Часть вторая

7. Опекунский совет

Большое помещение, в котором заседает опекунский совет. Несколько господе париках стоят у открытых окон, разгляды­вая небо в подзорные трубы. Среди них доктор. Слышны отдельные реплики:

— Вон она.

— Где? Я ничего не вижу...

— Да вон же... Круглая... Похоже на блюд­
це.

— Комета, господа! Малая комета!

— А я говорю — знак божий!

— А может быть, туча?!

— Нет. Комета.

— Да где? Я ничего не вижу...
Открылась дверь, вошедший лакей про­
возгласил: «Губернатор Ирландии сэр
Уолп!»

Появились озабоченные губернатор и

судья Б и г с.

Все поспешно расселись вокруг стола.

Судья. Господа! Начинаем экстренное заседа­ние опекунского совета, который я собрал по распоряжению лорда-губернатора, сэра Уолпа.

Все посмотрели в сторону губернатора, тот сидел с непроницаемым лицом.

Губернатор поручил мне сказать, что он крайне обеспокоен состоянием здоровья на­шего дорогого декана Свифта и положением дел в стране. Надо ли говорить, как нас всех тревожит душевный недуг нашего ве­ликого современника? Но, что поделать, если медицина еще так несовершенна? Одна­ко с радостью хочу сообщить, что новый док­тор — мистер Симпсон вселяет в нас надеж­ду. Всего несколько дней этот молодой эс­кулап провел в доме декана, а уже сделано много полезного: арестованы актеры, уво-

лена сестра Ванесса, разоблачен мошен­ник-слуга...

Один из членов совета. Браво!

Доктор (растерянно). Простите, я что-то не по­нимаю...

Судья (перебивая). Не надо скромничать, док­тор. Успех —• это успех. Однако кое-что еще вселяет тревогу: актеры сбежали, погиб по­лицейский, мошенник-слуга раскаялся и восстановлен в прежней должности.

Первый член совета. Вчера в Дублинском порту опять утонули две шхуны.

Второй член совета. Груженных?

Первый член совета. Разумеется. Гружен­ных сукном. Прекрасным английским сук­ном.

Епископ. Не забудьте еще про волнения в Ко­вентри...

Судья. Да-да... Разумеется. Волнения в Ковент-рии... Уличные беспорядки в Глазго... И, на­конец, это... (Жест в сторону окна.) Стран­ный загадочный летающий объект, который появился в небе Ирландии, вызывая страх у населения.

Ученый. Комета, господа, типичная бесхвостая комета!

Судья. Вы уверены?

Ученый. Разумеется. Есть неоспоримые дока­зательства!

Епископ. Знак божий! Предвестие страшного суда...

Ученый. Бесхвостая комета! Поверьте, ваше преосвященство.

Епископ. Оставьте небо церкви, сын мой!

Ученый. Нет уж, позвольте! Небо — часть кос­моса, оно принадлежит науке!

Губернатор (тихо, но для всех). Небо над Ир­ландией — часть Ирландии. И принадлежит Англии.

Судья. Бесспорно, сэр, бесспорно! (Всем.) Именно поэтому мы запросили Лондон о характере наблюдаемого явления...

Один из членов совета. И что они ответи­ли?

Ученый. Бесхвостая комета, да?

Судья. Если бы...

Епископ. Страшный суд?

Судья. Хуже. Они пишут: «Решайте сами»!

Пауза.

Какие будут на этот счет мнения, господа?

Молчание.

Тогда есть общее мнение считать это стран­ное небесное тело несуществующим.

Первый член совета. Мираж? Сон? Ви­дение?

Судья. Это уж как мы решим. Здесь полная сво­бода выбора.

Ученый. Предлагаю термин: «галлюцинация». Типичная галлюцинация, господа! И она подтверждается неоспоримыми фактами.

Первый член совета. Это верно. Как только на земле нет порядка, так сразу в небе по­являются всякие летающие...

Ученый (подсказывая). Галлюцинации.

Первый член совета. Галлюцинации... Вспомните историю Британии. Так было во время восстания Кромвеля, во время зна­менитого лондонского пожара... Во время повышения цен на виски...

Второй член совета. А теперь — Свифт!

Все. Да. Да. Конечно. Разумеется.

Доктор (изумленно оглядываясь). Простите, господа, я что-то не понимаю...

Судья (с легким раздражением). Да что ж это такое? Вы случайно родом не из Ноттингем­шира?

Доктор. Да. А что?

Судья. Нет. Ничего. Я так и подумал...

Все заулыбались, снисходительно погляды­вая на доктора.

Вы читали третью часть «Приключений Гул­ливера»?

Доктор. Я начал. Но она мне показалась скуч­ной.

Судья. Скучной? Ну, знаете ли... (Достал кни­гу.) А вот прочтите-ка здесь. Страница двес­ти семьдесят один. (Передает книгу докто­ру.) Вслух, пожалуйста!

Доктор (читает). «...Вдруг стало темно, но сов­сем не так, как от облака... Я оглянулся на­зад и увидел в воздухе большое непрозрач­ное тело, заслонившее солнце. Читатель ед­ва ли будет в состоянии представить себе, с каким удивлением смотрел я на парящий в небе остров...»

Губернатор (тихо, но для всех). «Парящий в небе остров»... Красиво!

Судья. Безусловно, сэр! Стиль у него безупреч­ный. Читайте дальше, доктор.

Доктор. «...Остров этот имеет форму круга диа­метром 7837 ярдов или около четырех с по­ловиной миль...»

Ученый (глядя в окно через подзорную трубу). Как всегда, он точен. Галлюцинация именно этих размеров!

Доктор (отложил книгу). Я все понял, господа!

Ученый (иронично). Наконец-то... Поздравля­ем.

Судья (Ученому). Погодите поздравлять. Надо узнать сначала, что он понял. Он же из Нот­тингемшира...

Доктор. Вы хотите это (жест в сторону окна) приписать Свифту?

Судья (недовольно). Что значит «приписать», доктор? Выбирайте выражения. Все им дав­но написано. Вы должны понимать, что столь подробное и художественное описание

может вызвать и у всего народа довольно зримую галлюцинацию.

Ученый. Эпидемия безумия! Когда сходит с ума простой человек — это незаметно, но когда взрывается такой мощный интеллект, как Свифт, мысли и образы летят во все сторо­ны.

Доктор. Но декан Свифт — не сумасшедший.

Первый член совета. Не горячитесь, док­тор, не горячитесь.

Доктор (твердо). Повторяю, господа, декан Свифт не сумасшедший! Утверждаю это как врач!

Первый член совета. Не горячитесь, доро­гой мой, не горячитесь...

Доктор (настойчиво). Декан Свифт абсолютно здоров! О чем я и сообщил в Лондон.

Общее замешательство.

Судья (сухо). Когда сообщили? Кому?

