Линейная аспектуалытость

Линейный аспект, связанный с выделением различных качественно неоднородных фрагментов внутри ситуации, организован более сложно. Каждая граммема линейного аспекта указывает на то, что в некоторый фиксированный момент или период времени t (в дальнейшем мы будем говорить об этом периоде как о «времени наблюдения») реализован один из многих возможных для данной ситуации фрагментов (в частности, может быть реализована и вся ситуация в целом).

Понятие «времени наблюдения» (ср. также понятие «topic time» в [Klein 1994]) очень важно для описания аспектуальной семантики линейного типа. Действи­тельно, что означает, например, утверждение типа Лодка плыла к берегу? Это

означает, что в тот момент, когда говорящий впервые обратил внимание на лод­ку, она уже начала движение в направлении берега, и весь последующий период «времени наблюдения» — пока говорящий не перестал ею интересоваться — это движение продолжалось. Если бы в начале времени наблюдения движения лодки к берегу не было, а в середине времени наблюдения это движение началось, то такая ситуация была бы обозначена говорящим как Лодка поплыла к берегу. Наконец, если бы на время наблюдения пришелся момент достижения лодкой берега, то говорящий обозначил бы эту ситуацию как Лодка приплыла к берегу. Здесь существенно, что лодка, которая плыла к берегу, в некоторый момент, безусловно, начала движение и в некоторый другой момент, скорее всего, его закончит — но говорящий, выбирая форму плыла, сообщает о том, что эти два эпизода не попали в его момент наблюдения (а не о том, что они вообще не имели или не могут иметь места). Это и означает, что аспект (во всяком случае, линей­ный аспект), как мы уже отмечали, описывает не столько физическую реальность, сколько способ ее восприятия говорящим.

Само время наблюдения может быть эксплицитно задано контекстом (ср. Ког­да капитан поднялся на мостик, лодка уже тыла к берегу или В подзорную трубу капитан видел, как лодка плыла к берегу и т. д., и т. п.), но может и никак не экс­плицироваться, поскольку сама аспектуальная форма уже содержит необходимую информацию.

Для описания линейного аспекта необходимо располагать сведени­ями о том, как в естественных языках может представляться структура ситуации.

Наиболее существенны следующие пять фрагментов ситуации (ср. [Dik 1989; Smith 1991; Klein 1994] и др.): начало (момент пере­хода от состояния 'ситуация не имеет места' к состоянию 'ситуация имеет место'), конец (момент обратного перехода), середина (промежуток между началом и концом), подготовительная стадия, (состояние, такое что имеются признаки начала ситуации), результирующая стадия (состо­яние, наступающее после конца ситуации); в последних двух случаях состояние, как правило, приписывается субъекту или объекту ситуации. Последние две стадии называются внешними, остальные — внутренними.

Очевидно, что не каждая ситуация может иметь все пять стадий: подготовительная и результирующая стадии могут отсутствовать у любой ситуации; далее, ситуации, называемые мгновенными, не могут иметь срединной стадии (т.е. не могут иметь длительности): как уже отмечалось в Га. 4, 3.3, с точки зрения языка у этих ситуаций момент начала и момент конца совпадают. Предельные процессы, в отличие от непредельных, имеют точно определенную конечную стадию и наступающее вслед за ней результирующее состояние: если некто закрывает дверь [предельный процесс], мы знаем, что в нормальном случае он закроет дверь [наступит момент достижения предела! ^и после этого дверь будет закрыта [начнется результирующее состояние — в данном случае, приписанное объекту].

Показатели линейной аспектуальности указывают на то, что в пе­риод наблюдения имеет место одна из перечисленных выше стадий.

Существуют два основных показателя внешних стадий — проспектив (маркирующий подготовительную стадию) и результатив (маркирую­щий результирующую стадию) — и два основных показателя внутренних стадий — дуратив (маркирующий срединную стадию) и пунктив (мар­кирующий любую из двух мгновенных стадий, т. е. начало или конец ситуации, а также ситуацию в целом, если она представляет собой мгно­венное событие, не имеющее длительности). Здесь, однако, начинаются сложности, связанные со взаимодействием грамматической семантики аспектуальных показателей и лексической семантики глагола.

Поскольку наибольшие сложности связаны с употреблением пунктив-ных показателей, мы разберем их наиболее подробно в следующем разде­ле, а сейчас кратко охарактеризуем остальные аспектуальные показатели.

