Глава 62

Три девчонки деревенского вида стояли в дверях одной из комнат Бит Хауса, которую Скарлетт отвела под свою спальню. Все они были одеты в большие домотканые передники и чепцы с кружевами, но больше в них решительно не было ничего одинакового. Энни Доил была маленькая и кругленькая, как молодой щенок; Мэри Морган – высокая и нескладная, как огородное пугало, а Пегги Куин – стройная и хорошенькая, как дорогая кукла. Они толкались в дверях, держа друг друга за руки.

– Мы пойдем, если вы не возражаете, миссис Фицпатрик, – сказала Пегги. Остальные энергично закивали.

– Хорошо, – сказала миссис Фицпатрик, – но вы вернетесь в понедельник рано утром, чтобы компенсировать это время.

– Да-да, конечно! – воскликнули они в один голос и, сделав неуклюжий реверанс, заспешили прочь.

– Иногда я в отчаянии, – вздохнула миссис Фицпатрик. – Но у меня и более плачевные создания превращались в отличных горничных. В конце концов, они сами этого хотят. Даже на дождь они не обратили бы внимания, если бы не Хэллоуин. Я полагаю, они думают, что если небо затягивается облаками, значит, уже смеркается, – она взглянула на золотые часы, висевшие у нее на поясе. – Еще только начало третьего… Давайте вернемся к нашим делам. Я боюсь, что сырость помешает нам закончить в срок, миссис О'Хара. Жаль, что это так, но я не собираюсь вводить вас в заблуждение. Мы оборвали все старые обои, все отскребли и отчистили. Но в некоторых местах надо заделать дыры, а для этого стены должны быть сухими, и цемент должен просохнуть, прежде чем красить стены или клеить обои. На все это нам не хватит двух недель.

– Мой ребенок должен появиться в этом доме, миссис Фицпатрик. Я говорила вам об этом с самого начала.

– Но у меня есть предложение, – вкрадчиво сказала экономка.

– При условии, что мне не придется рожать ребенка где-то в другом месте.

– Наоборот. Мне кажется, что если хорошо растопить камин и повесить на окна какие-нибудь симпатичные плотные шторы, голые стены не будут казаться такими неприглядными.

Скарлетт взглянула на серый потрескавшийся и местами отсыревший цемент с неприязнью.

– Ужасно выглядит, – поморщилась она.

– Мебель и ковер совершенно изменят вид. У меня есть для вас сюрприз. Пойдете со мной.

Скарлетт подошла к двери и вдруг рассмеялась:

– О. Господи, что это?

– Это называется «государственная кровать». Не правда ли, она замечательна? – экономка рассмеялась вместе со Скарлетт, разглядывая этот уникальный предмет, стоящий посреди комнаты. Четыре очень широких темных дубовых ножки имели силуэты греческих богов. Панели в ногах и у изголовья были украшены рельефами с изображением людей, сидящих среди фруктов и цветов. А в головах сияла позолоченная корона.

– Что за великан спал на ней? – спросила Скарлетт.

– Она, возможно, была сделана специально по случаю визита Вицероя.

– Кто это?

– Глава правительства Ирландии.

– Да, я вам скажу, что она вполне подойдет для моего огромного ребенка. Если только доктор сможет дотянуться, чтобы принять его.

– Заказать перину? В Триме есть человек, который изготовит ее за два дня.

– Да, закажите. И подушки тоже. На этой кровати можно спать неделю и ни разу не оказаться в одном и том же месте!

– Если закрыть ее пологом, она будет совсем как комната.

– Комната? Да она будет похожа на целый дом! И вы абсолютно правы

– в ней я не замечу ужасных стен. Вы душечка, миссис Фицпатрик. У меня сейчас такое настроение, какого не было уже несколько месяцев. Вы даже представить себе не можете, что будет, если ребенок появится на свет здесь! Это, наверное, будет такой же великан.

Они дружно смеялись, спускаясь вниз по вычищенной каменной лестнице. «Ее надо покрыть ковром в первую очередь, – подумала Скарлетт. – Или, может быть, я вообще закрою второй этаж. Комнаты такие огромные, что мне вполне хватит помещения внизу. Миссис Фицпатрик и кухарку, я думаю, это устроит. А почему бы нет? Какая же я Наша О'Хара, если не могу поступать по своему усмотрению?» Скарлетт отошла чуть в сторону, чтобы миссис Фицпатрик могла открыть тяжелую дверь, ведущую в помещение первого этажа.

