Старший лейтенант Таманцев

Было около шести; времени до возвращения оставалось немного, и он решил

заглянуть к заброшенной смолокурне, находившейся южнее, в каких-нибудь двух

километрах. Его тянуло туда с самого утра, наверно, потому, что стоящие

отдельно в лесу или пустынном месте строения всегда привлекают.

Трупный запах он почувствовал издалека. Когда же, ориентируясь

преимущественно по солнцу, вышел к тому месту, где в прошлые годы курили

смолу, смрад разложения стал совсем непереносимым.

Хоронясь за кустами, он несколько минут прислушивался и рассматривал

поляну, протекающий по ней ручей и то, что осталось от смолокурни.

Бревенчатые постройки вправо от него были разрушены и частично пожжены;

там же торчал дымоход разваленной наполовину смолокуренной печи с остатками

вмурованного в нее котла. Порушено все это было не теперь, когда проходил

фронт, а раньше - остатки строений и печь успели замшеть и порасти травой.

Влево, ближе к Таманцеву, на высоком крепком фундаменте стояла каменная

коробка одноэтажного дома без крыши и без стропил. Внимание его привлекли

пустые оконные проемы, вернее, прилегающие к ним снизу и по бокам участки

стены, густо усеянные щербинами. Что

здесь недавно была перестрелка, он отметил еще раньше по следам на

кустах и на стволе дерева - судя по срезанным пулями увядшим веточкам и

листьям, случилось это дней восемь - десять назад.

В зловонной тишине едва слышно журчал ручей, из леса доносилось

негромкое пение птиц, но ни звуков, ни каких-нибудь признаков пребывания

здесь или вблизи человека Таманцев не обнаружил.

Под прикрытием кустов он перешел левее, откуда до остова здания

оставалось всего метров десять, и в углу, между стеной и крыльцом, увидел

раздутый, обезображенный труп немца. На лице трупа, точнее, на обклеванном

до костей светлом черепе, неподвижно сидел большой иссиня-черный ворон с

длинным изогнутым клювом. Веселенький натюрмортик, нечего сказать!

Переложив пистолет из заднего кармана брюк в боковой, Таманцев рывком

достиг крыльца и взбежал по ступенькам. При его появлении стервятник

недовольно взлетел, а когда он вскочил в здание, с громким карканьем

метнулись в окна десятки ворон.

На темном полу среди разного хлама, пустых консервных банок, кусков

штукатурки и бесчисленной россыпи стреляных автоматных гильз лежало в

различных позах семь трупов - немцы. Все они были без сапог и без кожаных

ремней, с обклеванными вороньем черепами и конечностями, двое - без

мундиров, а один - без брюк, в грязных-прегрязных подштанниках. Сотни

синеватых мух роились на мертвечине.

В соседнем, меньшем по размеру, помещении у окон оказалось еще четыре

обезображенных тлением и стервятниками трупа.

Сбродные были фрицы - один в темной, с брюками навыпуск танкистской

форме, шестеро в эсэсовском обмундировании, остальные в серовато-мышином,

пехотном. По тысячам патронных гильз - возле оконных проемов они сплошь

устилали пол, - по отбитой на стенах штукатурке и расположению трупов можно

было представить, как все это произошло: заняв круговую оборону, они

отстреливались ожесточенно, однако их всех перебили. Автоматно-пулеметным

огнем и брошенными сюда гранатами. Приняв в соображение жару и влажность

этого места, а также по цвету пятен крови Таманцев определил примерно и

возраст трупов: пять - семь суток, не меньше.

От нестерпимого смрада он буквально задыхался и с радостью бежал бы в

лес подальше, но, коль уж забрел сюда, следовало осмотреть все как положено.

В первом помещении, влево, у окна вытянулись рядом трупы двух эсэсовцев

- большой и малый. И, остановив взгляд на меньшем, Таманцев по фигуре

определил: женщина!

Она лежала спиной вверх, в форменных эсэсовских брюках и офицерском

мундирчике РОД без погон. От презрения он даже сплюнул и в то же мгновение

боковым зрением - уголком глаза - уловил, как на краю поляны против окна

шевельнулась ветка куста. Он стремглав пригнулся - тотчас автоматные очереди

прошили воздух над его головой. Выставив над подоконником ствол пистолета,

он, не выглядывая, выстрелил дважды туда, где шевельнулась ветка. В

следующее мгновение он отпрянул в угол, за кафельную печь, чтобы иметь

каменные стены за спиной и прикрытие спереди на случай, если сюда бросят

гранату. Сколько их и кто они?! По звуку - стреляли из немецких автоматов. С

двумя пистолетами и запасными обоймами - дорого же он им дастся! Он ожидал

услышать голоса, крики команд, ожидал нападения, а различил лишь шорох

шагов, причем удаляющихся.

Очевидно, их было мало, и они не решились. Он прополз между трупами к

дверному проему, огляделся и спустя мгновения был в кустах с противоположной

стороны. Никто не стрелял, и вообще не было слышно ни шороха, ни звука. Не

менее минуты он выжидал, потом с пистолетом наготове, огибая поляну,

прокрался к тому месту в кустах, откуда в него стреляли. Здесь в траве полно

было гильз от ППШ, несегодняшних, начавших темнеть, и он не сразу нашел то,

что его интересовало: четыре, а затем отдельно еще пять свеженьких гильз от

немецкого автомата. Он продолжал искать и дальше в лесу обнаружил на траве и

на листьях внизу капли крови. Они были овальной формы с ответвлениями в

сторону движения раненного им человека - тот поспешно удалялся от поляны.

Теперь он мог определенно сказать: стрелявших было двое, и вооружены

они были немецкими автоматами. Одного он ранил, и они скрылись, не пытаясь

больше его убить или захватить. Скорее всего он напоролся на каких-нибудь

шальных, блуждающих фрицев или же на аковцев.

В первую минуту он решил было преследовать и настичь их, но, взглянув

на часы, удержался. Солнце уже спустилось к горизонту, быстро темнело, а

обнаружить в густом лесу с наступлением сумерек мелкую группу или одиночного

противника чрезвычайно трудно, практически невозможно.

Он возвращался опушкой к Шиловичам, обдумывал происшедшее и мысленно

ругал себя. Прослушать их приближение он не мог. Значит, они подошли туда

раньше,

услышав его шаги, затаились, и он их вовремя не обнаружил. " Кулема!..

Пижон!.. Скотина безрогая!.."