Показатели проспектива (с общим значением «'X таков, что позже произойдет Р') встречаются несколько реже остальных показателей ли­нейного аспекта и оказываются менее грамматикализованными. Обычно они выражаются глаголами движения типа идти (ср. англ, be going to, франц. otter** и т.п.); их грамматикализация часто приводит к развитию у них более общего значения будущего времени (подробнее см. [Fleisch-man 1982]; это еще один пример эволюции аспектуальных показателей во временные). Во многих описательных грамматиках проспективность и будущее время смешиваются (часто проспективные формы служат стандартным переводом форм будущего времени европейских языков): важным отличительным признаком проспективного значения является его способность свободно сочетаться со значением прошедшего времени.

Показатели результатива (с общим значением яз 'X таков, что раньше имело место Р') прежде всего описывают естественный результат пре­дельного процесса (ср. объектный результатив в машина сломана, дверь открыта, субъектный результатив в русск. диал. он уехавши, разг. он выпивши — единственное бесспорное заимствование диалектной фор­мы субъектного результатива в обще разговорны и язык). Эти показатели существуют во многих языках мира и были подробно описаны в исследо­вании [Недялков (ред.) 1983] (сам термин «результатив» был независимо предложен в работах [Недялков и др. 1974 и Coseriu 1976]). Диахро­нически, показатели результатива имеют тенденцию эволюционировать в показатели перфекта (см. ниже), а впоследствии — в показатели про­шедшего времени (пунктивного типа или нейтрального в аспектуальном

' Описание франц. alter как показателя временной дистанции (ср. [Мельчук 1998: 75|), по-видимому, менее точно: основное значение данной конструкции именно в том, что в момент наблюдения существуют предпосылки к совершению Р, а скорое наступление Р является прагматическим следствием этого факта (частым, но, вообще говоря, не обязатель­ным). Существенно также, что в прошедшем времени, которое у этой конструкции тоже возможно (ср. elle atlait tomber 'она уже готова была упасть/она чуть не упала*), проспек-тивное значение, mutatis mutandis, сохраняется, а контекстный эффект близкого будущего, естественно, полностью утрачивается. Подробнее см., например, [Franckel I9S9).

отношении: такая эволюция имела место в истории русского, немецкого, французского и многих других языков).

Семантическая специфика перфекта (англ, perfect или anterior) требует некоторых комментариев. Отражая начальный этап эволюции результати­ва в сторону прошедшего времени, перфект сочетает свойства как аспек­туальных, так и таксисно-временных граммем. В отличие от результатива, перфект обозначает не актуальное состояние, а некоторую предшеству­ющую ситуацию, но, в отличие от прошедшего времени (или таксисной граммемы предшествования), перфект обозначает не всякую предшеству­ющую ситуацию, а такую, последствия которой (не обязательно естествен­ный результат!) существуют в момент наблюдения. Наиболее обычной (а часто и единственной в языке) разновидностью перфекта является та­кая, в которой момент наблюдения совпадает с моментом речи, а предше­ствующая ситуация относится к прошлому; возможен, однако, перфект, относящийся к плану прошедшего и будущего времени. Так, английский перфект в предложении типа John has heard about it 'Джон об этом слы­шал' сообщает информацию двоякого рода: во первых, что в некоторый момент в прошлом имела место ситуация John heard about it 'Джон об этом услышал'; во-вторых, что этот факт имеет значение для характеристики Джона в момент речи (например, если говорящий хочет сказать, что имеет дело со сведущим человеком, или с не в меру любопытным чело­веком, и т. п. — одним словом, если говорящий хочет ответить на вопрос «каков Джон?» в большей степени, чем на вопрос о том, что происходило с Джоном в прошлом). По этой причине типичные формы перфекта (в от­личие от форм прошедшего времени) не сочетаются с обстоятельствами «точного времени» (типа 'вчера', 'в прошлую пятницу' и т. п.).

Таким образом, в целом перфект можно охарактеризовать как «осла­бленный результатив», описывающий не конкретное, лексикографически детерминированное состояние, возникшее в результате завершения дей­ствия, а любой (пусть даже косвенный) результат ситуации, релевантный в последующий момент (обычно в момент речи) — так сказать, любое «эхо» ранее имевшей место ситуации, если это «эхо» еще звучит в тот момент, когда говорящий описывает ситуацию.

Грамматически выраженный перфект встречается, по-видимому, не­сколько менее, чем в половине языков мира (ср. [Dahl 1985 и By-bee et al. 1994]) и чаще всего выражается (как и результатив) аналити­ческими конструкциями со вспомогательными глаголами. Из европей­ских языков перфект представлен, например, в английском, испанском, греческом, болгарском, финском; в итальянском, немецком и француз­ском он находится в стадии исчезновения (в современном французском языке почти завершившейся)⁶¹. Древнерусский перфект (состоявший

⁶) В письменном французском языке сохраняется противопоставление форм passe compost (исторически, формы перфекта) формам passtf simple (в разговорном языке практически

из л-причастий и форм вспомогательного глагола быть) в современном языке эволюционировал в прошедшее время, а противопоставленный ему аорист в современном языке утрачен.

