет время, когда люди в гораздо более высокой степени, чем сегодня, будут обладать общей мудростью, будут так сказать погружены в общую мудрость. Это будет начинаться с того, что люди почувствуют, что самое неотъемлемое в человеке есть в то же время и самое общезначимое. То, что ныне принимают за индивидуальное достояние человека, не является еще индивидуальным достоянием высокого порядка. Сегодня с индивидуальностью, с личностью человека еще в высокой степени связано то, что люди спорят, что люди имеют разные мнения и утверждают: если бы нельзя было иметь разных мнений, то не было бы и самостоятельных людей; именно в стремлении быть самостоятельными людьми они должны приходить к разным мнениям. — Однако это точка зрения второго порядка. Наиболее миролюбивыми и гармоничными люди станут, когда отдельный человек сделается наиболее индивидуальным. Отличающиеся друг от друга мнения будут существовать, пока люди еще не осеняются Само-духом. Эти мнения еще не переживаются в наиболее внутреннем истинном существе человека.

Ныне существуют лишь некоторые предвестия вещей, ощущаемых в истинном внутреннем существе человека. Это математические и геометрические истины. За или против них нельзя проголосовать. Если бы даже миллион человек сказал вам, что 2 х 2 = 5, а вы сами в своем внутреннем существе видите, что это 4, то вы это знаете, и вы знаете также, что другие, должно быть, заблуждаются; так же, как когда кто-нибудь бы утверждал, что три угла треугольника не составляют 180 градусов.

Культура Манаса наступит, когда в окрепшем индивидуальном, личном существе человека станут все больше ощущаться источники истины и когда в то же время то, что переживается как высшая истина, будет совпадать у людей подобно математическим истинам. В последних люди сходятся уже в настоящее время, потому что это самые тривиальные истины. Об остальных истинах люди спорят не потому, что об одних и тех же вещах возможны два разных правильных мнения, а потому что люди еще не настолько продвинуты, чтобы все это понимать и преодолевать в личных симпатиях и антипатиях то, что их разделяет. Если бы в простых математических истинах принималось во внимание еще и личное мнение, то может быть многие домашние хозяйки высказались бы за то, что 2 х 2 = 5, а не 4. Для того, кто глубже взирает в природу вещей, спорить об их более высокой природе невозможно, есть лишь возможность дорасти до них. Тогда истина, найденная в одной душе, в точности совпадет с истиной, найденной в другой, и тут уже больше нет места для спора. Это — залог истинного мира и истинного братства, потому что есть только одна истина и она действительно имеет нечто общее с духовным Солнцем. Подумайте только, насколько отдельные растения растут одним порядком; каждое тянется к Солнцу, а ведь существует лишь одно Солнце. Так и тогда, когда в течение шестой культурной эпохи Самодух войдет в человека, появится действительно духовное Солнце, к которому склонятся все люди и в котором они все будут согласны между собой. Такова великая перспектива, открывающаяся нам на шестую эпоху. В седьмой эпохе в наше развитие определенным образом войдет Жизнедух, или Буддхи.

Все это — отдаленное будущее, в которое мы можем бросить взгляд только в предчувствии. Ныне же мы ясно представляем себе: это будет весьма важная культурная эпоха, — шестая, ибо благодаря общей мудрости она принесет мир и братство. Мир и братство она принесет благодаря тому, что тогда не только к отдельным избранникам, но к находящейся в нормальном развитии части людей спустится высшее Я, сначала в своей низшей форме, в качестве Самодуха, или Манаса. Тогда произойдет соединение постепенно развившегося человеческого Я с высшим, с объединяющим Я. Мы можем назвать это духовным браком, и в христианской эзотерике так и называли всегда это соединение человеческого Я с Манасом, или Самодухом. Но в мире все глубоко связано между собой, и человек не может сам протянуть руку и привлечь к себе этот Манас, или Самодух; он еще должен будет достигнуть гораздо более высоких ступеней развития, чтобы суметь помочь себе в этих вещах.

Из лекции 9 января 1912 г. в Мюнхене. GA 130. — Действие Самодуха в человеческой душе в шестой культурной эпохе

...В определенном отношении существует глубокое родство между Я человека и тремя членами его душевной природы — душой ощущающей, душой рассудочной, или душой характера, и душой сознательной. Преимущественно в этих трех членах живет своей внутренней жизнью человеческое Я, и наиболее внутренне оно живет, — и как раз в нашей пятой послеатлантической культурной эпохе будет жить, — в душе сознательной, потому что в душе сознательной, так сказать, без помех со стороны других членов, может выразиться чистое Я. Да, в наше время мы живем в такую эпоху, когда это Я имеет особое, великое призвание развивать себя, строить на своей собственной основе.

