Религиозные диссиденты

Возникновение такого нового для СССР и Русской Православной Церкви явления, как деятельность религиозных или церковных диссидентов, было в значительной степени связано с началом так называемого русского религиозного возрождения. Этот постепенный, часто болезненный процесс поиска людьми своих национально-религиозных корней зародился в СССР примерно в середине 1950-х гг. Связанное с критикой сталинизма частичное развенчание прежних идеалов, подрыв авторитета КПСС породил у определенной части населения страны, не поддавшейся иллюзиям " социализма с человеческим лицом", желание определить свою собственную веру и свой подход к жизни. Некоторое расширение границ духовной свободы позволило заняться поисками альтернативных культур.

Самая близкая культура была в Церкви. " Когда мыслящие люди в СССР старались обрести и восстановить культуру прошлого в ее чистой, противостоящей идеологическим искажениям форме, они встречались с Православием в любой области — в искусстве, архитектуре, музыке, литературе, поэзии». Начавшееся в России после смерти Сталина постепенное восстановление исторической памяти часто вело к Православию. Следует отметить, что в конце 1950-х гг. в СССР впервые пробудился интерес и к восточным религиям, йоге и т. п., но и через них многие впоследствии приходили в христианство. В результате постепенно развернулось движение к Церкви людей, воспитанных в религиозно-индифферентных семьях.

Священник М. Аксенов-Меерсон справедливо отмечал: " Первоначально " религиозным возрождением" называлось обращение к христианству молодежи, принадлежавшей ко второму и третьему поколению советских граждан, получивших атеистическое воспитание. Для нее это обращение было в значительной мере окрашено реакцией на коммунизм, разочарованием в советской государственной идеологии, представляющейся историческим тупиком, самый верный выход из которого лежит через возврат к христианству в его тысячелетней национальной форме — Православию». Только в 1980-е гг. термин " русское религиозное возрождение", стал применяться в более широком смысле: общенациональное пробуждение интереса к религии с ежегодным заметным ростом посещений храмов, числа крещений, отпеваний, венчаний и т. д.

Строго говоря, религиозное возрождение, начавшееся в середине 1950-х гг., было его второй волной в СССР. В предыдущих главах уже говорилось о первом проявлении этого процесса в военные и первые послевоенные годы, когда Русская Церковь менее чем за 10 лет смогла восстать из руин. К 1948-1949 гг. властям фактически удалось прекратить этот процесс. Новый этап религиозного возрождения качественно отличался от предыдущего своей нелегальностью, диссидентством. Послевоенное восстановление церковных институтов было официально разрешено и в основном не носило политически конфликтного характера. Совсем иначе дело обстояло с обращением к вере в 1950-х — 1980-х гг., идущем помимо воли и " поверх запретов" властей. Ведь в этот период теоретически даже любая семья, желавшая крестить ребенка, рисковала в той или иной форме конфронтацией с ними. Первый и второй этапы религиозного возрождения различались и составом их участников. Если в период войны возвращавшиеся в Церковь представители интеллигенции терялись в огромной массе " простого" верующего народа, то в 1956-1970-х гг. они доминировали.

Следует отметить, что духовное образование и религиозная литература в СССР были почти недоступны молодежи, окончившей вузы или средние специальные учебные заведения. На этот счет существовала строгая система запретов. Так, например, о. Георгий Эдельштейн недавно вспоминал, что ему пришлось добиваться священства 24 года — с 1956 по 1979. Он решил стать священнослужителем на последнем курсе института иностранных языков. Начал с походов к инспекторам семинарий в Ленинграде, Москве, Саратове. Но они отказывались даже принять документы. Обращался к правящим архиереям 11 епархий в разных концах страны, прося принять на любое церковное послушание, однако всегда получал отказ, так как Г. Эдельштейн был кандидатом наук и работал доцентом в вузе. Лишь в ноябре 1979 г. с огромным трудом ему удалось добиться посвящения в сан. Естественно, что интеллигенция, приходившая к христианству, стала заниматься самообразованием. Носившее стихийный, спонтанный характер религиозное возрождение с самого начала приняло полуподпольные формы: самиздата, кружков, молодежных дискуссионных групп, семинаров, собиравшихся на частных квартирах для изучения Священного Писания и богословия.

Существовало несколько источников распространения христианской идеологии, сыгравших важную роль в развитии религиозного возрождения. Одним из них были православные братства, сложившиеся или окрепшие в 1917-1920-е гг. К началу 1930-х гг. все они перешли на нелегальное положение, подвергались репрессиям, но смогли в той или иной форме просуществовать до 1950-х гг. Остатки братств многое сделали для передачи веры и церковности новым поколениям, что подтверждают некоторые материалы религиозного самиздата. Частичное возобновление их деятельности произошло благодаря освобождению из заключения некоторых бывших руководителей. Так, скончавшийся в конце 1980-х гг. о. Таврион, выйдя в 1956 г. из лагеря, обращал в веру и образовывал братства и общины всюду, где он поселялся, До последних дней жизни в скиту под Ригой. Продолжателями этих традиций и стали некоторые молодежные религиозные семинары. В 1900-1970-е гг. происходило формирование братств новообращенных интеллигентов. Их целью было возрождение христианского мышления, покаяние за вину безучастности к судьбе Церкви в самые тяжелые ее периоды и борьба за восстановление церковной организации и веры в стране^. Миссионерскую деятельность вели и некоторые катакомоные священнослужители, число которых, как уже отмечалось, в конце 1950-х — начале 1960-х гг. резко выросло.

Еще одним важным источником появления религиозных настроений стала литература — зарубежная, самиздатовская и даже советская. Уже в 1956-1957 гг. в связи с начинавшейся " литературной оттепелью" в СССР появился целый ряд произведений писателей, в которых специально заострялся вопрос народной религиозности: романы, повести, рассказы Н. Вирта " Крутые горы", О. Горчакова " Комсомолка Надя", П. Нилина " Жестокость", Н. Жданова " Поездка на родину, М. Алексеева " Наследники", Г. Гулиа " Каштановый дом", Т. Журавлева " В пригороде". В пьесе С. Алешина " Все остается людям" (" Ф^а кел") одним из героев являлся священник Серафим. Можно упомянуть и стихотворение В. Корнилова " Ровесники", в положительном свете показавшее молодого священника. В июльском 1969 г. докладе председателя Совета по делам религий В. А. Куроедова на всесоюзном совещании уполномоченных говорилось об опубликованном в журнале " Огонек" стихотворении Е. Евтушенко " религиозно-мистического, богоискательского характера":

" Подняв глаза с молитвой ввысь, среди распада и разврата, остановись, остановись!..

Когда шагаешь к цели бойко, как по ступеням, по телам, остановись, забывший Бога, ты по себе шагаешь сам».

