Колдунья, дитя, андрогин: женщина(ы) в сюрреализме

Проблема, вынесенная в заглавие статьи, на первый взгляд может показаться надуманной. Стоит ли рассматривать существование женщины в искусстве как-то обособленно — нет ли здесь опасности скатиться в частности? Или опасности иной: отгородить, выделить творчество женщин из общего наследия сюрреализма, подчеркивая их “особость” — читай: неполноценность — по отношению к входившим в сюрреалистические группы мужчинам (такой точки зрения, кстати, придерживались некоторые участницы движения, например Мерет Оппенгейм, Доротеа Таннинг или Леонор Фини)?

Однако при ближайшем рассмотрении впечатление произвольности или дискриминационного характера выбранного угла зрения исчезает: и то, что наше внимание неслучайно, доказывает хотя бы обилие выходящих по всему миру монографий и статей, посвященных проблеме женского в сюрреализме[1]. Сюрреализм (и ниже мы попробуем это продемонстрировать) выделяется из ряда остальных художественных и литературных движений как тем, что касается значительного места, отведенного Женщине в его образности, так и той ролью, которую конкретные женщиныиграли в повседневной жизни сюрреалистических групп, их вкладом в общий творческий фонд движения. На протяжении почти полувековой истории сюрреализма — от “Манифеста” Андре Бретона 1924 года и начала публикации в том же году журнала “Сюрреалистическая революция” до смерти Бретона в 1966 году и заявления его соратников в 1969-м о конце “исторического” сюрреализма — в его деятельности с различной степенью активности принимали участие более тридцати женщин (да простят нам такой количественный подход!). Впервые со времен романтизма сюрреалисты отвели образу женщины столь значительную роль в созидательной жизни мужчины, а прецедентом весьма активной творческой роли женщин может послужить разве что импрессионизм, но в значительно меньших масштабах.

Вместе с тем положение женщины в сюрреализме — проблема непростая, многогранная и парадоксальная. С одной стороны, истинное место женщин в сюрреалистических группах зачастую трудно оценить: их творчество нередко затмевалось работами друзей и любовников-сюрреалистов (например, сложившаяся история сюрреализма не отводит ни одной из женщин сколь-либо решающей роли в развитии теории и практики движения: что это, действительность или следствие упомянутой аберрации?).

Более того, творческой самореализации женщин — феномену предельно личностному — мешала и сковывающая роль музы (ее существование направлено на Другого), которую сюрреалисты отводили своим спутницам. Необходимо постоянно держать в уме упомянутое выше различие: образ Женщиныв поэтике сюрреализма редко когда совпадает с реальным положением женщин(художниц и поэтесс) в рамках движения: между двумя этими аспектами в большинстве случаев стоит скорее ставить не объединяющий союз “и”, а противопоставляющий “но”.

Довольно противоречивый характер носило само отношение сюрреалистов к женщинам. Участники движения охотнее говорили об исторических или мифологических персонажах, объектах собственных грез и фантазий, нежели о тех, кто находился непосредственно рядом с ними. До 1934 года спутницы сюрреалистов не фигурируют ни на одной из “официальных” фотографий группы, появляясь лишь на случайных снимках во время собраний или коллективных акций. По словам французского критика и писателя Робера Бенеюна, входившего в парижскую группу после Второй мировой войны, “если сюрреализм превозносил Женщину, далеко не все сюрреалисты почитали женщин ”[2], а сам Бретон — как вспоминал американский поэт Николас Калас, близкий сюрреалистам во время их военной эмиграции, — не выносил жен и подруг художников, которых любил сам.

Эта противоречивая двойственность чувствуется и в поэзии сюрреалистов. Любовная лирика Луи Арагона, Поля Элюара, Андре Бретона или Робера Десноса является, пожалуй, одним из немногих реальных вкладов движения в библиотеку мировой литературы (если иметь в виду конкретные произведения, а не теоретические принципы или эксперименты, открывшие немало дорог, но скорее последующим поколениям). Вместе с тем репрезентацию Женщины в живописных или поэтических произведениях сюрреалистов большинство критиков считают фетишизирующей, обезличивающей, подчиняющей, а в отдельных случаях и чуть ли не женоненавистнической — и проникновенный характер отдельных страниц здесь мало что меняет. Культ Женщины, едва ли не обожествление неизбежно превращает ее в бездвижный объект, пусть и объект поклонения — а созерцание, по сути, является тем же потреблением.

Пожалуй, постоянное противостояние реальности и устремлений — истинных потребностей и грез — можно счесть отличительным для всей проблемы женского в сюрреализме.