Марк Захаров

Специалистов по английской литературе и знатоков Свифта можно сразу успокоить. Гр. Горин отказался от заманчивой задачи инсценировать подлинную биогра­фию великого сатирика, хотя в ней было немало драматичных собы­тий. Но чтобы не подумали, буд­то он совсем не знаком с жизнью Свифта, Гр. Горин ввел некоторые указания на то, что в самом деле имело место. Например, па то, что великий сатирик сам написал поэ­му «На смерть доктора Свифта»; на то, что в последние годы миньерова болезнь (постоянные шумы в голове) превратила гения в беспомощного инвалида.

Что же касается событий жиз­ни, то они даны, говоря модным языком, ретроспективно. Когда-то Свифт написал острые, даже убий­ственные по сарказму памфлеты. Но они касались событий и обс­тоятельств давно забытых. Па­мять о них осталась только пото­му, что Свифт пометил их своим сатирическим клеймом. Но это де­ла давние...

Гр. Горин избежал соблазна создать фигуру писателя, изрека­ющего сатирические речи, принад­лежащие перу Свифта. Более то­го, на протяжении почти всей пьесы ее главный герой молчит. Вокруг него бушуют мелкие страстишки, происходят нелепо­сти. Они должны бы возмутить сатирика, а он как воды в рот на­брал.

Молчит. А дух Свифта реет над этим произведением. В пьесе ожи­вают мотивы, темы, персонажи величайшего творения Свифта — «Путешествий Гулливера». Но ли­липуты, великаны появляются в новом качестве, не говоря уже о персонажах, выдуманных драма­тургом. Оно и понятно: ведь дейст­вие происходит уже после того, как Свифт написал свою великую кни­гу. Автор в ней все сказал. А жизнь продолжается, и если но все, то многое нелепое, безумное, человека недостойное продолжает существовать — в обличьях, напо­минающих то, что создала сатири­ческая фантазия гения.

В конце немой вдруг заговари­вает. Если раньше лилипуты были не совсем свифтовские и велика­ны тоже, то теперь и Свифт в пьесе не совсем подлинный. «Не-

известно, действительно ли я Джо­натан Свифт», — говорит персо­наж, носящий это имя. Таковы же — и даже в большей степе­ни — женщины, именуемые в пьесе Стеллой и Ванессой. Так назвал Свифт двух женщин, которых лю­бил одновременно. Знающие эту историю будут разочарованы. Пе­ред нами в пьесе Горина не насто­ящие Стелла и Ванесса, и они знают, что они не настоящие.

По-английски пьеса называется «игрой» («р! ау»). Перед нами именно игра, игра известными именами, темами, персонажами. «Игры» такого рода уже не новы в драме XX века. Они пошли от французов, создавших этот род интеллектуальной драмы, в кото­рой комическое неожиданно сбли­жается с трагедией. Гр. Горину полюбился этот жанр (вспомним его «...забыть Герострата!»).

О чем такие пьесы? Чем играют они — а они в самом деле игра­ют, — в них шутят о жизни, смер­ти, любви, ненависти, об искусст­ве и тех, кто его создает, о мно­гом, что составляет непременные элементы бытия. Приходится вспомнить еще одно модное кри­тическое словечко «амбивалент­ность». Говоря проще, сказанное не стоит понимать буквально. Иг­ру мыслей автора должна допол­нять игра мыслей читателя и зри­теля. Он должен стать соучастни­ком такой интеллектуальной иг­ры.

«Дом, который построил Свифт» — пьеса не актуальная в том смысле, что ей нельзя поды­скать источник в сегодняшнем га-зсртпом репортаже. Но разве не актуально размышлять о жизни, о человеческих судьбах вообще?

Вопросы эти серьезные — мож­но ли говорить о них шутя? Свифт мог позволить себе это. Почему же и меньшим братьям и наследни­кам его нельзя пытаться идти по стопам великого мастера?

Легче всего было бы автору по­вторить остроты и шутки, насмеш­ки и сарказмы самого Свифта. Но нашему автору ума и остроумия не занимать. Ему есть что сказать.

Читать пьесу Гр. Горина занят­но. Опыт старого театрала подска­зывает мне, что она будет еще ин­тереснее на сцене.