Если же мы бросим взгляд в будущее на то, что за этим последует, если мы скажем, что в ближайшей, шестой послеатлантической культурной эпохе человек будет развивать Самодух, или Манас, то мы узнаем, что Самодух, или Манас, лежит, собственно, уже над сферой Я. И, в сущности, в этом позднейшем будущем человек не сможет развивать Самодух собственными силами, но тогда ему, — если он будет развивать свой Самодух, — должно будет определенным образом помогать то, что притекает к земле благодаря силам высших существ. В развитии своего Я человек доходит только до того, что может развиться на своей собственной основе, только до души сознательной. Однако это развитие не было бы закончено, если бы человек в определенном отношении не предупредил того, что достигнет своего правильного, своего полного, своего самостоятельного развития лишь на Юпитере, в следующем воплощении нашей планеты. До конца же земного развития человек должен был бы развивать свое Я. Возможность осуществлять это развитие он имеет в душе ощущающей, рассудочной и сознательной. Но настоящий Самодух должен стать человеческим достоянием лишь на позднейшем Юпитере. Там он должен стать настоящим достоянием человека. По отношению к Самодуху человек на Юпитере будет находиться в том же положении, как на Земле по отношению к своему Я. Стало быть, если человек уже в земную эпоху и развивает Самодух, то по отношению к этому Самодуху он не может быть в том же положении, в каком он находится к своему Я. О нашем Я мы говорим, что это мы сами, что это поистине мы. Когда же в ближайшей эпохе, в шестой послеатлантической эпохе, будет выявляться Самодух, то мы не сможем обращаться к этому Самодуху как к нашему Я, но будем говорить: вот, наше Я развилось до определенной ступени, так что в него как бы из высших миров наподобие ангельского существа, которым не являемся мы сами, которое светит в нас и владеет нами, может светить наш Самодух. — Так будет являться нам Самодух. И только на Юпитере он явится так, что будет нашим собственным существом наподобие нашего Я. Так движется человеческое развитие.

Итак, в следующей, в шестой послеатлантической культурной эпохе мы будем чувствовать себя как бы влекомыми вверх к чему-то, что светит внутрь нас. Мы не будем говорить, что Самодух находится в нас, но скажем: я участвую в существе, которое из верхних миров светит в меня, которое ведет и направляет меня, которое по милости более высоких существ стало моим вожатым! — То, что причитается нам в собственность лишь на Юпитере, мы будем чувствовать наподобие вожатого, который светит в нас из высших миров. И так же будет позднее с Жизнедухом, или Буддхи, с Духочеловеком и так далее. Так что настанет время, когда человек будет говорить о себе совершенно иначе, нежели он говорит теперь. Как человек говорит о себе ныне, если он говорит о себе в духовнонаучном смысле? Он говорит: у меня есть три оболочки, мое физическое тело, мое эфирное, или жизненное, тело и мое астральное тело; в них я имею мое Я, собственно земное достояние, развивающееся внутри трех этих оболочек; эти три оболочки — как бы моя низшая природа, я вырос из них, я взираю на эту мою низшую природу и вижу в ней, чем стало мое Я, мое изначальное, мое собственное существо, которое должно все больше и больше расти, все больше и больше развиваться.

В будущем человек должен будет говорить иначе. Тогда он скажет: я имею не только мою низшую природу и мое Я, но и высшую природу, к которой я обращаю взгляд как к чему-то, что находится при мне подобно моим оболочкам, которые я имею из прошлого. — Следовательно, в будущем человек будет чувствовать себя поставленным, так сказать, посередине между своей низшей и высшей природой. Низшую природу он знает уже теперь, высшая же будет являться ему в будущем стоящей над ним точно так, как сейчас низшая — под ним. Так что мы можем сказать, что во время земного развития человек растет от своей четвертой к своей пятой, шестой, седьмой основной части. Но эти пятая, шестая, седьмая основные части не станут его непосредственным достоянием во время собственно земного развития, они будут чем-то, к чему он может подняться лишь постепенно.

Из лекции 9 июля 1918 г. в Берлине. GA 181. — Выявление Самодуха в его отношении к человеческому мышлению

...Этот европейский Восток будет постепенно, — правда, в еще не слишком близком будущем, — порождать людей, которые разовьют также способность обзора повторных земных жизней, но иначе, чем я это описывал применительно к Западу. На Западе будет развиваться своего рода борьба против повторных земных жизней; на Востоке же будет иметь место признание, принятие истины о повторных земных жизнях. На этом Востоке будет страстное стремление воспитывать души людей так, чтобы обращать их внимание не только на то, что живет в них между рождением и смертью, но и на то, что идет от одной земной жизни к другой. При воспитании будут указывать на некоторые вещи, которые особенно сильно будут переживать именно эти восточные люди. Уже детям будут указывать на то, что в человеке есть нечто, что можно почувствовать, ощутить и что не исчерпывается жизнью тела. В воспитательных целях старший будет объяснять младшему следующее. Ему будут говорить: вникни разок, что ты чувствуешь у себя в душе. — Этот вопрос будет формулироваться там на самые разные лады, и младший будет приходить к следующему: «Я чувствую, что там что-то есть, что что-то вошло в мое тело, что оно бывало на земле и прежде, проходило через смерть и позже будет приходить снова; но это очень смутное чувство». — «Постарайся выяснить, как относится это смутное чувство к твоей остальной душевной жизни», — так будет пытаться далее подступиться к этому младшему воспитатель. И под влиянием по-разному формулируемых вопросов, — тогда уж подберут правильные, — младший будет вникать все глубже и скажет: «То, что я тут чувствую, то, что будет жить все снова и снова, — это что-то такое, что разрушает мое мышление; оно не хочет позволить мне мыслить, оно хочет умертвить мои мысли». — И это будет очень важное чувство, оно будет всплывать и будет воспитываться, но при этом будет для людей Востока чем-то естественным. Они будут приобретать чувство, что в них находится нечто, что идет от одной жизни к другой, но что отнимает у них как земных людей их мышление, оглушает его, опустошает, умерщвляет. «Я не могу как следует мыслить, мое мышление становится тупым именно тогда, когда я чувствую нечто более глубокое в моем человеческом существе; это более глубокое во мне погребает мое мышление; я чувствую в себе нечто, составляющее мою вечную часть, но я чувствую, что это почти внутренний убийца моих мыслей».

