Главная страница
Случайная страница
КАТЕГОРИИ:
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава 2. Я пожалел тысячу раз, что решился на уродование себя
Я пожалел тысячу раз, что решился на уродование себя. Злить Хакима нельзя. Он из тех людей, которых можно назвать настоящими психами. Им сносит голову, если что-то пошло не так или кто-то поступает против их воли. Мои глаза не открывались неделю, нормально дышать я смог только через месяц, как и принимать пищу. Перечислить мои травмы – страницы не хватит. Больше всего врач сокрушался из-за носа, восстановить его былую форму не представлялось возможным. Первое время я был похож на спелую сливу. Весь в синяках, бинтах. Сломанные ребра туго перетянуты, на голове повязка, на носу скобы. Не буду говорить о боли. Такого я не испытывал никогда. Она словно поселилась в моем теле, считая его уютным домом. Конечно, врач колол мне обезболивающие. Только его хватало на несколько часов. Потом я стонал, метался, плакал. Расходились швы, сбивались повязки. Затем недолгое облегчение, и по новой… Ранам на лице уделяли особое внимание. Врач десять раз в день смазывал их особым составом, приносил какие-то незнакомые мне приборы, вроде большой лампы, заставлял меня лежать под ними. Вроде как с этим шрамы будут незаметны. Спустя два месяца я сидел в инвалидном кресле (мне все еще было трудно передвигаться самому) на террасе с видом на море. Меня выпускали по рекомендации врача. Все равно я бы не смог сбежать. Время близилось к закату, легкий ветерок трепал мои непривычно короткие волосы. С того самого момента избиения, я не видел Хакима. Любое упоминание о нем вызывало у меня дрожь. Его имя казалось зловещим, пугающим. Я бы отдал многое лишь бы просто никогда его не видеть. Я не понимал, почему меня лечат. Значит ли это, что я все еще могу принести пользу? Для чего я ему? Я задремал под успокаивающий шелест волн. Проснулся когда небо окрасилось в пурпурно-красный. По привычке я зевнул и тут же схватился за ребра. Как больно… Дыхание сбилось, и мне понадобилось несколько десятков секунд, чтобы прийти в себя. Когда я распрямился, то увидел Хакима перед собой. Его лицо ничего не выражало. Он разглядывал мои шрамы, мои волосы, мое тело. Я против воли задрожал. Я не знал, что от него ожидать, боялся… Стиснув зубы, я понял, что глаза предательски щиплет. О, нет… Я не могу расплакаться перед ним. Но я расплакался, как ребенок. Я вытирал рукавом слезы, но они появлялись снова и снова. Боковым зрением уловил движение и сжался, ожидая удара, но на мои колени лишь опустился платок. Я не взял его, продолжал размазывать слезы кулаками. Услышал, как мужчина сделал пару шагов, налил воды в стакан и вернулся ко мне со словами: — Выпей это. Отказать я не смел. Не глядя на Хакима, взял стакан, стараясь не касаться его пальцев, и сделал пару глотков. Это помогло, я немного успокоился. Скрипнуло кресло, и я понял, что мужчина сел напротив меня. Он молчал. Я физически чувствовал его тяжелый взгляд. Время тянулось мучительно медленно. Я ненавидел себя за страх в моей душе, с которым я ничего не мог сделать. — Шрамы почти не заметны, — констатировал он. От его голоса у меня побежали мурашки по спине. – Врач говорит, скоро их не будет. Тебе повезло. И новая прическа тебе идет. Хотя, конечно, с длинными волосами тебе было гораздо лучше. Интересует, почему ты до сих пор жив? Я молчал. — Отвечай. Сказано просто, почти без эмоций, но в голосе столько власти, что я торопливо говорю: — Я нужен тебе. — Правильно. Алекс, посмотри на меня. Ужасно раздражает, когда собеседник отводит взгляд. Мне пришлось сделать над собой усилие. Я ровно сел и посмотрел на Хакима. — Хороший мальчик, — похвалил мужчина, скрывая усмешку. – Я потратил на твое лечение целое состояние, так что будем считать, что мы квиты. Это такое своеобразное извинение? Я открыл рот и тут же его закрыл. — Тебя еще можно неплохо продать. — За сколько? – во мне взыграло природное любопытство, и я разомкнул губы. Мужчина внимательно посмотрел на меня, но ответил: — Процентов на двадцать-тридцать дешевле. Я быстро прикинул в уме: — Это все равно получается два миллиона. — Откуда ты знаешь арабский? – усмехнулся