Деяния Константина I Великого, принятие Миланской конституции и основы христианского правового дискурса

Деяния Константина. Константин Ι Великий жил в эпоху государственных реформ императора Диоклетиана (284–305 гг.) (переход от принципата к доминату), создавшего систему совместного управления огромной империей одновременно четырьмя соправителями (тетрархия) – двумя августами (Диоклетиан и Максимиан) и их помощниками – двумя цезарями (Констанций и Галерий). Смысл тетрархии заключался в добровольном снятии с себя полномочий августами после 20 лет правления и в занятии их мест бывшими цезарями с одновременным назначением очередных двух преемников-цезарей[28]. Тетрархия была связана семейными узами – новые избранные цезари должны были разводиться с женами и вступать в брак с дочерями августов. 1 мая 305 года Диоклетиан и Максимиан сложили с себя полномочия согласно системе тетрархии, передав власть Галерию и Констанцию Хлору[29].

Константин был сыном цезаря Констанция Хлора, который после снятия полномочий августами стал императором Запада – Галлии и Британии. По смыслу тетрархии, для обеспечения стабильности и мира в империи предполагалось, что новые августы должны назначать цезарями своих сыновей. Однако один из новых императоров – Галерий, который, в отличие от Констанция, всегда находился рядом с Диоклетианом, предложил свои кандидатуры цезарей без согласования со вторым августом (Констанцием) – Флавия Севера и Максимина Дазу, – при этом выбрав не самых лучших полководцев и, как указывает Лактанций, поставив престарелого Диоклетиана перед фактом[30]. Поскольку Константин был сыном августа Констанция и фактически поддерживался западными легионами, он был поднят на щит и провозглашен армией императором. Галерий был вынужден признать право Константина на престол и признал его цезарем Запада (Галлии и Британии) с подчинением августу Запада Флавию Северу.

Следует отметить, что практически все древние историки, как церковные, так и языческие, согласны в особом призвании Константина. Даже языческий историк Аврелий Викторин, который в целом не жалует первого христианского императора, отмечает, что Константин «всем врагам своим оставлял почет и имущество и принимал их [в число друзей]; он был так благочестив, что первый отменил старинный род казни через распятие и перебивание голеней. Поэтому на него смотрели как на [нового] основателя [государства] и почти как на бога»[31]. Мать Константина – равноапостольная царица Елена, впоследствии обнаружившая место распятия Христа (Голгофу), Святой Крест, 4 гвоздя, титло «INRI» (на латыни «Iesus Nazarenus Rex Iudaeorum»), восстановившая другие святыни Иерусалима и основавшая первые храмы на Святой земле, – дала ему христианское воспитание[32]. Отец Константина – Констанций – по сравнению с другими тетрархами был достаточно религиозно терпимым человеком, по крайней мере, историки сообщают[33], что в его провинциях во времена гонений Диоклетиана население не преследовалось по религиозным мотивам, более того, есть сведения, что император даже тайно содействовал гонимым христианам.

Характерно, что к началу IV столетия, несмотря на волну гонений, христианство распространилось достаточно широко, особенно на Востоке пустыни Палестины, Сирии и Египта славились своими подвижниками благочестия[34]. В.В. Болотов отмечает, что ко времени Константина христианское население составляло примерно десятую часть империи (4-5 млн. чел.)[35]. Многие императорские сановники были тайными христианами, даже упорный язычник Диоклетиан должен был терпеть христиан – жену Валерию и дочь Прииску – в своей собственной семье[36]. К тому же следует отметить, что трехсотлетние гонения на христиан фактически только укрепляли церковь, что не могло не оставаться незамеченным. В таких условиях неудивительно, что христианство проникало в императорскую армию, дворцы и распространялось среди знатных сановников.

Решающим событием в жизни Константина на пути к императорской власти явилась битва с Максенцием на Фламиниевой дороге у Мульвийского моста на р. Тибр в 312 году. С существенно меньшей армией (армия Максенция превосходила по численности как минимум вдвое, причем в ее составе была преторианская гвардия[37]) Константин стремительно одолел противника и вошел в Рим. Современник Константина историк Лактанций отмечал, что император во время похода на Максенция увидел над солнцем (известно почитание Константином римского языческого культа Солнца) знамение креста с надписью: «сим побеждай» (τ ο υ τ ω ν ι κ α)[38], после чего приказал изготовить знамя, т.н. labarum[39], которое представляло штандарт с монограммой Иисуса Христа и которое в последующем всегда присутствовало в походах Консантина, а также было водружено в руку знаменитой статуе Константина в Константинополе[40]. В 323 году в компании против Лициния (соавтора Миланского эдикта, ставшего впоследствии гонителем христиан) Константин стал полновластным христианским императором.