Вот какое это будет чувство. Среди всевозможных психически чрезвычайно интересных вещей, какие мир еще будет переживать принесенными с Востока, будет и это. И мне кажется, что те, кто рассматривал Восток только в аспекте его искусства и литературы, увидят, что такие вещи, собственно, уже возвещали о себе. Не так уж далеко находишься от такого возвещения в произведениях Достоевского, где люди стремятся к лучшему, совершеннейшему, что в них есть, но когда они его достигают, они чувствуют что-то вроде внутреннего убийцы, внутреннего могильщика их мыслей. И это потому, что там душа сознательная должна изживаться в совершенно особой форме, а из всех членов человеческой душевной жизни она, как я уже излагал в иных случаях, более всего связана с землей. И поскольку дело идет к будущему, а душа чувствует способность к ощущению повторных земных жизней, она не будет чувствовать так, как чувствовали в дохристианские времена, например, в древней Греции, где душу ощущающую видели еще во всех ее живых проявлениях; нет, тут далее душу рассудка, или характера, постепенно почувствуют как нечто, что лежит несколько позади и что непосредственно умерщвляет мысли.

И воспитание будет идти дальше. Эти души себе самим будут казаться внутренней могилой их собственного существа, но могилой, которой приготовляется место откровению духовного мира, и это станет следующим чувством, которое я теперь охарактеризовал бы так. Души будут говорить себе: «Когда я как следует чувствую мое вечное существо, которое идет от одной земной жизни к другой, то получается так, будто оно умерщвляет всякое мое мыслительное усилие; мое мышление устраняется, но зато над могилой моих собственных мыслей изливается и простирается мышление Богов». — Самодух приближается, душа сознательная ложится в могилу и таким образом выявляется Самодух. — Теперь я описываю уже не просто схематически: сперва душа сознательная, затем Самодух, — нет, я хочу ввести вас внутрь человеческой души, какой она будет, когда Я постепенно будет ощущать переход от души сознательной к Самодуху. Я хочу показать, каким образом это будет начинаться на Востоке и как там будут ощущать: вечное существо человека стало на земле таким, — а с четвертой, греко-латинской эпохи оно стало спускаться вниз, — стало таким, что развивающееся у человека обыкновенное мышление встречает в человеке препятствия со стороны вечного; человек становится пустым, но пустым он становится не напрасно, — в пустоту постепенно вступает новое духовное откровение и поначалу в такой форме, что распространяется в душе как Самодух.

Такие вещи не совершаются без серьезного внутреннего драматизма, душевного трагизма. Именно на Востоке бесчисленные люди будут испытывать глубокий внутренний трагизм, глубокое внутреннее душевное страдание оттого, что будут иметь чувство: «Мой внутренний человек умерщвляет мои мысли». — И людей будет охватывать некоторая усталость, некоторое отупение, потому что именно то, что они чувствуют идеалом, чего ждут, на первых порах не приносит им какого-либо освобождения, а скорее несет нечто вроде отупения, умерщвления, внутренней усталости.

Для того, чтобы смотреть на эти вещи объективно, смотреть с пониманием, умея ориентироваться в них, для этого, собственно, и существует среднеевропейская часть человечества. И она исполнит свою задачу, только действительно взирая на эти вещи.

Из лекции 29 марта 1919 г. в Дорнахе. GА 190. — Инспирация как основа деятельности познания в шестом культурном периоде

...Мы живем в пятом послеатлантическом периоде; за ним последует шестой, а за этим последним — седьмой. Будучи земным человечеством, мы доныне, — а как вы видели вчера, даже в аспекте развития языка, — развили определенную склонность к абстрактному мышлению, к безобразному мышлению. Однако то, что должно быть развито прежде, чем этот пятый послеатлантический период подойдет к своему концу, есть способность к образному представлению, имагинации. И специальная задача этого пятого послеатлантического периода заключается в том, чтобы развить в человечестве дар имагинации. Не спутайте, пожалуйста, то, что я сейчас излагаю, с теми вещами, которые находятся в книге «Как достигнуть познаний высших миров?». В этой книге речь идет об отдельном человеке, об индивидууме. Это предмет эзотерического развития отдельного человека. То, о чем я говорю теперь, есть социальная жизнь народов. Гений народа развивает имагинацию. Свою собственную имагинацию для своего эзотерического развития, ее каждый может искать сам по себе; Гений же народа развивает имагинацию, из которой должна последовать общая духовная культура будущего. Имагинативная духовная культура должна развиться в будущем. Сегодня мы имеем как бы кульминационный пункт абстрактной духовной культуры, духовной культуры, которая везде стремится к абстракции; из нее должна развиться духовная культура с образными представлениями. Наша культура должна быть как бы проникнута тем, что будет хотеть высказываться не в абстрактных мыслях, а в таких образах, как, например, наша «[пластическая] группа» с Представителем человечества посередине, с люциферическим как одним полюсом, с ариманическим как другим. И много людей, все больше людей должно будет говорить себе: то, что касается собственно духовной жизни, не может быть выражено в абстрактных мыслях. Нельзя постоянно спрашивать об абстрактных мыслях, но надо, правильно вживаясь в человеческую душу, выражаться образами. Совместная жизнь в образах — вот то, что должно прийти.