Доктор. Несколько дней назад я выслал пись­мо...

Судья (губернатору). Значит, перехватить не успеваем. (Доктору.) Кому? Кому вы писа­ли, сэр?

Доктор. Меня просил об этом один депутат.

Судья. Стало быть, все станет известно парла­менту и печати.

Епископ. Неосмотрительно! О, как неосмотри­тельно!

Губернатор (встал, подошел к доктору). А как вообще он здесь?

Всеобщее молчание.

Я спрашиваю, как получилось, что этот че­ловек здесь? Кто назначил?

Пауза.

Судья (тихо). Вы, сэр!

Губернатор (зло). Я знаю! Я спрашиваю, кто мне рекомендовал?

Судья. Мы полагали, у этой кандидатуры есть масса достоинств: молод, глуп, необразо­ван... Не попадет под влияние декана...

Губернатор. Кто конкретно его утвердил?

Судья (нерешительно). Свифт! Из всех пред­ложенных докторов декан почему-то выбрал этого.

Губернатор секунду смотрит на доктора, по­том решительно идет к выходу. Судья бро­сается за ним.

Перерыв, господа! Небольшой перерыв.

Судьи и губернатор скрываются за дверью. Члены совета, перешептываясь, по­дошли к окну, вновь принялись рассматри­вать «парящий остров».

Доктор (обращаясь ко всем) Господа? Может быть, вы объясните, что случилось? Кому нужен этот обман?

Все демонстративно не слушают, загляды­вают в подзорные трубы.

(Почти кричит.) Что произошло?!!

Первый член совета (взял доктора под ру­ку и переходя на шепот). Не надо кричать, молодой человек. Что произошло, мы узна­ем, когда вернутся судья и губернатор. Мо­гу вам сказать свои соображения: вы по­губили нас, вы погубили Ирландию, вы по­губили Свифта.

Доктор. Да почему, черт подери?

Первый член совета. Вам же объяснили: Свифт — великий сатирик. Это если судить по законам искусства.

Второй член совета (берет доктора за другую руку, шепчет). А если просто по за­конам — то за каждый памфлет ему пола-тается минимум пожизненное заключение.

Ученый (подходя сзади). И вот сама жизнь подсказала выход: декан объявляется бе­зумным, мы его — опекаем. Он пишет, что хочет, мы возмущаемся, как можем.

Епископ. И все чисты перед богом!

Первый член совета. И перед правитель­ством!

Второй член совета. И перед народом!

Ученый. Понимаете, какую гармонию вы раз­рушили, доктор?

Доктор. Но я всего лишь установил диагноз.

Первый член совета. Бывает время, сэр, когда и диагноз — это донос!

Открылась дверь. Вошли озабоченные гу­бернатор и судья. Все поспешно рас­селись вокруг стола.

Судья. Господа! Продолжаем заседание опекун­ского совета. Лорд-губернатор, сэр Уолп поручил мне сообщить, что после важного открытия, которое сделал наш доктор, мы уже не можем ждать указаний из Лондона и спокойно взирать на поведение декана... Все его чудачества, особенно эти нелепые похороны, которые он проводит в отноше­нии себя, должны закончиться немедлен­но!

Первый член совета. Но как?

Судья. Самым естественным образом!

Пауза. Все опустили глаза.

Доктор (растерянно). Простите... Я что-то не понимаю.

Судья (угрюмо). Читать надо больше, молодой человек. (Кладет перед ним книгу.) Стра­ница двести восемьдесят вторая.

Доктор (читает). «...Если какой-нибудь город поднимает мятеж и мятежники продолжают упорствовать, король прибегает к радикаль­ному средству: «Летающий остров» опуска­ется прямо на головы непокорных и сокру­шает их вместе с домами!»

Губернатор (тихо, но для всех). «Сокрушает вместе с домами». Довольно зримый образ. Нет, что ни говорите, а покойный был за­мечательным стилистом.

Все послушно закивали. Епископ тихо начал читать молитву.

8. Гулливер

Кабинет Свифта. За письменным столом — Свифт, рядом — Э с т э р Джонсон с блокнотом в руках. Из открытого окна до­носится пение. Голос поющей очень похож на голос Ванессы.

Эстэр. Я закрою окно, ваше преподобие? Становится сыро. (Подошла к окну, увиде­ла певицу, очень похожую на Ванессу.) Пожалуйста, девушка, пройдите в сад. Там накрыт столик для гостей. Вас накор­мят. (Закрыла окно) Поразительно, как эта бродяжка похожа на Ванессу. Я имею в виду не ту Ванессу, которая здесь была, а ту, которую вы любили... (Осеклась.) Извините, сэр! Я вторгаюсь в ваши вос­поминания. Продолжим работу. (Достала блокнот.) Итак, ваш ответ на статью лон­донского критика: «Вы пишете, что я ми­зантроп? Что ж, может быть и так... Глав­ная цель, которую я поставил себе во всех моих трудах, это скорее обидеть людей, не­жели развлечь их... В принципе я ненавижу и презираю животное, именуемое челове­ком, хотя сердечно люблю конкретно Джо­на, Питера, Тома и так далее... Я убедился, что существующее определение «человек — разумное животное» фальшиво и несколько преждевременно. Правильней формулиро­вать: «человек — животное, восприимчивое к разуму...» На этой базе мизантропии воз­двигнуто все здание моих «путешествий». (Отрываясь от блокнота.) Я все правильно записала?

Свифт задумчиво смотрит куда-то вдаль.

Не слишком оскорбительно для человечест­ва, ваше преподобие? Вспомните шутку ва­ших друзей: «Если б Свифт и вправду не­навидел людей, он бы не делал это так страстно».

Свифт встал, подошел к окну, прижал лицо к стеклу. Где-то вдали мелькнула д е в у ш-к а, похожая на Ванессу.

Декан, вы отвлекаетесь... (Печально.) Я устаю. Очень трудно понять человека, кото­рый думает сразу о всем человечестве и о девушке за окном.

Свифт повернулся к ней лицом.

Нет, сэр, я уже вам говорила, я не знаю, где Ванесса похоронена. Мы наводили справки, но безрезультатно... (Неожиданно зло.) Между прочим, могила Стеллы нахо­дится здесь, у стены собора. Там третий день не меняют цветы. А ведь она так лю­била полевые цветы...

В саду послышался шум. Камень, разбив стекло, влетел в кабинет.

(Испуганно вскочила.) Опять эти ужасные еху! Здесь небезопасно оставаться, ваше преподобие!

Свифт невозмутим. Вновь раздается звон разбитого стекла. За окном — шум, звуки борьбы, затем распахнулась дверь и док­тор втащил в кабинет упирающегося Патрика.

Патрик (упираясь). Вам показалось, доктор. Это — не я!

