Глава 8. Красный бампер — зеленый свет

Маша бережно завязала целлофановый пакетик с мясными дарами для кошек, спрятала его в большой карман сбоку на куртке и натянула рукавицы.
— Маша, — позвал кто-то.
Она подняла голову. Шагах в пяти стоял Дима, в объятиях ее сестры. Они не сразу отшатнулись друг от друга, а какое-то время смотрели на нее.
— Это все он, — неожиданно выпалила Саша, — я тут ни при чем!
— Близняшки, — пробормотал Дима, переводя изумленный взгляд с нее на сестру. Он чуть не упал, поскользнувшись, когда Саша оттолкнула его от себя, и, взмахнув руками, застыл на месте.
— Не подумай ничего такого, — быстро сказала Саша.
Маша не верила своим ушам, сестра впервые перед ней оправдывалась. Только вот не думать она не могла и, что говорить этим двоим, не знала. Так они недолго стояли втроем, пока она не вспомнила о своих кошках.
— Я пойду, — одними губами произнесла Маша, быстро проходя мимо сестры и ошеломленного Димы.
— Куда ты? — заорала вслед Саша. — Выслушай хоть или тебе все равно?!
Она шла по заснеженной дороге, стараясь ступать по следу от колес машин, в лицо летели мокрые снежинки, сестра еще что-то кричала, но Маша упрямо не оборачивалась.
— Маша, постой же! — попросил Дима.
— Глупая, — рассердилась Саша, — я прикололась, просто пошутила над тобой!
Они шли за ней, но Маша надеялась, что им вскоре это надоест.
— Маш, пожалуйста, не уходи, — попытался взять ее за руку Дима. Она вырвалась.
— Уходите.
— Да прекрати ты, — возмутилась сестра, — ведешь себя как дура.
Маша остановилась возле баков и грустно спросила:
— А ты как себя ведешь, Саша?
Сестра закатила глаза.
— Ну прикололась, чего трагедию теперь из этого разыгрывать?! Будь проще!
— Не хочу.
К ней подбежали две полосатые кошки и один черный кот, с белой грудкой. Он немного напоминал Черныша, только Мишин котенок теперь совсем не походил на бездомное несчастное существо, каким был еще недавно, когда смотрел больными глазами.
Маша вынула из кармана пакетик с едой, сестра же, видя это, притопнула от злости на месте.
— Черт, забудь ты про этих дурацких кошек! Я тут, давай поговорим!
— Они не дурацкие, а говорить не о чем, — Маша опустилась на корточки и погладила маленькую худенькую кошечку.
— Я просто пошутила, — повторила Саша, — не нужно строить из себя святошу! Меня это уже бесит!
— Тогда иди домой, или куда вы направлялись…
— Да я не знал ничего, — встрял Дима, — ты никогда не говорила, что у тебя есть сестра! Поговори хотя бы со мной!
Маша подняла на него глаза.
— О чем? О том, как ты каждый раз делал вид в школе, что не знаком со мной? О том, как стыдился перед друзьями и позволял им смеяться надо мной?
— Но ты ведь меня простила! — выкрикнул он и резко осекся, после чего со стоном глянул на Сашу. — Это все она!
Сестра поморщилась.
— Откуда мне было знать, за какие проступки он извинялся! Да ты ведь всегда всех прощаешь, разве могла я представить, что такая святоша умеет-таки по-настоящему обижаться!
— Конечно… откуда тебе.
Дима присел рядом с Машей.
— Тебе понравилась собака?
— Очень, спасибо.
— Ты не хочешь меня больше видеть?
Маша грустно улыбнулась.
— Я хочу, только ведь ты снова отвернешься, а потом придешь просить прощения. Прикидываться, делать вид я не умею. Мне не хочется, чтобы меня на людях держали на расстоянии, стыдились меня, друзья так не поступают. А ты…
— Я поступаю, — горько закончил он.
Саша раздраженно фыркнула.
— Иди, парень, и разберись сперва в себе, а потом уже приходи снова просить прощения!
Дима поднялся и резко наклонился к Саше:
— Ты не получила по своей симпатичной мордашке за то, что сделала, лишь потому, что я слишком хорошо отношусь к твоей сестре!