Они увидели на полу лужу.

– Проклятье, – воскликнула Скарлетт.

– Это не дождь, а настоящий потоп, – проворчала экономка. – Но так не может продолжаться бесконечно. Вы не хотите чашку чая? На кухне сухо и тепло. У меня весь день горела печь, чтобы согреть ее.

– Прекрасно, – Скарлетт пошла следом за миссис Фицпатрик. – Это все новое, – сказала она подозрительно. Она не любила, когда какие-то покупки делались без ее разрешения. А плетеные кресла около печи выглядели слишком заманчиво для кухарки и ее помощниц, которым следовало работать. – Сколько все это стоит?

Она потрогала большой тяжелый деревянный стол.

– Пару кусков мыла – стол был в кладовке, ужасно грязный. А кресла подарил Колум. Он сказал, что мы должны создать кухарке максимальные удобства, прежде чем она увидит остальные помещения. Я составила список мебели для ее комнаты. Он на столе, ждет вашего одобрения.

Скарлетт почувствовала угрызения совести, но тут же поняла, что подразумевалось. Ей вдруг стало не по себе.

– А когда доставят вещи, разрешение на покупку которых я дала на прошлой неделе?

– Большая часть уже здесь, в кладовой. Вместе с кухаркой я собиралась распаковать их на следующей неделе. В основном это посуда и разная утварь.

Скарлетт опять почувствовала себя плохо. Спина болела сильнее, чем обычно. Она дотронулась руками до поясницы. Вдруг резкая боль пронзила ее изнутри, и все прежние недомогания показались незначительными в сравнении с этим. Скарлетт судорожно ухватилась за стол, чтобы не упасть, и растерянно смотрела, как по ее ногам на выскобленный пол стекает какая-то жидкость.

– Отошли воды, – сказала она наконец, – но они красные. – Скарлетт посмотрела в окно: дождь все не прекращался. – Простите, миссис Фицпатрик, что из-за меня вы промокнете до нитки. Помогите мне лечь на этот стол и дайте, если можно, что-нибудь вытереть воду… или кровь. А потом сходите в бар или еще куда-нибудь и пошлите за врачом: у меня вот-вот начнутся схватки.

Режущая боль больше не возвращалась. Скарлетт было удобно: под спину и голову подложили мягкие подушки. Ей очень хотелось пить, но она решила не вставать, если боли повторятся, она может упасть и удариться.

«Мне, наверное, не следовало посылать миссис Фицпатрик за врачом и так будоражить людей. У меня было три приступа с тех пор, как она ушла, едва ли это что-то значит. Все было бы в порядке, если бы не такое количество крови, она течет при каждой схватке и при каждом движении ребенка. Раньше такого никогда не было. Когда отходят воды, они прозрачные и без крови…

Что-то не так. Где же врач? Если бы все случилось на следующей неделе, он был бы уже на пороге. А теперь, наверное, это будет какой-нибудь знахарь из Трима. А ведь все должно было быть совсем не так, я бы лежала на кровати с золотой короной, а не на этом столе. Что это за начало для ребенка? Мне придется назвать его «Прыгун» или что-то в этом роде.

Опять кровь… Мне это не нравится. Почему не возвращается миссис Фицпатрик? Она могла бы хоть подать мне воды, у меня совершенно пересохло в горле. Перестань пихаться, малышка, перестань! Из-за тебя я истекаю кровью. Подожди, вот придет доктор, и ты выберешься отсюда. Откровенно говоря, я была бы рада от тебя избавиться.

Конечно, тебя гораздо легче было зачать, чем произвести на свет… Нет, я не должна думать о Ретте, иначе я сойду с ума.

Почему до сих пор идет дождь? Льет как из ведра… Хорошенькое же времечко я выбрала для родов. Почему воды были красные? Неужели я так и умру, истекая кровью на этом столе, даже не сделав глотка воды? Конечно, мне хотелось бы кофе… Иногда мне так хочется кофе, что я готова кричать… О Боже, опять кровь. Но это хотя бы не больно. Едва ли это вообще схватки, скорее судороги или еще что-то… Но тогда откуда столько крови? Что же будет, когда начнутся настоящие роды? Господи, здесь будет море крови. Все будет в моей крови. Интересно, а поставила миссис Фицпатрик тазик с водой? А она молится перед тем, как вылить его? Да где же она? Когда все это закончится, я выскажу ей все, что думаю. Это надо же – уйти, оставив меня умирать от жажды.

