Часть 2. Знаки и символы. 3 страница

Пацифистский пафос хип-культуры находит свое практическое выражение в уходе от навязываемых обществом форм насилия, прежде всего – от обязательной воинской повинности. Хип-культура выработала множество приспособлений – обычаев и материальных условий, – позволявших закосить армию: избежать призыва и долгое время от него уклоняться. Можно упомянуть, например, анонимность тусовки (все знают друг друга только по прозвищам, иногда годами), демонстративное сожжение документов и т.п. Сильно затрудняет розыск призывников и практика романтического бродяжничества - трассы; бродячий образ жизни облегчается хип-культурными обычаями аска - попрошайничества(от англ.ask - “просить”), а также вписки (бесплатного ночлега друг у друга и на специальных хипповских квартирах, открытых всем – флэтах: их адреса всегда можно узнать на тусовке в любом городе; их заранее узнают у знакомых перед выходом на трассу). Нередки случаи уклонения от призыва в течение нескольких лет. Другие способы уклонения, тоже популярные в хип-культуре – косить под шизу (два-три месяца лежат в крэйзе – психиатрической лечебнице, - имитируя психическую болезнь, чаще всего шизофрению). Выше мы упоминали культ сумасшествия, со своеобразной мифологией и практикой крышеедства - своего рода тренировки навыков имитации психических отклонений. Демонстративная наркомания (особенно на вербальном уровне – разговоры на эту тему, использование словечек наркоманского сленга) – еще одно средство закосить армию. Во всяком случае, нельзя недооценивать роли обязательной воинской повинности как стимула такого рода практик в молодежной среде. В последние годы, с отменой уголовной ответственности за гомосексуализм, популярным стало косить под голубого (с тою же пацифистской целью).

Люди, попавшие в зону насилия, напр., те, кто все-таки оказался в армии, воспринимаются как “чужие”, “иные”, “непонятные”, что вызывает отторжение: “Только что мне звонил мой друг, который сейчас в армии. Очень сложно было с ним разговаривать. Он стал совсем другим. Что происходит с людьми после армии? Они все так меняются или есть те, которые остаются как прежде? ” Ненасилие приобретает характер основной ценности, становясь обязательной нормой повседневности межличностных отношений. Отклонения от нее вызывают тягостные переживания, внутренние конфликты и могут привести к распаду межличностных связей. Из посланий в “Сороку”: “Тут одна скандальная особа… давеча слюной брызнула: мол. Настоящий мужчина не должен отмалчиваться, когда две… таких, как она, устраивают из-за него грызню; и вот я вот подумал: негоже мне расходиться во мнениях с олдовыми сорокоманами. А согласиться – не могу, по-моему, все наоборот. Так что – ловите момент – если пять компетентных людей мне это подтвердят – свалю из “Сороки”. Насовсем. P.S.: Или заткните рот White Snake. Нарцисс”. Если сообщество примет допустимость насильственных практик, он отказывается к нему принадлежать. Характерно и прямое требование одернуть отклоняющихся (даже на вербальном уровне).

Несмотря на так явно провозглашаемый отказ от насилия, хип-культура все-таки порождает его трансформированные (вербальные, игровые, виртуальные) формы, тем самым фиксируя его как значимый (культурообразующий, пусть и “от противного”) концепт. В качестве примера можно привести ролевые игры, весьма популярные в этой среде. Сюжетная основа ролевых игр – “путь” и “битвы”. Съезжаются в условленное место где-нибудь в лесу и разыгрывают сражение (“взятие крепости”, “битву эльфов с гоблинами ” и т.п.), сюжет которого заранее разработан мастерами игры. Участники также заранее изготавливают снаряжение – воинскую атрибутику (мечи, арбалеты, копья и т.д.). Для каждого вида оружия правилами игры определена его убойная сила. Мастер игры его оценивает и сообщает число имеющихся у игрока хитов (единиц “жизненной силы”, от чего зависит время его участия в игре, способность противостоять ударам врага), т.е. по существу его статус (игровые возможности). Таким образом, оружие становится для участников ролевых игр знаком их статуса. Битвы (от легендарных рыцарских и реальных исторических сражений до “звездных войн”) лежат в основе значительной части компьютерных игр – а именно игры служат источником символики и своеобразного языка компьютерной субкультуры.

В общем, несмотря на весь свой пацифизм, хип-культура довольно подробно разрабатывает мифологию насилия. Правда, практикует его лишь в символических, виртуальных и игровых формах.

Итак, отношение к насилию – один из главных различительных признаков, определяющих границы между разными сегментами молодежной культуры, прежде всего между сообществами, находящимися под влиянием хип-культуры, и направлением, которое мы выше определили как пост-панк. Стратегия хип-культуры – уход из зоны насилия, в то время как другие сообщества (такие, как скинхэды или фанаты-ультрас) идентифицируются с насилием, демонстративным и неуправляемым, выбирая уход из-под общественного контроля насилия.

Смерть.

Весьма значима в молодежной культуре тема смерти, как окончательного ухода от управляющих воздействий со стороны общества. У хиппи смерть осознается как уход от тягот материального мира в манящий мир духа; у панков – это агония и разложение, продолжение мерзостей повседневной жизни. В определенном смысле можно говорить о культе смерти, как одной из характеристик молодежной субкультуры.

“Смерть она на самом деле молодая и прекрасная неземной красотой. И люди умирают потому, что у них нет сил с ней расстаться. ЗЛО вечно, потому что оно не ценит ПРЕКРАСНОГО” (“Сорока”, 9.06.1997).