В докладе В. Куроедова с негодованием подчеркивалось: " В нашу печать за последнее время стали просачиваться материалы, амнистирующие религию, появилась тенденция либерализма, благосклонности, снисхождения и даже определенной симпатии к церковникам. Некоторые православные " святые" возводятся советскими литераторами в ранг крупнейших деятелей отечественной истории. В отдельных произведениях неоправданно преувеличивается роль церквей и монастырей. Посмотрите произведения такие В. Солоухина, как " Сказка", " Родная красота", " Письма из Русского музея", " Черные доски" — ведь они воспевают религию и церковь... А возьмите роман О. Гончара " Собор". Это же апологетика прошлого, апологетика религии, очернение нашей жизни... Не случайно папа Павел VI рекомендовал выдвинуть это произведение Гончара на соискание Нобелевской премии». Не меньшее значение имели книги В. Максимова, Г. Владимова и особенно А. Солженицына " Один день Ивана Денисовича", " Матренин двор" и др.

Трудно преувеличить и роль зарубежной, в том числе эмигрантской религиозной литературы, которая с конца 1950-х гг. начала активно поступать в СССР. Яркие воспоминания об этом явлении написал в 1970-х гг. Марк Поповский: " Лет 15-17 назад что-то дрогнуло и покачнулось в неизменном, как казалось, отношение ученой публики к проблемам религии. Сначала среди молодых столичных и ленинградских научных работников возник интерес к церковному искусству, иконе, архитектуре и храмовому пению. Ученые стали задумываться о судьбе разоренных и заброшенных наших храмов, заговорили о спасении памятников старины. Следующий этап религиозного пробуждения оказался связанным с проникновением в СССР книг русских философов-христиан — Бердяева, Лосского, Шестова, Франка, С. Булгакова. <... > В московских квартирах все чаще стал появляться журнал " Вестник русского христианского движения". Все было внове для нас в этих книгах и журналах, внове, но не вчуже. У молодых математиков, физиков, биологов появились новые темы разговоров: христианство и культура, вера и наука, вера и мораль. Еще более подлила масла в разгорающийся огонь жадного интереса к религиозной философии вышедшая в 1965 году книга каноника Тейяра де Шардена " Феномен человека". Правда, захватывая все более широкие круги интеллигенции, интерес этот вырождался подчас в моду, в игру. Неверующие университетские преподаватели принялись украшать свои квартиры иконами, студенты стали щеголять ладанками и нательными крестами. Некоторые мои друзья писатели предсказывали, что " возня" с иконами и с вышедшими за рубежом религиозными книжками скоро кончится. Но время шло, а " мода" на религиозные споры и раздумья как-то не спешила сойти со сцены. " Разговоры в гостиных" стали приобретать все более конкретный характер».

Большое значение имело и распространение так называемого религиозного самиздата. Оно имело давние традиции. Известный диссидент 1960-х гг. Е. Вагин не случайно писал, что самиздат " как таковой" зародился еще до Великой Отечественной войны и " как раз в среде людей верующих". Это была " религиозная подпольная литература, в рукописях расходившаяся между верующими, целые рукописные (машинописные) журналы». Действительно, в 1920-1930-е гг. по Советской России " ходило" немало листовок, воззваний, брошюр, открытых писем и т. п., направленных против политики властей. Целый ряд подобных публикаций сохранил свою популярность и в послевоенное время. Особой популярностью в 1920-е гг. пользовалось 9-ти томное рукописное " Полное собрание сочинений протоиерия В. Свенцицкого". И в 1960-е гг. среди основных произведений религиозного самиздата был сборник проповедей этого видного церковного деятеля " Монастырь в миру». Большой комплекс самиздатовской литературы хранится в следственном деле 1928 г. ленинградской нелегальной организации " Воскресенье". Его просмотр позволил обнаружить некоторые произведения, известные ранее только по послевоенным спискам. Например, приписываемый С. Есенину " Ответ Демьяну Бедному на его стихи «евангелий»":

" Нет, ты, Демьян, Христа не оскорбил, ты не задел его своим пером нимало. Разбойник был, Иуда был — тебя лишь не хватало.

Ты сгустки крови из Христа копнул ногой, как толстый боров. Ты только хрюкнул на Христа, Ефим Лакеевич Придворов».

1940-е гг. обогатили самиздат религиозно-философской книгой архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого) " Дух, душа, тело". А с конца 1950-е гг. его объемы начали быстро расти. Уже в сентябре 1959 г. в " Комсомольской правде" отмечалось, что анонимные богословы составляют трактаты о вере, подбирают религиозную литературу и высказывания известных деятелей Церкви, в том числе Иоанна Кронштадтского, для распространения их в рукописях среди советских людей. Религиозный самиздат 1960-х — 1980-х гг. был явлением исключительно многообразным. Это не только статьи, брошюры, книги оригинальных авторов, огромное количество переводов с иностранных языков и рефератов, но и журналы и информационные бюллетени с констатацией фактов гонений за веру, многочисленные обращения, петиции, открытые письма, заявления верующих. В этом смысле самиздат служил зеркалом напряженной религиозной жизни в СССР.

На пробуждение религиозного чувства в среде интеллигенции влияли порой сама появившаяся возможность обсуждать духовные поиски, публикации в прессе статей о жизни Церкви (хотя в основном и негативных) и даже принявшая широкие масштабы атеистическая " обработка" населения. Так, член-корреспондент Академии Наук СССР И. Р. Шафаревич в своем интервью 1990 г. отмечал, что уроки антирелигиозной пропаганды против воли их организаторов порой превращались в нечто вроде уроков Закона Божия. Он рассказал об одном ему знакомом священнике, который в 1960-е гг. учился в Свердловском университете на философском факультете. Изучая курс научного атеизма, любознательные студенты решили поближе познакомиться с первоисточниками и пошли в церковь. В итоге группа выпускников после защиты диплома решила креститься. Был громкий скандал, знакомого Шафаревича поместили в психиатрическую больницу. Но в конце концов, после освобождения он все-таки принял сан.

Своеобразным " очагом" распространения христианства являлись советские лагеря. Религиозность среди заключенных всегда была очень высока. Историк и публицист Владимир Осипов свидетельствовал, что он, как и почти все молодые люди, посаженные с ним в лагерь в конце 1950-х — начале 1960-х гг., входили туда марксистами, выходили же на свободу христианами. Сам Осипов в момент ареста в 1961 г. за распространение самиздата был сторонником " югославского варианта" социализма, а после освобождения в 1968 г. из лагеря основал нелегальный религиозно-националистический журнал " Вече". По его словам, " недаром концлагерь официально называется исправительно-трудовой колонией. Приходят атеистами, уходят христианами. Исправились...». Подобную эволюцию пережили и 6 членов подпольной организации московских студентов, разгромленной в ноябре 1958 г. Ее руководитель Юрий Машков позднее писал, что он и его единомышленники проделали в лагере духовный путь от марксизма " еврокоммунистического толка" к религиозной вере. В их числе был и Б. Хайбулин, ставший в 1970-е гг. иеродиаконом Варсонофием, известным правозащитником.

