Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
V. Основы специальных теорий перевода 413
Это лишь один из наиболее ярких примеров не- совпадения поэтических традиций двух народов, двух достаточно удаленных друг от друга культур. Фактически в той или иной степени нечто подобное возникает при сопоставлении любых двух поэтичес- ких традиций. Будучи по преимуществу достаточно короткими и заключенными в достаточно строго регламентированную форму, поэтические тексты отличаются от прозаических значительно более высокой степенью семантико-стилистической и образной концентрации, а, следовательно, и более высокой значимостью каждого отдельного слова, каждого отдельного образа. Поэтому сложившаяся у каждого народа традиция того или иного употребления слов в поэзии действительно создает серьезные проблемы при переводе. Фальшь в одном слове, как уже было показано на примере перевода аполлинеровской «Осени», может разрушить все стихотворение. Однако возникает вопрос: что в поэтическом переводе следует считать верность, а что —фальшью? Что важнее передать — факты или настроение? Пожалуй, функция апелляции к эмоциональному миру читателя для поэтического текста оказывается наиболее важной. Напрашивается, казалось бы, достаточно простое решение: найти закрепленные в переводящем языке слова-образы, функционально эквивалентные тем, что содержатся в подлиннике, и тем самым вызвать у читателя соответствующее эмоциональное состояние и аналогичное художественное впечатление. Однако в этом случае речь будет идти уже не о переводе, а о собственном стихотворении переводчика, написанном «по мотивам» оригинала. В самом деле, с одной стороны, трудно себе представить, чтобы слова «Мороз и солнце; день чудесный!» или «Какая ночь! Мороз трескучий...» были эмоционально понятны, скажем, итальянскому читателю, а с другой — невозможно говорить о переводе пушкинских строк, если в них
|