Главная страница Случайная страница
КАТЕГОРИИ:
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Проблемы применения оговорки о воздержании от конкуренции
|
|
В зарубежных правопорядках нередки случаи применения в практике оговорок о воздержания от конкуренции. Как правило, их использование связано с необходимостью сохранения режима коммерческой тайны и предотвращением убытков. К настоящему моменту в российской правоприменительной практике подобные оговорки не получили широкого распространения. В данном докладе предлагается проанализировать проблемы применения оговорки о воздержании от конкуренции de lege ferenda и с точки зрения соответствующих договорных условий.
1) В качестве классического примера обязательств о воздержании от определенного действия нередко приводится положение ст. 1007 Гражданского кодекса РФ об ограничении агентским договором прав принципала и агента. Соответствие ограничений требованиям законодательства зависит в любом случае от 1) осуществления аналогичной деятельности в соответствии с агентским договором, 2) распространения ограничения в пределах территории, максимально совпадающей с указанной в агентском договоре.
2) Схожие ограничения прав Сторон могут быть предусмотрены по Договору коммерческой концессии (ст. 1033 ГК РФ). Для признания таких ограничений действительными следует учитывать два фактора: 1) экономический (целесообразность выбранных ограничений в контексте волатильности цен), 2) количество ограничений в отношении второй стороны договора должно быть избрано в мере, позволяющей осуществлять данной стороне нормальную хозяйственную деятельность.
3) Наибольшее количество затруднений вызывают договорные условия о том, что лицо, прекратившее трудовые отношения с работодателем (либо гражданско-правовые- с контрагентом) не вправе вступать в трудовые или гражданско-правовые отношения с новым работодателем(контрагентом). Отечественное законодательство не дает однозначного ответа на вопрос о действительности такого условия. Можно назвать, как минимум, две нормы права, которым оговорка о воздержания от конкуренции rebus sic stantibus являлась бы противоречащей действующим нормам права. Во-первых, это право на свободный труд, закрепленное в ч.1. ст.37 Конституции РФ, во-вторых, в соответствии с п.1. части I Европейской Социальной хартии[244] каждый человек должен иметь возможность зарабатывать себе на жизнь трудом по свободно избранной специальности. Однако автор данной статьи убежден в правомерности использования такой оговорки. Вполне целесообразной может быть имплементация наиболее релевантных характеристик, присущих covenant not to compete (CNC) в системе общего права. А.Б. Клячин логично делает вывод о том, что обязательство о воздержании от конкуренции с работодателем должно быть признано действительным гражданско-правовым обязательством бывшего работника и выделяет следующие имманентные свойства оговорки о воздержании от конкуренции: 1) срок не более 2-3 лет, 2) территория- пространство, где работодатель ведет активную деятельность, 3) ограничение сферы работы- у прямых конкурентов бывшего работодателя, 4) должность и сфера деятельности прекратившего трудовые(гражданско-правовые отношения) лица должна быть идентичной.[245] Однако все эти положения могут быть признаны недействительными без важного условия- об имущественной компенсации лицу, прекратившему правоотношения с работодателем(контрагентом), в течение всего срока действия режима коммерческой тайны.
Всегда существует дифференцированный подход к любому прецеденту, в противном случае отсутствовал бы спор о праве. Именно поэтому важно вопрос об использовании оговорок о воздержании от конкуренции, с одной стороны, урегулировать законодательно, а с другой- учитывать индивидуальные особенности каждого дела.
Роор К.А., студент ЮУрГУ
Астрент: проблемы определения размера [246]
4 апреля 2014 г. Пленум ВАС РФ принял Постановление[247], в котором предусматривается возможность присудить взыскателю денежные средства за неисполнение судебного акта (аналог французского института astreinte).
Пленум ВАС РФ допускает взыскание астрента периодически с возможностью установления прогрессивной шкалы. В данном случае может возникнуть ситуация, при которой должник продолжит уклоняться от исполнения судебного решения на протяжении нескольких лет и размер денежных средств в результате аккумулирования составит «астрономическую» сумму.
В научной литературе была высказана идея об ограничении предельной суммы астрента. Так, А.В. Корнилова указывала на необходимость определить минимальные и максимальные гарантированные суммы астрента[248], Г. П. Чернышов отмечал, что поскольку минимальная и максимальная границы суммы астрента отсутствуют, то суду, по сути дела, придется выполнить функцию законодателя[249]. По мнению Е.Н. Кузнецова, необходимо прекращать взымать астрент в тех случаях, когда становится ясно, что должник не исполнит свое обязательство в силу тех или иных причин. Нельзя допускать ситуацию, когда размер астрента станет настолько велик, что потеряет свое значение[250].