Обращение к христианству в лагерях в значительной степени проходило под влиянием сотен заключенных в них священников. Е. Вагин на основе собственных впечатлений писал: " Их вера, очищенная и просветленная страданием — не только личным, но и глубоко переживаемым страданием всего русского народа, — зажигает молодые души, ведет их в ограду церкви. Видимые плоды их молитвенного подвига, совершаемого десятилетиями в тюремных застенках и за колючей проволокой — все увеличившееся число религиозных обращений в лагерях. Поэтому с полным основанием мы можем назвать советские лагеря для политзаключенных одним из очагов духовного возрождения».

Начало роста религиозных настроений в среде интеллигенции быстро почувствовали представители власти. Уже 18 апреля 1959 г. председатель КГБ А. Шелепин с тревогой писал в ЦК КПСС, что некоторые представители профессорско-преподавательского состава, артисты, научные работники активно участвуют в церковной жизни, препятствуют атеистической пропаганде, распространяют соответствующие взгляды. В докладе приводились многочисленные примеры: профессор военно-инженерной академии им. Куйбышева Н. В. Зволинский и заведующий кафедрой Московского экономического института профессор Н. Е. Пестов написали несколько религиозных брошюр и распространяли их у знакомых; доктор наук, сотрудник Ленинградского института теоретической астрономии Е. И. Казимирчак-Полонская " обрабатывала" учащуюся молодежь в религиозном духе, заявляя: " Я обязана нести идеи христианства в массы" и т. д. В итоге А. Шелепин предлагал применить репрессии. " Учитывая, что связь отдельных представителей интеллигенции с церковью несовместима с их участием в идеологической работе среди населения, Комитет госбезопасности считал бы целесообразным через администрацию учреждений и партийные организации принять соответствующие меры воздействия в отношении этих лиц». Интересно, что даже дочь И. Сталина Светлана Аллилуева крестилась весной 1962 г. в московском православном храме.

Конечно, обращенные приходили в Церковь по разным причинам, и поэтому трудно было ожидать единомыслия ее новых членов. Нелегко им оказалось найти общий язык и с традиционно мыслящими верующими. А эти зачастую малообразованные люди и составляли " костяк" церковных общин, где находились благодаря семейной традиции, и именно они сохранили Церковь во время длившихся десятилетиями гонений. Общение между недавно обращенными интеллигентами, придерживающимися разных воззрений, и массой традиционно верующих неизбежно приводила к конфликту. Многие из тех, кто приходил в Церковь из среды, чуждой христианству, сами пытались учить ее, прилагая к церковной жизни мерки, вынесенные из совсем иных сфер. В 1960-1970-е гг. появились кружки, критиковавшие Патриархию (иногда справедливо), в религиозном сознании участников которых порой царила смесь из трудносоединяемых мистических и политических воззрений.

Вероятно, многих новообращенных нельзя было до конца считать православными. Не вполне ясны и масштабы религиозного возрождения конца 1950-х — 1970-х гг. Сами его участники сильно расходились в оценках. Одни считали, что возрождение очень распространено и быстро развивается. Другие же указывали на то, что оно довольно ограничено и охватывает главным образом молодую городскую интеллигенцию. Последние были ближе к истине. Лишь во второй половине 1980-х гг. это явление приняло по-настоящему массовый характер.

Но религиозными диссидентами стали не только новообращенные интеллигенты, но и целый ряд священнослужителей. В идеократическом обществе, в котором не было четких границ между коммунистической партией и государством, эта религиозная организация все же обладала относительной свободой и автономией в силу того, что сохраняла свою иерархию и собственную идеологию. Православная Церковь во многом являлась хранительницей национального самосознания, живым звеном между Россией дореволюционной и советской, сохраняла историческую и культурную преемственность. Конфликт православного и национального, в принципе консервативных и охранительных направлений, с советским государством толкал их представителей в ряды диссидентского движения. Свящ. М. Аксенов-Меерсон писал, что " Православие вступило в него путем борьбы за религиозную свободу».

Начало второй волны религиозного возрождения практически совпало по времени с развертыванием ожесточенного наступления на Церковь. Священнослужители и миряне, не согласные с политикой Московской Патриархии, не проявляли себя открыто до конца 1950-х гг. Не протестовали они даже после смерти И. Сталина в 1953 г. Однако быстрое нарастание с 1958 г. антирелигиозной кампании создало новую ситуацию. Высшие иерархи в основном молчали. В. Куроедов и другие деятели Совета по делам РПЦ, парализовав деятельность Первосвятителя и его окружения, способствовали появлению в Церкви священнослужителей и мирян, которые, не дождавшись соответствующей реакции на действия властей иерархов, стали пытаться самостоятельно бороться с новой волной " государственного атеизма". 9 июня 1961 г. уже сам Патриарх Алексий говорил членам Совета по делам РПЦ, что " на него плохо смотрят верующие и духовенство, считают, что патриарх потерял своим бездействием авторитет в глазах верующих и духовенства и не пользуется уважением в глазах советских властей, правительства, которое не хочет его принять». Интересно, что через месяц Владыке было отправлено письмо с призывом поднять голос протеста, подписанное " Инициативной группой верующих по спасению Русской Православной Церкви от ее физического истребления". В послании подчеркивалось: " Мы собрали многочисленный материал о уже закрытых храмах, монастырях и духовных школах. Нами зафиксированы все фактические подробности и мельчайшие данные о " механизме" этих насильственных закрытий... и если вы, Святейший Владыко, бессильны оградить Церковь нашу от уничтожения, то мы вынуждены будем передать все эти фактические данные... на форум в ООН». Так постепенно появилась группа лиц, получивших название церковных диссидентов. На раннем этапе движения — до 1970 г. — они действовали в основном в рамках Московской Патриархии.

Самые первые акции церковных диссидентов, появление новых произведений религиозного самиздата относятся к началу 1958 г. В марте молодой священник Псковской епархии Сергий Желудков написал открытое письмо бывшему священнику-ренегату П. Дарманскому. " Почему Вы порвали с религией? ", в котором говорилось: " Можно потерять веру, иногда это бывает нужно по ходу нашего духовного развития, но никогда, никогда не станет человек оплевывать и публично поносить то, что действительно было его святыней. А Вы это сделали <... >, черта заведомой безнаказанности в Вашей ругани против безмолвствующей Церкви была особенно отвратительна. Конечно, неверующие осудят эту, извините, пропаганду подлости, с которой Вы выступили от имени атеизма: как же мы будем строить лучшее общество, если каждый из нас будет так низок...

