Мальстрем

Джек, Торгиль и Пега томились в плену, переходя от одного оттенка уныния к другому. Неделя за неделей они исследовали пещеру, причем за ними по пятам неотступно ходила орава хобгоблинят. Им дозволяли некоторую свободу, но совсем одних не оставляли. Торгиль то и дело впадала в ярость, и подростки благоразумно держались за пределами досягаемости ее кулаков.

Под сводами пещеры роились блуждающие огни, так что в недрах горы было светло как днем. Однако ж не совсем. В этом свете чего-то недоставало. Джек это чувствовал, хотя и не знал доподлинно, чего именно не хватает. Здесь не росло ни лиственных растений, ни травы, ни мха. Вместо того люди и хобгоблины проходили через обширные грибные поля. Иные грибы вымахали размером с дерево, и у подножия их озерами разливался полумрак. Даже тени вели себя непривычно: метались туда-сюда, следом за порхающими огоньками.

Грибы здесь росли всех мыслимых форм и расцветок. От них разливался сырой, затхлый запах, что действовало Джеку на нервы. Благодаря наставлениям Пеги мальчуган уже понял: не все грибы съедобны. От красных в крапинку снятся кошмары; круглые и лиловые, что Джек принял за сливы, притупляют разум.

Бука предостерегал Пегу против ядовитых грибов, когда вовремя вспоминал об опасности, а когда забывал, долго и пространно извинялся.

— Людям и хобгоблинам не всегда годится в пищу одно и то же, — объяснял он. — Мы, например, не притрагиваемся к пастернаку. От него потом во рту неделями зудит.

Внезапно что-то с размаху ударило Джека в живот. Он сложился вдвое, хватая ртом воздух.

— Что это было? — закричала Торгиль, машинально потянувшись к ножу и не находя его. — Клянусь Тором, без оружия я чувствую себя все равно что голой!

Она сорвала гриб и швырнула его в незримого противника.

— Это скрытношерстные овцы, — объяснил какой-то хобгоблиненок. — Следите за тенями, что появляются непонятно откуда.

Пега опустилась на колени рядом с Джеком.

— Сейчас все пройдет, — тихо успокаивала она. — Я-то знаю, каково это, когда тебя с ног сбивают.

— Да где же эти негодные твари? — негодовала Торгиль.

— Ненавижу… овец… — прохрипел Джек, держась за живот.

Спустя несколько минут он сумел-таки рассмотреть сгустки клякс, повисающих в воздухе.

— Ну и зачем держать невидимую скотину? — недоумевал он.

— Ради невидимой шерсти, — откликнулся хобгоблин. — Благодаря ей мы выбираемся в большой мир никем не замеченные. Видели бы вы наши плащи — или, точнее, не видели бы!

Гоблиненок от души расхохотался собственной шутке. И резво запрыгал прочь от сгустков клякс, что хищно подкрадывались к нему.

Когда Джек наконец отдышался, все двинулись дальше. Маленький отряд забрел в самые глубины пещеры; жилища хобгоблинов остались далеко позади. Во всех направлениях отсюда ответвлялись боковые коридоры. Да их за много лет не исследуешь, угрюмо размышлял Джек; и как знать, что за твари таятся во мраке?

Тут и там поднимались известняковые колонны, призрачно мерцающие в свете блуждающих огней. На переливчатых нитях раскачивались светляки. Гигантские пещерные пауки разбегались по темным углам.

— Они мне накеров напоминают, — поежилась Пега.

— Большинство накеров мы повывели, — заверил кто-то из хобгоблинят. — Есть такое правило: если блуждающий огонек замер у входа в туннель и не летит дальше, лучше и нам туда не соваться.

Наконец в самом дальнем конце пещеры глазам открылось черное озеро. Здесь не росло ни грибов, ни чего бы то ни было живого; даже блуждающие огни не отваживались порхать над темными водами. Озеро уходило вглубь, в сгущающийся мрак, и терялось в непроглядной тени. Джеку оно сразу не понравилось.

— Я бы по этим водам плавать не стала, — заметила Торгиль.

— Бука решил, тебе это понравится, — обратился хобгоблиненок к Пеге, указывая на хрустальный уступ, нависший над водой: прозрачный как стекло и не толще ледяной корки.

— Это… потрясающе, — промолвила Пега.

Джек видел: девочке по-настоящему боязно.

— Пройди по нему, — предложил кто-то из хобгоблинят.

— Нет уж, спасибочки, — замотала головой Пега.

— Это совершенно безопасно, если не прыгать вверх-вниз.

Юный хобгоблин прошел по уступу из конца в конец и вернулся обратно. При каждом его шаге хрусталь вызванивал новую ноту. Вода подрагивала в ответ. От центра расходилась мелкая зыбь, образуя прихотливый узор, точно спицы колеса.

— Какая прелесть! — восхитилась Пега.

— Если пройтись туда-сюда, узор меняется, — подсказал хобгоблиненок.

Но Пега по-прежнему робела.

Торгиль, презрев осторожность, храбро вышла на уступ — и топнула ногой.

— Нет! — завизжали хобгоблины, в беспорядке устремляясь к скалам.

Под сводами пещеры эхом отозвалась одна-единственная музыкальная нота. Она звучала все громче, все мощнее, вода всколыхнулась, в центре возникла воронка. Все озеро пришло в движение.

— Иди скорее сюда! — закричал Джек.

Торгиль стояла на хрустальном уступе, и волны вспенивались у ее башмаков.

