Антропология провидения

_*

_*Vous composerez dans ce chaos fatal Des malheurs de chaque etre un bonheur general. -Voltaire

_*

_*Удовлетворенный идеей, что «это лучший из миров», знаменитый оптимизм восемнадцатого века был, однако, несчастной философией. Необходимой его частью была догма о страданиях человека, которую он лишь подсластил. Поэтому если толчки страшного Лиссабонского землетрясения в 1755 году пошатнули веру в то, что природа была создана для человека, то лишь потому, что это священное представление о всемогущем Провидении уже предполагало депрессивный взгляд на человеческое существование. «Характерной и фундаментальной аксиомой обычного доказательства оптимизма, – пишет Ловджой, – было предположение, что совершенство целого зависит и даже заключается в существовании всевозможных несовершенств в его составных частях» (Lovejoy, 1964: 211). Как и в знаменитом в те времена пчелином улье, «каждая часть полна зла, но целое – Рай».

_*Проект вывода большего блага из напастей, являющихся уделом человека, был реинкарнацией в восемнадцатом веке воззрений Августина. Для Августина зло было отсутствием добра, а не созданием Бога. Многочисленные недостатки разной степени в предметах подлунного мира служили для того, чтобы более контрастно была видна совершенная божественность мира – в сильно потрепанной эстетической метафоре, как тени, которые придают картине ее красоту. Таким образом, «это хорошо, что существует зло», – как говорится в тексте 12-го века (Hick, 1966: 97). Кажется весьма уместным, что в оптимистичной философии Александра Попа благо провиденциального порядка достигается вопреки гордыне, первому греху. В то же время, глядя на зарождающиеся западные науки об обществе, эта великая гармония реализуется вопреки всякому человеческому знанию, воле, разуму, – но как-то мистически и механически, как будто Невидимой Рукой:

_*

_*В Природе все – Искусство, недоступное тебе.

_*Случайность – непонятная тебе закономерность,

_*Любое Несогласие – Гармония непонятая,

_*Любое зло частичное – вселенское Добро.

_*И вопреки гордыне, разуму слабому вопреки

_*Одна лишь истина ясна

_*ВСЕ СУЩЕЕ ВЕРНО.

_*

_*Образ Невидимой Руки, вызванный Адамом Смитом, – самый известный пример, но классическая экономика – далеко не единственный успех этой метафизики воображаемого целого. То же общее ощущение структуры мира вдохновляло средневековые и современные естественные науки. И по образцу провиденциальных теорий государства, эта идеология снова появляется в современных антропологических взглядах на «общество» или «культуру» как трансцендентный функциональный и объективный порядок. (Вы узнаете это «суперорганическое» в Кребере, Уайте и Герберте Спенсере.) Все эти родственные концепции имеют двухуровневую структуру: небесный и земной град неоплатонической христианской космологии. Они все апеллируют к невидимой благотворной вездесущей системе целого, которая сглаживает дефекты и издержки, свойственные эмпирической материи (cf. Ehrard, 1963, vol. 1: 11-12), особенно бедствия, которым подвержен человек: Провидение – это позитивное дополнение человеческого зла. Получается, что Бог любит тех, кто любит сам себя. Жизнь была бы невыносима, если бы не воображаемая тотальность, которая дает цель и утешение личным страданиям, или, вернее, превращает частичное зло отчужденного существования в средство общего блага. Таким образом, каждый человек максимизирует свои скудные ресурсы.

_*Высшая мудрость западного общества часто состояла именно в этом – в высшей мудрости, предполагаемой в земных вещах. Часто замечают, что христианское Провидение – это переделка аристотелевской телеологии природы. Именно так: от Галилея и Кеплера до Ньютона и Эйнштейна – ранние современные физики были убеждены, что Бог не мог создать Вселенную столь хаотичной, какой она представляется в повседневном опыте. На самом деле Ньютон считал, что неизменные законы природы – это эдикты, выпущенные Богом. Родство между естественным законом и Божественным Провидением – часть теологического континуума, инициированного, видимо, радикальными изменениями, называемыми «гуманизацией» времен Возрождения и «секуляризацией» Просвещения, завершившегося передачей атрибутов всемогущего Божества Природе, которая, по меньшей мере, столь же достойна поклонения (Becker, 1932, Funkenstein, 1986: 357-58). Презираемая в течение долгого времени, Природа, тем не менее, представляла собой дело рук Бога, и теперь она присвоила себе его силы такими способами, которые и поныне с нами: скажем, пользой для человеческого здоровья всего, что можно назвать «натуральным». Но тогда великий средневековый символизм природы и его провиденциальные науки были построены на одном и том же космическом фундаменте.

_*Тогда в Средние века мир все еще был обманчив, так же, как человек был грешен. Но для тех, кто знал, как разглядеть их, ощутимые следы деятельности Бога были вполне различимы в природных объектах и могли быть использованы на благо человека. Ничто не было тем, чем казалось, и настолько плохим, как казалось. В том или ином смысле все могло быть символом Абсолютного. Это цитирует утверждение Иоганнеса Скотуса Эриугения: «По моим представлениям, среди видимых и телесных вещей нет ни одной, которая не обозначала бы что-либо бестелесное и познаваемое» (Eco, 1986: 56-57; cf. Glacken, 1967: 238). При посредничестве великой Истины и Власти эти, казалось бы, ничего не значащие вещи могут обозначать систему провиденциального знания, связывающего эти объекты в соответствии с некоторыми ощутимыми сходствами. Грецкий орех похож на мозг – значит, он помогает от головной боли. Желтые и зеленые камни могут исцелить от желтухи и болезней печени, а красные камни предназначались для остановки кровотечений. Сходство между грецкими орехами и мозгами сейчас кажутся нам случайными, объединяющими вещи, которые «реально» или «объективно» весьма различны. Однако именно в этих второстепенных сходствах проявлялось невидимое Провидение и, так же как и в лечении, талисманами или алхимией объединялись адамовы противоположнсти природы и человечества. «Презренный сам по себе» этот мир, – замечает Хейзинга, – стал приемлемым благодаря своему символическому предназначению. Ведь каждый объект, каждая обычная профессия состояла в мистической связи со священнейшей сущностью, которая облагораживала их (Huizinga, 1954: 206).

_*