Закрепление статуса первого христианского императора было подкреплено еще одним событием вселенского масштаба – строительством новой столицы империи – Константинополем, Вторым Римом, с которым связано возникновение христианской государственно-правовой традиции практически во всех восточнославянских государствах. Строительство города началось в ноябре 324 года, и уже́ 11 мая 330 года город был торжественно освящен (Константинополь был построен в рекордно короткие сроки – всего за 6 лет, уже́ в VI веке он по численности населения превышал Рим и насчитывал около 1 млн. жителей)[41]. Как отмечает Г.А. Острогорский, «с самого начала Константинополь получил христианский характер, с самого начала большая часть его населения в языковом отношении была греческой… посредством христианизации Империи и создания новой столицы на Босфоре Константин дважды подчеркнул историческую победу Востока»[42]. Также невозможно не упомянуть еще одну историческую деталь эпохального для христианского мира значения – именно Константин созвал Первый Вселенский собор (Никея, 325 г.), на котором были решены первые догматические вопросы православного исповедания.

Однако христианский поворот в жизни империи начался все же Миланским эдиктом.

Миланская конституция: правовые новации. Текст самого́ эдикта, подписанного в Милане Константином и Лицинием, не сохранился, однако Лактанций приводит латинский рескрипт Лициния (официальный ответ на запрос) на имя префекта Никомедии[43]. Другой историк, современник императора Евсевий Памфил в своей «Церковной истории» приводит «копию императорского постановления» на греческом языке[44]. У российского исследователя XIX века А.И. Бриллиантова представлен тщательный сравнительный анализ латинского и греческого вариантов эдикта, а также проведено наиболее глубокое и полное на сегодняшний день исследование по вопросу о миланской конституции[45]. Поскольку в литературе содержание Миланской конституции исследовано достаточно обстоятельно, отметим лишь основные юридические следствия ее издания, а, точнее, остановимся на конкретных правовых новациях, введенных миланским эдиктом. Итак, эдикт ввел следующие правовые новеллы:

1) свободу христианского исповедания («мы постановляем, чтобы каждый из тех, кто питает стремление к исполнению религии христианской, отныне законно и открыто, без какого бы то ни было беспокойства и тревоги для себя, почитал ее» – п. 4);

2) принцип религиозной свободы («мы даровали христианам и всем возможность свободно следовать той религии, какую бы кто ни пожелал» – п. 2);

3) восстановление имущественных и финансовых прав христианской Церкви как «ius persona» (юридической личности), субъекта римского права («мы решили постановить в отношении христиан, что если какие-либо места, где они прежде имели обыкновение собираться, в отношении которых также были даны распоряжения к исполнению твоему, под известным видом были захвачены и в прежние времена были кем-то куплены либо из фиска нашего, либо как-то иначе, тем же христианам без денежной выплаты и без требования какого бы то ни было вознаграждения, основанного на обмане и двусмысленности, возвращались» – п. 7);

4) полную реституцию («restitutio in integrum») земельных прав христианской Церкви («также те из земель, что были подарены, следует как можно быстрее вернуть христианам; в отношении тех, кто эти земли приобрел за службу или получил в дар, если они просят о нашем благоволении, пусть обращаются к викарию, с тем чтобы им была оказана помощь милостью нашей. Все это следует передать общине христиан через твое посредничество и без промедления» – п. 8);

4) полную реституцию прав в отношении культовых сооружений («церкви… ты прикажешь вернуть их без какого-либо спора и неприязни этим самым христианам, то есть общине и каждому собранию их, соблюдая, разумеется, вышеизложенный порядок, чтобы те, кто будет возвращать землю, не получая выкупа, уповали, как мы сказали, на возмещение убытков от нашей милости» – п. 9) [текст эдикта см.: Лактанций. О смертях преследователей (De mortibus persecutorum) / Перевод с лат, вступ. ст., коммент., указ. и библ. список В.М. Тюленева. – СПб.: Алетейя, 1998. – С. 244–248].

Содержание эдикта указывает на особую опеку императором именно христианской Церкви. Префекту предписывается незамедлительно организовать восстановление прав («ты обязан оказать необходимое посредничество в отношении вышеуказанного собрания христиан, чтобы предписания наши исполнялись как можно быстрее» – п. 10), а в заключительных положениях эдикта указывается способ опубликования – официального доведения до сведения акта («чтобы милость наша в этом нерушимом законе могла дойти до сведения всех, прикажи предписанием своим вывесить всюду эти распоряжения и довести их до всеобщего сведения, чтобы закон, милостью нашей данный, не мог быть неизвестен» – п. 12). Эдикт императора просто поражает своим благожелательным тоном в отношении к христианству, а ведь еще недавно, 10 лет назад, Диоклетиан осуществил одно из крупнейших гонений на христиан в истории Античности.