В шестом послеатлантическом периоде должен особенно развиться род инспирации Гениев народов. А исходя из этой инспирации должны развиться правовые представления, ощущаемые как своего рода дар для земной жизни. Ведь жизнь, которая развивается в правовом государстве, как я вам недавно уже излагал, противополагается всей духовной жизни. Государственная жизнь является противоположностью всей духовной жизни. Если земная жизнь должна протекать благотворно, тогда то, что должно постепенно добиться признания как правовые принципы, должно ощущаться подобно дарам духовного мира, которые через инспирацию нисходят к Гению народа, для регулирования земной жизни, так, чтобы она регулировалась не просто человеческим произволом, а в духе великого духовного водительства. Можно было бы также сказать: именно благодаря этой инспирации, которую должен переживать Гений народа, будет скован Ариман. Иначе ариманическое начало распространилось бы по всей земле.

Последний период должен был бы развивать преимущественно интуицию. Лишь под влиянием этой интуиции сможет развиваться вся хозяйственная жизнь, насколько она как хозяйственная жизнь могла бы быть постигнута в идеале. Однако своеобразие заключается в том, что отныне эти вещи нельзя разделять так, как я это более или менее абстрактно изобразил на доске: V — имагинация, VI — инспирация, VII — интуиция.

Вполне возможно говорить о древнеиндийском периоде, древнеперсидском периоде, египетско-халдейском периоде, греко-латинском периоде как о периодах, существующих сами по себе, ограниченных сзади и спереди; в каждом из них развивается совершенно определенный род человеческой жизни. Этого уже не может быть в будущем, там культурные импульсы смешиваются. Так что то, что выступит в седьмом периоде как интуитивная жизнь, действует уже в пятом периоде, также и инспирация действует в пятом, тогда как имагинация, которая полностью не будет достигнута в пятом, может быть наверстана в более поздних периодах. Все это проходит одно сквозь другое, мы отделены друг от друга не столь строго. Человечество уже теперь нуждается в содействии тому, что должно быть достигнуто в имаги-нативной, в инспиративной жизни, в интуитивной жизни. Но то, что по времени как бы сталкивается друг с другом, внешне должно как раз разраничиваться человеком. Духовная жизнь, которая должна будет развивать преимущественно имагинации, несомые в будущее, эта духовная жизнь должна развиваться в эмансипированной духовной организации. Инспиративная жизнь, которая будет давать преимущественно правовые представления народному Гению, должна развиваться в обособленной государственной организации. А интуитивная жизнь, как бы странно это ни показалось, должна развиваться в хозяйственной жизни. Эти области должны внешне разграничиваться, о чем вам уже говорилось с разных точек зрения в лекциях.

Из лекции 23 октября 1905 г. в Берлине. СА 93. — Спиритуальная народная идея на Востоке, психическая на Западе

Мы живем в составе германских народностей, окруженные с востока славянскими, с запада — англо-американскими народностями. Те и другие, американские и славянские народности являются восходящими расами, которые должны достигнуть своей цели лишь в будущем, которые находятся лишь у начала [воплощения] своей народной идеи. Основной характер славянских народов выражается в спиритуальной предрасположенности. Попытайтесь понять славянскую культуру — и вы увидите, что она склоняется к спиритуальной культуре, что там поднимается к жизни нечто спиритуальное. Этим славянским народам пришлось сначала столкнуться с принадлежащими к Востоку народностями, с китайцами и японцами. Это остатки прежних народностей атлантов, как и вообще все монголы являются остатками поздней атлантической культуры. Они имеют астральные тела, которые уже сами склоняются к спиритуальности. С ними должны были столкнуться славянские народы.

В Америке мы имеем нечто подобное. Материализм там достиг вершины и радикально выражен во всех воззрениях народа. Это привело в новой эпохе к тому, что сам дух должен восприниматься материальным образом. В то время как у славянских народов появляются отдельные личности, которые, как Толстой, прекрасно и величественно, пытаются побуждать развитие, исходя из спиритуальной души, американский народ старается душевное и духовное охватить материальным образом. Отсюда мы находим у него сильно выраженный материальный спиритуализм и спиритизм. Однако в способе поиска как раз и заключено различие. Если вы попытаетесь увидеть духовное глазами, то оно станет психическим, и эта психическая сторона сильно развилась в Америке.

Американские народы столкнулись с иным народным элементом, который происходит из Атлантиды и наделен психическими задатками. Этот народный элемент живет в негритянских народах. Тот способ, как срастаются оба эти народа, харатерен. Психическое должно сталкиваться с психическим, спиритуальное — со спиритуальным. Так имеем мы спиритуальную народную идею на Востоке и психическую на Западе.

Мы пережили на физическом плане науку и искусство, теперь должен также вновь быть возвеличен дух. Это может произойти двояким образом: либо на спиритуальный лад, либо на психический. Первое — движение вперед, второе — отступление назад.