— Да что ты, — насмешливо смерила его взглядом Саша, — а знаешь, я бы не советовала тебе вновь приходить! Мало того, что стыдишься ее перед всей школой, так еще не в состоянии отличить от сестры.
— Тебе прекрасно известно, что я отличил, да ты ведь не признаешься никогда! Как увидел только все это… — он презрительно махнул на Сашину шубу. — Такая разодетая, накрашенная… тьфу.
— Ну-ну, — сестра спрятала руки в карманы и, прищурив один глаз, передразнила:
— «Правильно сделала, что сняла ту куртку с опушкой, она тебе совсем не идет». Так-то, Машенька, делал комплименты, восхищался, в кино лез целоваться! Да только я в отличие от некоторых не целуюсь со всякими, — презрительно скривилась Саша.
— Она тоже не целуется! — сердито процедил Дима.
Кошки поели, одна побежала за котом к дому напротив, чтобы спрятаться от холода в подвал, а другая осталась. Маша давно заметила, что эта маленькая полосатая кошечка всегда ждет ее ласк. Саша с Димой все никак не уходили, с жаром начали спорить.
— Тогда с чего ты вдруг извинялся за поцелуй, раз она такая правильная? — язвительно обронила сестра.
— Если ты не понимаешь разницы между «целоваться» и «целовать», то расти тебе и расти, девочка, — раздраженно произнес Дима.
— Если ты такой взрослый, пойди поищи себе девочку постарше, а не охмуряй глупыми подарками мою бестолковую сестру!
— Бестолковая тут только ты!
Саша махнула рукой.
— Шел бы ты отсюда, ты здесь никому не интересен!
— Отвечай за себя!
Маша поднялась, она сдерживалась из последних сил, чтобы не расплакаться. Они спорили о ней так, словно ее тут не было. Их не волновало, что она чувствует, какие у нее есть желания, а делили, точно какую-то вещь.
— Пойдем домой, — потянула ее за рукав сестра.
— Хватит командовать, — рассердился Дима.
— Проваливай, — не глядя на него, буркнула Саша, — кажется, и так всем ясно, Маше ты не нужен!
— Прекрати за нее решать! Маша, зачем ты позволяешь ей…
Маша выдернула рукав у сестры.
— Оставьте меня в покое. Вы так похожи… Не ссорьтесь, лучше присмотритесь как следует друг к другу. — Она побрела в сторону своей школы, где надеялась посидеть в тихом дворике и в одиночестве подумать.
— Мы не похожи! — в один голос воскликнули они.
— Маша, увидимся завтра! В школе! — крикнул Дима. — Я подойду, вот увидишь!
— Дурак, — обозвала его Саша, — есть у нее уже парень, чего тут непонятного! Оставь ты ее! Найди себе подружку по возрасту!
Сестра догнала Машу и пошла рядом. Дима отстал.
— Не будь глупой, — как обычно, жестоко сказала Саша, — нечего обижаться, этот парень все равно слишком взрослый для тебя!
— А тебе не все ли равно, обижаюсь я или нет?
— Конечно, мне все равно, — заявила Саша. — Но не могу я смотреть, как этот гад охмуряет тебя! Ты ведь совершенно ничего не понимаешь!
— Он не гад, странно, что ты этого не поняла, раз вы общались, — возразила Маша.
— Что же ты не догонишь его тогда? Беги за ним! Вперед! Раз не гад, чего щеки надула?
— Тебе не понять.
— Все я понимаю. Выделываешься! Как же без этого, аж два парня ухлестывают, почему бы не попудрить сперва им мозги! Молодец, так держать!
Снег усилился, большие снежные хлопья танцевали в свете ярких фонарей, безмолвно и грустно было на улице, совсем как у Маши на душе. Хотелось одиночества, но сестра продолжала сердито плестись за ней, что-то объяснять, доказывать. Маша старалась не вдумываться в злые слова, пропускала мимо ушей, как делала всегда. Знала она, что Дима ей совсем не подходит, понимала, что он старше на целых два класса, догадывалась о его ветрености, но никакие наговоры сестры не могли заставить ее думать о нем плохо. Да, он стыдился ее, но это была его единственная вина. Она просто не могла думать плохо о том, кто помог ей, когда другие проходили мимо. Не могла не вспоминать с теплотой, как он отнесся к бездомной собаке с перебитыми лапами. Этот красивый парень умел сочувствовать, пусть даже не выставлял свои переживания всем на обозрение, умел быть добрым и внимательным.