Также следует отметить, что сами термины Миланской конституции говорят об особом намерении законодателя с особой силой подчеркнуть правосубъектность христиан, христианской церкви как корпорации. Так, в тексте применительно к христианам употребляется термин «persona» (лицо в юридическом смысле), 4 раза – выражение «corpus» («corpori Christianorum» – христианская корпорация), 1 раз при этом в формулировке «ius corporis eorum»(юридическая корпорация христиан)[46]. Как отмечает А.И. Бриллиантов, Миланский эдикт впервые говорит о христианской церкви как о corpus christianorum, как о цельном правовом организме, таким образом, намечая статус церкви в области римского права[47]. Таким образом, Миланский эдикт формально-юридически дал основание для признания христианской церкви в империи.

Христианизация римского права. Содержание и намерения Константина при издании Миланского эдикта не подлежат сомнению и проясняются позднейшими правовыми актами императора. В частности, Евсевий Памфил приводит еще 5 писем, адресованных африканским и итальянским провинциям для исполнения императорских постановлений в области правовой защиты, как он сам выражается в письме к римскому епископу Мальтиаду, «законной кафолической Церкви», а именно: 3 письма в Африку (2 – проконсулу Анулину и 1 – епископу карфагенскому Кекилиану) и 2 письма в Италию (1 – епископу римскому Мальтиаду и 1 – епископу сиракузскому Христу)[48]. В данных письмах Константин подтверждает положения Миланского эдикта и осуществляет дальнейшее утверждение христианства в империи. Так, в письме проконсулу Аннулину (313 год) все священники освобождаются от несения общественных повинностей: «лиц, находящихся во вверенной тебе провинции и состоящих в Церкви, во главе которой стоит Цецелиан, отдавших себя на служение этой святой вере (обычно их называют клириками), желаю я раз навсегда освободить от всех общественных обязанностей, дабы не были они отвлекаемы от служения Богу каким-нибудь обманом или святотатственным поползновением, но без всякой помехи исполняли свой закон. Если они будут служить Богу со всей ревностью, – поясняет Константин, – то это принесет много пользы и делам общественным»[49].

Значимое с юридической точки зрения событие в отношении новой веры произошло в 318 году – императорским эдиктом было разрешено по взаимному согласию сторон переносить гражданское дело на рассмотрение епископского суда, даже если это дело слушалось в обычном гражданском суде[50]. В 319 году Константин запретил празднование частных жертвоприношений и языческих гаданий, а в 321 году издал эдикт о всеобщем праздновании воскресного дня[51].

Об активной правотворческой деятельности Константина по христианизации римского права мы можем судить также на основании актов первого христианского императора, впоследствии вошедших в Кодекс Феодосия (438 г.) и Кодекс Юстиниана (529 г.). Остановимся на некоторых примерах реформы уголовно-правовых и семейно-правовых институтов.

1) В 313, 319 и 335 гг. Константин издал три постановления против доносительства (CTh. X. 10. 1; 10. 2; 10. 3 – здесь и далее все ссылки на Кодекс Феодосия даны в общепринятой транскрипции по следующему изданию[52]). Донос в контексте христианской нравственности рассматривается как грех, подрывающий нравственные устои общества, причем интересно, что криминализация доносительства осуществлена независимо от вида доноса, что указывает на приоритет христианских начал над формально-правовыми.

2) В конституции 315 года Константин устанавливает запрет на клеймение лица преступников, осужденных на гладиаторские бои (in ludum) или в рудники (in metallum) с указанием клеймения только рук и голеней (CTh. IX. 40.2). Человек в соответствии с христианской доктриной начинает рассматриваться как созданный «по образу (лику) небесной красоты».

3) В 325 году судам предписывается за совершение тяжких преступлений изменять вид уголовного наказания: вместо осуждения преступников на гладиаторские бои и съедение зверями в цирке, приговаривать осужденных к работе в рудниках (CTh. XV. 12. 1). Очевидно, здесь мы видим косвенное христианское осуждение гладиаторских боев и цирковых представлений как темных страстей, действующих в толпе и, одновременно, гуманизацию уголовного закона в отношении преступника.

4) Законом 318 года в области семейного права отменяется древнейшее римское право «patria potestas» (власть домовладыки), в частности, отменяется старинное право отца распоряжаться жизнью детей (CTh. XV. 1). Также законами 323 г. император существенно вторгается в регулирование частноправовых отношений власти paterfamilias над детьми (CJ. VIII. 48. 10 – здесь и далее все ссылки на Кодекс Юстиниана даны в общепринятой транскрипции по следующему изданию[53]).

