Вступление. Среди суждений, высказанных относительно системы, положенной нами в основание Истории живописи

ТОМ 1

Предисловие

Среди суждений, высказанных относительно системы, положенной нами в основание " Истории живописи", одно нам представляется более существенным, нежели другие, и требующим нескольких слов пояснения.

П.П. Рубенс Фламандский пейзаж. Галерея Уффици во Флоренции

Суждение это сводится к некоторому упреку в том, что мы говорим о самих тонкостях, не успев еще создать в читателе того фундамента, который необходим для свободного и толкового отношения к предмету, иначе говоря, труд наш представляет собой какое-то торжество специализации. Нам, однако, кажется, что мнение это лишено настоящих оснований, что всякий, кто прочтет первую часть нашего исследования, должен будет признать, что она-то и является той подготовительной " общей частью", присутствие которой мы считаем необходимым во всяком крупном историческом труде.

Нам представляется, что означенному недоразумению в отношении к нашему труду способствует не столько существо системы, положенной в его основании, и не столько принятое нами деление на категории, сколько наименование первой из них, чрезмерно узкое для той области, изучение которой мы себе здесь наметили. Нам важно было избрать для изучения в первую очередь тот элемент живописного творчества, который может считаться наиболее общим для всех эпох и школ. Мы занялись тем, что в живописных произведениях является наименее зависящим от идей и требований " вне художественного порядка" и на чем легче всего можно проследить развитие " чисто живописных" исканий. Этот лишенный специального термина элемент мы и обозначили словом " пейзаж". Однако таким образом расширенное понятие данного слова оказалось действительно не всем понятным, да и мы сами в течение своего изложения вынуждены были часто заменять его выражениями: сценарий, постановка, декорация, место действия и даже в известных случаях - ансамбль и Живописная идея.

Дурно или хорошо существо избранной системы, покажет лишь весь труд в целом. Но мы заранее уверены, что наша система должна привести к всестороннему и самостоятельному обследованию предмета во всем его объеме. В то же время мы решаемся высказать сомнение в том, что те же результаты могли бы быть достигнуты при уже существующих и принятых всеми системах, имеющих, правда, за себя то, что они совершенно ясны, но скрывающих под этой ясностью избитый схематизм и односторонность.

Первая часть нашего труда является, таким образом, введением в понимание истории живописи, причем методом служит изучение наиболее " общего" элемента живописного творчества.

Нам скажут еще, что было бы правильнее и проще изменить самое заглавие первой части. Однако если мы согласимся, что нами была допущена некоторая натяжка, то все же это не способно побудить нас к замене принятого наименования! С одной стороны, при недостаточности всей художественной терминологии мы сомневаемся, чтобы нужно было найти более точное выражение для данного понятия. С другой - мы не скрываем нашего желания, чтобы расширенное понимание слова " пейзаж" научило охватывать в живописи сложнейшую категорию явлений, до сих пор разрозненных. И чтобы эта категория приобрела признание именно под данным наименованием, выражающим в своем узком смысле самую свободную и строгую область живописи.

Вступление

Прежде чем приступить к нашему исследованию, необходимо установить, что именно мы станем подразумевать под словом пейзаж.

Протоатический лутрофор из Аттики. 600-700 л. до н.э. Глина

Если мы обратимся к живописи в целом и попробуем разделить весь исторический материал на категории, то мы заметим, что объектами живописной передачи являются с одной стороны, человек, а с другой - все, что " не человек", все, что мир вообще, все, что не обладает человеческим разумом, его страстями и душой. Последнюю категорию изображаемого мы и хотим объединить в настоящей " истории печатной живописи". Нам кажется, что натяжка в терминологии здесь может быть оправдана как отсутствием другого, более соответствующего и более охватывающего слова, так и тем, что живопись, занятая изображением неба, гор, полей, рек и деревьев, не отличается, по существу, от живописи, передающей здания (например термин " архитектурный пейзаж"), " мертвую натуру" и жизнь животных.