Что касается аспектуальных показателей срединной стадии ситуации, то они, как уже было сказано, в первую очередь сочетаются с обозна­чениями состояний и процессов, т. е. ситуаций, имеющих длительность. Однако разные типы таких ситуаций могут иметь различную сочетаемость с показателями длительности.

С одной стороны, язык может маркировать срединную фазу одним и тем же способом у состояний и процессов; в этом случае в языке представлен стандартный показатель дуратиеа.

С другой стороны, язык может маркировать срединную фазу только у таких ситуаций, для которых противопоставление начальной, средин­ной и конечной фаз может быть релевантно, т. е. у процессов (и особенно у предельных процессов). Гомогенные состояния, которые в каждый мо­мент времени тождественны сами себе, с точки зрения такой системы в специальном выделении одной из их фаз не нуждаются, поскольку все их фазы одинаковы. Таким образом, в языке оказывается предста­влен не просто показатель «длительности», а показатель «динамической», т. е. качественно неоднородной длительности; иначе говоря, формы типа знает [состояние] и типа пишет [процесс] маркируются разными аспек-туальными показателями, и только вторые сочетаются с показателями длительности. Значение «динамической» длительности обычно называ­ется прогрессивом — в отличие от дуратиеа, обозначающего срединную стадию у ситуаций любого типа. Граммема прогрессива имеется в ан­глийском языке (ср. he is writing, но he knows/*he is knowing). Прогрессив обычно имеет тенденцию эволюционировать в направлении дуратива, постепенно расширяя свои сочетаемостные возможности.

Показатели дуратива в языках часто имеют и другие функции, совме­щая выражение срединной фазы с выражением (неограниченной) повто­ряемости и хабитуальности; такие полисемичные показатели в аспекто-логической литературе называются имперфективными (ср. [Comrie 1976; Bybee et al. 1974] и др.); собственно, славянские формы «несовершенного вида» как раз и являются типичным примером имперфектива (ср. при­меры выше). Следует подчеркнуть, что имперфектив — это не столько название видовой граммемы, сколько обозначение «пучка функций», с ти­пологической точки зрения достаточно разнородных (так, в английском,

утраченным); при этом первые описывают события, тесно связанные с миром говорящего (прежде всего, с событиями его собственной жизни), тогда как вторые употребляются при рассказе о событиях вне сферы личного опыта говорящего (в так называемом «нарративном режиме», отключенном отдейктического центра). На это своеобразное противопоставление (близкое к категории эвиденциальности, см. 2.5) впервые указал Э. Бенвенист [1959]; ср. также [Waugh/ Monville-Burslon 1986; Reischman 1989 и Падучева 1996].

турецком, монгольском, суахили и многих других языках дуративность и ха^итуальность выражаются разными показателями).

Показатели имперфектива присоединяются как к названиям «дли­тельных» ситуаций, так и к названиям мгновенных (т. е. событий). В по­следнем случае ситуация переходит в другой аспектуальный класс и начи­нает обозначать последовательность повторяющихся событий, т. е. также концептуализуется в языке как длительная. Ср. русские пары типа толк­нуть ~ толкать, где первый элемент (совершенного вида) обозначает мгновенное однократное событие, а второй элемент (несовершенного вида) — серию повторяющихся событий, по своим аспектуальным свой­ствам идентичную процессу типа бежать.

Если мгновенные ситуации в языке могут быть представлены как длительные (с помощью итерации), то возможна и обратная операция: длительные ситуации могут быть «свернуты» до мгновенных. Это осу­ществляется с помощью показателей пунктива. Изначально, показатель пунктива присоединяется к обозначениям событий: так же, как фор­мы типа лежал или знал лексически дуративны, формы типа лопнул или нашел лексически пунктивны. Но что произойдет, если показатель пунктива присоединить к названию процесса (типа идти или писать)¹} В этом случае процесс должен быть представлен как ситуация, в каком-то отношении, так сказать, эквивалентная точке.

Сделать это можно, в принципе, двумя путями. В первом случае пунктивный показатель сигнализирует о том, что в момент наблюдения говорящий был свидетелем не всего процесса в целом, а, действительно, одной из его выделенных «критических точек». Таких точек может быть только две: либо это конец процесса, либо это его начало. У предель­ных процессов при «свертывании» чаще всего в фокус попадает конец (момент достижения естественного предела), у непредельных процессов и состояний — начало (момент возникновения ситуации). Такие се­мантические эффекты дает, например, в русском языке совершенный вид (который обязательно маркирует однократные мгновенные собы­тия), присоединяясь к обозначениям состояний и процессов: ср. узнать (начало состояния), побежать (начало процесса), написать (достижение предела) и т. п.; ср. также английские пунктивные формы (прошедшего времени) типа knew (начало состояния), ate up (достижение предела) и т. п. Показатели начала ситуации (инхоативы) и показатели достижения естественного предела (комплетивы) связаны также с категорией фазы, о которой см. раздел 1.4.

