Глава 2. Засада.

Максим провозился в штабе миссии до вечера; сначала доложил о событиях у моста начальнику штаба, высокому, крупному английскому полковнику Джону Дебингтону, морскому пехотинцу её величества британской королевы. Дебингтон мужиком был неплохим, справедливым, с русскими умел ладить, уважал и понимал их, поэтому к докладу Максима отнесся серьезно и тут же дал указание оперативному отделу связаться с Укрбатом и получить копию видеосъемки.

«Это прикроет ваши задницы, а мне будет сувенир про подвиги русских в Африке, — пробурчал он миролюбиво. — Тебе везёт, Макс, пусть и дальше также продолжается. Езжай к себе обратно и поспеши до наступления темноты. Что-то опять „шалят“ партизаны, и как раз на твоем маршруте. А я доложу генералу, не волнуйся, он будет доволен, ты всё правильно сделал».

«Спасибо, чиф, вы понимаете нас и нашу работу, иной раз и со своим начальством в России не можешь найти понимания, а ведь это так важно и нужно, особенно когда могут стрелять», — с благодарностью сказал Максим и откланялся.

Однако сразу не выехал обратно в сектор, а пошел навестить русских штабников, курировавших авиагруппу. Но в офисе застал только капитана Эдика Подорожного, «держателя» русского дома* в Либертитауне. Эдик был парнем со странностями (у каждого свои проблемы и причуды — жены, любовницы, алкоголизм и т.  п.), но под чутким руководством Максима (периодически он устраивал Эдику головомойки, когда тот начинал косить под «дауна») следил за домом прилежно. К каждому приезду русских наблюдателей все было чисто и готово к приему уставших от джунглей и бытовых неудобств ребят: у старенькой служанки Сильвии дымились на столе зажаренные в кипящем масле «по-африкански» крупные куски барракуды и традиционные чипсы. Эдик же набивал почти поломанный холодильник пивом, колбасой, сыром и прочими разносолами из ооновского пи-экса* и посылал сторожа (он же дворник) Аджая на рынок за свежими яйцами и булочками. Ребята, приехав, тут же затаривались вискарем, и начинался двух-трехдневный уход в «страну дураков», с пьянкой, обжираловкой, поездками в ночные дискотеки Либертитауна, привозом местных красоток и неизменным подсчитыванием финансовых потерь утром, сопровождавшихся головной болью и «лечением», плавно перетекавшим в новые буйства. Через неделю, как правило, появлялся Максим и на правах старшего группы разгонял всю банду по местам их дислокаций, где ребята опять добросовестно в течение целого месяца патрулировали джунгли, рискуя нарваться на засаду повстанцев, а ночью погибали под натиском комаров, от которых болели малярией по несколько раз, несмотря ни на какие чудо-лекарства.

Эдик, как обычно, висел на телефоне и докладывал своей жене о новых сбережениях, которые он регулярно отправлял ей в Россию. Ходили слухи, что Эдик рогат, как дикий самец-вожак целого стада, на что он неизменно отвечал, что, если ей хорошо, то и ему тоже соответственно. К Максиму он относился как к старшему брату, начальнику и другу в одном лице и называл его магистром.

«О, великий, ты снова пожаловал к нам, муравьям, «— как обычно, с пафосом, поприветствовал он вошедшего Максима.

«Муравьи работают, а ты по телефону болтаешь. Зайди попозже в оперативный отдел. Там будет сводка о нашем секторе, передашь её в авиагруппу, а я сегодня вечером позвоню им из штаба сектора, расскажу всё устами очевидца. Надо будет заполнить заявку на их полеты в нашем секторе, не забудь».

«Слушаю и повинуюсь, магистр. Когда снова мы сможем лицезреть твой божественный лик в нашем замке?»

«Как всегда, в конце месяца. Если не будет накладок. И проверь генератор, если опять не будет работать к приезду ребят, защищать не буду, намылят шею тебе, уж поверь».

Далее Максим отправился к кадровикам по поводу перевода двух русских наблюдателей в центральный штаб (скоро должна была начаться ротация), потом зашел к девчонкам-таджичкам, работавшим в офисе на вертолетной площадке. Им всегда было приятно поболтать с кем-нибудь на родном языке. А Максим ещё не совсем забыл дари*. Кроме того, надо было узнать о наличии свободных мест на рейс в соседнюю Гвинею, которую Максим собирался посетить через неделю.

«Салам, хубасти, джурасти, дохтароне кяшяньг ва макбуль*, «— поприветствовал Максим молодых дам из Средней Азии.

«Ташакор, азиз, хуш омадид*, «— в тон ему весело отвечали Зульфия и Лейла. Далее беседа велась на языке межнационального общения братских республик бывшего Союза. Поболтав минут пять и узнав последние штабные сплетни из жизни гражданского и военного персонала миссии, а также записавшись на нужный ему рейс, Максим вежливо попрощался с девушками и отправился в пи-экс для обновления запасов пива, прохладительных напитков и пресной воды (местной водой старались не пользоваться, даже кипяченной). Там была большая очередь, и он провозился целый час.

Незаметно наступил вечер, солнышко, мелькнув в последний раз, спряталось за горизонтом. С моря усилился прохладный ветерок, как бы гостеприимно приглашая всех посетить многочисленные кафе и бары, разбросанные вдоль всей набережной Либертитауна, или поплавать в нагретом за день океане, в котором температура воды никогда не опускалась ниже 25 градусов по Цельсию.

Максим взглянул на часы. Пора было выезжать. И так половину дороги пришлось бы ехать в кромешной темноте, отсчитывая пройденный путь по многочисленным чекпоинтам* миротворцев и правительственных войск, расположенных вдоль всего участка единственной трассы из столицы в провинцию Локо-Порт, где располагался штаб пятого сектора миссии, в котором Максим занимал достаточно представительную должность начальника военных наблюдателей.

