Демократический олигархизм

Одновременно отражая и репродуцируя вышеописанную идеологию, английское общество было организовано в жесткую вертикальную иерархическую структуру. На ее вершине находи­лась небольшая группа олигархов, сформировавшаяся в резуль­тате слияния влиятельной и богатой торгово-финансовой эли­ты с аристократическими семьями Великобритании (включая и королевскую). Эта группа до сих пор является господствую­щей, обладая всей полнотой политической власти в стране, структурируясь в изолированную систему разнообразных зак­рытых элитных клубов и тайных организаций с древними тра­дициями и ведущей ролью масонов.

На следующей ступени социальной пирамиды расположи­лись государственные чиновники, армия и парламент, которые осуществляли политику в интересах олигархии. За ними, по сте­пени своего влияния, шла прослойка партийных руководите­лей разных рангов, которые контролировали политическую си­стему Англии. Фундаментом этой социальной конструкции были простые британцы, а в самом ее низу находились народы колоний.

Главным нововведением, которое привнесли британцы в со­циально-политическую организацию общества, было то, что по­литическая власть в стране стала непроницаемо анонимной. Ос­таваясь втени политических баталий и государственного управ­ления, английская олигархия, используя свои капиталы, правила страной с помощью личного, негласного влияния на государственных чиновников, прессу, образование и партийных бонз. Определяя политику государства и осуществляя скрытый тотальный контроль над обществом, английская олигархия ока­залась свободной от какой-либо ответственности.

Более того, при вышеуказанной социально-политической организации ее власть стала не только абсолютной, но и прак­тически вечной, так как шумные смены правящих партий и пра­вительств, созданных и контролируемых ею, никак не влияли на ее господствующее положение. Демократия же создавала у масс иллюзию справедливой социально-политической органи­зации, когда вроде бы народ путем выборов вручает власть сво­им наиболее достойным представителям на основании их кон­курирующей деятельности на благо всей страны.

На самом же деле под камуфляжем демократии имела мес­то лишь борьба отдельных олигархических групп, в ходе которой решающий (но не полный) контроль над страной переходил от од­ной из них к другой, оставаясь, однако, в рамках этого узкого оли­гархического пула.

Практически все политическое противостояние, апогеем которого становятся демократические выборы, превращается в производное от борьбы олигархических групп за решающее влияние над страной. Естественно, что главным аргументом в этой борьбе становятся деньги. Идеологические же противо­речия, которые сводились к лозунговой перепалке, несли на себе функцию риторического оформления политической борь­бы. Поэтому, как правило, побеждала та олигархическая груп­па, которая осуществляла более весомые «инвестиции» в про­цесс политического противостояния. О. Шпенглер комменти­ровал это следующим образом: «Деньги здесь выступают как чистый факт и превалируют над идеальными истинами, кото­рые, как уже было сказано, существуют лишь в виде лозунгов... Если понимать под демократией форму, которую третье сосло­вие хочет придать всей общественной жизни, то необходимо добавить, что демократия и плутократия имеют одинаковое значение. Между ними такое же соотношение, как между же­ланием и реальностью, между теорией и практикой, между познанием и успехом» [5, с. 528].

Феномен английской политической системы, которая воз­никла после «славной революции», интересен еще и тем, что после ее окончательного установления правящие круги Британ­ской империи начали энергично навязывать ее другим европей­ским странам. Фактически вся внешнеполитическая деятель­ность имперской государственной машины направляется на осуществление политики идеологической и политической уни­фикации Европы.

Прекрасно понимая то, что самая могущественная сила в мире человеческих отношений — это сила идей, И. Бентам, слу­жа британской короне, финансировал несколько поколений философов-радикалов, от своих ближайших протеже Джеймса Милля и Джона Боуринга до Джона Стюарта Милля (сына Джеймса), Томаса Карлейля и Девида Эркарта. Т. Карлейль, под внимательной опекой Дж. С. Милля, составил официальный британский вариант истории французской революции, есте­ственно, скрывая роль И. Бентама в этой кровавой трагедии. Дж. Боуринг, много лет работавший личным секретарем И. Бен­тама и руководивший изданием его собрания сочинений, так­же служил агентом Джузеппе Мадзини¹ и организовал вторую «опиумную войну» против Китая, используя свой пост посла в Кантоне. Младший из людей И. Бентама, Д. Эркарт, как извес­тно, опекал Карла Маркса² [3].