Уже 27 мая 1958 г. Ленинградский уполномоченный А. Чернов писал в Совет по делам РПЦ и секретарю обкома КПСС, что письмо С. Желудкова- и анонимное стихотворение " Новый Иуда" получили широкое распространение среди учащихся Духовной Академии и семинарии. Чернов сообщал, что выясняет вопросы, как они попали туда и по чьей инициативе размножены. В Совете по делам РПЦ по этому факту завели специальное дело. Стихотворение " Новый Иуда" было направлено против другого ренегата - бывшего преподавателя Саратовской семинарии Е. Дулумана, также выступавшего в печати с резкими антицерковными заявлениями:

" Первый Иуда, предавший Христа, чувствовал — совесть его нечиста. Мучился, точно в кипящем котле, и успокоился только в петле.

У Дулумана иная сноровка. Совести нет, не нужна и веревка — был бы лишь туго набитый карман... Умер духовно Евграф Дулуман».

К началу 1970-х гг. С. Желудков написал книгу " Почему и я — христианин? ", в которой разбирался вопрос, почему люди сознательно приходят к вере в Бога и христианству. В 1970-1971 гг. в самиздатовском варианте она уже широко распространялась по стране, а в 1975 г. была издана в ФРГ.

В 1958 г. начал свою чрезвычайно активную борьбу с антирелигиозной пропагандой и известный историк Русской Церкви, диссидент Анатолий Левитин, писавший под псевдонимом А. Краснов. В упоминавшемся докладе А. Шелепина в ЦК КПСС сообщалось, что в конце 1958 г. преподаватель средней школы рабочей молодежи № 116 Дзержинского района Москвы А. Э. Левитин при участии профессора кафедры логики МГУ П. С. Попова написал труд " Библиографические заметки" в ответ на книгу Е. Дулумана " Почему я перестал верить в бога?». В первой половине 1960 х гг. А. Краснов- Левитин напечатал в самиздате несколько десятков своих произведений, до июня 1960 г. сотрудничая и с " Журналом Московской Патриархии". В основном он защищал определенных людей или отдельные церковные святыни: Почаевскую лавру, монахов Псково-Печерского монастыря, старообрядца Е. Бобкова и др. Кроме того, подробно письменно отвечал на антицерковные статьи в советской печати и иногда пытался опубликовать их в соответствующих изданиях. Эти попытки не увенчались успехом, но уже в 1966 г. первая его книга, попавшая за границу, вышла в Париже.

Энергично сопротивлялся пропаганде атеизма и друг Левитина, его соавтор Вадим Шавров, обратившийся в христианство, когда они оба сидели в одном лагере в начале 1950-х гг. Он прерывал своими выкриками антирелигиозные лекции так настойчиво, что их порой приходилось прекращать. Активная деятельность А. Левитина привлекала повышенное внимание властей, и 21 мая 1965 г., после прекращения " хрущевской" антирелигиозной кампании он был приглашен на беспрецедентную встречу с представителями государственных учреждений: двумя крупными работниками ГКБ, секретарем Ждановского райкома партии, директором Госполитиздата, заместителем директора Дома научного атеизма и др. Беседа касалась литературной деятельности А. Левитина, его пытались переубедить, запугать, подкупить. Так, заместитель редактора журнала " Наука и религия" Григорьян заявил: "... я узнал о тех безобразиях, которые творились в Почаеве, раньше Вас и сделал для их прекращения больше, чем Вы. Я в свое время звонил об этом в ЦК и говорил об этом в ЦК. Вы, очевидно, знаете, что наш журнал выступил недавно против такой одиозной личности, как Алла Трубникова". Московский уполномоченный Совета по делам РПЦ подчеркнул, что на последнем совещании в Совете было дано специальное указание действовать в строгом соответствии с законодательством и предложил Левитину (уже уволенному из школы) работать у него библиографом с окладом 150 рублей.

Но Анатолий Эммануилович остался верен своим убеждениям. В марте 1968 г. он в числе 12 авторов подписал петицию Международному совещанию компартий в Будапеште, вскоре был арестован и заключен в лагерь в Сычевке Смоленской области, а в 1974 г. выслан из СССР. Левитин поселился в Швейцарии и во второй половине 1970-1980-х гг. опубликовал десятки своих исторических и публицистических трудов, в том числе известные книги-воспоминания: " Лихие годы", " Рук твоих жар", " Родной простор. Демократическое движение" и " В поисках нового града".

Движение религиозных диссидентов на первом этапе достигло своего пика в 1963-1966 гг. Заключительная волна " хрущевских гонений" была особенно жестока, фактически встал вопрос о самом существовании церковной организации. Соответственно значительно усилилось сопротивление священнослужителей и мирян, все более открыто выражавших свое недовольство позицией Московской Патриархии. К 1963 г. относятся обращения защитников Почаевской лавры к Н. С. Хрущеву, Генеральному прокурору СССР Р. А. Руденко, во Всемирный Совет Церквей и ООН, ставшие широко известными на Западе^. Осенью 1963 г. было написано послание группы ленинградских верующих зарубежным русским религиозным организациям, так называемое " Письмо из Советского Союза", опубликованное в ежемесячнике " Православный Вестник в Канаде». В феврале 1964 г. анонимная группа мирян смогла передать заседавшему в Одессе Исполкому ВСЦ " Обращение к Всемирному Совету Церквей христиан России, Украины и Белоруссии". Оно заканчивалось просьбой ознакомить с его содержанием ООН, Восточных Патриархов, Папу Римского и передать обращение по радио, чтобы христиане всего мира могли молиться о верующих в СССР. Авторы объясняли анонимность страхом перед КГБ: " Если они поймают нас, они смешают с грязью, уничтожат» и т. д. Во много раз выросли масштабы распространения религиозного самиздата. Так, 5 марта 1963 г. Ленинградский уполномоченный Совета по делам РПЦ Г. С. Жаринов в своем докладе руководству " О контроле за проповеднической деятельностью духовенства в церквах Ленинградской области" писал, что в последнее время " среди наиболее активной части церковников стала распространяться всевозможная противоатеистическая литература, как завезенная из-за рубежа, так и своих " доморощенных авторов". В том числе статьи А. Краснова-Левитина и В. Шаврова " Атеизм и наука — несовместимы", " Ответ клеветникам", рукопись архиеп. Луки " Дух, душа, тело", анонимные сочинения " Ответ на статью К. Л. Воропаевой " Жил ли Христос? ", " Как товарищ Осипов в коммунизм пропускает" и многие другие. Через несколько месяцев, 25 июня, председатель Совета по делам РПЦ В. А. Куроедов на всесоюзном совещании уполномоченных в своем докладе значительное внимание уделил " идеологическим диверсиям" священнослужителей: " В Ленинграде, например, среди части духовенства недавно в большом количестве распространялась антисоветская религиозная литература, изданная на русском языке за границей... И кое-кто из духовенства клюнул на эту вонючую литературу. Некоторые служители культа составляют и распространяют в рукописном виде злобные, фанатичные, полные угроз письма бывшим деятелям православной церкви, отрекшимся от религии. Например, бывший богослов Осипов получил сотни таких писем. Отдельные представители духовенства прибегают и к таким приемам. Священник Кузнецов из деревни Старово Ярославской области записывал на магнитофон заграничные религиозные передачи, а затем проигрывал их при открытых окнах, привлекая таким образом население. За эту своеобразную идеологическую диверсию уполномоченный Совета снял его с регистрации и правильно сделал». А 12 ноября 1964 г. Г. Жаринов в докладе на совещании уполномоченных вновь подчеркнул всю остроту проблемы, назвав появившиеся новые произведения самиздата: книгу Лелотта " Решение проблемы жизни", работы А. Левитина " Голосует сердце", " Натянутая тетива", анонимную статью " Откуда произошла вера в Бога? ".