Дорога считалась неопасной, т.  к. наличие множества чекпоинтов и обещания подписания перемирия лидерами партизан должны были гарантировать безопасность всем проезжающим по ней. Но все конвои миротворцев всегда следовали под усиленной охраной, для чего периодически привлекались даже вертолеты, а штабные регуляции предписывали передвигаться только днем и группами из двух и более машин. Связь между руководством повстанческого движения и отрядами «фридомфайтеров*" в джунглях оставляла желать лучшего, и поэтому наиболее ретивые борцы за свободу и демократию в стране алмазов и бананов не отказывали себе в удовольствии периодически выходить на дорогу и грабить проезжавшие машины и путников. Ооновский транспорт не трогали, однако ночью все кошки серы, и иногда припозднившаяся одиночная машина становилась легкой добычей партизан, т.  к. в большинстве случаев, при явном превосходстве сил противника, миротворцы старались обходиться без боестолкновений, предпочитая потом путем переговоров получать обратно имущество Организации Объединенных Наций.

Проехав больше половины пути, Максим догнал небольшую колонну, состоящую из двух грузовиков и трёх «багги». Это были британские военные советники и инструкторы, которые, как и советские советники в Афганистане, занимались обучением правительственных войск в Леон-Сьерре.

Он, естественно не знал, что повстанческая группировка, контролирующая этот район, приняла решение захватить в плен заложников из числа британских военных, работающих на правительство, и таким образом начать новый виток переговоров с позиции стороны, имеющей неоспоримое преимущество. Лазутчики у партизан были отменные, и засада была уже организована за мостом Ракель, где пост миротворцев располагался до моста, а далее шла дорога, на пару километров никем не контролируемая. Здесь было достаточно удобно совершить нападение из джунглей, а затем уйти безнаказанно с трофеями и, возможно, без потерь. Подданные её величества королевы Елизаветы были вооружены, но ни разу не подвергались нападениям за всё время пребывания в стране, половина сержантов и офицеров (всего в колонне следовало 7 сержантов и 9 офицеров) не имели боевого опыта, а в засаде их ждали 50 повстанцев, поэтому колонна была обречена. Максим, естественно, ничего не подозревая, пристроился за ней, радуясь, что остаток пути проведет в относительной безопасности.

Засадой партизан командовал полковник Мавру Сабана. Он был одним из наиболее агрессивно настроенных лидеров повстанцев, который считал, что власть нужно брать только вооруженным путем, и любые переговоры есть проявление слабости и нерешительности. Ему, бывшему капралу правительственной армии, казалось, что наступательная тактика оправдает себя, и он станет генералом и министром в новом кабинете правительства.

«Колонна приближается, по два человека в грузовиках и по 4 в «багги», в конце следует один ооновский джип, количество людей в нем не видно, «— доложили Сабане.

«Ну и что, пусть там даже 4 вооруженных миротворца, всё равно это не может помешать нам. Кто окажет сопротивление, убивайте на месте, из англичан половину надо взять живыми, начинаем».

Всё было отработано. Когда колонна сбросила скорость, ибо этот участок дороги был достаточно разрушен за долгие годы войны, перед передней машиной появилось препятствие в виде небольшого бревна, через которое, однако, было невозможно перескочить ни грузовикам, ни остальным машинам. Далее второе бревно перегородило путь к отступлению. И повстанцы, беспорядочно стреляя в воздух, бросились к беспомощным машинам, пытающимся развернуться и уйти по обочине. Лишь четыре офицера и три сержанта успели открыть ответный огонь, и были тут же убиты разъяренными воинами джунглей, потерявшими сразу пять человек. Остальные британцы, дезорганизованные стрельбой со всех сторон, все-таки приготовились к отпору, но были уже окружены десятками партизан, которые явно демонстрировали, что при сопротивлении их постигнет участь погибших товарищей. Разоружив британцев, повстанцы подожгли машины, и вместе с добычей растаяли в джунглях.

Когда колонна остановилась, Максим начал доставать сигареты, ничего не подозревая. После начала пальбы, которая раздавалась со всех сторон, он выскочил из машины и бросился к обочине, где и столкнулся с тремя подбегавшими партизанами.

«Миротворческая миссия оон, подполков….«— начал было представляться Максим, но, получив сразу двойной удар прикладами автоматов, упал и потерял сознание.

Мавру Сабана был доволен, в джипе оказался лишь один военный наблюдатель, без оружия, ещё один ценный заложник. «Забрать все, что можем унести, машины сжечь, пленных бить, но в меру, всё, уходим» — скомандовал он, и отряд повстанцев по малозаметным тропинкам, раздвигая буш*, двинулся к себе на базу.

· русский дом — вилла, которая снималась коллективно русскими военными наблюдателями в целях экономии суточных, т.  к. цены в приличных местных отелях очень сильно кусались. «Держателем» назначался тот, кто на длительный период был прикомандирован к центральному штабу и мог, соответственно, уделять должное внимание ведению домашнего хозяйства.

· пи-экс — военторг (англ. яз. — PX), в данном случае супермаркет для членов миссии оон.

· дари — кабульский диалект персидского языка (фарси), очень близок к таджикскому языку.

· на дари: здравствуйте, как дела, здоровы ли, красивые и симпатичные девушки.

Спасибо, дорогой, добро пожаловать.

· чекпоинт — КПП, контрольно-пропускной пункт (англ. яз. — checkpoint).

· фридомфайтер — борец за свободу (англ. яз. — freedom fighter).

· буш — высокий африканский кустарник, переходящий непосредственно в джунгли или саванну.