Не пихайся. Ты мул, а не слоненок. О Боже, кровь… Я не хочу терять сознание, нет, нет… С Нашей О'Хара не может такое случиться… Что это? Доктор?»

Вошла миссис Фицпатрик.

– С вами все в порядке, миссис О'Хара?

– Просто замечательно, – сказала Наша О'Хара.

– Я принесла подстилки, пеленки и мягкие подушки. Сейчас принесут еще перину. Я могу для вас что-нибудь сделать?

– Дайте мне воды.

– Сию минуту.

Скарлетт приподнялась на локте и жадно осушила содержимое стакана.

– Кто поехал за врачом?

– Колум. Он пытался переправиться через реку, чтобы позвать врача из Адамстауна, но не сумел и поехал в Трим.

– Я так и думала. Дайте, пожалуйста, мне еще воды и другое полотенце. Это уже насквозь промокло.

Миссис Фицпатрик постаралась скрыть ужас, увидев насквозь пропитанное кровью полотенце. Она взяла его и поспешила к корыту. Скарлетт смотрела на красные следы на полу.

«Это часть меня», – сказала она себе, но не могла в это поверить. Она принимала все раны в жизни, как детскую игру: она резала руки, когда возделывала хлопок или рвала крапиву. Но никогда она не видела столько своей собственной крови. Вдруг внутри у нее все сжалось, и кровь хлынула на стол.

«Бестолковая женщина, я ведь сказала ей, что мне нужно еще одно полотенце».

– Сколько времени, миссис Фицпатрик?

– Половина шестого.

– Наверное, шторм задерживает их в пути. Мне нужно еще воды и полотенце. Нет, постойте, приготовьте, пожалуйста, «мне чай с сахаром.

«Надо чем-нибудь занять эту женщину, а то, пожалуй, она так и будет стоять надо мной. Мне надоело улыбаться и поддерживать разговор. Я уже измучилась, а схватки все не становятся ни сильнее, ни чаще. Я, пожалуй, никуда отсюда не пойду. На перине лежать гораздо удобнее, чем на голом столе. Но что будет, когда она тоже промокнет? Шторм усилился, или у меня уже начинается горячка?»

Дождь яростно стучал в окно. Недалеко от дома удивительной силы порыв ветра сбросил Колума с лошади. Он взобрался в седло, но лошадь то и дело оступалась, так что ему пришлось добираться пешком, застревая в грязи и ведя ее на поводу.

– Который час? – спросила Скарлетт.

– Почти семь.

– Еще полотенце, пожалуйста.

– Скарлетт, дорогая, неужели все так плохо?

– О, Колум! – Скарлетт попыталась сесть. – Ты привез доктора? Ребенок почему-то уже так не шевелится.

– Я нашел акушерку в Дюншолине. До Трима невозможно добраться – река затопила дорогу. Ляг, будь хорошей мамой. Тебе нельзя напрягаться.

– Где она?

– Уже в пути. Моя лошадь оказалась проворнее, но она скоро будет. Она приняла сотни малышей; ты будешь в хороших руках.

– У меня раньше уже были дети, Колум. Но сейчас все не так. Все очень скверно.

– Она знает, что делать, мой ягненочек. Не бойся.

Акушерка приехала только в восемь часов. Ее плащ был весь мокрый, но держалась она так уверенно, словно и не спешила по срочному вызову.

– Ребенок? Успокойтесь, миссис. Я прекрасно знаю, как помочь малышке увидеть свет. – Она сняла свой чепец и протянула его Колуму. – Положите сушиться у камина, – сказала она, и стало ясно, что эта женщина привыкла командовать. – Дайте мыло и теплую воду, миссис, чтобы я могла вымыть руки. – Она уверенно подошла к каменной раковине. Увидев окровавленные полотенца, она жестом подозвала миссис Фицпатрик, и они о чемто зашептались.

Блеск в глазах Скарлетт внезапно погас. Она опустила ресницы, чтобы скрыть внезапно набежавшие слезы.

– Давайте-ка посмотрим, что у нас тут, – наигранно-весело сказала акушерка. Она подняла юбки Скарлетт, потрогала живот. – Чудесный сильный ребенок. Он только что поздоровался со мной. А теперь мы попробуем помочь ему выбраться и дадим его маме немного отдохнуть.