— Куда ты идешь?! — наконец не выдержала Саша.
Маша остановилась на светофоре.
— Тебе не обязательно идти со мной.
— Не глупи, пошли домой, — поежилась сестра, — я уже замерзла!
— Если ты чувствуешь себя виноватой… — начала Маша, но Саша ее перебила:
— С чего вдруг? Я не чувствую себя виноватой перед тобой! Не я подошла к твоему Диме, а он подошел! Не я начала разговор! Я лишь…
— Выдала себя за меня, — без всякого осуждения закончила Маша.
Зажегся зеленый свет, она сошла с поребрика. На миг ее оглушил визг покрышек. Последнее, что она успела увидеть и услышать, были ярко-красный бампер и крик сестры.

* * *

Осознание собственной жестокости пришло к ней за считаные секунды и осело в душе, как ледяная пыль из-под колес красной иномарки, сбившей сестру и унесшейся на высокой скорости вдаль. Саша стояла посреди улицы и смотрела на небо. Хмурое, затянутое точно грязной клеенкой. Она не могла плакать, слез не осталось. Прошло только два дня, а ей казалось, что прошел целый месяц, как она не видела сестру. Раньше уходила не прощаясь, даже не глядя в сторону Маши, наверняка знала, что вернется и сестра будет дома. Всегда будет рядом, всего в десяти шагах от нее, нужно лишь выйти из своей комнаты, пересечь коридор, и можно всегда без стука ворваться и напугать или, напротив, тихонько приоткрыть дверь и проследить. Маша никогда не злилась на нее за это, а Сашу всегда раздражал спокойный вопрос: не нужно ли ей что-нибудь? Ей всегда что-нибудь было нужно: дразнить сестру, обзывать, обижать. Она не могла существовать, если не скажет с утра пораньше какую-нибудь гадость, если не придерется. С самого детства ей хотелось все то, что хотелось сестре. Игрушки, конфеты, фломастеры, одежду. Маша хотела, а получала Саша. Если сестра просила у родителей куклу, она требовала, чтобы эту куклу купили именно ей, а Маше другую. Или требовала купить ей куклу лучше, чем у Маши, а потом ходила и дразнила сестру. Она ненавидела, когда их сравнивали, когда Машу хвалили, когда сестра в чем-то ее превосходила. Назло полюбила вместо кошек и собак попугаев. Всю жизнь разыгрывала аллергию, чтобы Маша не получила вожделенного котенка. Пошла в другую школу, лишь бы в очередной раз доказать всем, какие они разные. У нее с сестрой не было общих друзей, а ее друзья понятия не имели, что у Саши есть близняшка. Только Лена, с которой она давно дружила, знала про Машу. Подруга частенько просила их познакомить, но Саша категорически отказывалась. Когда Лена заговаривала об этом, врала, что не хочет ни с кем делить любимую подругу, даже с родной сестрой. Лене это льстило, в конце концов она перестала настаивать на знакомстве.
Саша пересекла двор и села на качели. Ей было некуда пойти, не с кем разделить свое горе, некому рассказать, как сильно она не права. Друзей видеть не хотелось, они никогда бы не поняли, что с ней произошло. Понять мог только тот, кто знал Машу, хорошо знал — любил. Кто знал их обеих. Родителям она не могла от стыда смотреть в глаза, хотелось заткнуть уши, лишь бы не слышать, как мама плачет у себя в комнате, не видеть несчастных папиных глаз. Еще никогда в квартире не было так пусто, а сердце не сжималось от мимолетного взгляда на закрытую дверь в комнату сестры. Она не могла ничего делать, ходила из угла в угол и все думала-думала, о прошлом, о настоящем, даже любимый попугай не мог ее отвлечь. Всю жизнь она прожила с утешающим пониманием своего лидерства, а теперь осознала, что без Маши, оказывается, ей ничего не нужно — ни достижения, ни друзья, ни победы. Хотелось лишь одного — чтобы сестра, как прежде, пришла домой, в своей детской курточке с опушкой на капюшоне, в коричневых круглоносых ботинках, над которыми она, Саша, всегда смеялась, чтобы застенчиво улыбнулась ей при встрече, и она все-все смогла бы исправить. Все, что натворила за столько лет.