В августе 1963 г. в газете " Правда" появилось сообщение об аресте священника о. Григория, занимавшегося подпольной миссионерской деятельностью. При обыске у него были найдены антисоветские листовки и приспособления для их размножения. А в 1965 г. в Москве были разгромлены две подпольные группы, занимавшиеся изданием религиозной литературы, молитвенников, церковных календарей, икон. Эти работы выполнялись по ночам в государственных типографиях Института сельскохозяйственных исследований и фабрики ламп. Были произведены многочисленные аресты. Главного обвиняемого И. Старикова задержали в аэропорту в тот момент, когда он собирался отвезти в Киев чемодан и мешок с только что отпечатанными иконами. В советской прессе упоминались также Р. Мартынов и художник Ю. Якунинский, на квартире которого был обнаружен склад религиозных изданий. Эти сообщения перекликаются со свидетельством американского студента, в 1964-1965 гг. проживавшего в СССР и встречавшегося с верующими студентами Московского университета — членами тайной религиозной организации. Она состояла из отдельных небольших кружков, участники которых собирались для совершения богослужений и миссионерско-просветительной деятельности.

Широко известно " самиздатовское" дело священника православной церкви г. Каган Узбекской ССР Павла Адельгейма. Хотя он был арестован в декабре 1969 г., почти все из изъятых у него 21 документа самиздата относились к 1963-1966 гг.: " Сила Православия", " По поводу письма В. Куроедова", " Открытое письмо из России церковному комментатору Би-Би-Си В. Родзянко", " О евреях и неохилиастах", " Письмо митр. Никодиму от прот. В. Шпиллера" и др. Ташкентский городской суд осудил П. А. Адельгейма на 3 года лишения свободы. В приговоре говорилось: " хранил и распространял как в письменной, так и в устной форме рукописные тексты религиозно-философской литературы, машинописные тексты со статьями зарубежных религиозных деятелей реакционного, идеологически вредного и клеветнического содержания. А также сам писал письма и стихи такого же содержания».

Важной вехой в истории религиозного диссидентства стало создание 2 февраля 1964 г. крупной подпольной организации, руководители которой были сторонниками ведущей роли Русского Православия в обществе — " Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа". ВСХСОН возник в среде студентов и преподавателей Ленинградского университета, его особенностью была изначальная четкая христианская ориентация, деятельность организации началась с провозглашения своеобразного манифеста — " Десяти тезисов социалхристианства", составивших впоследствии основу " положительной части" программы. Союз смог просуществовать три года и к моменту своего разгрома включал, по данным следствия, 60 членов и кандидатов (фактически же, по воспоминаниям участников, около 100). Его ячейки существовали не только в Ленинграде, но и в Петрозаводске, Москве, Шяуляе, Томске, Иркутске и других городах. Возглавляли организацию выпускники ЛГУ: востоковеды И. В. Огурцов — руководитель, М. Ю. Садо — " начальник личного состава", литературовед Е. А. Вагин — " начальник идеологического отдела", юрист Б. А. Аверичкин — " хранитель материалов". Большинство зарубежных исследователей считает, что ВСХСОН являлся самым значительным подпольным объединением в СССР после смерти И. Сталина, а некоторые даже — первой за историю советской власти политической партией (возникшей в подполье). И действительно, например, две наиболее крупные нелегальные группы 1950-х гг. — Трофимова в Ленинграде и Краснопевцева-Генделя в Москве — не превышали 10 человек.

Союз намеревался скрытно и постепенно увеличивать количество своих членов с целью свержения коммунистической власти и построения в России социально-христианского строя. Были разработаны оригинальная программа, устав, " наставление по конспирации". В программе делалась попытка построения конкретной национальной модели христианского государства с опорой на три главных принципа: христианизацию политики, христианизацию экономики и христианизацию культуры. Верховным органом власти провозглашался Всероссийский Верховный Собор, в котором не менее трети мест предполагалось закрепить за духовенством. Эта идея христианского государства продолжала традицию русской религиозно-философской мысли Х1Х-ХХ вв. (А. Хомяков, В. Соловьев, В. Иванов, Н. Бердяев и др.). Для организации были характерны военная структура и четкая иерархичность: ее члены входили в боевые группы, отделения, взводы. В дальнейшем планировалось создать батальоны и корпуса. Это обеспечивало поддержание высокой дисциплины и облегчало сбор членских взносов (10% от зарплаты).

Были созданы обширные библиотеки религиозной, философской, политической литературы, в том числе фонд собственных произведений. Несколько переводчиков систематически обрабатывали иностранные издания. Их размножали машинописью, фотоспособом и конспектированием (имелось 15 пишущих машинок и более 10 фотоаппаратов). Среди распространяемой литературы были книги Н. Бердяева, Г. Федотова, А. Керенского, Кларксона, М. Джиласа, мемуары белых генералов и др. Следует отметить, что почти все члены организации были выходцами из несвязанных с Церковью интеллигентских семей, имели высшее или незаконченное высшее образование и в 1950-е гг. пережили процесс крушения коммунистических идеалов. В феврале 1967 г. союз был разгромлен, около 60 человек арестовано. Состоялось два судебных процесса: в ноябре-декабре 1967 и марте-апреле 1968 гг. Обвиняемых приговорили к различным срокам заключения — от 10 месяцев до 15 лет. В дальнейшем их судьбы сложились по-разному: Е. Вагин умер в эмиграции, И. Огурцов и сейчас продолжает заниматься политической деятельностью, М. Садо преподает в Санкт-Петербурской Духовной Академии и т. д.