Хаким. – Это Ясон подал тебе идею? Нужно с него потребовать деньги за лечение. Значит, Ясон – это тот ревнивый юноша. Что ж, да, он подал идею, спасибо ему. — Два миллиона чего? – уточнил я. – Долларов? — Евро. Мой рот сам открылся. Это же бешенные деньги. — Неужели кто-то платит такие деньги за человека? — Почему бы их не заплатить, если они у тебя есть? – пожал плечами Хаким. – И не просто за человека, а за прекрасное сокровище. Видимо мужчина был настроен миролюбиво, или пришло время мне все рассказать, но он продолжил начатую тему: — Таких мальчиков как ты мы ищем по всему миру. Большим спросом пользуются светловолосые голубоглазые красавцы. Мы обучаем их языкам, этикету, тонкостям любовных утех и прочему. С тобой проще. Английский ты знаешь, арабский, оказывается тоже. А вот насчет любовных утех как? Я так откровенно покраснел, что Хаким рассмеялся, а затем напрямую спросил: — Ты девственник? Отвечать мне не было нужды. — Это хорошо. Очень. Шейхи любят невинных мальчиков. — Но я не гей! — А вот это уже не важно. — Но… — Послушай, Алекс, ты не понимаешь какой шанс тебе выпал. Ты будешь жить в роскоши, возможно даже во дворце, никогда не будешь ни в чем нуждаться. А ведь большую часть жизни ты нуждался, так? Он пристально посмотрел на меня и стал говорить, будто читать с бумажки: — Алексей Стрельцов, восемнадцать лет, родился в Москве, отец бросил вас с матерью, когда тебе было пять лет. Мать, Наталья Стрельцова, тридцать пять лет, работает продавцом в местном супермаркете, а вечерами пьет дешевое вино. Ты умудрился поступить в хороший университет, а незадолго до своей поездки в Тайланд хитроумно ограбил однокурсника. Вот откуда у тебя деньги. Скажи, ты ведь не думал возвращаться? У меня пересохло во рту. Из уст Хакима моя жизнь выглядела еще более неприглядной. — Ты просто маленький воришка, Леня, — четко произнес Хаким. Я немного удивился – как он смог выговорить такое сложное слово? А потом только до меня дошло… Только мама так меня называла… — Как ты узнал? Если с мамой… — я дернулся, как всегда забыв о ребрах. И они со злорадством напомнили о себе. Полминуты я пытался отдышаться. — С ней все хорошо, — обронил мужчина. – Правда, она в очередном запое, потому что ее сын вор. И к тому же мертв. Я заплакал. Слышать о моей жизни было неприятно, маму жалко, себя тоже жалко. И мне плевать, что Хаким смотрит. Плевать, что он думает. — Тише, малыш, не плачь, — неожиданно Хаким оказывается рядом, прижимает меня к себе. Я вновь ощущаю аромат его парфюма. Почему-то мне не хочется вырываться. Его руки уверенно меня держат, даря какое-то извращенное чувство защищенности. Потому что я не могу быть защищен своим же мучителем. Медленно я успокаиваюсь. Мне стыдно. Я как истеричная барышня рыдаю уже второй раз за день. Хаким берет платок и вытирает мои слезы, затем возвращается на место, словно ничего и не произошло. Я шумно высмаркиваюсь. — Мне кажется, с самого начала я выбрал неверный тон. Не стоило тебя запугивать. Алекс, ты будешь жить как принц. Любой бы на твоем месте был счастлив. — Но за все нужно платить, — горько сказал я. — Я научу тебя получать удовольствие от занятия любовью, такое, что ты будешь молить своего господина о нем каждую ночь. Краснеть вошло у меня в привычку. Я стал пунцовый. Хаким улыбнулся. Вроде бы даже ласково. Не верил я ему. Насильно мил не будешь. Пусть даже в золотом дворце. — Алекс, послушай внимательно. Я не собираюсь пугать тебя, просто каждая медаль имеет две стороны. Если ты что-то сделаешь с собой еще раз, или будешь препятствовать, то я продам тебя в бордель. Где у тебя в день будет клиентов по тридцать. Разных извращенцев. Я специально их соберу со всего света. Ты понял? Так же как его тон изменился, изменилось и мое настроение. Я расслабился и забыл, что Хаким представляет собой. Немного теплоты с его стороны и я уже доверчиво смотрю на него, не ожидая подвоха. Какой же я идиот… И как хорошо он умеет манипулировать людьми. Теперь я был напряжен и чувствовал себя беззащитным. — Хорошо, — я кивнул. – Только у меня одна просьба – передайте те четыре тысячи долларов маме. Мужчина кивнул. Я ни на секунду не поверил, что он это сделает.