Саша не заметила, как по щекам поползли слезы, не обращала внимания, когда прохожие оборачивались на нее, впервые ей было абсолютно безразлично, кто и что о ней подумает. Стало холодно, лишь тогда она поднялась и пошла, сама не зная куда, — просто шла. Не хотелось возвращаться в пустую квартиру, стены давили на нее, не хватало воздуху, она задыхалась в одиночестве. Проходя под аркой, Саша наконец сообразила, куда идет, ноги сами ее вели как заколдованные.
Дверь открыла Антонина Петровна. Она не задавала вопросов, ни о чем не расспрашивала, а просто впустила, помогла снять шубу.
— Проходи, Сашенька, я чайку вскипячу, глядишь, и Мишка подойдет.
— Его нет?
— На работе, скоро придет, запаздывает что-то… может, в магазин зашел или еще куда.
Саша села за стол, Мишина бабушка хлопотала вокруг нее, вынула из буфета корзинку с печеньем, поставила на стол варенье, налила в большую кружку ароматной заварки. Маша так же ухаживала за ней после школы, варила пельмени, подогревала суп, жарила картошку, а она принимала ненавязчивую заботу как должное. Так, словно сестра была ей обязана все это делать.
— Давно ты не заходила, — заметила Антонина Петровна, усаживаясь напротив нее — возле окошка.
— Миша не приглашает, — неожиданно для себя призналась она и сразу же пожалела. Антонине Петровне стало неловко за внука, старушка опустила глаза.
— Разве поймешь этих мальчишек.
Саша с этим была согласна, мальчишек не всегда легко понять, но Мишу-то она отлично понимала. Он выбрал не ее, а Машу, и выбрал правильно.
Они молча пили чай, с Антониной Петровной хорошо было молчать, это совсем не тяготило, не заставляло нервно выискивать тему для разговора — таких исключительных людей нечасто встретишь. Когда в дверь раздался звонок, она вздрогнула.
— Вот и Мишенька, — обрадованно вскочила старушка.
Саша прислушивалась к голосам из коридора и в страхе ждала, когда Миша войдет в кухню. Она не находила слов, чтобы все ему рассказать, в горле пересохло.
— О, Машка пришла, привет! — воскликнул из прихожей Миша. — Я уже забеспокоился, звонил, у тебя никто трубку не брал!
Она повернула голову и увидела, как с его лица сползла улыбка.
— А-а, это ты, — совсем безрадостно протянул Миша.
В его голосе она услышала столько разочарования, что к глазам вновь подступили слезы. Они не общались с того дня, когда собирались рисовать стенгазету, которую он впоследствии представил как их общую, а она гордо сказала учительнице, что не принимала в работе ни малейшего участия. Миша получил свою законную пятерку, и ему поставили отлично в четверти, а ей вывели четверку. Сейчас это казалось полнейшей ерундой, а тогда она бросила ему в лицо какие-то злые слова, сердилась, ненавидела.
Он прошел с ней в комнату и прикрыл дверь.
— Зачем пришла? — его лицо выражало безразличие. — Ну, не томи! — поторопил Миша.
— Машу сбила машина, — на одном дыхании произнесла она.
Он моргнул, долго молчал, а потом тихо спросил:
— Насмерть?
В одном этом слове она почувствовала всю силу его любви к сестре.
Саша шагнула к нему и крепко обняла.
— Нет, что ты, она в больнице, она обязательно выживет… Папа обещал мне.
Он отстранился.
— Что с ней?
— Не знаю… меня к ней не пускают.
Миша нахмурился, а потом раздраженно воскликнул:
— А чего ты плачешь, если с ней все будет хорошо?!
Саша смахнула слезы и попыталась обогнуть его, чтобы уйти, но он поймал ее за руку и силой усадил на диван.
— Когда это случилось? Она была одна?
— Два дня назад, — Саша всхлипнула, — она была со мной.
— Куда ты смотрела! — обрушился на нее Миша.
— Я не смотрела, — убито призналась она, закрывая лицо руками, — я злилась, думала о себе, отчитывала ее… как всегда, ты ведь знаешь.