Из лекции 13 февраля 1915 г. в Штутгарте. CA 174b. — О познании духа в физическом окружении человека в VI культурной эпохе

В шестой культурной эпохе послеатлантического периода задача состоит прежде всего в том, чтобы постигать дух как нечто, парящее, так сказать, вокруг (in der Umgebung), нежели в себе самом [в человеке], постигать дух больше в элементарном мире, так как эта шестая культурная эпоха имеет своей задачей подготовить познание духа в физическом окружении [человека]. Это не может быть достигнуто сразу, если не сберечь старые атавистические силы, которые признают дух в его чисто элементарной жизни. Однако эти вещи не обходятся без самой ожесточенной борьбы в мире. Белое человечество еще находится на пути ко все более глубокому принятию духа в собственное существо. Желтое человечество находится на пути консервации той эпохи, когда дух ищется за пределами человечески-физической организации, только там. Но это должно повести к тому, что переход из пятой культурной эпохи в шестую культурную эпоху не сможет произойти иначе, как в ожесточенной борьбе белого человечества с цветным человечеством в самых различных областях. И то, что будет предшествовать этой борьбе, которая разыграется между белым и цветным человечеством, будет занимать мировую историю вплоть до разрешения великой борьбы между белым и цветным человечеством. Грядущие события многократно отражаются в предшествующих. Мы стоим, — если рассматривать в духовнонаучном смысле то, что мы усвоили благодаря различнейшим рассмотрениям, — перед чем-то колоссальным, чем-то, что мы в будущем сможем увидеть разыгрывающимся по необходимости.

Здесь мы имеем, с одной стороны, часть человечества с миссией так ввести дух в физическую жизнь, чтобы дух пронизал физическую жизнь во всех ее частностях. И, с другой стороны, мы имеем часть человечества, стоящую перед необходимостью некоторым образом взять на себя нисходящее развитие. Это не может происходить иначе, как если то, что действительно считает себя призванным к пронизанию телесного духовным, произведет культурные импульсы, живые импульсы, которые останутся на земле, которые не смогут исчезнуть с лица земли. Ибо то, что тогда последует — шестая, седьмая культурные эпохи — должно духовно питаться произведениями пятой, должно будет принять в себя произведения пятой культурной эпохи. Пятая культурная эпоха имеет задачей углубление внешней идеалистической жизни до спиритуальной жизни. Однако то, что должно быть завоевано идеализмом как спиритуальная жизнь, должно быть принято позже, должно жить дальше. Ибо у людей на Востоке не будет сил породить собственную продуктивную духовную жизнь, но они смогут принять в себя только то, что произведено. История должна вершиться так, что современным, несущим в себе настоящие культурные импульсы человечеством творится спиритуальная культура, которая явится настоящим историческим наследием пятой культуры, и что эта культура будет перерабатываться тем, что за ней последует.

Из лекции 7 ноября 1915 г. в Дорнахе. GA 254. — Физический облик человека шестого культурного периода как выражение его морального существа

...Мы знаем, что из странствия, которое души проходили в мире звезд, они как люди спустились на землю лишь во времена древней Атлантиды. Они вновь подыскивали себе человеческие тела, сформированные для них из материала, из субстанции Земли. И из дававшихся описаний мы знаем, насколько иными были в атлантическую эпоху эти человеческие тела. Я неоднократно обращал внимание, — и вы можете прочесть об этом также и в моих сочинениях, — что человеческое тело тогда было еще мягким, податливым, гибким, было таким, что нисходившие из небесных миров души еще могли формировать эти тела.

Допустим, какая-нибудь женщина, — или чтобы не быть односторонним, — какой-нибудь мужчина сегодня испытывает гнев, становится по-настоящему злым и набрасывается на другого со злыми намерениями. Не правда ли, это не столь уж и сильно выражается в изменении его лица, немного — да, но не столь сильно. Сегодня люди могут быть очень злы, но на их физиономии это выражается не столь сильно. Прежде, в древние атлантические времена бывало иначе. Тогда все лицо, если человек имел в мыслях что-либо злое, становилось выражением его внутреннего существа; тогда оно совершенно преображалось, так что не было бы неверным, если бы тогда сказали: он выглядит как кошка. — Человек, когда он бывал в ярости, выглядел, в самом деле, наподобие кошки или гиены. Внешний облик человека тогда еще целиком и полностью был выражением его внутреннего существа. Так что тогда человек в высокой степени был способен к превращению.

У животных эта способность к превращению была уже меньше, но тоже была; их физическое тело отвердело намного больше, чем у человека, и какое-нибудь превращение происходило совсем постепенно. Животные были способны к превращению главным образом в пределах вида, но не так, чтобы их свойства наследовались столь стереотипно, как ныне. Со времен Атлантиды в физическом теле все постепенно отвердело, я бы сказал, отлилось в твердые формы. Хотя человек ныне еще имеет возможность двигать рукой, делать на лице различные мины, но в определенном смысле форма его тела стала все-таки твердой. И вполне отвердели животные формы, которые и являют нам неподвижность своих физиономий. В такой степени это еще не имело места в древнюю атлантическую эпоху даже у животных. В общем, характеризуя человека, мы можем сказать, что сегодня его физическое тело в значительной степени застыло, но его эфирное тело еще отличается легкой подвижностью. Поэтому эфирное тело формируется еще в соответствии и с тем, чем человек является внутренне. Таким образом, когда кто-нибудь, например, обозлится, то большее значение, даже определенную реальность имеет то, что в то время как его лицо внешне складывается в некоторое подобие гиены, его эфирное тело становится просто гиеноподобным. Эфирное тело еще подвержено метаморфозе, эфирное тело еще имеет нечто, делающее его превращаемым. Но оно тоже на пути к оцепенению, как это имеет место у физического тела. Подобно тому, как физическое тело с атлантических времен к нашему пятому послеатлантическому периоду приобрело твердые формы, так и эфирное тело при переходе из пятого в шестой период получит более оцепенелые, более жесткие формы, а следствием этого, — я на это указывал в различных лекциях, — будет то, что это эфирное тело, опять-таки вступающее в физическое со своими формами, будет очень сильно давать о себе знать. Мы находимся в пятом периоде послеатлантической эпохи, затем наступит шестой, а после — седьмой период; следовательно, в шестом и седьмом периоде это эфирное тело в своей застылости будет оказывать большое влияние на физическое тело, оно сделает физическое тело своим точным отпечатком.