Доктор. Показалось? (Вывернул карман кам­зола Патрика, несколько камней высыпа­лось на пол.) Еще бы немного, и этот не­годяй переколотил здесь все окна!

Свифт подошел к Патрику, печально загля­нул ему в глаза, потом, круто повернув­шись, направился к выходу.

Патрик (бросился за ним). Неправда, госпо­дин декан. Это не я. Это — они! Еху! Я просто гнал их и махал руками, а доктору померещилось, что кидаю я...

Свифт вышел.

(Повернул к доктору лицо, полное отчая­ния.) Что вы натворили, сэр? Вы ранили декана в самое сердце...

Доктор (обращаясь к Эстэр). Много наглецов я видел на своем веку, но такого...

Эстэр. Ступайте, Патрик! Наш доктор, безус­ловно, ошибся, и я постараюсь его в этом убедить.

Патрик. Убедите хозяина, мисс Джонсон. Это — главное. У него утром был сердеч­ный приступ...

Эстэр. Постараюсь. Не волнуйтесь, друг мой.

Патрик уходит.

Доктор (решительно). Так! Я вес понял! Здесь — заговор! Вы, мисс Джонсон... этот

мошенник слуга... опекунский совет — вы все хотите смерти декана. Мне намекнули сегодня, что здесь может произойти нес­частный случай. Теперь я понимаю, кто его готовит.

Эстэр. Извините, доктор, я всегда была невы­сокого мнения о вашей догадливости. На­верное, потому что вы из Ноттингемпшира.

Доктор. Какого черта вы прицепились ко мне с этим Ноттингемпширом?

Эстэр. Говорят, там чрезмерные туманы и район сильно отстает в своем развитии. Поэтому умоляю вас, не будьте категорич­ны! Вы находитесь в необычном доме, об­щаетесь с неодномерными людьми. Не то­ропитесь делать о них выводы! И если вам показалось вдруг, что кто-то бросил ка­мень...

Доктор. Не кто-то, а Патрик! Я это видел собственными глазами!

Эстэр. Даже если так. Подумайте—-зачем? Хотел ли он причинить зло или, наоборот, стремился сделать хозяину приятное.

Доктор (обалдело). Приятное?

Эстэр. Сатирикам принято бить стекла. В этом специфика жанра. Поэтам бросают цветы, обличителям булыжники. Это их слава и гонорар... Сатирик, который перестал воз­мущать, — кончился. Его жизнь потеряла смысл. Вот почему ваш поступок так огор­чил декана.

Доктор. Я же и виноват! Вы здесь устраивае­те спектакли, а я виноват... Может, он пло­хой сатирик, ваш Свифт.

Эстэр (гневно). Свифт — гениальный пи­сатель! Но он — в западне. Его загнали в этот дом, заткнули рот, окружили стеной непонимания. (Подошла к окну, распахну­ла шторы.)

Стали видны лица горожан, равнодуш­но взирающие на доктора.

Вот они — настоящие еху! Вглядитесь в эти тупые физиономии. Их ничто не вол­нует, ничто не может растормошить. Свифт окружен стеной непонимания. Он нанял актеров, чтобы те несли людям его мысли, власти оказались хитрей — они наняли зри­телей. Круг замкнулся. (Задернула штору.) Впрочем, я никого не виню. Время измени­лось, сэр. Кто сейчас реагирует на намеки и подтексты, которыми так славился де-каи? Все всё давно понимают, и уже ничто никому не смешно... Атрофировалась со­весть! Вот что терзает душу Свифта. Вы подозреваете, что здесь может произойти убийство? Оно уже происходит! Для этого не нужно ножа или яда. Можно убивать не­пониманием. Ежесекундно, планомерно, не нарушая закона. И в этом, может быть, самая главная роль отведена вам. Тут уж

губернатор с судьей постарались. Вы може­те, сэр, докапать любого человека. С более крепким здоровьем, чем у нашего декана.

Пауза. Доктор подошел к окну. За разби­тым стеклом шумит дождь.

Доктор. Хорошо! Я уеду.

Эстэр. Не уверена, что это будет правильным решением.

Доктор (перебивая). Нет-нет. Я уеду. Я — врач. Первая заповедь Гиппократа: «Не вреди!» Я не хочу быть причиной ничьей гибели. Зачем? В конце концов я не про­сился сюда... Я жил спокойно в своем ма­леньком Ноттингемпшире, ходил каждый день на службу, у меня была нормальная жена, нормальные дети, и я нормально лечил нормальных сумасшедших... Зачем меня притащили сюда, в этот странный дом, построенный неизвестно для кого? Будь он проклят со своими розыгрышами и мистификациями! Здесь нет ничего свято­го! Смерть, любовь, вера — лишь повод по­зубоскалить! Все! Пора уходить. Помочь я никому не смог, зато сам не сошел с ума! И на том спасибо!

Эстэр (с беспокойством). И все-таки я проси­ла бы вас остаться. Декан считает, что вы ему очень нужны.

Доктор (гневно). Откуда вы знаете, что он считает?

Эстэр. Мне трудно вам все сразу объяснить, доктор. (Сняла с полки книгу.) Прочтите книгу декана, сэр. Вдруг вам что-то станет понятней. (Положила книгу перед докто­ром, пошла к дверям.)

Доктор (секунду смотрел ей вслед, затем в гневе закричал). Передайте декану, что его книга имеет у меня оглушительный успех! (Размахнулся и со всей силы запустил кни­гу в стекло.)

Эстэр (зло). Декан прав: человек может быть худшим из всех зверей! Обезьяны бьют зеркала, потому что им не нравятся соб­ственные физиономии, но бить писателю окна его же книгами, до этого может доду­маться только царь природы! (Вышла.)

Дождь усиливается. Доктор глянул в окно. Книга разорвалась, и теперь ветер разносил ее листки. Патрик смешно суетится, ловя их. Доктор секунду наблюдает за ним, потом выбежал, стал помогать. Скоро они вернулись в дом мокрые, но какие-то умиротворенные.

Патрик (раскладывая листки у камина). Ни­чего, ничего, сэр... Высушим, разгладим утюгом,.переплетем... Будет, как новень­кая...

Доктор (пристыженно). Извините меня, Пат­рик! Я разволновался, был взбешен...

Патрик. Что вы, сэр! Предыдущий доктор вместе с книгой кинул в окно и себя. А у вас — вполне нормальная реакция. Декан говорит: «Моя задача не развлекать, а вы­зывать суровое негодование». У него и на гробовой доске, которую он заказал, сказа­но: «Суровое негодование не раздирает здесь уже его сердце».

Доктор. Скажите, Патрик, вы тоже слышите, как декан разговаривает?

Патрик. Неоднократно, сэр.

Доктор. Только честно...

Патрик. Я бы даже сформулировал так: он практически не замолкает.

Доктор (устало). Пошел вон!