Отношение к Русской Православной Церкви у ВСХСОН не было, как у большинства других религиозных диссидентов, реакцией на политику руководства Московской Патриархии, на которую эта организация обращала мало внимания. Оно являлось выражением того значения, которое должна была в идеале, по мнению членов союза, иметь Церковь. ВСХСОН представлял собой уникальное явление, хотя различных кружков, групп и обществ со сходными идеями, не сложившихся в обладавшие четкой структурой и собственной программой организации, было немало. Так, в середине 1960-х гг. КГБ " обезвредил" молодежное религиозное общество, созданное выпускниками и студентами Киевского университета, состоявшее примерно из 300 человек.

В 1965 г. ряд открытых акций протеста совершили священнослужители Московской Патриархии. Начал эту кампанию борьбы за освобождение Церкви от подчинения государственным структурам архиепископ Калужской Ермоген (Голубев). В 1962 г. он уже писал достаточно резкое послание Н. Хрущеву. А летом 1965 г. составил петицию на имя Патриарха Алексия с предложением изменить " положение о Русской Православной Церкви", принятое под давлением властей Архиерейским Собором 1961 г. Этот документ подписали еще 4 архиепископа и 3 епископа. В ответ 25 ноября архиеп. Ермоген был уволен на покой. Около двух лет он поддерживал контакты с оппозиционно настроенными священниками Глебом Якуниным и Николаем Эшлима-ном и принимал участие в подготовке их знаменитых петиций. Вызванный в октябре 1966 г. в Патриархию, Владыка отказался подписать заявление об осуждении действий этих священников. А в ноябре 1967 г. архиепископ послал Патриарху еще одно письмо, в котором указывал на тягостное положение Церкви, произвол гражданских властей, бездействие руководства Патриархии. Владыка Ермоген был фактически заключен под домашний арест в Жировицкий монастырь. Священный Синод в 1969 г. под давлением Совета под делам РПЦ осудил его " вредную" церковную деятельность. После смерти Патриарха Алексия среди архиереев имелись сторонники избрания архиеп. Ермогена Патриархом, но его даже не вызвали на Собор 1971 г., и вплоть до своей смерти в 1978 г. Владыка так и находился под домашним арестом.

Из всех выступлений церковных диссидентов в 1960-е гг. наибольшее впечатление на широкую общественность произвели два открытых письма, подготовленных священниками Московской епархии Г. Якуниным и П. Эшлиманом. Первое из них было написано 21 ноября 1965 г. и с приложением от 13 декабря отправлено Патриарху Алексию. В нем подробно перечислялись репрессивные акции, совершенные Советом по делам РПЦ, и указывалось на отсутствие сопротивления со стороны Патриархии. Оба священника настойчиво просили Первосвятителя принять срочные меры. Второе открытое письмо от 15 декабря было адресовано председателю Президиума Верховного Совета СССР П. В. Подгорному. В нем содержался протест против " беззаконных действий руководителей и уполномоченных Совета по делам РПЦ, преступно нарушающих принципы социалистической законности и основные законодательные установления советской власти, определяющие отношение советского государства к Церкви". 13 мая 1966 г. авторы писем были запрещены митрополитом Крутицким и Коломенским Пименом (Извековым) в священнослужении.

Эти послания были быстро переведены на иностранные языки, получили мировую огласку и дали толчок для развертывания широкой кампании в зарубежных средствах массовой информации. Они стимулировали рост оппозиции в Патриаршей Церкви. Воодушевленные смелыми действиями, верующие стали высказывать свои взгляды на политику руководства Московской Патриархии. В 1966 г. А. Краснов-Левитин писал по этому поводу: " Не будет преувеличением сказать, что подавляющее большинство русских священников и мирян горячо одобряют петицию двух героев. Правда, они пока молчат, ограничиваясь выражением самой тесной и трогательной симпатии к авторам героического документа. Это ничего — они заговорят завтра».

Влияние открытых писем 1965 г. распространилось и далеко за пределами Церкви. В результате усилилась религиозная струя в самиздате, в диссидентском движении в целом интерес к церковной проблематике стал постоянным, произошла определенная христианизация политической оппозиции в СССР. Так, Александр Солженицын позднее писал: " Еще весной 1966 г. я с восхищением прочел протест двух священников — Эшлимана и Якунина, смелый, чистый и честный голос в защиту церкви, искони не умевшей, не умеющей и не хотящей саму себя защитить. Прочел и позавидовал, что сам так не сделал, не найдусь. Беззвучно и неосознанно во мне это, наверно, лежало и проворачивалось. А теперь с неожиданной ясностью безошибочных решений проступило: что-то подобное надо и мне".

Ярким подтверждением вывода А. Краснова-Левитина стало " Открытое письмо верующих Кировской (Вятской) епархии Патриарху Алексию и всем верующим Русской Православной Церкви" от 10 ноября 1966 г. Его подписали 12 человек, но автором являлся бывший преподаватель математики, пенсионер Борис Талантов. В послании содержалось требование предать духовному суду Кировского епископа, как нарушившего церковные каноны и способствовавшего закрытию храмов. Оно также прогремело на весь мир. Редактор парижского журнала " Вестник русского христианского движения" П. Струве писал: " Вятский документ — первое " аминь", произнесенное словам двух священников. Но его значение и в другом. Московские священники обобщили страдальческий опыт Русской Церкви за последние годы. Вятский документ — потрясающая иллюстрация к их обобщениям". 30 марта 1967 г. Б. В. Талантов написал статью " Тайное участие Московской Патриархии в борьбе КПСС с Православной Христианской Церковью", а затем еще несколько. В 1969 г. больной пенсионер был арестован и приговорен к двум годам заключения. В последнем слове на суде он подтвердил свою верность Христу и простился с близкими, так как предчувствовал, что уже никогда не выйдет на свободу. В 1971 г. Б. Талантов умер в тюремной больнице.

Участие священнослужителей Московской Патриархии в диссидентском движении в 1960-е гг. не ограничивалось указанными примерами. Известный московский протоиерей Всеволод Шпиллер также написал открытое послание, оказывал сильное сопротивление попыткам подорвать деятельность своего прихода после назначения туда неверующего старосты. В 1967 г. при попытке перейти границу Чехословакии был арестован священник Борис Заливако, вместе со своим другом А. Чинновым пытавшийся попасть на Запад с целью получения богословского образования (после службы в армии его не принимали в духовные учебные заведения). Оба " преступника" оказались в психиатрической больнице, а затем в лагере. Только в 1975 г. Б. Заливако был освобожден и " сослан" в Томскую область.