Она повернулась к Колуму.

– Вам бы, пожалуй, лучше выйти, сэр. Я позову вас, когда родится сын Колум распахнул плащ. Его белоснежный воротник заблестел при свете ламп.

– О, – сказала акушерка, – простите, святой отец.

– За то, что я согрешила, – взвизгнула Скарлетт.

– Скарлетт, – мягко сказал Колум.

Акушерка подвела его к очагу.

– Тогда вам, возможно, лучше остаться, отец, чтобы совершить последний обряд.

Она говорила слишком громко, и Скарлетт услышала ее.

– О Боже! – заплакала она.

– Помогите мне, – приказала акушерка миссис Фицпатрик. – Я покажу вам, как подержать ее.

Скарлетт пронзительно закричала, когда рука женщины оказалась внутри нее.

– Перестаньте! Боже, какая боль! Прекратите сию минуту. Когда осмотр закончился, она стонала от боли. Кровь залила перину и ее одежду, забрызгала платье миссис Фицпатрик, пол вокруг стола. Акушерка спустила левый рукав. Ее правая рука была по локоть в крови.

– Мне придется попробовать двумя руками, – сказала она.

Скарлетт тихо завыла на столе. Миссис Фицпатрик встала перед женщиной.

– У меня шестеро детей, – сказала она. – Убирайтесь отсюда. Колум, выпроводи ее из этого дома, пока она не убила миссис О'Хара, а я – ее. А это, да простит меня Господь, непременно случится.

Неожиданно комнату ярко осветила молния, и новый поток дождя обрушился на дом.

– Я не собираюсь уходить отсюда, – взмолилась акушерка. – Уже сотсем темно.

– Тогда проводите ее в другую комнату, только чтобы ее здесь не было. А потом, Колум, приведите кузнеца. Он лечит животных, женщина не может сильно отличаться.

Колум взял Скарлетт за руку. Вдруг молния разрезала небо, и она закричала. Колум встряхнул ее.

– Успокойтесь, – он взглянул на миссис Фицпатрик. – Он не придет, Розалин, никто не придет в такую погоду. Ты забыла, какая сегодня ночь?

Миссис Фицпатрик протерла виски и щеки Скарлетт влажным полотенцем.

– Если ты не приведешь его, это сделаю я. Я знаю, Колум, что у тебя в столе лежит нож и пистолет. Стоит показать их ему, и он сразу поймет, что есть вещи пострашнее, чем привидения.

Колум кивнул:

– Хорошо, я пойду.

Джозеф О'Нейл, кузнец, пришел, превозмогая себя. Капли дождя и пота блестели на его лице. Волосы прилипли ко лбу, и весь вид его был довольно жалок.

– Я однажды принимал роды у лошади, но не могу поступить с женщиной так же жестоко, – он взглянул на Скарлетт и покачал головой. – Нет, не могу.

Во всех нишах стояли зажженные лампы. В огромной кухне было светлее, чем днем. А ненастье все набрасывалось на толстые каменные стены Бит Хауса.

– Вы должны сделать это, иначе она умрет.

– Да, умрет, и ребенок тоже, если уже не мертв: он давно не шевелится.

– Не теряйте же время. Джозеф. Во имя Господа, это ее единственная надежда.

Эти слова прозвучали почти как приказ.

Скарлетт зашевелилась на окровавленной перине. Розалин Фицпатрик смочила ее губы водой; Скарлетт открыла глаза: они были полны страха. Она жалобно застонала.

– Джозеф, я приказываю вам!

Кузнец вздрогнул. Он поднял мускулистую руку над обнаженным животом. Скарлетт. Лезвие ножа в его руке отражало свет ламп.

– Кто это? – отчетливо спросила Скарлетт.

– Да спасет меня святой Патрик! – воскликнул кузнец.

– Колум, кто эта прекрасная женщина в белом? Кузнец уронил нож на пол и отшатнулся. Он в ужасе выставил перед собой руки, как бы защищаясь.

Ветер закружился, как смерч, поднял ветку и бросил ее в окно. Осколки посыпались на Джозефа О'Нейла, который, закрыв голову руками, упал на пол, пронзительно крича. А ветер вторил его крикам. Казалось, все рушится и вокруг нет ничего, кроме шторма, ветра, дождя…

Блики огней кружились на стенках кухни в дьявольском танце. И тут посреди этого хаоса кухонная дверь отворилась, и фигура, закутанная в плащ, прошла мимо застывших в ужасе людей к окну. Это была женщина с морщинистым круглым лицом. Она взяла одно из полотенец и принялась выжимать кровь.