Это будет иметь важные последствия. Это будет иметь последствием то, что в этом шестом периоде нашего послеатлантического земного развития люди будут рождаться с совершенно определенными телами, выражающими их внутренние моральные качества. Будут встречать людей и из того, как они выглядят, будут знать: они устроены морально так или иначе. Тогда моральная физиономия будет выявлена особенно сильно, тогда как то, что означает физиономию ныне, отступит больше назад. Человек ныне в своей физиономии весьма определяется наследственностью: он выглядит похожим на своих родителей, своих предков, свой народ и так далее. В шестом периоде это не будет иметь уже никакого значения. Тогда человек будет давать своему внешнему виду отпечаток череды своих инкарнаций. Люди будут очень различаться, но они будут нести на себе четкую печать. Будут четко знать: сейчас ты встречаешь доброжелательного или недоброжелательного человека. Как ныне знают — сейчас ты встречаешь итальянца или француза, так тогда будут знать — сейчас ты встречаешь недоброжелательного или доброжелательного человека (с различными градациями). — Следовательно, в лице будет все больше и больше выражаться моральное.

Внешний облик окружающего мира тоже подвергнется в этом шестом периоде разнообразному изменению. В особенности будут вымирать те животные, которых люди сегодня особенно часто избирают и пищу. Тогда люди будут петь великую хвалебную песнь неубойному питанию и тогда в область предания отойдет, что предки в древности ели даже мясо. Конечно, вымрут не все животные, а только определенные животные формы; особенно исчезнут с лица земли те, которые приняли самые застывшие формы. Так что несколько изменится даже внешняя физиономия Земли.

Видите ли, пребывание в столь жесткой моральной физиономии, какое придет позже, станет для человека роком, настоящим роком, судьбой, выражающей все его существо! Тогда он не сможет находить в себе возможность что-либо предпринимать против этого рока, этой судьбы. Подумайте над этим трагизмом! Человек тогда должен будет действительно сказать себе: в пятом послеатлантическом периоде были материалисты, которые полагали, что если затылочная доля мозга не проходит точно над мозжечком, то человек становится преступником; тогда для этих людей это было теорией; ныне же это стало действительно так; ныне жестко сформировало то, о чем они говорили, что оно не формируемо, — эфирное тело. — Мы на самом деле идем навстречу тенденции к некоторому осуществлению теорий материалистического мировоззрения. Ныне они пока еще не стали действительностью, но мы идем навстречу действующей тенденции. Мы находимся тут у своеобразного пункта мировоззренческих тайн. Те, кто изо всех сил противились бы тому, чтобы быть пророками, суть истинные пророки, суть те, кто сегодня рассказывает: преступниками становятся потому, что затылочная доля мозга не покрывает мозжечок. — Они окажутся провозвестниками истины — так будет! Нынешние материалисты — самые зловещие пророки. Они только не хотят быть ими. Сегодня еще есть возможность посредством воспитания создавать противовес и парализовывать такое своеобразное формирование физического тела, как слишком короткая затылочная доля мозга; в шестой послеатлантической эпохе это уже не сможет иметь места, эфирные тела тогда сделаются уже непреобразуемыми. Потребуются более сильные средства, совсем иные, более сильные средства, чтобы это предотвращать.

* * *

Все существовавшие до сих пор религиозные системы мира не смогли бы воспрепятствовать подпадению человека в шестом послеатлантическом периоде ужасному року, тому, чтобы в его лице, во всей его телесной физиономии, — против чего он не мог бы ничего предпринять, если бы оставил все так, как хочет действующее ныне мировоззрение, — выражались его моральные качества.

Это серьезные, чрезвычайно серьезные вещи. Есть одно хорошее средство для переноса мечтаний материалистов в реальность, и это средство могло бы состоять в том, чтобы мировоззренческую победу одержали люди, которые говорят: духовной науке мерещится, будто в будущем человечество будет видеть эфирные облики, сперва Христа в эфирной форме, а затем и другие эфирные облики; это мнится духовной науке! Но те, кто это говорит, — дураки, и мы запрем их в сумасшедший дом. — Те, кто считает это бредовыми идеями, умные люди. Если бы их мировоззрение победило, тогда бы наступило то, что я описал. Но это мировоззрение не смеет победить, это должно быть нашим несокрушимым убеждением. Мы должны знать: если наши эфирные тела должны быть столь сильны, чтобы исправлять ошибки нашего физического тела, то эта сила должна выступить благодаря тому, что люди научатся принимать всерьез и за истину то, что идет им навстречу из эфирного мира. Тогда в будущем оно будет действовать все более и более целительно. Для этого нам надо прежде всего воспринять духовную науку и этим подготовиться к видению эфирного облика Христа и суметь принять его с надлежащей серьезностью.