Патрик. Слушаюсь! (Сделал шаг, остановил­ся.) Напрасно обижаетесь, доктор. Вы спро­сили, я ответил.

Доктор. Хотите меня уверить, что декан бол­тун?

Патрик. Разумеется, нет, сэр. К нему вообще такое объяснение не подходит. Декан пере­стал пользоваться словами. Они искажают смысл. Особенно в наше время. Мы завра­лись: думаем одно, говорим другое, пишем вообще непонятно что... Декан сделал шаг вперед: он изъясняется мыслями! Это выс­ший способ общения разумных существ — минуя уши, не разжимая рта. Напрямую!

Доктор. И вы его понимаете?

Патрик. Не всегда и не все. Но иногда... Вот сегодня утром он поделился со мной мыс­лями о Декарте.

Доктор. О ком?

Патрик (огорченно). Ну вот. Вы и не слыша­ли о таком философе. Вам будет непонят­но.

Доктор (сердито). Не наглейте, Патрик! Не забывайтесь: я — доктор, вы — лакей.

Патрик. Не в этом дело, сэр. Вы здесь всего несколько дней, а я много лет. Тут каждый год идет за два университетских.

Доктор. Я должен понять... Научите меня, Патрик!

Патрик. Да я только этим и занимаюсь, сэр. Но что делать, если на все нужно время и терпение? Вспомните, сколько сил потра­тила ваша маменька, сколько носила на ру­ках, кормила грудью, делала агу-агу... И все для чего? Чтоб научить вас говорить! А молчать? На это уходит жизнь! Нет! На­до начинать с самого начала... Прочтите книгу декана.

Доктор. Она скучная.

Патрик (как непослушному ребенку). Не скучная! Не капризничайте! Ну, хорошо, вот вам детское издание. (Достал книгу с полки.) Адаптированное. Ну хоть картинки полистайте. Картиночки! Ну!!

Под пристальным взглядом Патрика док­тор перелистал несколько страниц. Тихо за-

звучала музыка. Доктор перевел взгляд на картину, висевшую на стене, потом снова на иллюстрации книги.

Доктор (тихо). Шляпу.

Патрик. Что?

Доктор (громко). Шляпу!

Патрик. Какую, сэр?

Доктор. Большую. И камзол. Дорожный кам­зол.

Патрик. Сейчас. Сейчас. (Заметался, распах­нул шкаф, достал зеленый дорожный кам­зол, шляпу.)

Доктор (выхватил у него из рук, поспешно стал переодеваться, шепотом). Я — Гулли­вер!

Патрик (шепотом). Кто?

Доктор (кричит). Я — Гулливер! Из Ноттин-гемпшира! Тут же написано: «Мой отец имел небольшое поместье в Ноттингемпши-ре». Доктор из Ноттингемпшира, Ламуэль Гулливер... Как я сразу не понял? (Подбе­жал к зеркалу.) Я — Гулливер! (Затанце­вал, бросился к клавесину, застучал по клавишам.) В Ноттингемпшире! в Ноттнн-гемпшире! В Ноттингемпшире! Тара-ра-ра!

Самые глупые, глупые в мире Живут доктора...

Патрик. Ну, слава богу! Наконец-то... (Тор­жественно пошел к выходу.) Мисс Джон­сон! У нас — радость! Доктор тронулся! (Скрылся за дверью.)

Доктор продолжает барабанить по клави­шам. Звуки стали вырастать в мелодию, слова — в песню. Ее подхватили горо­жане, облепившие окна... Песня закончи­лась громким ликующим аккордом. В без­умном порыве доктор вскочил на под­оконник и прыгнул в сад. Раздались апло­дисменты, грохот падающего тела и насту­пила темнота.

9. Молчание доктора Симпсона

Темнота постепенно начала исчезать, давая очертания предметам. Звуки тоже посте­пенно стали возвращаться... Такое ощуще­ние бывает, когда возвращаешься из за­бытья... Доктор открыл глаза и обнару­жил, что лежит на диване в кабинете Свифта. Над ним склонились Эстэр и Патрик.

Эстэр (разглядывая доктора). Поразительно... У него изменилось лицо.

Патрик. Обратите внимание на зрачки. Сов­сем другой взгляд. Какая глубина!

Эстэр. Да-да... И там, на дне — таинствен­ность и отблеск страданий...

Доктор застонал.

(Заботливо.) Как вы себя чувствуете, док­тор? Вы не совсем удачно вышли через окно.

Доктор вновь застонал.

Ничего страшного. Здесь это бывает... И пожалуйста, не разговаривайте... Патрик. Да-да, сэр. Попробуйте отвечать молча. Мыслью! Вы же хотели научиться...

Доктор сел на диване, обалдело посмотрел на Патрика, затряс головой.

Нет, мимика не нужна. Только взглядом. Доктор посмотрел на него.

Вот! Я все понял. Вы мысленно спросили: какого черта вам надо? Замечательно! Объ­ясните все доктору, мисс Джонсон! (По­дошел к окну, вынул подзорную трубу, стал наблюдать за небом.)

Эстэр (шепотом). Доктор... У меня нет вре­мени все подробно рассказать, но если вы и вправду беспокоитесь за жизнь декана, то вы можете ему помочь! Вы только сей­час ощутили себя Гулливером, и сделали, на мой взгляд, это убедительно.

Патрик (нервно). К делу, мисс Джонсон. Не­когда! Они зависли над садом.

Эстэр (испуганно оглядываясь). Имеется в виду этот «парящий остров»! Мы все гада­ли, что это: комета или посланцы иных миров? Сегодня утром здесь появились ка­кие-то люди, которые заявили, что они — «пришельцы из будущего». «Лапутяне»...

Доктор потряс головой.

Да, сэр, я тоже сделала такой жест, но они убедили меня, что это правда, и что они прилетели, чтоб встретиться с деканом Свифтом, поскольку у них там отмечается 300-летие его смерти. И тут мы с Патриком подумали: а вдруг это обман? Вдруг это подосланные губернатором наемники?! Мо­жем ли мы подвергать такой опасности декана?!

Доктор глянул на нее, мучительно сообра­жая, потом встал, направился к письмен­ному столу.

Патрик (радостно). Вы все правильно поня­ли, сэр! Они не знают его в лицо. Я бы сам сел, но у меня глаз пустой. Вызовет сомнения...

Эстэр (усаживая доктора в кресло). Вот так. Возьмите в правую руку перо. Так его обычно изображают художники. Накинем мантию.

Патрик. Скорей, мисс Джонсон! Остров идет на посадку! (Подбежал к доктору, положил перед ним пистолет.) На всякий случай, сэр! И мы тут рядом, за стеной.

Эстэр. Благослови вас бог!