Разница, во всяком случае, между двумя названными категориями исторического материала существенная. В одной категории художник с изображением связан общностью психологии: изображает ли он положительные или отрицательные явления, он всегда им, так или иначе, сочувствует. В другой он - зритель, стоящий как бы в стороне, или же лицо пассивное, подчинившееся необъяснимым чарам вещей, с которыми у него нет и не может быть общения, основанного на разуме и логике. Как член человеческого общества, в первую очередь живописец всегда несколько заинтересован лично в содержании изображения; он никогда не объективен вполне. И неуступчивый натуралист пишет дерево с одним отношением, а стоящего рядом человека - с другим. Во второй категории художник бесконечно более свободен от зависимости житейского или духовного порядка.

С живописной точки зрения различие между " персонажем" и всей " человеческой" живописью является также не только внешним - " сюжетным", но и внутренним - " психологическим". Недаром именно пейзаж играет все большую и большую роль в развитии истории искусства и постепенно даже вытесняет все остальные виды живописи. Недаром на пейзаже воспитывался импрессионизм и все разновидности новейших подходов к живописным задачам. В настоящую минуту мы даже видим в самой основе меняющееся отношение к живописи: " живописные задачи" вытесняют все остальные. Объявлена война сюжету, объявлена война всякому " смыслу". Теперь и дерево, и человека стараются писать с одинаковым безразличием к их сущности и с одинаковым восхищением их внешним обликом и живописной красотой. Постепенно даже теряется и сама способность по-разному относиться к различным фактам.

Пожалуй, поэтому все, что теперь творит передовое художество, может быть названо " пейзажем", согласно внутреннему отношению художника к предмету. Теперь в живописи все только один внешний мир, духовно не связанный с живописцем, а действующий на него только чувственным образом, - " созерцаемый" мир. Каждый художник как бы одинок, как бы заключен в келью и смотрит оттуда на переливы форм и красок, при этом не понимая внутреннего смысла явлений и не задаваясь целью понять их. Прежние художники " пользовались глазом", настоящие - " в рабской зависимости" от него. Еще один шаг - и художники уйдут окончательно в себя, закроют сам вид на внешний мир, пожелав сосредоточить все внимание на игре форм и красок. Тогда получится полная слепота по отношению к внешнему миру, но и более пытливая зоркость по отношению к внутренним видениям, отвлеченным от всякого жизненного смысла. Может быть, с этого момента живопись и вовсе перестанет существовать как общественное явление и превратится в какуюнибудь мономанию специалистов-фанатиков; а быть может и наоборот: только здесь она и выбьется на новую дорогу, увлечет всех разрешением множества проблем красок и станет " в высшей степени прекрасной" в своей абстрактной узорчатости, в своей " ковровости".

Искусство каменного века. Гравированное на кости изображение мамонта, найденное в пещере La Madeleine Везерской долины во Франции

Однако в нашей книге речь будет идти не о том, что ожидается завтра, и не о том загадочном и невыясненном, что творится сейчас, не об истории живописи, т.е. о ее грандиозном минувшем прошлом. И вот тут мы должны будем констатировать, всегда и везде (и даже в персидских коврах, не говоря уже о живописи импрессионистов и неоимпрессионистов) сюжет, - иначе говоря, вдохновение художников определенными образами внешнего мира. В " сюжетном" же характере этого " вчера" живописи мы различаем и названные выше категории объемов художественного воспроизведения; с одной стороны, пейзажную живопись, т.е. изображение жизни всей чуждой человеку природы, а с другой стороны - изображение человеческой жизни в ее всевозможных явлениях, получающих свое выражение в бытовой, портретной, религиозной и во всевозможных видах так называемой " исторической" живописи.