В конце 1960-х гг. начал свои ставшие широко известными проповеди свящ. Димитрий Дудко. Он был осужден в 1948 г. за хранение и распространение стихов, призывавших к борьбе с безбожием, в 1956 г. освобожден и в 1960 г. рукоположен после завершения богословского образования. С 1962 г. о. Димитрий служил в Никольской церкви на Преображенке в Москве. Наталья Солженицына, знавшая его с 1968-1969 гг., через 10 лет вспоминала: " Это было время начала религиозных поисков многих людей, родившихся и выросших под гнетом коммунистической идеологии... Возврат в Церковь в те годы еще не был массовым, как сейчас, но уже заметно влиял на общую атмосферу общества. Люди искали живого слова о Боге, искали духовных наставников... Как только начал отец Димитрий свои проповеди — беседы в храме, — сотни молодых людей пришли к нему за духовным руководством. Беседы переписывали от руки, перепечатывали и широко распространяли по всей стране. Власти реагировали немедленно: обыски, допросы, переводы в дальние от Москвы храмы, автомобильная катастрофа при неестественных обстоятельствах...

Беседы Д. Дудко заключались главным образом в изложении основ христианского учения. Но он говорил и о роли Церкви в современном обществе, призывал ее быть нравственной силой. В этих проповедях мало упоминалась политика, однако все же затрагивались темы присутствия доносчиков в церкви или существования трудовых лагерей. В 1977 г. тексты бесед вышли отдельной книгой в США. Кроме того, о. Димитрий хранил и распространял самиздат, зарубежную литературу. Подобную деятельность он продолжал до ареста 15 января 1980 г.

В советской атеистической литературе содержание его бесед в значительной степени искажалось и представлялось следующим образом: " Духовный пастырь использовал церковный амвон для далеко не религиозных проповедей. Заранее подготовленные его приспешниками вопросы были сформулированы так, чтобы Дудко имел возможность, отвечая на них, делать выпады против государственной власти, в искаженном виде изображать нашу действительность, настраивать паству против " безбожников". Делал он выпады и против Московской патриархии».

Деятельность церковных диссидентов вызвала сильную тревогу властей. В июльском 1969 г. докладе В. А. Куроедова на всесоюзном совещании уполномоченных Совета по делам религий указывалось: " В русской православной церкви группа фанатиков-демагогов под руководством епископа Ермогена, Краснова-Левитина, Эшлимана, Якунина пыталась внести смятение в среду православного духовенства. Она хотела спровоцировать служителей культа на выступления против законодательства о религиозных культах, на борьбу за возврат православию всех храмов, духовных семинарий и монастырей, прекративших существование за годы Советской власти. В результате своевременно предпринятых мер само духовенство осудило деятельность этой группы. Но мы не должны забывать, что среди служителей культа есть немало людей, скрывающих свое подлинное лицо, держащих, как говорится, камень за пазухой на Советскую власть... Реакционерам всех мастей не нравится, что попы у нас выбиты со своей командной высотки управления делами церкви. Не случайно и все эти мракобесы-фанатики-ермогены, Красновы-левитины, эшлиманы, Якунины и другие в своих демагогических, клеветнических выступлениях прежде всего выдвигают вопрос о возврате к старым порядкам, когда поп был полновластным хозяином в религиозном обществе".

В это время прошла серия арестов церковных диссидентов: Б. Та-лантова, П. Адельгейма, А. Левитина и некоторых других отправили в лагеря. Однако движение не только не пошло на убыль, но и вскоре в значительной степени выросло. На 1970-е гг. приходится качественно иной этап религиозного диссидентства, которое перешагнуло рамки Московской Патриархии и достигло высшего пика своего развития. Появляется новая сила, особенно активно проявившая себя в конце 1970-х гг. Это — активность мирян, возраставшая вне связи с Патриархией.

К 1970-м гг. церковные диссиденты составляли одну из известных групп независимо мыслящих людей, искавших большей свободы в разных областях советской жизни. Самая крупная и известная из них — объединение интеллигентов, боровшихся за гражданские права, проведение реформ, учитывавших опыт политических систем стран Запада и называвших себя Демократическим движением. Между его членами и растущей группой диссидентов в Русской Церкви существовало активное сотрудничество. Примером его является поддержка в начале 1970-х гг. двумя правозащитниками В. Челидзе и Б. Цукерманом попыток православных верующих зарегистрировать свой приход в Наро-Фоминске под Москвой.

Другим основным направлением мысли независимой советской интеллигенции, имевшим значительное влияние на членов Церкви, был русский национализм. Националисты считали, что нравственными и духовными ценностями народа на протяжении его истории были ценности Православия, и что их следует возродить. Они также полагали, что в будущем Русская Церковь займет центральное место в народной жизни, хотя различные группировки по-разному смотрели на ее роль. Между демократами и националистами порой возникало известно братство и сознание общности. Однако они коренным образом расходились в том, что касается осуществления перемен, будущего русской нации и Советского Союза в целом. Это нередко приводило к резкой полемике. Подобные дискуссии имели большое значение для православных диссидентов, их симпатии колебались между демократами и националистами различных оттенков.

Главным журналом самиздата, выражавшим русское национальное самосознание, в котором Православию отводилось ведущее место, было " Вече". Десять номеров журнала вышли в 1971-1974 гг. Его появление подготовил бурный рост русского самосознания в 1964-1970 гг. Издавал " Вече" " либеральный националист" Владимир Осипов, освобожденный в конце 1968 г. из лагеря, где он обратился к вере. В ноябре 1974 г. Осипов был вторично арестован и приговорен к 8 годам лишения свободы.

1971 г. вошел в историю русского диссидентства не только появлением " Вече", но и всплеском религиозного инакомыслия в связи с подготовкой и проведением Поместного Собора. В его адрес было отправлено несколько открытых писем. Одно из них — " Обращение к Поместному Собору Русской Православной Церкви по поводу богословской деятельности высокопреосвященного Никодима, митрополита Ленинградского и Новгородского и других единомысленных ему лиц", содержало резкую критику этой деятельности. Его авторы — свящ. Николай Гайнов, миряне Ф. Карелин, Л. Регельсон, В. Капитанчук попытались начать внутри Церкви дискуссию по богословским вопросам. С другим документом обратились к Собору свящ. Георгий Петухов, иеродиакон Варсонофий (Хайбулин) и мирянин Л. Фомин, призывая добиться у государства открытия церквей и монастырей, преподавания Закона Божия в школах и т. п. Иркутский свящ. Евгений Касаткин также отправил послание, описывая пагубные последствия реформы 1961 г. в приходской жизни. Подобное же требование выражали и не менее 5 архиереев. Наиболее известное заявление было подано архиепископом Иркутским Вениамином (Новицким).