Из лекции 6 ноября 1921 г. в Дорнахе. GA 208. — Палладий и Тайна Солнца в истории человечества

...Мы больше уже не чувствуем, что при пробуждении мы впускаем свет в наши глаза. Свет для нас внешне стал похож на тень. Все это привело к тому, что и греки уже не умели воспринимать Солнце в качестве настоящего источника жизни, но греки воспринимали Солнце как то, что их внутренне пронизывает. И тот элемент, где Солнце внутренне живет в человеке, они чувствовали в качестве элемента Эроса, элемента Любви. Эрос, солнцеподобное в человеке, был тем, что находилось в действительном внутреннем переживании греков. Поэтому Солнце — божественный Исток Жизни.

Затем, приблизительно с IV века от Р.Х., который я вообще в его своеобразном характере с разных сторон характеризовал, наступает эпоха, когда Солнце ощущается уже не иначе, как физический шар из газа в пространстве, когда Солнце для людей, собственно, меркнет. Перс действительно ощущал Солнце как рефлектор движущегося и волнующегося через пространство света. Египтянин и халдей ощущали Солнце как текущую по Универсуму и пульсирующую жизнь. Грек ощущал Солнце как то, что по каплям вливает в живое существо любовь, что ведет Эрос сквозь волны чувств. Опускаясь в человека все далее и далее, это солнечное переживание исчезало в его подосновах, в морских глубинах души. В морских глубинах души ныне несет человек Солнце. Ему не дано достигнуть его, потому что пред ним стоит Страж Порога, потому что оно внизу в тех подосновах, о которых древние учения мистерий гласили, что о них нельзя говорить, потому что греховны уста, которые это произносят, как греховны и уши, которые об этом слышат. И тогда, в IV веке были школы, которые, главным образом ради дальнейшего распространения христианства, учили: Тайна Солнца не может быть произносима; должна прийти цивилизация, не ведающая Тайны Солнца.

Позади всего, что внешним образом совершается в мире, стоят внутренние, я бы сказал, поучающие из Универсума силы. Орудием таких поучающих сил был римский император Константин. При нем христианство приняло формы, отрицающие Солнце.

Тогда был еще один человек, который, правда, меньше считался с развитием, чем со своим собственным энтузиазмом в отношении того, что он еще мог узнать от своих мистериальных учителей как последний отпечаток древней инстинктивной мудрости. То был Юлиан Отступник. И Юлиан Отступник пал, в сущности, от руки убийц, потому что стремился передать потомству в качестве древней традиции тройственную Тайну Солнца. Мир не желал идти вместе с ним.

Сегодня необходимо понять, что древняя инстинктивная мудрость должна возродиться в сознательной мудрости, что должно быть вновь сознательно поднято наверх то, что опустилось в подсознание, в чисто органическую деятельность или даже в под-органическую деятельность. Нам необходимо опять обрести Тайну Солнца.

Однако как при утрате Тайны Солнца у того, кто еще хотел возвестить ее миру, у Юлиана Отступника выросли злейшие враги, которые его затем и умертвили, так вновь являются эти враги новой тайны Солнца, которая должна войти в мир через духовную науку. Мы ныне живем на другом полюсе исторического развития. Тогда, в IV веке, то был процесс нисхождения. Ныне мы нуждаемся в восхождении.

В этом отношении Константин и Юлиан Отступник — это два символа исторического развития. Юлиан Отступник словно стоит на развалинах древней эпохи, но еще хочет вновь вывести из этих развалин формы древней мудрости. Юлиан Отступник хочет сохранить те древние памятники человечества, которые разрушало принимавшее материалистическую форму, в Константинову эпоху принимавшее материалистическую форму христианство. Было разрушено неисчислимо многое — неисчислимые памятники искусства, неисчислимые памятники мудрости, письменности. Было разрушено как раз все то, что было способно тем или иным образом помочь людям разгадать древнюю Тайну Солнца.

Верно, что люди, чтобы прийти к свободе, должны были пройти через веру, будто во внешнем пространстве сквозь мир несется шар из газа, физики же были бы немало удивлены, окажись они там и не найдя никакого шара из газа, а наоборот — найдя полое пространство, и даже менее, чем пространство, и открыв, чем является Солнце — это не светящийся шар из газа, который излучает свет, — это глупость! — но что это прежде всего просто рефлектор, который не может излучать света, а самое большое лишь может отбрасывать свет. В действительности мы духовно имеем свет, излучаемый Сатурном, Юпитером, Марсом, Меркурием, Венерой, Луной. И если физически это выглядит так, будто Солнце всем дает свет, [на самом деле] они все, собственно, посылают свет Солнцу, а Солнце — это рефлектор. Так обстоит дело физически. Об этом на основе инстинктивного познания еще знали древние, например, древние персы, и в этом смысле они признавали Солнце за земной источник света, но собственно не за источник света, а за световой рефлектор. Затем оно стало рефлектором, отражающим жизнь, и рефлектором, отражающим любовь.

Это воззрение хотел утвердить Юлиан Отступник, и был устранен. Людям, чтобы прийти к свободе, необходимо было пройти через суеверие о находящемся в пространстве шаре из газа, который излучает свет, суеверие, которое мы сегодня встречаем как абсолютную истину во всех книгах по физике. Нам надлежит вновь проникнуть к тому, что является здесь истиной.

В этом отношении именно Константин и Юлиан Отступник являют собой два символа. Юлиан Отступник хотел сохранить для мира памятники древности, из которых до людей еще могла бы дойти действительная Тайна Солнца. Еще в первые столетия [христианства] Христос имел облик Аполлона, Солнца.

