Конститутивные и свободные правила

¹ Этот пример несколько отрывается от контекста, в котором его употребляет Гарфинкель, не просто из-за пе­ревода на другой язык, а еще и за счет потери угрожаю­щей окраски высказывания, когда муж переводит его из индексного в объективное. (Ср.: Garfinkel H. Das Alltags-wissen iiber soziale und innerhalb sozialer Strukturen. S. 203).

² Garfinkel H. Studies in ethnomethodology. P. 44ff.

Молчаливое согласие существует и по поводу других повседневных вещей. Речь идет о практи­ческих правилах повседневной жизни, по которым мы живем и ожидаем их выполнения другими людь­ми. Подобно Ирвингу Гофману Гарфинкель усмат­ривает параллели между игрой и повседневной жизнью. В повседневной жизни тоже есть правила,

172 X. Абельс. Интеракция, идентичность, презентация

Этнометодология о методах...

без которых невозможна житейская игра. Гарфин-кель различает среди них лишь конститутивные и свободные правила.¹ Конститутивные правила яв­ляются безусловными для любой игры и должны всегда выполняться. Свободные правила могут вы­полняться, но их нарушение обычно не ведет к на­рушению всей игры. Например, к конститутивным правилам игры в шахматы относится поочередное совершение хода. С тем, кто хочет делать десять ходов подряд, невозможно играть в шахматы. К сво­бодным правилам шахмат относится длительное время на обдумывание хода, но в шахматы можно играть и без этого. Нарушение свободных правил обычно не нарушает течения социальных действий.

Однако Гарфинкель показал, что неписаные сво­бодные правила, на которые ориентированы наши ожидания по отношению к другим в повседневной жизни, на самом деле представляют собой «тонкий лед», который может легко проломиться. Так, ког­да один игрок стал просто разменивать фигуры, не делая ходов, а другой перед ходом стал трясти фи­гуры в ладонях как игральные кости, никто не мог назвать правил, которые при этом были наруше­ны, но никто и не стал играть с такими партнерами в шахматы.²

Последствия нарушения свободных правил Гар­финкель показал в еще одном «кризисном экспери­менте», в котором ожидание нормального поведе-

¹ Garfinkel H. A conception of, and experiments with trust as a condition of stable concerted actions // Motivation and social interaction. New York, 1963, цит. по: Koeck R. Das Problem der «ethnomethodologischen Indifferenz». S. 268.

² Ibid.

ния оказалось нереализованным. В этом экспери­менте Гарфинкель ^J просил студентов вести себя в родительском доме как вежливые гости: например, говорить самим лишь в ответ на вопросы, спраши­вать разрешения пройти в туалет, многословно хва­лить обед и спрашивать рецепт. В своих отчетах студенты рассказывали, что их поведение привело родителей в замешательство и растерянность. Ро­дители спрашивали, что случилось и что все это значит. Наконец, родители решили, что дети пере­трудились или переживают жизненный кризис. Тем самым они нашли объяснение нарушениям правил повседневной жизни и снова привели ее в порядок. «Кризисные эксперименты» показывают, что наша повседневная жизнь конституируется исходя из определенных допущений о нормальности. К кон-ституированию общей социальной реальности от­носится понимание ее индексных особенностей, ре­агирование на неопределенность языка с помощью уже известных интерпретаций. К конституирова-нию социальной реальности относится и другая стра­тегия, которая уже была упомянута выше как де-индексация ², то есть стратегия практических объяс­нений.

¹ Garfinkel H. Studies in ethnomethodology. P. 47f. Автор этой книги однажды сам попросил студентов до­ждаться полупустого трамвая и занять в нем места, сгру­дившись вокруг одного из пассажиров плотным кольцом, и наблюдать за реакцией других. Прежде всего все пас­сажиры были повергнуты в изумление. Затем некоторые укоризненно покачали головой, а большинство пересели подальше от студентов.

² См. п. 5.5.2.

174 X. Абельс. Интеракция, идентичность, презентация

5.5.5. Практические объяснения: методы нормализации

Гарфинкель выступает против позиции, соглас­но которой социальное действие является продук­том внешних сил (например, классовых интересов или проявления бессознательного) и пытается объяс­нить социальное действие лишь из его собственно­го контекста, в котором оно происходит. Смысло­вая структура комплекса социальных действий понимается им как процесс самоорганизации.¹ Со­циальное действие и его объяснение в принципе идентичны. Он подчеркивает: «То, как индивиды совершают организованные повседневные действия, и контексты этих действий идентичны процедурам, посредством которых индивиды делают эти контек­сты " объяснимыми"».² Таким образом, социальное действие и его объяснение — в принципе одно и то же. Поэтому, как отмечалось выше, социальное действие в мире повседневности может оставаться неопределенным: с точки зрения действующего оно конституирует себя одновременно как действие и вариант его истолкования, что позволяет констру­ировать социальное действие во всей его полноте с точки зрения других людей.