Патрик (поспешно зашторивая окна). Не вол­нуйтесь, доктор. Сидите, наблюдайте. Нам только выяснить... (Обернулся и, увидев пронзительный взгляд доктора, склонился в почтительном поклоне.) Извините, госпо­дин декан! Я всегда лезу с идиотскими со­ветами...

Патрик и Эстэр исчезли. Зазвучала загадочная музыка. Пронзительный звук приближается, нарастая. Послышался треск. Разрывая стены, в кабинет ворва­лась толпа странных людей в кожано-нейлоновых одеяниях. Мелькают блицы фотоаппаратов, стрекочат кинокаме­ры. Толпа «гостей» обступила доктора. Не­ожиданно из толпы выскочил вперед ла­пу т янин, заговорил в бодром темпе, из­вергая информацию и явно не стесняясь присутствием хозяина.

Лапутянин. Благоговение, друзья! Благого­вение! Вы — в доме Джонатана Свифта. Год рождения — 1667-й, год смерти — 1745-й. В ряду великих сатириков прошло­го у Свифта особое место. Не ищите в нем радостного оптимизма Рабле, изящной иро­нии Вольтера, отстраненного скептицизма Франса... Свифт — яростно саркастичен!

Один из гостей (испуганно поглядывая в сторону доктора). Вы уверены, что он нас не замечает?

Лапутянин. Я объяснял — декан невменя­ем. В последние годы жизни впал в безу­мие. Обратите внимание: отсутствующий взгляд, на лице выражение опустошенно­сти, полное отсутствие рефлексов! (Изящ­ным движением достал булавку, уколол доктора в плечо.)

Доктор не шелохнулся.

Один из гостей. Миньерова болезнь?

Лапутянин. Специалисты считают, что так. Таким образом мы его вряд ли беспокоим. Мы где-то в подсознании, мы для него — видение.

Один из гостей. Бедняжка! Почему он не похож на свой портрет?

Лапутянин. Вы имеете в виду работу Дже-верса в Национальной галерее? Она не до­стоверна. Внешний облик декана — одна из многих загадок исследователей. (С улыб-

кой посмотрев на доктора.) Мистификатор! Художникам не позировал, собственные книги не подписывал. Даже рукопись «Гул­ливера» подбросил издателю анонимно. Под дверь...

Один из гостей. Какая беспечность! Она могла пропасть.

Л а пути нин (с усмешкой). Разве классики думают о нас? Жгут рукописи, рвут черно­вики.

Один из гостей. В чем причина его мрач­ного сарказма?

Л а п у т я н и н. Эпоха! Конец феодализма, бур­ный рост новой буржуазной формации, в идеалах которой он быстро разочаровался. А тут еще превратности судьбы...

Одна из гостей. Вы имеете в виду Стеллу или Ванессу?

Л а п у т я н и н. Я имею в виду обеих. Две пре­красные женщины любили его, он погубил их своей черствостью и эгоизмом. Бедняж­ки умерли совсем молодыми!

Гостья, похожая на Эстэр. Неправ­да!

Лапутянин. Простите, что именно? Неправ­да, что они умерли, или неправда, что их было только две?

Смешок среди гостей.

Гостья, похожая на Эстэр (выходя вперед). Не собираюсь подсчитывать коли­чество женщин, встретившихся на пути мужчины. Сколько бы их ни было, главной остается — одна. Единственная! Так было и будет.

Гостья, похожая на Ванессу. Вы, конечно, уверены, что это Стелла?

Гостья, похожая на Эстэр. Как вы догадались?

Гостья, похожая на Ванессу. Вы на нее похожи.

Гостья, похожая на Эстер. Не важно, кто на кого похож... Есть дневники Свиф­та.

Гостья, похожая на Ванессу. Можно верить тому, что пишет мужчина о женщи-щине? Главное, что происходит в его под­сознании. Судя по портретам Ванессы, она была значительно красивей соперницы.

Гостья, похожая на Эстэр. Но судя по ее письмам, значительно глупей.

Смешок среди гостей.

Лапутянин. Благоговение, друзья, благого­вение!

Гостья, похожая на Ванессу. А за­чем мы спорим в присутствии первоисточ­ника. Давайте спросим у декана: Стелла или Ванесса? (Решительно направляется к доктору.)

Лапутянин (испуганно). Но декан не раз­говаривает!

Гостья, похожая на Эстэр. А нам достаточно только взгляда. (Доктору.) Стелла или Ванесса?

Гостья, похожая на Ванессу. Ванес­са или Стелла? Ваше преподобие, бесчест­но быть таким нерешительным!

Доктор испуганно прячет глаза. Шум сре­ди гостей.

Лапутянин. Благоговение, друзья! Благого­вение! Не будем переходить границы при­личия. Тем более в присутствии хозяина.

Один из гостей. Вы же говорили, что декану это безразлично.

Лапутянин (смущен). До известных преде­лов.

Одна из гостей. Нет, вы скажите точно: мы для него видение или нет?

Лапутянин. Видение! Но не надо превра­щать его в кошмар. Будем сдержанны, друзья мои! Пройдите в сад. Осмотрите цветники... архитектуру... А в полночь, ког­да зазвонят колокола, прошу всех собрать­ся у собора на площади. Начнется самое интересное!

Гости исчезают. Лапутянин задерживает­ся, подходит к доктору.

Лапутянин. Браво, доктор! Вы замечательно промолчали свою роль...

Доктор не отвечает.

Не хотите говорить? Спектакль не окон­чен? (Подбегает к шкафу, аплодирует.) Браво, декан! Гости от души посмеются, узнав, как остроумно вы их одурачили. (Распахнул дверцу шкафа, заглянул.) А где же наш шутник? Уверен, что он где-то пря­чется. (Начинает сердиться.) Глупо даль­ше молчать, доктор. Некрасиво! Декану, очевидно, надоело смеяться над современ­никами, он решил поиздеваться над потом­ками. Опасный эксперимент! Когда кого-то не уважаешь, можешь нарваться на ответ­ное чувство. Это я вам говорю как специа­лист, как исследователь его жизни и твор­чества. Писатель-то он, честно говоря, сред­ний. И неблагодарный. Я бы мог посвя­тить жизнь Диккенсу... Теккерею... Голсуор-си, наконец! А я с юности просиживал штаны в библиотеках и архивах, изучая Свифта, и вот как он меня встречает! (Кри­чит невидимому Свифту.) Вы — забытый писатель, сэр! Хрестоматийный классик, ко­торого никто не читает! Спросите у читате­лей, что такое «гуингнмы», «Глабдобдриб»... «Бробдигнег»? Половина не слышала, по-

ловина не слышала и не выговорит... У вас не сложилась судьба, сэр! А заодно и у меня, потому что я писал о вас! И все по­тому, что вы не сумели прожить жизнь... достойно серьезного писателя.

Доктор молча взял пистолет, навел на ла-путянина. Тот вздрогнул, но взял себя в руки, усмехнулся.