Пасущиеся олени. Живопись каменного века на стене пещеры Font de Gaume, в Везерской долине

Остается под вопросом, что стало первым объектом художественного воспроизведения в истории: " пейзаж" или " все человеческое". Однако ответить на этот вопрос едва ли когда-нибудь удастся. Первые страницы книги истории мирового искусства вырваны и навеки затеряны. Правда, если мы обратимся к изумительным изображениям животных - бизонов, мамонтов, оленей и диких лошадей, которые встречаются в виде живописи на стенах пещер и в виде выцарапанных рисунков - на всяких предметах каменного века, то мы скажем, что именно с " нечеловеческого", с " посторонней" человеку природы, с " пейзажа в широком смысле", начинается история живописи. Однако само совершенство этих изображений говорит о том, что перед нами памятники заключительного момента длиннейшего периода доисторической культуры, сметенной и уничтоженной временем. Не может быть, чтобы люди тогда сразу стали с таким абсолютным совершенством схватывать формы и движения животных, что им сразу далась одна из труднейших задач рисовального искусства - нечто такое, что лишь после тысячелетий неудачных опытов удалось древним ассирийцам, эллинам или Пизанелло и Леонардо да Винчи.

В историческом искусстве пейзаж, т.е. изображение целостности натуры, пробивается очень медленно. Человек умеет уже в совершенстве изображать в графических символах отвлеченные идеи, умеет изображать свою наружность, свой быт, наконец, он не чуждается изображения животных, которые некоторым народностям удаются изумительно, но к природе в целом человек все так же безразличен, как на ранних ступенях своего развития. Лишь гораздо позже, перебрав все, изобразив все, " устав от своей человечности", он обращает свое внимание на безраздельные богатства вне тесного круга своего существования и ищет пути к пониманию этой красоты, ищет пути спасти ее, когда она гибнет; он пытается также в описаниях и изображениях уяснить для себя ее сущность. Эта художественная эволюция повторяется не раз в истории человечества. Каждый раз развитие пейзажа идет вслед прочему развитию искусства и как бы замыкая собой известный художественно-культурный круг.

Таким образом, оказывается, что наше исследование истории живописи мы начинаем с последней ее части. Но, тем не менее, мы останавливаемся на этом порядке ввиду его удобства в смысле ознакомления с историческим материалом.

Живопись на стене пещеры Font de Gaume

Перед текстом действия драмы автор разъясняет свой сценарий, так же поступают романист и историк. Желая исследовать историю " картины" во всех ее составных частях, а также историю самих этих частей, мы начинаем именно с той части, которая как бы является сценарием по отношению ко всему остальному - " декорацией", " постановкой". То, что эта " декорация" затем потихоньку превращается в своего рода действующее лицо, является при этом наглядным выражением всего течения культуры и искусства.

Во всяком случае, этот ход изложения допускает логическую последовательность, которая едва ли покоится на более условных основах, нежели те, на которые опираются принятые до сих пор в истории живописи системы: по нациям, по хронологии или по " главнейшим вехам", часто одна от другой почти не зависящим. Мы будем стремиться, чтобы наша история была, прежде всего, историей произведений, а не творцов.

В истории пейзажа легко наметить главнейшие периоды. В первом будет говориться о возникновении и развитии " пейзажа". Можно было бы назвать этот отдел " художественным завоеванием природы". Во втором, мы познакомимся с той обработкой поэтизирования и отвлечения, которой подверглись добытые и усвоенные формы. Этот отдел мог бы носить название " украшения" или " стилизации" природы. В третьем мы увидели бы вполне определившееся абсолютное поклонение природе, как бы выражающее пленение искусства природой. Последний отдел истории пейзажа имеет своим началом голландскую живопись XVII в. и крайним своим выражением - искусство импрессионистов. Что касается четвертого отдела, то он может быть в настоящем труде лишь намечен, так как подробное его исследование вывело бы нас за пределы поставленной задачи. В нем говорилось бы о том, как " пейзажное отношение" заполнило все искусство, как все в живописи за последнее время приобрело одинаковое для художника значение с точки зрения " живописных" теорий, как понемногу и сам " пейзаж" в широком понимании слова стал утрачивать первоначальный смысл, уступая место исканиям абсолютно живописного характера.

Альтамира. Наскальное изображение бизона. Палеолит.