ТРИГОРИН. Ему не везет. Все никак не может попасть в свой настоящий тон. Что-то странное, неопределенное, порой даже похожее на бред. Ни одного живого лица.

МАША. Одиннадцать!

ТРИГОРИН. Если бы я жил в такой усадьбе, у озера, то разве я стал бы писать? Я бы только и делал, что удил рыбу. Поймать ерша или окуня — это такое блаженство!

МАША. Двадцать восемь!

ДОРН. А я верю в Константина Гаврилыча. Что-то есть! Что-то есть! Ирина Николаевна, вы рады, что у вас сын писатель?

АРКАДИНА. Представьте, я еще не читала. Всё некогда.

В этом месте у Чехова ремарка “тихо входит Треплев” — единственное место во всех пьесах Чехова, где кто-то “тихо” вошел. Похоже, стоял за ширмой и всё слышал, бедный. Мама (годами!) не находит времени его прочесть.

Что ему убогие похвалы Дорна (“что-то есть”), когда профессионал Тригорин говорит: “бред, ни одного живого лица”. А мать вообще не читала. Ей некогда! а на лото время есть. И они обсуждают дело его жизни — за дурацкой игрой, думая о цифрах, копейках, окунях… Боже мой! лучше бы вообще не обсуждали, чем так.

Надо бы перестрелять их всех. Пистолет в руках, заряжен. С кого начать? Вхожу — бах! — Тригорин готов. Бах! — мать! Бах! — Дорн за глупые слова “что-то есть”… Нет, ее — последней, чтобы увидела, до чего довела единственного сына. А потом — себя.

Ах, детские ночные мечты: мир будет наказан — все враги убиты, а перед смертью успеют понять, что были неправы, жестоки, мучили. Тригорин — гад, только что лгал в глаза:

ТРИГОРИН. Вам шлют поклон ваши почитатели... В Петербурге и в Москве вообще заинтересованы вами, и меня все спрашивают про вас. Спрашивают: какой он, сколько лет, брюнет или блондин.

Так говорил, гад, чтоб звучало как похвала, но вопросы-то не о моем таланте, а о цвете волос. А я, идиот, только что протянул ему руку, я просто жалок…

Он же не внезапно решил покончить с собой. Уже было один раз, и значит, эта мысль постоянна. А если мысленно простился с жизнью, то почему бы перед уходом не убить Тригорина — главного врага. Костя очень опасен, а они не понимают, что на волосок от смерти.

Тряпка? Но и тряпка может стать смертельно опасной. У Островского в “Бесприданнице” бедный, безвольный Карандышев произносит одну из самых ходовых русских фраз: “Так не доставайся ж ты никому! ” и стреляет любимой Ларисе в грудь. Да и сейчас сплошь и рядом какая-нибудь пьяная тряпка берет пистолет или нож: бац! — жену, бац! — ее любовника, бац! — себя; называется “расширенный суицид”.

Он стоит с пистолетом в тени, а они под лампой играют в лото и говорят о его Творчестве случайно и вскользь, а думают о лото и рыбалке. Им просто повезло. (Стрелял же добрейший дядя Ваня в профессора, папу Сони.) Пока он медлит, выбирая цель, входит Нина, привет.

...А Нина? Как ее актерские успехи, вообще как жизнь? Треплев видел ее на сцене, рассказывал дяде:

ТРЕПЛЕВ. Дебютировала она под Москвой в дачном театре, потом уехала в провинцию. Бралась она все за большие роли, но играла грубо, безвкусно, с завываниями, с резкими жестами. Бывали моменты, когда она талантливо вскрикивала, талантливо умирала, но это были только моменты.

Он так же строг к ее игре, как она была строга к его пьесе. Может быть, мстит? Может быть, ошибается? Ближе к концу беглянка появится ненадолго и сама расскажет о своей карьере.

НИНА. Я стала мелочною, ничтожною, играла бессмысленно... Я не знала, что делать с руками, не умела стоять на сцене, не владела голосом. Вы не понимаете этого состояния, когда чувствуешь, что играешь ужасно. Теперь уж я не так... Я уже настоящая актриса, я играю с наслаждением, с восторгом, пьянею на сцене и чувствую себя прекрасной.

Есть такие счастливые люди. Верят в себя, в свой успех, в свой талант, любят рассказывать о своих триумфах, особенно в ресторане (в стакане водка, в пепельнице окурки, дым коромыслом), и веришь, веришь! глаза рассказчицы горят, и стараешься не замечать, как в победных россказнях проскакивают шершавые “неправильные” слова, будто среди букетов и лавровых венков по ошибке оказались веник и швабра.

НИНА (Треплеву). Вы писатель, я — актриса... Попали и мы с вами в круговорот... Жила я радостно, по-детски — проснешься утром и запоешь; любила вас, мечтала о славе, а теперь? Завтра рано утром ехать в Елец в третьем классе... с мужиками, а в Ельце образованные купцы будут приставать с любезностями. Груба жизнь!

ТРЕПЛЕВ. Зачем в Елец?