– Что вы делаете? – Розалин Фицпатрик опомнилась от ужаса и шагнула к женщине. Но Колум, протянув руку, остановил ее. Он узнал колдунью, мудрую женщину, жившую возле башни.

Одно за другим женщина складывала полотенца, пока не закрыла дыру в окне. Потом она обернулась.

– Зажгите лампы, – сказала она. Голос ее был резкий и хриплый.

Женщина сняла свою мокрую черную накидку, расправила и положила рядом с первой. За ней последовала темно-синяя с дырой на левом плече и красная – вся рваная.

– Вы не сделали, что я вам велела, – упрекнула она Колума. Потом подошла к кузнецу и толкнула его в бок.

– Убирайтесь.

Старуха опять взглянула на Колума. Он зажег лампу, другую, и вскоре вся кухня была залита ровным светом.

– Спасибо, святой отец, – сказала она вежливо. – Отправьте О'Нейла домой – шторм уже заканчивается. А потом подойдите к столу и подержите два светильника. Вы, – обратилась она к миссис Фицпатрик, – сделайте то же самое. Я же пока приготовлю Нашу О'Хару.

На поясе вокруг ее талии была привязана дюжина мешочков, сделанных из разноцветных лоскутов. Женщина вынула из одного пузырек с темной жидкостью. Приподняв левой рукой голову Скарлетт, правой она влила содержимое пузырька ей в рот. Скарлетт облизнула губы. Колдунья довольно улыбнулась и опустила ее голову на подушку.

Скрипучим голосом она начала напевать мелодию, если это вообще можно было назвать мелодией. Кривые сморщенные пальцы дотронулись до шеи Скарлетт, потом до ее лба, затем погладили веки. Старуха вытащила сложенный лист и положила его на живот Скарлетт. Потом из другого мешочка она извлекла крошечную табакерку и положила ее рядом с листом. Колум и миссис Фицпатрик стояли неподвижно, словно статуи, но их глаза следили за каждым движением.

В развернутом листе оказался порошок. Женщина высыпала его на живот Скарлетт, потом она взяла из табакерки какую-то пасту и стала втирать ее поверх порошка в кожу.

– Ее нужно привязать, чтобы она не навредила сама себе, – сказала женщина и, обвив веревкой талию Скарлетт, пропустила концы под ее коленями, обмотала ими ножки стола и крепко завязала.

Маленькие глазки пронзили миссис Фицпатрик, затем ее взгляд переместился на Колума.

– Она будет кричать, но боли не почувствует. Сейчас стойте и не шевелитесь – мне нужен ровный свет.

Прежде чем они успели что-либо ответить, она взяла тонкий и острый нож, протерла его каким-то раствором и полоснула по животу Скарлетт. От ее крика содрогнулись даже стены.

А колдунья уже держала в руках окровавленного ребенка. Она сплюнула на пол то, что было у нее под языком, а затем несколько раз дунула малышу в рот, и он зашевелился.

Колум отчаянно молился.

Уверенным движением она перевязала пуповину, и ребенок уже лежал на разложенных простынях, а женщина вернулась к Скарлетт.

– Поднесите свет поближе, – велела она.

Ее пальцы двигались удивительно проворно. Иногда при помощи ножа она удаляла комочки красной слизи и бросала их прямо на пол. Старуха влила в Скарлетт еще немного темной жидкости, а на страшную рану побрызгала каким-то другим, светлым и прозрачным раствором. Она постоянно мурлыкала себе под нос какую-то мелодию, пока зашивала рану.

– Заверните ее в простыни и тепло укутайте шерстяным одеялом, а я пока вымою ребенка, – сказала старуха и перерезала веревки, которыми была связана Скарлетт.

Когда Колум и миссис Фицпатрик закончили, женщина вернулась с ребенком, завернутым в мягкую белую пеленку.

– Это забыла акушерка, – сказала колдунья. В ответ на ее слова малышка тихонько заурчала и открыла глаза. Они были удивительного небесно-голубого цвета, их обрамляли длинные черные ресницы. Она не была синенькая и несчастная, как другие новорожденные, но ведь и на свет она появилась не так, как они. Ее маленькое личико было почти совершенным, а оливковая кожа выделялась на фоне белоснежной простыни.