***
Несколько дней мне позволили отдохнуть. Врач с особым усердием пичкал меня лекарствами, мазал какой-то вонючей гадостью шрамы. Они были все менее заметны. Как белая паутинка. Кормили меня буквально по часам, потому что Хакиму не понравилась моя излишняя худоба. Я сбросил килограммов десять, пока валялся избитый целый месяц. Конечно, принимать пищу я мог долгое время только с помощью трубочки. Меня долго распрашивали о моих предпочтениях в еде. Получив в ответ непонятное «вареники», слуги-тайцы на день пропали. К ужину меня ждало любимое с детства блюдо. Правда, видоизмененное. Крошечные кусочки теста, квадратной формы, и с чем-то напоминающим картошку внутри. Жареного лука, конечно, не было. Зато был какой-то непонятный соус лимонного цвета. Попробовать его я так и не решился. Хаким подошел незаметно, когда я изучал тарелку с «варениками». От его голоса я вздрогнул: — По виду не скажешь, что это вкусно. Что это? — Э-это ва-вареники. Чудесно. Теперь я еще и заикаться стал. — Никогда не слышал, — мужчина тактично сделал вид, что не услышал моего «дефекта» речи. — Хочешь? – я протянул ему тарелку, радуясь, что не я первый это буду пробовать. Он покачал головой к моему сожалению: — Я ужинал. Пришлось мне действовать на свой страх и риск. Я положил квадратик в рот и осторожно прожевал. Проглотил. Вроде даже ничего. Я съел еще несколько и отставил тарелку. — Тебе нужно лучше питаться. Как мило. Теперь он будет заботиться обо мне? Я подавил чувства и сказал: — Не могу больше, — а затем тактично добавил, — может позже. Ответ Хакима устроил, и он оставил эту тему. Мы проговорили весь вечер. В основном, вопросы задавал мужчина, а я отвечал. Они были о детстве, о школе, о друзьях. Не знаю, зачем ему это было нужно, но мне пришлось выложить все о себе. Постепенно я разговорился, вспоминал смешные истории, но ни на секунду не забывал кто передо мной. Чертов ублюдок, оказавшийся к тому же хорошим собеседником. Часам к десяти вечера Хаким объявил, что мне пора спать. Так как врач заявил с утра, что мне нужно двигаться самому, без инвалидного кресла, каждый поход до террасы и обратно был просто пыткой. Хоть мне и выделили костыли, ходить на них было ужасно неудобно. Я неуклюже встал и упал бы, если бы не мужчина. Он аккуратно поддержал меня, положив одну руку на талию, а другую на плечо, касаясь моей шеи. Спустя секунду я понял, что оказался в его объятиях. Его карие глаза были так близко, что я задрожал. Хаким моргнул, выпустил меня и помог мне дойти до комнаты, едва поддерживая меня. С трудом выдавив «спасибо», я захлопнул дверь и доковылял до кровати. Сердце испуганно билось. Меня всего трясло. Столько чувств меня одолевало в этот самый момент. Отвращение, ненависть, злость. Я понял, что ненавижу Хакима всей душой. За то, что он сделал со мной, за то, что вынуждает сделать. Я никогда не смогу смириться. Невыносимо было натягивать на себя маску, когда тебе просто противно смотреть на человека. Его манера говорить, двигаться, чуть кривить уголки губ в снисходительной усмешке… С чего он решил, что ему все дозволено? Я всего лишь русский мальчик в чужой стране, но у меня есть чувство собственного достоинства. Угрозы Хакима слишком свежи в моей памяти, но я решил, что отомщу любой ценой.
|