С помощью концепции практических объясне­ний (account) Гарфинкель показывает, как мы вос­принимаем и объясняем повседневные вещи и го-

¹ Ср.: Bergmann J. Ethnomethodologie und Konversations-analyse. S. 46f.

² Garfinkel H. Studies in ethnomethodology. P. 1.

Этнометодология о методах...

ворим о них с другими людьми. Это происходит в процессе, который Гарфинкель обозначает поняти­ем «разглядывания-и-проговаривания» (looking-and-telling). Процесс субъективного полагания смысла является не личным, а социальным процессом. Та­ким образом, под описанием (или проговаривани-ем) понимается объяснение собственного поведения и поведения других людей.

Допущение тождества социального действия и его объяснения имеется уже у представителя прагма­тизма Дж. Дьюи и его известного коллеги Дж. Мида. Дьюи назвал мотивом «элемент действия, которо­му присуща тенденция отвечать за те или иные след­ствия». Тем не менее было бы неверно допускать различие во времени между мотивом и действием: мотив существует во времени «не до начала соци­ального действия и не обусловливает его. Он скорее является самим действием и оценкой некоторых его элементов. Оценка действия происходит по его последствиям».¹ Именно в этом смысле понятие мотива употребляет Райт Миллс ² и связывает его с определением мотива в социологии Макса Вебера, в которой под мотивом понимается смысловая связь, «кажущаяся самому действующему или наблюда­телю разумной причиной социального действия».³

¹ Dewey J. Human nature and conduct. P. 120, Цит. no: Stone G., Hagoel L. Uber den Umgang mit Motiven // Materialien zur Soziologie des Alltags. Sonderheft 20 der Kolner Zeitschrift fur Soziologie und Sozialpsychologie. Opladen, 1978. S. 34. (Курсив Х. А.)

² Mills C. Situated actions and vocabularies of motive // Social psychology through symbolic interaction. Waltham, 1970.

³ Weber M. Wirtschaft und Gesellschaft. S. 5.

176 X. Абелъс. Интеракция, идентичность, презентация

В этом определении Миллс подчеркивает соци­альный характер мотива. Мотив существует в виде «не подлежащего сомнению ответа на вопрос о при­чине социального и вербального действия». Он пи­шет: «Мотивы являются социально приемлемыми объяснениями современных, будущих и прошлых действий или их планов».¹ Объяснения привлека­ются лишь когда действие не удается: «Мотивы вы­ступают как ручательства в ответ на вопросы, ко­торые возникают по поводу сбоев в социальном дей­ствии или их последовательности».²

Мотивы обозначают нечто. В этой связи Миллс говорит о «сообщениях», содержащихся в мотивах. Мотив, продолжает Миллс, «указывает не на эле­менты " внутреннего мира" человека, а представля­ет собой мысленные последствия такого действия, которое само по себе вызывает сомнение».³ Мотив означает также причины, которые привели к акту­альному действию. С помощью этого определения Миллс подробно исследует мотивы «Для-того-что-бы» и «Потому-что», выделенные Шюцем.

Если бы мы не строили предположений о при­чинах действия другого в любой ситуации, то вооб­ще не могли бы действовать: «Для того чтобы дей­ствовать, мы должны приписать другому человеку некоторые мотивы».⁴ С помощью одного-единствен-ного мотива не могут быть объяснены ни условия, ни последствия социального действия. Для каждо-

Mills С. Situated actions and vocabularies of motive.

P. 474.

² Ibid. P. 473.

³ Ibid.

⁴ Strauss A. Spiegel und Masken. S. 49.

Этнометодология о методах...

го действия можно указать множество мотивов. Действующий человек связывает их в специфиче­ский комплекс мотивов. Именно поэтому Миллс даже говорит о вокабуляре мотивов: «Люди отли­чают ситуации со специфическим вокабуляром и на основе него предвосхищают последствия своих действий».¹ К. Берк, специалист по лингвистичес­кой социологии, усматривает в вокабулярах, кото­рые являются нам через язык, единство действия, мышления и переживания. Он обращает внимание на то, что наша речь никогда не является нейт­ральной, а полна оценочных суждений, и пишет: «Она является весьма морализаторской — даже в наименованиях объектов содержатся эмоциональ­ные нюансы, которые подсказывают нам, как мы должны относиться к ним... Даже в стихийной речи содержится не просто указание на что-либо, но и система установок с вытекающими из нее рекомен­дациями».²

Язык повседневной жизни снабжает нас объяс­нениями, которые являются обычными для данно­го общества. Поэтому люди и могут понимать друг друга. Так как они создают для нас возможность действовать, Гарфинкель называет их практиче­скими объяснениями. При этом объяснения нельзя рассматривать в отрыве от самого действия. Как уже отмечено при рассмотрении социологии Шюца, по­нимание представляет собой одну из форм активно­сти. То же самое относится и к объяснению. Идея

¹ Mills С. Situated actions and vocabularies of motive.

