Умная молитва — долг и мирян. У кого нет умной внутренней молитвы — у того никакой нет. Что есть молитва. Средство к стяжанию умной молитвы

Пишете: «Была у меня одна благочестивая особа, — и мы разговаривали о делах Божиих. Коснулись молитвы. К моему удивлению, гостья моя стояла на том, что мирянам не только не под силу, но и совсем не подходит умную иметь молитву. Я сказала на это что могла. Прошу и вашего об этом слова».

Ваша гостья не право рассуждала. У кого нет умной внутренней молитвы, у того и никакой нет: ибо только умная молитва и есть настоящая мо­литва, Богу угодная и приятная. Она должна составлять душу домашнего и церковного молитвословия; так что коль скоро ее нет при сем, то молитвословия те имеют только вид молитвы, а не суть молитва.

Ибо что есть молитва? Молитва есть ума и сердца к Богу возношение, на славословие и благодарение Богу, и испрашивание у Него по­требных благ душевных и телесных. Существо молитвы, стало быть, есть умное к Богу восхож­дение из сердца. Становится ум в сердце созна­тельно пред лицем Бога и, исполняясь досто­должного благоговения, начинает изливать пред Ним сердце свое. Вот и умная молитва! Но такова и должна быть всякая молитва. Внешнее молитвословие, домашнее или церковное, дает ей только слово или форму; душу же или существо молитвы носит всякий сам в себе в своем уме и сердце. Весь церковный молитвословный чин наш, все молитвы, сложенные для домашнего употребления, исполнены умным обращением к Богу. Совершающий их, если он хоть мало внимателен, не может избежать сего умного к Богу обращения, разве только по совершенному невниманию к совершаемому им делу.

Без умной молитвы никому нельзя обойтись. Не возноситься к Богу молитвенно мы не можем; ибо природа наша духовная того требует. Возне­стись же к Богу мы иначе не можем, как умным действием: ибо Бог умствен. Есть, правда, умная молитва при словесной, или внешней, — домаш­ней ли или церковной, — и есть умная молитва сама по себе, без всякой внешней формы или положения телесного; но существо дела там и здесь одно и то же. В том и другом виде она обязательна и для мирских людей. Спаситель заповедал — войти в клеть свою и молиться там Богу Отцу своему втайне. Клеть эта, как толкует святитель Димитрий Ростовский, означает серд­це. Следовательно, заповедь Господня обязывает тайно в сердце умом молиться Богу. Заповедь эта на всех христиан простирается. Вот и Апо­стол Павел что заповедует, когда говорит, что Должно < i> всякою молитвою и молением молиться на всяко время духом < /i> (Еф. 6, 18)? Заповедует умную молитву — духовную — и заповедует всем хрис­тианам без различия. Он же всем христианам за­поведует < i> непрестанно молиться < /i> (1 Сол. 5, 17). А непрестанно молиться иначе нельзя, как умною молитвою в сердце. Таким образом нельзя спо­рить, что умная молитва для всех христиан обязательна; а если обязательна, то нельзя уже говорить, что едва ли возможна: ибо к невозмож­ному Бог не обязывает. Что она трудна, это правда; а чтоб была невозможна, это несправед­ливо. Но ведь и вообще все доброе трудно; тем паче таковою должна быть молитва — источник для нас всего доброго и верная того опора.

Спросит кто: как же это сделать? Очень просто: возымей страх Божий. Страх Божий, как чувство, привлечет внимание и сознание к сердцу, а как страх, заставит внимание и сознание стоять в сердце благоговейно пред Богом. Вот и умное предстояние Богу, — вот и молитва умная! Доко­ле в сердце есть страх Божий, дотоле умное предстояние Богу не отойдет от сердца. Вот вседейственное средство к умной молитве!

Но как же, скажет кто: дела развлекают?! Не будут развлекать; возымей только страх Божий. Умному предстоянию Богу, или памяти Божией, мешают не дела, а пустоделие и худоделие. Отстрани пустое и худое, оставя одно обязатель­ное, — не по светской, а по евангельской обяза­тельности, — и увидишь, что исполнение такого обязательного не только не отклоняет от Бога, а напротив, привлекает ум и сердце к Богу. То и другое (обязательные по Евангелию дела и мо­литва) одного рода, и требует одинакового строя душевного. Что ни стал бы ты делать из этого круга, всегда обратишься к Богу, чтоб помощи испросить и дело самое Ему посвятить во славу. Вставши утром, установись покрепче пред Богом в сердце в утренней своей молитве, и потом исходи на дело свое, Богом тебе определенное, не отрывая от Него чувства своего и сознания. И будет то, что силами души и тела будешь делать дела свои, а умом и сердцем пребывать с Богом.