5) При Константине женщина впервые приравнивается к мужчине как субъект права, прежде всего, в имущественных правоотношениях. Знаменитые законы 321 г. вводят ряд свобод в отношении женщин, в том числе установление полной гражданской правоспособности (дееспособности) женщин с 18 лет (CTh. II. 17. 1), расширение их правомочий в области наследственного права (CTh. II. 19. 1), защиту их половой неприкосновенности (CTh. IX. 81).

6) Христианская нравственность повлияла и на борьбу с конкубинатом. Конкубинат однозначно квалифицировался как грех блуда. Указом Константина 320 г. женатому мужчине запрещалось иметь конкубину (CJ. V. 26. 1). Конкубинат, ввиду его тотального распространения, сразу не мог быть отменен, однако при Константине принимались возможные меры, ограничивающие право конкубината (см. CJ. V. 27. 5). Кроме того, в 320 году женщинам и мужчинам впервые было предоставлено право легально воздерживаться от брака (что ранее было невозможно) (CTh. VIII. 16. 1).

7) В отношении рабства, несмотря на сохранение самого института, в 316 году вводится институт вовлечения церкви в процесс освобождения рабов хозяином (манумиссия рабов в церкви, manumissio in ecclesia) (CTh. I. 13. 1; IV. 7. 1).

Таким образом, мы видим, что Миланский эдикт и последующая за ним правотворческая деятельность императора Константина закладывают основы новой, ранее неизвестной греко-римскому правопорядку, правовой жизни. Показательно, что с эпохи Константина в правовых актах мы не встречаем характерных для римской правовой традиции ссылок на авторитет римского права – правовая система основывается на христианстве как принципиально качественно ином ценностном и онтологическом основании. Новый правопорядок, который формируется в империи, создает уникальные правовые антропологические практики, стили правового поведения и мышления, в которых существенное место занимает духовная практика – христианское отношение человека к Богу и людям. Христианская духовная практика начинает создавать в обществе новые нравственные представления, которые в Византии постепенно сливаются с правом. Уникальная же модель отношений между церковью и государством, заложенная Константином, сохранилась до середины XV века, до конца существования само́ й Византийской империи.

Заключение. Итак, подведем итоги нашего исследования, посвященного 1700-летию Миланского эдикта.

1. С уверенностью можно сказать, что миланская конституция положила начало формирования нового типа государственно-правового порядка, ранее неизвестного греко-римской правовой традиции. Данный порядок выражался в возникновении феномена христианского государства, христианского права, симфонии властей между церковью и государством, а также новой объяснительной модели правопорядка.

2. Именно в эпоху Константина началась реформа римского права, завершившаяся в итоге окончательным «преобразованием [права римского] в право византийское, базовые принципы и отдельные положения которого непосредственно соотносились с церковным учением»[54]. Новый, христианский правовой дискурс был лишен приоритета римского формального юридизма и характеризовался приоритетом нравственно-христианских содержаний над правовой формой.

3. В основу складывающегося христианского правового дискурса была положена специфическая связь «антропологические практики – ценности – право», которая позволяла приближать правовое регулирование к правовой жизни и постоянно соизмерять правотворческую деятельность с реальными антропологическими практиками. По правотворческой деятельности Константина можно заключить, каким образом происходит цивилизационно-культурное строительство такого типа – именно антропологические практики получают приоритет перед традиционной для римлян правовой формой. После падения Византии в эпоху Нового времени такой тип государственно-правового строительства был утрачен и заменен доминирующей до сегодняшнего дня новоевропейской политико-правовой программой.

4. Современная актуальность исследования опыта строительства византийского государства и права обусловлена тем, что христианский правовой дискурс постоянно находится в диалоге с ценностными факторами, воспроизводимыми на базе нравственно-христианской традиции в каждый исторический момент времени. Именно поэтому христианский правовой дискурс как методологический язык сегодня, – в ситуации, когда традиционные христианские ценности подвергаются инфляции, нивелируются и вытесняются, археактуален. На наш взгляд, именно с этим дискурсом связана цивилизационно-культурная судьба восточно-христианского мира. И именно поэтому мы должны помнить о миланской конституции и первом императоре христианине – Константине Великом.

THE BYZANTIAN CIVILIZATION AND FORMATION OF CHRISTIAN LEGAL TRADITION IN THE MODERN POLITIKO-LEGAL CONTEXT (TO THE 1700 ANNIVERSARY MILAN CONSTITUTION)