А вот это — совсем пошло! Пистолеты, шпа­ги оставим Вальтеру Скотту! Это, скорей, в его стилистике. У Свифта все проще. Не волнуйтесь, его никто не убивал. Это я вам говорю как специалист. Он умер обычно и невыразительно от обыкновенного сердеч­ного приступа. Девятнадцатого октября 1745 года. Это написано во всех энциклопе­диях. Могу показать... (Достал из портфе­ля книгу, положил перед доктором.) «Записки опекунского совета», академиче­ское издание. И не смотрите на меня, как на сумасшедшего, доктор! Тот факт, что я появился здесь, в приюте, ни о чем не го­ворит. Нам, пришельцам из будущего, при­ходится часто прикидываться безумными. Иначе нам бы не простили наши пророчест­ва. Ну, что? Будете стрелять или поверите на слово?

Доктор опускает пистолет.

Благодарю! А теперь я, пожалуй, пройду к гостям. Эти «эрудиты» так и наровят в каждой эпохе оставить надпись на стене. А потом историки ломают головы, откуда в восемнадцатом веке мог появиться фло­мастер?! (Уходит.)

Доктор открыл книгу, начал листать. В ка­бинет вбежали Патрик и Эстэр.

Патрик (с досадой). Надо было спустить ку­рок, доктор! Если это был человек... отту­да, пуля бы ему не повредила, а если че­ловек губернатора — тем более!

Эстэр (взяла книгу из рук доктора). Но она издана двадцать лет спустя...

Доктор. Может быть, фальшивка?

Патрик. Эх, сэр, надо было спустить курок!

Эстэр (открыла книгу, начала медленно чи­тать вслух). «Девятнадцатого октября 1745 года не стало Джонатана Свифта. Накану­не вечером он испытывал странное беспо­койство, точно предчувствуя свой последний миг. По воспоминаниям близких декана он даже неожиданно заговорил после долгих лет молчания. Первое слово, произнесенное Свифтом, было слово: «Когда?»

Распахнулась дверь. На пороге стоит Свифт. Эстэр испуганно захлопнула книгу.

187 10. Последняя смерть Джонатана Свифта

Свифт. Когда?

Эстэр. Не понимаю, о чем вы спрашиваете, декан?

Свифт. Уверен, эти люди сообщили вам точ­ную дату.

Доктор (строго). Прекратить! Вам не идет болтовня! Молчащим вы, извините, каза­лись умней.

Свифт. Когда я умру, доктор?

Доктор. Вдвойне бестактный вопрос! Если б я и знал — не сказал бы... Есть врачебная этика. Я давал клятву!

Свифт. Хорошо. Я избавлю вас от необходи­мости нарушать эту клятву. Можете гово­рить смело, доктор. Ваш ответ никак не отразится на моем самочувствии. Дело в том, что я — не Свифт. Вернее — неизвест­но, действительно ли я Джонатан Свифт.

Доктор (с улыбкой). Так... Ну... Это—другое дело. Это — нормальный параноидный бред, который я понимаю и знаю, как лечить...

Свифт. Подтвердите, Патрик.

Патрик. Мне нечего подтверждать, сэр. Я ни в чем не уверен...

Свифт. Расскажите, как все было.

Доктор. Не старайтесь. Патрик. Все равно не поверю.

Патрик (с азартом). И правильно сделаете, сэр. Можно ли верить в такую чушь?! А дело было, значит, так... Много лет назад я пошел приглашать в наш дом бродячий театр. Ну, чтоб они здесь изображали пси­хов, вы знаете... Так вот среди них был один актеришка... (Свифту.) Извините, сэр, не хочу никого обидеть... (Доктору.) Так вот, там был один актеришка, очень похо­жий на нашего декана. Я даже подумал, не брат ли? Рассказал об этом декану. Он пригласил этого парня в наш дом. Потом они вместе ходили, беседовали... молчали... Потом он — исчез...

Доктор. Кто?

Патрик (неуверенно). Как это «кто»? Ясно — кто!

Смотрит на Свифта.

Господа, не надо сбивать меня вопросами. И у лакеев есть нервы!

Свифт (с усмешкой). Он прав. И, кто б я ни был, мне необходимо знать свой час, док­тор. Все равно: доиграть или дожить. И то и другое надо сделать достойно. Я сам хочу решить, как мне распоряжаться ос­татком отпущенного времени... Когда?

Доктор молчит.

Хорошо. Попробуем понять друг друга мол­ча. Вы этому долго учились, теперь ваши труды увенчаются успехом.

Доктор поспешно вскочил.

Неужели завтра?

Доктор. Я этого не говорил!

Свифт (печально). Значит, завтра... Девят­надцатого октября... А если точней? Ут­ром? Вечером? Извините, но в таком деле каждый час дорог.

Патрик (с отчаянием). Не отвечайте, доктор! Не думайте про это...

Свифт. Значит — ровно в полночь. Осталось — два часа...

Патрик. Ну, просили же мысленно помолчать!

Свифт. Теперь — молчите все! Вы и так от­няли у меня много времени. Человек сла­бее смерти потому, что у нее есть преиму­щество — она знает час своего прихода, а человек — в неведении... А теперь мы с ней на равных! И неизвестно, за кем последнее слово... (Взял у Эстэр книгу.) Что тут про меня она придумала? (Читает.) «Девятнад­цатого октября плачем, стонами и рыдань­ями наполнился дом Джонатана Свифта...» Кто это пишет? Губернатор Уолп? Наглый враль! Все будет не так! Я столько раз это репетировал, чтоб избежать банальностей. И два часа — не так мало. Мы успеем под­готовиться. Патрик! Мисс Джонсон! Собе­рите всех актеров... Всех, всех... Вы меня понимаете?

Эстэр. Разумеется, декан.

Свифт. И пригласите их сюда. Передайте: у нас последнее представление и необходимо кое-что обсудить. Вам все понятно?

Патрик. Безусловно, сэр!

Патрик и Эстэр. уходят.

Доктор. Вы меня очень огорчаете, декан. Словно нарочно делаете все, чтобы пред­сказание сбылось...

Свифт. Наоборот! Мы его перечеркнем, и вы мне в этом поможете. (Берет бумагу, пе­ро, кладет все это перед доктором.) Пле­вать нам на мемуары какого-то глупого гу­бернатора! У историков будут воспоминания лечащего врача. Юридический документ, который невозможно опровергнуть!

Доктор. Имейте в виду, я стану писать толь­ко правду.