Неправо понимают умную молитву, когда думают, что для нее требуется сидеть где-либо скрытно и таким образом созерцать Бога. Нигде не нужно для сего укрываться, кроме своего сердца, и там установясь, зреть Господа пред собою, как бы Он был одесную, как делал святой Давид. Говорят: к образованию умной молитвы помощным средством служит уединение, а для мирян как возможно уединение, — у них непре­станные дела и столкновения? Стало быть, и умной молитвы им некогда у себя завесть.— То правда, что для умной молитвы нужно бывает уединение. Но есть два рода уединения: одно всецелое, всегдашнее, когда кто уходит в пустынь и живет один; другое — частное, бывающее по временам. Первое действительно не идет к миря­нам, а второе и возможно для них, и даже есть У них. У всякого случается сколько-нибудь вре­мени всякий день, когда он бывает один, хоть бы Даже и не заботился намеренно о том, чтоб устроять для себя часы уединения. Вот эти часы и может он обратить на образование, укрепление ^и оживление умной молитвы. Следователь­но, никто не может отговариваться недостатком благоприятного умной молитве положения, в по­рядках своей жизни. Улучишь такой час — и углубись в себя. Брось все заботы, стань умно в сердце пред Богом и изливай пред Ним душу свою.

Но есть кроме внешнего еще внутреннее уеди­нение. Вне — обычное течение дел человеческих; а между тем среди их иной один себе сидит в сердце, ничему не внимая. Всеми испытывается, что когда у кого болит сердце о чем-либо, то будь он в самом веселом и многоречивом обще­стве, ничего не слышит и не видит. Там — у сердца своего сидит он с своею болестию. Это всякий знает по собственному опыту. Если же так бывает в житейских делах, то отчего не быть подобного сему и в порядке жизни духовной? Есть и тут болезнования, которые еще гораздо сильнее и глубже всех болестей житейских. Ког­да кому западет в сердце болезнование в этом порядке жизни, что будет в силах тогда извлечь сознание его из его уединенного пребывания в сердце? — Следовательно, стоит только его завесть, чтоб быть уединенну и не наедине будучи. И за этим недалеко ходить. Оживи страх Бо­жий, — и пойдут болезнования самые сокруши­тельные, которые прикуют внимание и чувство к единому потребному, како приидем и явимся ли­цу Божию.— Вот и уединение!

Еще одно недоумение: в деле умной молитвы надо иметь руководителя; где взять его мирянину? — Там же в миру и между духовными отцами, и даже между мирянами. То правда, что все реже и реже становятся лица, к которым можно было бы благонадежно обратиться за со­ветами о духовной жизни. Но они всегда есть и будут. И желающий всегда находит их, по милости Божией.— Жизнь духовная есть Божия жизнь; и Бог особое имеет попечение о взыски­вающих ее. — Возревнуй только, — и найдешь все благопотребное около себя.

Так, стало быть, хотят или не хотят миряне, а от умной молитвы нечем им отговориться. Пусть берутся за нее и учатся ей.

Вот и Благовещение прошло, в коем положе­но начало исполнению воплощенного домострои­тельства о спасении нашем. Тогда никому ничего не видно было. Только смиренномудро изрек­шая: < i> Буди Мне по глаголу твоему < /i>, восчаяла чего-то необычайного, и стала объята Божественным некиим светом, который разгадан и старицею Елисаветою, сотаинницею Ее, имевшею родить святого Предтечу, сотаинника Господня. К ним надо причислить только еще святого Захарию. Прочие все ничего еще не ведали. Нам теперь легко в начале видеть, как в семени, продолжение и конец. И вот занятие уму в день Благовеще­ния! Потрудитесь изострить ваше умное зрение и обозрите все течение нашего восстановления от начала до конца его в вечности. И благословите Господа.

Вы опять больны; но терпите благодушно и Господа благодарите. Се добре! Даруй Господи вам и всегда так держать себя в болезнях и, прибавлю, в скорбях, — по искренней вере, что все бывающее с нами идет прямо от Господа и служит ко благу нам душевному. Какую отраду вливает в сердце это убеждение и какую кре­пость придает нравственному настроению!

Что прогоняете тотчас нахождения нечув­ствия и беспечности, добре творите. И сред­ство — укорение себя, — идет. Прибавьте устра­шение. Ленивцу сказано: связавше ему руце и нозе, ввергните во тьму кромешную. И затем Господа молите ниспослать вам живительную струю света от престола Своего.

Опять, Бог дал, хорошо себя чувствовали в день святого причастия. Исповедуйте в сем вели­кую милость Божию. И размышлением можно дойти до обрадования сердца, но это обрадование как бы пахнёт только на душу и пройдет. Состоя­ние же обрадованное прямо есть дар Божий. Сего ради, чувствуя себя так, благодарите Госпо­да, и паче смиряйтесь, боясь, как огня, присвоения себе в сем какой-либо части: ибо как только взой­дет в душу, хоть в малой степени, подобное чуждо-присвоение, тотчас отойдет осеняющий ее облак сей.— Как часто вам причащаться, порешите с своим духовным отцом. Я скажу только: можно. Ваши чувства при воспоминании страданий Господа, — что и себя лично в них укоряете, — настоящие. Так есть. Мы все в них виновны, и по причине виновности в первородном грехе, и осо­бенно по причине личных наших грехов по крещении. Вы смотрите, как на пример, на пре­благословенную Матерь Божию. — Она была введена в тайну креста, — и это давало Ей муже­ство стоять у креста, хотя материнское сердце горело от скорби. Художники не умеют изобра­жать страдание Божией Матери при кресте, чтоб оно было и глубоко-скорбно, и вместе осиявалось мужеством. Сильны ли к сему мысль и слово, извольте попытать.