10 июня 1971 г. московский уполномоченный Совета по делам религий А. Плеханов писал В. А. Куроедову: "...среди духовенства есть и такие лица, которые ожидали от Поместного Собора внесения некоторых изменений в церковную реформу 1961 года, в части предоставления права духовенству избираться в церковные советы, а некоторые жили надеждой, что им будет предоставлено право управлять финансово-хозяйственными делами церкви». А в информационном отчете Совета в ЦК КПСС за 1971 г. указывалось: " Другая, хотя и небольшая часть епископата, хотела бы избрать главой церкви такого деятеля, который по своим взглядам был бы близок к взглядам патриарха Тихона, известного своими антисоветскими высказываниями и анафемами; имели место и нелегальные вылазки экстремистов. Так, в начале 1971 г. появилось анонимное обращение к епископату и клиру с призывом " не избирать в качестве патриарха теперешних членов Священного Синода, продавшихся властям", а выдвинуть на этот пост архиерея, способного противостоять государству, атеизму и укрепить церковь, возродить ее былые позиции. В качестве кандидатов на патриарший пост в анонимке выдвигались 24 архиерея, а первым среди них назывался архиепископ Ермоген».

Неудача обращений к Поместному Собору заставила многих сделать вывод, что членам Церкви, в попытках добиться для нее большей свободы, необходимо прибегать к другим мерам воздействия. Правда, еще вплоть до 1974 г. основные выступления церковных диссидентов — " Великопостное письмо" Патриарху 1972 г. А. Солженицына и споры вокруг него, отчет И. Шафаревича " Законодательство о религии в СССР" для Комитета по правам человека и т. д. — концентрировались на роли Московской Патриархии и возможности перемен в ней. Но постепенно становилось все яснее, что Патриархия, по крайней мере в обозримом будущем, не сможет перемениться, и призывы к руководству ее с годами раздавались все реже и реже.

В 1974 г. одновременно и независимо друг от друга возникли два религиозно-философских семинара — в Москве и в Ленинграде. Последний выпускал несколько самиздатовских периодических изданий, из которых самым продолжительным был журнал «" (выходил до 1981 г.). Московский семинар под руководством А. Огородникова также в 1978 г. начал издавать собственный неофициальный журнал " Община". Традиции " Вече" продолжали новые самиздатовские христианско-националистические периодические издания " Земля", " Московский сборник" и др. Религиозная струя все сильнее проявлялась в диссидентском движении. Уже к середине 1970-х гг., по подсчетам " Архива самиздата", около 50% его выходило из рук верующих. Расцвет же православного диссидентства пришелся на 1976-1979 гг. Этот период далеко выходит за временные рамки книги и поэтому подробно характеризоваться не будет. Следует отметить только особую роль, которую сыграл созданный в декабре 1976 г. " Христианский комитет защиты прав верующих в СССР" — первая православная правозащитная организация, действовавшая от имени всей Церкви. Комитет работал в тесном сотрудничестве с Московской Хельсинской группой. Его основателями были исключительно православные — свящ. Г. Якунин, иеродиакон Варсонофий (Хайбулин) и В. Капитанчук, к 1980 г. их ряды пополнили священники Н. Гайнов, В. Фонченков и мирянин В. Щеглов. Только в 1981 г. среди новых тайных членов комитета появились представители других конфессий — баптисты, адвентисты, пятидесятники.

На 1980-е гг. пришелся последний третий период деятельности религиозных диссидентов. Волна репрессий в конце 1979-1982 гг. нанесла по ней тяжелейший удар. Арестованы были почти все основные активисты — Г. Якунин, Д. Дудко, Л. Регельсон, А. Огородников, В. Капитанчук, В. Пореш, Т. Щипкова и многие другие. КГБ смог на время в значительной степени подавить движение. Хотя полностью " искоренить" церковных диссидентов не удалось. И в первой половине 1980-х гг. существовало немало неофициальных религиозных групп и семинаров, выходили самиздатовские журналы " Надежда", " Многая лета" и т. д. А с середины десятилетия, после некоторого ослабления репрессий, освобождения большинства " узников совести", в СССР вновь происходит бурный рост самиздата, особенно в период подготовки и празднования тысячелетия крещения Руси. Причем доля религиозного самиздата по сравнению с 1970-ми гг. еще более возросла. Набиравшая силу и влияние независимая печать подвергала резкой критике пассивность высшего духовенства, печатала документы, свидетельствовавшие о подчинении епископата Совету по делам религий, требовала от священнослужителей вести борьбу за Церковь. В эту деятельность включились освобожденные из лагерей Г. Якунин, А. Огородников, В. Пореш и многие другие. Условной границей завершения третьего периода церковного диссидентства можно считать 1991 г. — время крушения советской власти и распада СССР. К этому времени в основном на базе религиозно-философских семинаров, кружков, оппозиционных и государству и Московской Патриархии, уже возникло несколько небольших христианских партий, движений и союзов, активно включившихся в политическую жизнь страны.

Мы видим, что формы сопротивления разовых верующих и священнослужителей Русской Церкви антирелигиозной политике советского государства были достаточно многообразны. В конце 1920-х — начале 1930-х гг. особенно важную роль играло движение " непоминающих" и прежде всего иосифлян, пытавшихся вести легальную оппозиционную деятельность. В дальнейшем массовое распространение получают тайные катакомбные общины, впервые возникшие еще в 1918 г. А в конце 1950-х гг. появляются религиозные диссиденты. Возникновение их связано как с началом процесса обращения к вере некоторых групп советской интеллигенции, так и с кризисом доверия к руководству Патриархии среди определенных слоев священнослужителей и мирян в период хрущевских гонений.

Известно, что часть православных верующих не считала открытое диссидентское движение правильным с церковной точки зрения. Одни, включая и иерархов, опасались конфронтации с властями, чтобы не потерять и существовавшую ограниченную свободу. Другие, побуждаемые скорее духовными соображениями, полагали, что не дело Церкви заботиться о людских правах. Но отсутствие прямой поддержки в широких массах еще не означало, что деятельность диссидентов не пользовалась у них одобрением. Действительно, на протяжении почти 30 лет основную активность проявляла сравнительно небольшая группа, состоявшая, главным образом, из интеллигенции. Однако по мере того, как ряды активистов ослабевали в результате арестов или эмиграции, движение продолжало пополняться новыми членами из числа прежде молчавших.

Деятельность церковных диссидентов в СССР делится на три основных этапа. Первый — начальный — приходится на 1958-1969 гг., когда постепенно набиравшее силу движение существовало еще в рамках Московской Патриархии. На втором этапе — в 1970-1979 гг. — оно вышло из них и пережило бурный подъем. 1980-1991 гг. характеризуются сначала сильным спадом под ударами КГБ, а затем новым ростом с 1986-1987 гг. Все указанные формы религиозного сопротивления помогали Русской Церкви выстоять даже в периоды самых жестоких гонений, оказывали непосредственное воздействие на государственную политику, являлись важной причиной изменения ее курса, тех или иных уступок советского руководства.