Эта тайна Солнца воспринималась как величайшее духовное сокровище, клейнод человечества. И она была символизирована тем, что называли Палладием. Некогда он находился в Трос, и там, в Трое жрецы мистерий видели в этом Палладии то, на чем они как бы в таинстве культуры, в культе раскрывали людям, что же такое Солнце. Затем он был доставлен в Рим, и тайной посвященных в Риме было то, что Рим хранит Палладий. Рим хранил Палладий. И, в сущности, посвященные жрецы римлян и еще первые римские императоры, особенно Август, работали, действовали в мире в полном сознании того, что в Риме представлен, по меньшей мере как внешний символ, величайший клейнод мира (das grö ß te Kleinod der Welt) тем, что в осно-вании наиболее почитаемого римского храма находился Палладий, о чем знали лишь те, кто был осведомлен о величайших тайнах существования Рима. Однако духовным образом (auf geistige Art) это стало известно тем, кто должен был принести миру христианство. И из того знания, что Рим хранит сокровище Палладия, шел поток первых христиан в Рим. В этом было нечто совершенно спиритуальное.

Однако, когда при Константине христианство было обмирщено, Палладий был отнят у Рима. Константин основал Константинополь, и в почву под той колонной, которую он там воздвиг самому себе, он мелел погрузить Палладий. И далее римское христианство развивалось так, что знание Тайны Солнца у него было отнято именно тем императором, который внешним образом утвердил христианство в Риме в его формах, в его застывшем механизме. Во внешнем, светском утверждении христианства Константином христианство утратило мудрое ведение о мире, что также внешне выразилось в переносе Палладия в Константинополь.

В определенных частях славянского мира, — ведь люди все толкуют по-своему, — господствует, господствовала вплоть до начала XX века вера в то, что в недалеком будущем Палладий будет перенесен из Константинополя в иной, и как полагали в славянском мире, славянский город.

Во всяком случае, Палладий ждет того, что, — примите теперь этот процесс как внешний символ, но при этом более важное внутри него, — что из Константинополя, уже подействовавшего помрачающе на этот Палладий, проистечет то место или Палладий отправится в то место, которое полностью помрачило бы этот Палладий. Да, Палладий переносится на Восток, где в упадке живет древняя мудрость, но живет именно навстречу помрачению. И в дальнейшем мировом развитии все зависит от того, что как Солнце является отражателем Света, который посылается ему из Универсума, так сокровище Палладия должно быть озарено мудростью, что обретается в сокровищнице западного знания. Палладий, наследие древности, которое перенесено из Трои в Рим, из Рима в Константинополь, которое должно быть перенесено еще дальше, во мрак Востока, этот Палладий, Солнечный клейнод, должен ждать, пока на Западе его не освободят от темного, мрачного сокровища обыденного (bloß en) природопознания. Так связано с наисвятейшими традициями европейского развития то, что установлено как задача будущего.

Так касаемся мы сегодня еще живых сказаний, которые можно встретить у тех, кто посвящен в такие вещи, — а это порой совсем простые, скромные люди, странствующие по свету, — так касаемся мы таких сказаний, как это, — о перенесении троянского Палладия и Рим, о перенесении Палладия, клейнода Мудрости, — когда римское христианство стало внешним, мирским, — в Константинополь и о его грядущем перенесении на Восток, когда Восток полностью лишится древней мудрости, придет в полный упадок, и о необходимости, чтобы этот Солнечный клейнод получил новый свет с Запада.

Солнце исчезло в глубинах человеческой души. Нам надлежит посредством духовнонаучного развития вновь обрести Солнце. Человечеству необходимо вновь обрести это Солнце, иначе Палладий исчезнет во тьме Востока. Ныне грешно произносить то, что неверно, грешно произносить: Ex Oriente lux*. — Свет больше уже не может приходить с Востока. Восток в упадке. Но он ждет, — ибо он будет обладать клейнодом, Солнечным клейнодом, хотя и во тьме, — он ждет от Запада Света. Сегодня люди еще блуждают в глубокой тьме, устраивают встречи во мраке, смотрят в сторону Вашингтона. Но спасение принесут те Вашингтоны, которые будут говорить звучаниями духовного мира так, что будут искать не просто свободных экономических дверей в Китай, не просто тьму, которая окутывает Палладий. Спасение будут нести лишь те конференции, которые проводятся на Западе так, чтобы оттуда хотели нести свет, в котором Палладий заблистает снова. Ибо Палладий, подобно флюоресцирующему телу, сам по себе темен; он светится, когда омывается светом. Так будет с мудростью Востока: темная сама по себе, она засветится, будет флюоресцировать, когда будет пронизана духовным светом Запада.

* Ex Oriente lux — свет с Востока (лат.).

Но на Западе сегодня этого еще не понимают. Только когда сказание о Палладии будет поднято в ясный свет сознания, только когда вновь почувствуют настоящее сострадание к кому-нибудь, вроде Юлиана Отступника, который хотел пройти мимо эпохи, где во тьме мог бы заняться свет свободы, который хотел сохранить старую инстинктивную мудрость и потому погиб, только когда поймут, что Константин, дав римлянам внешнее христианство, отнял у них мудрость, свет и отправил христианство во тьму, когда поймут, что свет, который вновь сделает Палладий светящимся, надо искать, исходя из современного природопознания, только тогда исполнится важная часть мировой истории. Только тогда вновь западно-восточным станет то, что сделалось западным в тот момент, когда греки сожгли Трою, — Палладий, на котором еще сегодня остается свет, пылавший в Трое. Однако он во тьме. Он должен быть выведен из нее. Палладий должен быть освещен Солнцем.