— Да это ж мальстрем, — расхохоталась воительница.

— Убирайся оттуда! — Джек выбежал на хрустальный уступ и потащил девочку назад.

А водоворот — или мальстрем, как назвала его Торгиль — набирал силу. Он ревел как рассерженный зверь, закручивался все стремительнее, черная дыра в центре делалась все глубже. Что там внутри, Джек не видел. Да и смотреть не хотел. Он был слишком занят — карабкался по камням и помогал Пеге взобраться повыше. Хобгоблины встревоженно тараторили на своих «насестах».

Но постепенно вода успокоилась. Рев стих, зияющий провал затянулся. На месте водоворота мерцала лишь легкая рябь.

— Клянусь девятью морскими ведьмами, приключение что надо! — ликовала Торгиль. — А то эта пещера — сплошная тоска! Да здесь ровным счетом ничего не происходит! Каждый новый день похож на предыдущий, одни и те же навязшие в зубах шутки повторяются снова и снова.

Джек не мог не согласиться с ней. Слишком просто было скатиться к бесконечной рутине, которая притупляла разум точно так же, как и грибы, которых мальчик научился избегать.

Подростки-хобгоблины обступили Торгиль, заламывая руки.

— Никогда не топай по хрусталю. Ох, нет, нет, нет, только не это, — стонали они. — Мы лишь легонько по нему постукиваем, чтобы полюбоваться на чудесные волны. Топать ни в коем случае нельзя. Ни за что и никогда.

Теперь, когда озеро вновь успокоилось, хобгоблинята увлеклись игрой. Они постукивали по хрустальному уступу и легко прикасались к нему, вызывая к жизни каскады чудесной музыки. Великолепное было зрелище, но хобгоблины все испортили своим пением. Они раздувались точно тот хобгоблин, что созывал всех к завтраку, и издавали отвратительные жалобные вопли.

Джек, Торгиль и Пега отошли за известняковую гряду, пытаясь отгородиться от чудовищного шума. Пега передернулась от отвращения.

— Бука называет их музыку «волынием». По мне, так оно хуже волчьего воя, когда ты один-одинешенек в лесной чащобе.

— Хуже волчьего воя? — эхом отозвался Джек.

Слова эти прозвучали до странности знакомо. Вот уже много дней у самой грани сознания подрагивали некие воспоминания… о чем?

— Звезды мои! Именно эти звуки слышал отец, когда похитили мою сестру!

И тут Джек припомнил, в каких словах отец описывал странных человечков: все пятнистые да крапчатые, точно травяной ковер в лесу. Шныряют вокруг, в глазах так и рябит: то покажутся, то сольются с листьями, то снова появятся. Да на них же были плащи из шкуры скрытношерстных овец, внезапно догадался Джек.

— Мою сестру украли хобгоблины! — закричал он.

— Кажется, Бард сказал, что это были «пэки», — напомнила Пега.

— И хобгоблинами Бард их тоже называл. Как я мог позабыть?

— Вот и у меня в голове все смешалось. Это все треклятые грибы виноваты. Как думаешь, девочка все еще у них?

Джек лихорадочно размышлял. В этом громадном подземном мире его сестру могут прятать где угодно. А если он и отыщет пленницу — как ее отсюда вывести? Если уж на то пошло, как им самим спастись — и ему, и Пеге, и Торгиль?

— Прямо-таки не знаю, с чего начать, — промолвил он.

— А почему ты просто-напросто не спросишь хобгоблинов, где твоя сестренка? — подсказала Пега.

— Вот так вот взять и спросить? — в один голос откликнулись Торгиль и Джек.

— Они не желают нам зла.

— Не желают зла? Они всего-то навсего нас разоружили и держат в плену! — фыркнула Торгиль.

— Слушая Буку и Мамусю, я много чего узнала, — объяснила Пега. — Сдается мне, они искренне желают нам счастья. Они, конечно, прикидываются, будто смертных терпеть не могут, и называют нас «грязевиками», но в глубине души они нами восхищаются. Вы разве не заметили, как похоже это поселение на наши деревни? Хобгоблины во всем нам подражают. У них одежда такая же, как у нас, такие же дома, те же занятия и те же развлечения. У них в садах цветы расти не могут, так они и то нашли выход: сажают красные, желтые и зеленые грибы.

Джек ушам своим не верил. Он потратил столько времени на поиски выхода, а на хобгоблинов внимания почти что и не обращал. А ведь пещера и впрямь — точная копия деревни. Зачем нужны крытые соломой крыши там, где дождь не идет? Зачем носить шляпы — а мужчины-хобгоблины ходили собирать грибы не иначе как в шляпах, — если солнце здесь не светит?

— Но на что им сдались мы? — недоумевал Джек.

— Да наш приход — самое интересное, что у них приключилось за бог весть сколько времени, — объяснила Пега. — Ты же видишь, как здесь скучно. Ничего и никогда не меняется. Мамуся говорит, что это — оборотная сторона счастливой жизни в Земле Серебряных Яблок. Однообразие сберегает жизнь — и одновременно ее разъедает. Каждый день повторяется до бесконечности, пока жители не впадут в транс, от которого уже не пробудятся. Чтобы встряхнуться и взбодриться, хобгоблины то и дело выходят в Срединный мир.

Чудовищное «волыние» смолкло; Джек слышал, как хобгоблинята встревоженно зовут их по именам.

— Мы сегодня же спросим про мою сестренку, — решил он. — Но сперва пусть Пега задобрит Буку своим пением.