Заявив, что Британия в середине XIX века достигла наивыс­шего социально-политического совершенства, ее премьер-ми­нистр Г. Д. Пальмерстон³ подчеркнул, что миссией его страны является распространение этого совершенства (которое он на­звал «конституционными свободами») на весь мир.

Вышеуказанная деятельность дала неплохие результаты. К концу XIXвека последовательное внедрение в сознание «про­свещенных кругов» Европы алгоритмов британских идеологов направило политическую философию европейских государств

^{1 Был правой рукой лорда Г. Д. Пальмерстона — премьер-министра Великобритании.}

^{2 К. Маркс закончил свою жизнь в Великобритании, став «не въезд­ным» за коммунистическую пропаганду и революционную деятельность в странах континентальной Европы.}

^{3 Лорд Пальмерстон был не только удачливым политиком, длительное время руководившим Британской империей, но и, по мнению своих со­временников, являлся воплощением образа вига-аристократа и английс­кого джентльмена XVIII в. Очевидно, именно поэтому он, как истинный джентльмен, умер (в возрасте 81 года) прямо на бильярдном столе во время полового акта со своей служанкой.}

в русло неумышленного плагиата с вытекающим из него заим­ствованием английских принципов социально-политической организации. В сочетании со скоординированными действия­ми английских спецслужб, дипломатов и армии, это медленно, но неуклонно вело Европу к политическому однообразию по бри­танскому образцу. Его цель была точно и четко раскрыта О. Шпенглером: «Англия сделала бессильными все государства, которым она в виде лекарства привила яд собственных полити­ческих форм» [8, с. 87].

Данный феномен обусловлен тем, что все сферы жизнедея­тельности любого народа — уникальны, что делает его некой коллективной индивидуальностью. Прежде всего это касается го­сударственно-политической сферы, «...в политических учреж­дениях наиболее очевидно проявляется верховная власть расовой души [9, с. 52], — писал Г. Лебон, подчеркивая, что -...учреждения народа составляют выражение его души, и... если ему бывает легко изменить их внешность, то он не может из­менить их основания» [9, с. 55]. «Только на внешний взгляд народ круто переменяет свой язык, свой государственный строй, свои верования и свое искусство. Для того чтобы про­извести подобные перемены вдействительности, нужно изме­нить его душу» [9, с. 37]. Исходя из данных посылок, он сделал главный вывод: «Никогда не было дано какому-нибудь народу выбирать учреждения, которые казались ему лучшими. Если очень редкий случай позволяет ему их выбирать, то он не уме­ет их сохранять» [9, с. 55]. Аналогичного взгляда придержи­вался и О. Шпенглер: «Политические формы органически свя­заны с тем народом, который их создал; он носит их в крови, и только он их может осуществить. Политические формы сами по себе — это пустые понятия. Провозглашать их может каж­дый. Но воплотить их в жизнь, наполнив реальной действи­тельностью, не властен никто. В политической жизни также нет выбора: всякая культура и каждый отдельный народ какой-нибудь культуры ведет свои дела и осуществляет свое предназ­начение в формах, которые с ним родились и по существу не­изменны» [8, с. 85]. «...народ никогда не выбирает между раз­личными государственными формами. Выбирать можно только внешний покров, но не дух, не сущность, хотя обще­ственное мнение постоянно смешивает одно с другим. Напи­санное в конституции само по себе всегда лишено значения. Важно то, что извлечет из этого народный инстинкт» [8, с. 30]. В этом же был убежден и Н. Данилевский, еще ранее заявляв­ший о том, что «политические формы, выработанные одним

народом, собственно только для одного этого народа и годят­ся...» [10, с. 70], а потому «начала, лежащие в народе одного культурно-исторического типа... могут быть искажены, унич­тожены, но не могут быть заменены другими началами, состав­ляющими принадлежность другого культурно-исторического типа, — иначе как с уничтожением самого народа, т.е. с обра­щением его из самодостаточного исторического деятеля в эт­нографический материал...» [10 с. 98]. И это вполне законо­мерное следствие навязанных заимствований, так как изме­нение внутриэтнических системных отношений, сложившихся естественным образом внутри определенного народа в ходе длительного процесса его существования, в соответствии с инородными неестественными для него стереотипам и, может привести лишь к его ослаблению или даже разрушению.