Для этой цели во Франции сначала устанавливается временный астрент. Это позволяет суду трансформировать его в окончательный в тех случаях, когда должник продолжает уклоняться от исполнения обязательства.
В странах Бенилюкса действует иной подход. В целях недопущения многократного увеличения суммы астрента аккумуляция данных средств возможна только в течение 6 месяцев. Однако кредитор может повторно обратиться в суд об установлении астрента опять на срок не выше 6 месяцев[251].
ГПК Германии предусматривает максимальную сумму штрафа до 25 тысяч евро по решениям, обязывающим ответчика совершить определенные действия и до 250 тысяч евро по решениям, обязывающим ответчика воздержаться от определенных действий или претерпевать определенное поведение истца[252].
Анализируя вышеизложенное, можно сделать вывод, что законодательное установление максимального размера астрента не характерно для стран с частноправовой моделью санкции, когда денежные суммы за неисполнение судебного акта взыскиваются в пользу заявителя. В нашем случае возможно установление «временного барьера» в 3 года по аналогии срока предъявления исполнительных документов к исполнению, по истечении которого начисление астрента будет автоматически останавливаться.
При этом следует обратить внимание, что с 1 июня 2015 года в Гражданский кодекс Российской Федерации вводится ст. 308.3[253], в силу которой астрент признается неустойкой. В данном случае, чтобы не допустить неосновательного обогащения со стороны взыскателя судебная практика скорее всего пойдет по пути уменьшения размера астрента по правилам ст. 333 ГК РФ.
Рухлова Е.В., студент ЮУрГУ
ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫЕ И ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПРИВЛЕЧЕНИЯ ВРАЧЕЙ К ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ [254]
Гражданско-правовая ответственность медицинских работников является частным случаем профессиональной ответственности. Данный вид ответственности относят к деликтной – ответственности за вред, причиненный жизни и здоровью в результате медицинского вмешательства[255]. Обязательным основанием возникновения деликтной ответственности является факт причинения вреда. При отсутствии вреда вопрос о деликтной ответственности возникнуть не может. Под вредом понимается умаление, уничтожение какого-то блага, наличие неблагоприятных последствий для жизни и здоровья пациента. Неблагоприятные последствия могут выражаться, например, в недостижении планируемого результата оказания медицинской помощи, осложнении основного заболевания[256].
Основными нормативными правовыми актами, регулирующими порядок привлечения гражданско-правовую ответственность медицинских работников за причинение вреда пациенту, являются:
1) Гражданский кодекс РФ[257];
2) Закон РФ от 7 февраля 1992 г. № 2300-1 «О защите прав потребителей»[258];
3) Федеральный закон от 21 ноября 2011 г. № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации»[259].
В современном законодательстве прослеживается тенденция к большей защите потенциально более слабой стороны договора об оказании медицинских услуг – потребителя. Так, в соответствии со ст. 1095 ГК РФ вред, причиненный жизни, здоровью гражданина вследствие конструктивных, рецептурных или иных недостатков услуги, подлежит возмещению лицом, оказавшим услугу (исполнителем), независимо от их вины. В то же время, в судебной практике к деятельности медицинских учреждений нередко применяются нормы ст. 1079 ГК РФ для привлечения данных организаций к гражданско-правовой ответственности даже без вины. Действуя таким образом, суды практически приравнивают врачебную деятельность к деятельности, создающей повышенную опасность для окружающих. Некоторые авторы указывают, что правила о повышенной ответственности медицинских работников способствуют сдерживанию инициативы исполнителя в применении новых методов лечения. Ими же высказывается мнение о том, что квалификация деятельности медиков как деятельности, создающей повышенную опасность для окружающих, невозможна без приложения ее к каким-либо конкретным инструментам или методам лечения[260]. В судебной практике имеют место прецеденты, когда суд признавал прививку источником повышенной опасности[261].
Таким образом, ответственность за неблагоприятный исход лечения не должна возлагаться на врача, если он лечит пациента в соответствии с существующими правилами. Однако и пациента, уже пострадавшего от последствий неудачного, хоть и теоретически правильного, но индивидуально неподходящего, лечения, оставлять наедине с неблагоприятными последствиями такого лечения не представляется допустимым. На такие случаи и должна быть ориентирована система страхования гражданской ответственности лиц, осуществляющих медицинскую практику, и учреждений, в которых данные лица работают[262].
В заключение, необходимо отметить, что помимо вопросов, касающихся случаев привлечения медицинских работников к ответственности, требуют решения проблемы доказывания причастности того или иного врачующего к осуществлению именно такого медицинского вмешательства, которое повлекло за собой вред жизни или здоровью пациента.
Савченко П.Е., студент ЮУрГУ