Свифт. Конечно! Правду в высшем значении этого слова. Пишите! «Я, доктор Симпсон из Ноттингемшира, свидетельствую о пос­ледних минутах пребывания моего пациен­та Джонатана Свифта в Дублине... Поздно вечером, накануне всем памятного девят­надцатого октября 1745 года декан неожи­данно привел меня в свой кабинет и ска-

зал: «Доктор! Я хочу написать продолже­ние «Приключений Гулливера»... Пятую часть этой книги. Самую важную! Послед­нюю... «Путешествие в страну мертвых»... Это путешествие я совершу сам...» (Заме­тив, что доктор отложил перо.) Почему вы перестали писать? Разве что-то неверно?

Доктор. Успокойтесь, декан! Вам вредно так волноваться...

Свифт (передразнивая). «Успокойтесь, декан, вам вредно так волноваться!» — восклик­нул я, но декан ответил: «Волноваться всегда полезно!» (Вкладывает перо в руку доктора.)

Доктор (возмущенно). Но вы — бледны, у вас частый пульс!

Свифт (передразнивая). «Но вы — бледны, у вас частый пульс!» — снова крикнул я, но декан дал мне руку (протягивает руку) и я убедился, что пульс у него отменный... «Сегодня в полночь, — продолжал декан, — когда зазвонит колокол на соборе, я от­плыву в страну, где до меня побывал раз­ве что один Данте. Данте дал гениальное описание этой страны, но, увы, чересчур мрачное! Уверен, что и там есть много за­бавного и нелепого, просто это не каждому дано увидеть. Смерть боится казаться смешной! Это — ее уязвимое место... Того, кто над ней смеется, обходит стороной...»

Открылась дверь. Патрик и Эстэр ввели актеров: здесь были второй ли­липут, великан Г л ю м, Некто, несколько горожан.

Патрик. Мы готовы, ваше преподобие...

Свифт (обращаясь к актерам). Сегодня в полночь я умру в последний раз. Это — важное представление, поэтому мне хочется в нем быть максимально убедительным... Посмешней изображайте скорбь. А если я пошатнусь — все вскрикните...

Второй лилипут. И я?.. Я — лилипут. Ме­ня все равно не услышат...

Свифт. Не важно! Сегодня наш крик не для других, а для себя... (Разглядывая Глюма.) Глюм! Вам надо пойти переодеться. У вас недостаточно высокие ходули для такого торжественного случая...

Глюм (засмеявшись, подтянул брюки). Я вам открою секрет, господин декан... Это — но­ги! Я снова стал расти. По-настоящему. Так будет интересней!

Свифт. Хорошо! (Подошел к Некто.) Вы, мистер Некто, проводите меня печальным взглядом... Но с легким оттенком зависти: мол, везет же людям... умирают! А мне еще жить да жить...

Некто (печально). Но я вам действительно за­видую, декан. Вы умрете, все газеты напи­шут: «Умер Свифт»! А случись это со

мной, что писать? «Такого-то числа умер «Некто»... Все равно, что «никто»...

Свифт (обнял Некто). Хорошо! Эту шутку произнесите погромче. После нее я упаду! (Горожанам.) Вы склонитесь надо мной. Подойдет доктор, составит протокол. И все! После этого я исчезну. Совсем!..

Один из горожан. И не выйдите на ап­лодисменты?

Свифт. В этот раз нет.

Глюм (со вздохом). Аплодисментов может и не быть. Это вам кажется, ваше преподо­бие, что всех так уж интересует игра ума. Публику волнует совсем другое. Кто кого любит? «Стелла — Ванесса», «Ванесса — Стелла».

Свифт (печально). Мне не даются лирические сцены... Это пробел в моем творчестве.

Патрик. Не наговаривайте на себя, сэр. Чтобы классик, да еще сумасшедший, не смог при­думать эффектную сцену про любовь?! Где-нибудь у алтаря. Под звуки органа... А мисс Джонсон вам поможет.

Свифт (обернулся к Эстэр). Вы мне поможе­те... Стелла?!

Эстэр. Вы обращаетесь ко мне, ваше преподо­бие?

Свифт. Вы так похожи на женщину, которую я любил... И я хотел бы на прощанье на­зывать вас Стеллой. И я хотел, чтобы мы прошли с вами к алтарю в соборе. И чтоб звучал орган...

Патрик (с азартом). Может, еще позвать епископа?

Свифт. Не надо! Я все сделаю сам. За свою жизнь стольких венчал и благословлял, что заслужил право один раз проделать этот обряд и с самим собой.

Горожанин. А мы свидетели, да?

Патрик. Ну, конечно! А доктор все опишет.

Доктор. Что? Я не понимаю...

Горожане (обступили доктора, страстно за­говорили).

— Как это «что»?

—Вы станете сейчас Свидетелем венчания декана...

— Вы, молодой и честный человек,
Вам долго жить! Расскажете потомкам,
Что не был Свифт чудовищем жестоким,
А был он просто слабый человек,

И очень трудно приходил к решенью...

— Зато решив, он становился сильным,
Сильнее всех превратностей судьбы...

— И все узлы, что наплела она,

Он разрубил при вас, одним ударом... И сделал выбор!!

Эстэр (печально). Избавьте меня, ваше пре­подобие... Я не умею притворяться... Да и вы тоже. Можно обмануть друзей или слуг, но не женщину, которая вас любит... Вы уходите по-настоящему!

Свифт. Пусть так. Поэтому я хотел, наконец, все расставить по местам...

Эстэр. Я это поняла... И я вам помогу... (По­дошла к окну, позвала.) Ванесса!

Свифт (в отчаянии). Что вы делаете? Зачем?

Эстэр (печально). О, как вы ее любите... Ка­кая она счастливая.

Появилась Ванесса.

Ванесса. Вы меня звали, сестра?

Эстэр. Вас пригласил декан. Он прощается с нами и хотел... как бы это лучше ска­зать... хотел сообщить вам нечто важное... Я ведь правильно все говорю, декан?

Свифт молчит.

Декан хочет покончить с таким противоес­тественным положение, в котором он, вы и я пребывали долгие годы. Он сделал вы­бор... Принял решение...

Ванесса. И поручил сообщить его вам? (Свифту.) Не очень удачная шутка, ваше преподобие. Я так всегда ценила изящество вашего юмора, а тут... не очень... (Акте­рам.) Вы как считаете?

Г л юм. Не очень...

Один из горожан. Но, может быть, дальше пойдет поживей?

Эстэр и Ванесса неожиданно бросились друг к другу, заговорили страстно, пере­бивая.

Эстэр. Не делайте глупостей, Ванесса. Он вас любит! Я знаю! Много лет!.. Он пере­читывает ваши письма... Шепчет стихи...

Ванесса. Замолчите! Вы унижаете меня сво­им благородством! Я не хуже вас понимаю молчание декана...

Эстэр. Вы ему нужней!

Ванесса. Нет вы!

Эстэр. Вы прекрасно ведете его переписку. У вас дом в порядке. А я провинциалка! У меня дурной вкус...