P. 473.

² Burke K. Permanence and change. Цит. по: Stone G., Hagoel L. Uber den Umgang mit Motiven. S. 34.

178 X. Абелъс. Интеракция, идентичность, презентация

Этнометодология о методах...

Дж. Дьюи об одновременности действия и мотива воспринята в этнометодологии в концепции прак­тических объяснений. Практические объяснения (accounts) — это методы нормализации социальных действий, которые сами являются социальными действиями.

Книга И. Гофмана «Представление себя другим в повседневной жизни» посвящена тому, как без проблем сыграть свою житейскую роль.¹ Он рас­сматривает рецепты устранения трудностей в ис­полнении социальной роли. Сюда же относятся идеи М. Скотта и С. Лаймэна, ² изучавших трудные со­циальные ситуации. Согласно их подходу, практи­ческие объяснения направлены на вербальную лик­видацию разрыва «между действиями и ожидания­ми».³

Их статья, которая так и называется в оригина­ле — «Accounts», была впервые изложена в одном немецком учебнике не совсем корректно.⁴ Соответ­ствующее корректное понятие, ставшее впослед­ствии общепризнанным в социологии, восходит ко второму переводу статьи Скотта и Лаймэна на не­мецкий язык. Это понятие «практических объясне­ний». Авторы второго перевода пишут по этому поводу в примечании, что «действующие люди пы­таются представить свои действия таким образом,

¹ Goffman E. Wir alle spielen Theater. Munchen, 1991.

² Scott M., Lytnan S. Praktische Erklarungen // Semi­nar: Kommunikation, Interaktion, Identitat. Frankfurt am Main, 1976.

³ Ibid. S. 74.

⁴ Stemert H. Das Handlungsmodell des Symbolischen Interaktionismus // Handlungstheorien — interdisziplinar. Bd. 4. Munchen, 1977.

чтобы они оказались понятными и приемлемыми с точки зрения базисных интерсубъективных фоно­вых ожиданий. Практические объяснения направ­лены на " нормализацию" таких действий, которые не отвечают ожиданиям партнеров по взаимодей­ствию или в каком-либо смысле кажутся или могут показаться неуместными по каким-либо основани­ям. В случае практических объяснений речь идет, как правило, не о прояснении действительных ос­нований или причин действия, а скорее лишь об их практической эффективности в смысле восстанов­ления нарушенного равновесия или угрозы его на­рушения в социальном взаимодействии».¹

Практические объяснения нужны, когда соци­альное действие прерывается, то есть когда оно не является само собой разумеющимся. Если внима­тельно присмотреться, как даются и как восприни­маются практические объяснения, то бросается в глаза примечательное противоречие. Бергман опи­сывает его так: «Рефлексивные свойства практиче­ских объяснений учитываются членами общества, чтобы сделать очевидной рациональность (проще говоря, разумность) своих решений и действий. Однако не менее ревностно они игнорируют ре­флексивную связь своих объяснений с контекстом, или, точнее говоря, они считают их само собой ра­зумеющимися, не уделяя им никакого внимания».² Гарфинкель даже говорит о «сущностном безразли­чии рефлексии практических объяснений». Тем са-

¹ Degenhart и. а. (1976): Anmerkung zu Scott u. Lyman (1968), S. 106.

² Bergmann J. Ethnomethodologie und Konversations-analyse. S. 49f.

180 X. Абельс. Интеракция, идентичность, презентация

Этнометодология о методах...

мым он указывает на проблему индексации: пони­мание обеспечивается благодаря контексту, и устра­нение индексности из коммуникации повлекло бы за собой ее нарушение, поэтому партнеры по взаи­модействию игнорируют связь практических объяс­нений с контекстом.

С этим связан и второй парадокс: практические объяснения на самом деле ничего не объясняют, а дают лишь видимость объяснения. Об этом говорит и Бергман, когда утверждает, что «там, где приме­няются практические объяснения, их предмет, соб­ственно говоря, не получает никаких объяснений... Можно сказать, что практические объяснения — это всегда лишь обещание объяснения, обещание, которое " адресат" должен принимать, если не же­лает выглядеть злонамеренным или некомпетент­ным, а " отправитель" всегда может рассчитывать, что его объяснения будут приняты».¹ Поэтому для нас бывает достаточно даже просто указаний на объяснения, ведь мы сами тоже можем пользовать­ся документальным методом интерпретации, кото­рый является убедительным. Что бывает, когда мы требуем слишком много объяснений от себя и дру­гих, уже было продемонстрировано на примере «кризисных экспериментов». Тем не менее есть си­туации, которые нуждаются в более четких объяс­нениях. Такие объяснения стали предметом анали­за М. Скотта и С. Лаймэна. Рассмотрим их под за­головком «Оправдания и извинения».