— Знаю, — неприязненно буркнул Миша. — За что ты ее так ненавидишь?! Я в жизни не встречал человека лучше, чем твоя сестра! Она добрая, милая, ласковая… красивая, самая необыкновенная! — Он поднялся. — Давно хотел тебе сказать! Тебе так повезло, а ты не оценила, будь у меня такая сестра, я никому бы не дал ее в обиду… — Миша махнул рукой. — Что я с тобой говорю, все равно не поймешь! Ты не знаешь, что такое одиночество, вздорная и завистливая… отравила всю жизнь сестре!
— Спасибо, — она подняла на него мокрые от слез глаза, — спасибо, что так любишь Машу.
Он горько усмехнулся.
— Это не сложно, поверь… сложно любить таких, как ты! Таких, которые сразу бьют по самому больному, которые редко испытывают чувство вины, которых волнуют только собственные желания — вот кого сложно любить! Эгоистичных до мозга костей дур! Куклы с пластмассовыми сердцами… пустышки.
Казалось, все слезы она выплакала за эти два дня, но с каждым его словом щеки обжигало снова и снова. Миша умолк, она ждала, что он еще скажет, но он отошел от дивана и с непроницаемым лицом смотрел в окно. Молчание длилось, как показалось Саше, слишком долго, наконец Миша обернулся.
— А зачем ты пришла? — Он понимающе кивнул, когда заметил ее затруднение с ответом. — Могла бы позвонить.
— Мне больше некому рассказать, — прошептала Саша.
— Ах, да, я забыл, что ты прятала свою сестру от всех, как прокаженную! — Он плюхнулся рядом с ней на диван и запрокинул голову на спинку. — Я, наверно, никогда не смогу тебя понять, Саша… — Миша еле заметно улыбнулся. — Хватит плакать, с Машей все будет хорошо, а мои слова забудь, не обременяй себя такими мелочами.
— Твои слова не мелочи.
— С каких пор?
— Всегда.
— Не верю.
Она серьезно посмотрела на него.
— С того самого дня, когда ты не захотел взять меня за руку в первом классе. — Саша болезненно рассмеялась. — Веснушчатое пугало… Помнишь, как ты сказал? Ты боялся заразиться веснушками.
Она могла поклясться — он покраснел.
— Помню, — нехотя согласился Миша, — так глупо, я жалел, правда.
— Маша меня всегда утешала, — тоскливо вспомнила она, — говорила, веснушки украшают, обманывала, конечно, но мне было приятно.
От его пристального взгляда ей стало не по себе. Саша отвернулась, но он продолжал внимательно смотреть.
— Не знаю, стоит ли это говорить… Ты очень красивая, я всегда так думал.
— Я знаю, что не уродина, но эти веснушки…
— Они тебя не портят, — не дал ей закончить Миша. — Ты солнечная… — он резко умолк. — Тебе, конечно, это все говорили.
Саша не успела ничего сказать, он сменил тему.
— Когда можно будет навестить Машу?
— Я не знаю, родители меня не пускают к ней… наверно, боятся, что я расстрою ее.
— А ты разве собираешься расстроить? — Его взгляд стал настороженным, а плечи напряглись.
— Нет, я все осознала… жизни не хватит, чтобы исправить мои ошибки.
— А ты действительно хочешь исправить? — с сомнением спросил Миша.
— Хочу, очень. Только как?
Он с улыбкой вскочил и протянул ей руку.
— Идем!
— Куда? — изумилась Саша.
Он крепко стиснул ее руку в своей.
— Как куда, исправлять!
Она непонимающе поднялась и вышла за ним в коридор, где Миша подал ей шубу.
— Уже уходите? — вышла в прихожую Антонина Петровна с котом на руках. — Смотри, Сашенька, какого котика твоя сестричка нам подарила.
— Хорошенький, — с трудом вымолвила она, боясь посмотреть на Мишу и увидеть осуждение в его глазах.
В лифте Саша все-таки осмелилась взглянуть на него. Миша смотрел на нее не как обычно, с безразличием и скукой, он всматривался в ее лицо так, словно увидел в первый раз…
— Почему ты так смотришь? Глаза красные?
Он улыбнулся.
— Нет, другое…
— Что?
Миша нахмурился. Лифт открылся на первом этаже, она продолжала вопрошающе смотреть на него, а он отвернулся и пробормотал:
— Может, когда-нибудь потом скажу… не сейчас.