Ванесса. Не наговаривайте на себя! Вы соз­дали в доме уют. Повесили замечательные шторы...

Эстэр. Ужасные шторы!

Ванесса. Замечательные! (Снова апеллиру­ет к актерам.) Ну, подтвердите! Чьи што­ры лучше?

Эстэр (в отчаянии). При чем здесь шторы? (Упала на колени перед деканом.) Ваше преподобие, пожалейте меня, женитесь на ней!..

Свифт хотел что-то сказать, но пошатнул­ся. Доктор кинулся к нему.

Доктор (женщинам). Вы убиваете его...

Свифт (пытается улыбнуться). Я же преду­преждал: эта сцена у нас никак не полу­чается... Мы ее репетируем много лет... И ничего определенного. Тут ирония не го­дится, а в лирике я... не силен. Извините! (Повернулся к актерам.) Жизнь сложна и никак не выстраивается в сюжет. Обе жен­щины поместились в сердце моем, и нет у меня сил и права предпочесть одну дру­гой... Так и запишите, доктор: «Жили на земле Стелла, Ванесса и Свифт! Они люби­ли, как умели, страдали, как умели... но помыслы их были чисты. И не стоит по­томкам мучиться над их тайной... Достаточ­но того, что измучались они...»

Раздался звук колокола. В открытой двери кабинета появились первый лилипут и рыжий констебль.

Первый лилипут. Пора, декан!

Свифт. Да... Я знаю... (Доктору.) Не смотри­те испуганно, доктор. Все идет как поло­жено... Я — среди друзей: одни пришли проводить, другие встретить... Все как всег­да!..

Звук колокола стал нарастать. Свифт пошел к дверям, -за ним молча двинулись женщины, актеры, горожане. Доктор провожал их взглядом.

Патрик (тронул доктора за рукав). Прошу наверх. Там лучше видно. Как в ложе.

Доктор. Нет. Я все увижу отсюда... (Подошел к столику, обмакнул перо.)

Патрик (прислушиваясь к шуму толпы). Се­годня похороны пройдут великолепно! Уж я чувствую! Декан все продумал...

За окнами шум.

Это он пошатнулся! Аплодисменты.

Принимают хорошо, но смеются мало... Люди разучились понимать условное ис­кусство!

Рев толпы.

А это — упал! (Заглядывает в окно.) По­несли на руках! А он — не шелохнется... (Повернул заплаканное лицо к доктору.) Дальше уж сами сочиняйте, сэр... Я не мо­гу... И у лакеев есть нервы! Доктор (записывает).

На крик толпы я выбежал на площадь, И там увидел Джонатана Свифта, — Лежал он неподвижно на земле... Коснулся я его руки холодной, Припав к груди, услышал тишину, И лишь собрался объявить о смерти, Как вдруг заметил, что он краем глаза Мне весело и дерзко подмигнул... И понял я, что предо мной актер, Достигший в лицедействе совершенства, Который, если требует искусство, И сердце и дыханье остановит, А жив он или нет, не нам судить... Все это объяснил я горожанам, Актеры унесли труп за кулисы, И зрители спокойно разошлись...

Звук колокола усиливается. Занавес

О доме, который построил Гр. Горин

Этот дом строился на моих глазах. Изначально он создавал­ся как сценарий телевизионного фильма, но после каждого вы­строенного телевизионного эпизо­да автор, втайне от меня, пере­страивал его в театральное дей­ство. Наше строительство содро­галось от противоречий, его лихо­радило. Мне хотелось иметь ве­селый сценарий, драматургу Го­рину — серьезную пьесу. Конеч­но, правда на моей стороне, но

и драматурга можно понять. Ки­носценарий у нас прекращает свое существование сразу после его записи, пьеса, напротив, только с этого мгновения и начинает свою жизнь. Сценарий «Дом, который построил Свифт» канул в небы­тие, пьеса «Дом, который постро­ил Свифт» родилась на страни­цах любимого мною журнала. Да здравствует пьеса!

Я пишу эти строки с единст­венной целью — помочь взыска­тельному читателю оценить идей­ные и художественные досто­инства драматурга Горина. О его достоинствах я догадыва­юсь давно, но я до сих пор не могу решить для себя — что же главное в пьесе. Впрочем, именно в этом я и усматриваю ныне сильную сторону его дарования.

Каждый день я по-разному формулирую то, что вышло из-под его, горинского пера. В за­висимости от самочувствия, наст­роения, погодных условий, от того, как прошел день, и какие мысли посетили меня, и какие снова не посетили. Оказывается, это и есть самое радостное в на­шем искусстве: творение худож­ника дышит. Да здравствует ху­дожник!

Серьезный драматургический акт, как правило, перерастает одномерность своего сюжетного построения, обретая полифониче­скую сложность и даже противо­речивость. Серьезное явление в искусстве задевает сразу несколь­ко болевых точек, воздействует на нас по многим параметрам и, кроме того, порождает еще нечто

неулоь'лчое, эфемерное, зыбкое —
качество, связанное более с фор­
мой, нежели с содержанием. Но
нынешние формы и содержания
так странно переплетаются, так
неожиданно взаимодействуют

друг с другом, что это самое «нечто» и оказывается в конеч­ном счете определяющим досто­инством. Иногда на уровне «эс­тетического» запаха и даже на­мека, как скрытый импульс.

Великий Пикассо, рассказывая о своих занятиях на пленэре, го­ворил, что не копирует приро­ду— но работает вместе с приро­дой, на равных.

Горину удалось остаться Гори­ным. Он ничего не скопировал и ничего не инсценировал. Но вре­мя провел не без пользы. Ему удалось изловить токи загадочно­го свойства, что продолжают из­лучать сегодня пожелтевшие стра­ницы пространных сочинений ве­ликого английского сатирика. То­ки многообразные, злые, целеб­ные. Последнее качество кажется мне наиважнейшим. Я не хочу ска­зать, что Джонатан Свифт помо­гает нам сегодня искоренять от­дельные недостатки. Нет, думаю, что сатирик делает значительно большее: он учит нас познавать мир. Он учит размышлять о са­мом совершенном и самом го­рестном творении природы — о Человеке Разумном. Оказывает­ся, сатирик из Дублина до сих пор преподает нам редкие ди­сциплины. Мы учимся у него сар­казму и иронии. Они, по мнению многих веселых людей, слага-мые нашего оптимизма. Да здравствует сатирик из Дублина и прочие сатирики из других го­родов!

Горин остроумным образом превратил свои размышления о Свифте в поток драматургиче­ского сознания. Но при этом ро­дилась все-таки не пьеса. И уж тем более не сценарий. Родилось созвездие странных драматургиче­ских эскизов, небольших сочине­ний для сцены. Скорее всего, ро­дился потешный театр Декана со­бора Святого Патрика Джоната­на Свифта. Да здравствует Те­атр!