Во втором случае из состава ситуации не выделяется одна критическая точка, а к точке как бы приравнивается вся ситуация в целом (аспекто-логи обычно так и называют этот прием — «целостным» рассмотрением ситуации): иначе говоря, время наблюдения говорящего охватывает од­новременно начало и конец ситуации. Ситуация, с одной стороны, по-прежнему имеет длительность, но эта длительность ограничена с обеих

сторон; продолжая геометрическую метафору, можно сказать, что перед нами не линия, а отрезок. Такое значение называется лимита/пивным/Это значение имеют такие формы английского простого прошедшего, как ran, sang или wrote: например, ran 'бежал (какое-то время)' или '(по)бегал (ка­кое-то время)' отличается от was running 'бежал (в это время)' именно тем, что только в первом случае говорящий наблюдал начало и конец бега; во втором случае он наблюдал лишь срединную стадию.

Как можно видеть из приведенных примеров, в русском языке лими-тативность (в отличие от «точечности») не всегда может быть выражена грамматическими средствами. Действительно, второй способ «свертыва­ния» ситуации (т. е. превращение ее в ограниченный отрезок) для русского языка не характерен: граммема совершенного вида в русском языке почти всегда соотносится именно с событиями. Исключением являются только глагольные формы с приставками по- и про- (типа поработать [немного] или проработать [весь день]): они являются единственными формами совершенного вида, которые в русском языке обозначают не события, а процессы — но процессы, ограниченные во времени (подобно ан­глийским формам типа ran). Правда, кроме грамматического значения лимитативности формы с приставками по- и про- выражают еще и до­полнительные словообразовательные значения краткости (или слабой интенсивности) действия (в случае по-) или, напротив, непрерывности (и, возможно повышенной интенсивности) действия (в случае про-). Английские лимитативные формы таких дополнительных значений, ко­нечно, не выражают.

Для русскойвидовой системы вообще очень характерна теснаясвязь междувидом и словообразованием: в большинствеслучаев переход от лексемыодного вида к лексеме противоположного вида сопровождается нетривиальным семанти­ческим изменением: ср., например, глагол НСВработать и его однокоренные СВ-корреляты проработать, отработать, наработать, заработать, разработать, вы­работать, сработатьи др.: ни в одномслучае не возникает того, что аспектологи называют чисто видовой парой (ср. также Гл. 1, §2).

В целом, языки различаются в отношении того, какой способ «свер­тывания» ситуаций является в их глагольных системах предпочтительным: в языках типа русского предпочтение отдается «пунктивному» способу (более тесно связанному с лексической семантикой глагола), в языках ти­па английского — «лимитативному» способу (предполагающему большую степень грамматикализации аспекта). Иногда оба способа применяются в языке в равной степени; в этом случае можно говорить об аспектуаль-ном показателе широкой семантики, который называют перфективом^.

⁷* В силу своей семантики, перфектив чаще всего реализуется в комбинации с про­шедшим временем (такие формы традиционно называются аористом, хотя термин аорист, к сожалению, в лингвистической литературе один из самых неоднозначных).

Пёрфектив, так же, как и имперфектив — это не конкретное аспектуаль-ноезначение, а пучок функций. В двувидовых системах имперфективный пучок может быть противопоставлен перфективному, но языки, конечно, Moryi различать (и даже чаще различают) три-четыре самостоятельных аспекту ал ьных граммемы: например, пунктов, дуратив, хабитуалис и пер­фект. Поэтому с типологической точки зрения аспекгуапьные значения никак не могут сводиться к одной бинарной оппозиции типа «перфек-тив/импсрфектив» (те типологи, которые постулируют такое бинарное устройство для универсальной категории вида, как правило, находятся под слишком сильным влиянием конкретно-языковой, и притом весьма специфической, «славянской модели» вида)⁸*.

С типологической точки зрения, славянские языки оказываются, как это ни парадоксально, в аспектуальном отношении скорее бедными (если, конечно, отвлечься от грамматической периферии — глагольного словообразования с многочисленными показателями «совершаемости»). Это становится особенно заметно при сопоставлении славянских (и по­добных им) систем с «полиаспектными» системами типологически иного устройства — например, с тюркскими или с английской. Сложность опи­сания категории вида в славянских языках объясняется не в последнюю очередь именно тем, что единственная бинарная оппозиция несет в этих языках очень большую функциональную нагрузку, выражая с помощью двух граммем весь спектр количественных и линейных аспектуальных значений.