Череп и кости, др. символы смерти характерны для атрибутики панков, рокеров, металлистов, сатанистов. В ролевых играх необходимый элемент — мертвятник: место, где собираются “убитые” (исчерпавшие в игре весь запас жизненной силы — хитов). Временная “смерть” — элемент ритуального посвящения у индеанистов и некоторых групп мистической ориентации. В среде хакеров циркулируют поверья о компьютерных вирусах-убийцах и мистические рассказы о случаях смерти оператора за компьютером. Мотивы смерти пронизывают рок-культуру (от текстов песен до раскраски маек на дискотеках). Культ смерти — составляющая культа рок-звезд: умершие в молодости (погибший в автокатастрофе В. Цой, выбросившийся из окна А. Башлачев, те, кто умер от передозировки наркотиков и других причин) мифологизируются; из могилы становятся объектами паломничества. У могилы В.Цоя в Санкт-Петербурге его поклонники и поклонницы много лет разбивали палатки и жили, оставляя свои граффити на соседних могилах, оградах и стенах. Смерть — необходимое завершение культового образа.

Еще одно проявление особого отношения к смерти — создание настенных панно, одеял, лоскутных скатертей со списком ушедших друзей. Эстетизация смерти породила в этой среде некрореализм как направление в искусстве кино и живописи авангарда.

В то же время устойчива и традиция регламентации смерти: одни демонстрируют готовность к самоубийству — другие их отговаривают, “отпаивают” и отогревают отчаявшихся на флэтах. В Ротонде зафиксировано несколько диалогов с потенциальными самоубийцами.

Безумие и его знаки культивируются также как разновидность “ухода” от регламентирующих воздействий со стороны социума: безумный – значит, неуправляемый, свободный. Культ безумия фиксируется не только в сленге (фразеологизмах), но и в текстах пост-хипповской культуры:

“Крыши в холодные страны улетели…” (Сорока, 19.05.1997);

“Ум — это ограниченность. Безумие — это свобода и власть над рассудком, безграничность, отсутствие сдерживающих факторов” (Там же).

Глюки (галлюцинации), иллюзии, сон — цветы пограничной зоны — часто фигурируют в хип-фольклоре (анекдотах, приколах и проч.). Существует специальный жанр крышеедства (зауми), призванный вывести разум из привычного состояния. Его пример:

“У меня не плоскостопие пальцев рук, а дифферамбически-склеротический настрой ума” (Сорока, 19.05.1997).

Безумие (а точнее, игра в безумие) — знак неуправляемости: отказ или уход от восприятия сигналов (программ поведения, команд), исходящих от общества с его “нормально” логикой. Символическое безумие — одна из форм обозначения границ молодежной культуры, ее противостояния культуре господствующей

Итак, молодежная культура маркирует, а значит — регламентирует ряд аспектов телесности: сексуальность, насилие, смерть (главным, образом, суицид), — а также ментальные практики.

В целом, смысл этой регламентации — уход от форм телесной жизни, диктуемых обществом: труда, службы в армии (как санкционированной обществом формы насилия), сексуальных табу. Символика “безумия” и “смерти” — знаки и средства ухода: тело обозначается как “несуществующее” (смерть) и неуправляемое, не воспринимающее сигналы извне (безумие) — т.е. недоступное для социальных воздействий.

3. Предметный мир.

3.1. Жилище.

Жилище в своей вещественной форме для молодежной культуры практически не существует. Напротив, акцентируется мотив его отсутствия, ухода из дому, как еще одна форма избавления от власти взрослых. Из граффити Ротонды:

Я видел, как снесли мой старый дом,

Как стены падали и как упала крыша.

Я детство все свое оставил в нем

И в юность наступающую вышел.

Мой старый дом ушел во мрак…

Бездомность – символ социальной неопределенности, связанной с окончанием детства. Это образ одиночества и поиска идентичности:

В одном доме тебя помнят и ждут,

В другом гонят, не пустив на порог.

Если прочие так живут,

Стоит ли думать, что ты одинок?

Стоит ли думать – но вот вопрос:

В каком доме тебя принимают всерьез? В каком?.. (Ротонда, 1988 г.).

Показательны мотивы враждебности дома (как средоточия ценностей взрослого мира): “Мир – полное разъединение, - говорил известный в конце 1980-х гг. московский хиппи художник и музыкант по прозвищу Сольми, живший тогда, к слову, в расселенном доме на 2-й Тверской-Ямской улице. – Квартирки – как гигантский муравейник. Если бомбочка упадет, то каждый сгорит в своей квартирке как в урне…”(М., 1987 г.). Отсюда и хип-культурная программа: выйти из квартирок, вернуться к природе, где “ветер гуляет в волосах”.

Более предметно тема жилища возникает в связи с практикой трассы и, соответственно, устройства на ночлег, а потому существует как придорожное, временное пристанище на трассе, - а не постоянное жилье: вписка (т.е. ночлег в чужом городе, место, где вписываются: останавливаются ночевать) или флэт (от англ. flat – ‘квартира’). В наибольшей степени тематика вписки разработана в хип-культуре, как и сама практика трассы, - но постоянно заимствуется вместе с этой практикой другими сообществами.

Флэт – квартира, где живут молодые люди, как правило, без родителей или в их отсутствие, а потому всегда можно вписаться. На тусовках обычно известно несколько таких адресов, и приезжий, обладая некоторыми коммуникативными навыками, может ими воспользоваться. Адресами запасаются и заранее, выходя на трассу. Впрочем, такое жилище зыбко и ненадежно: бывалые путешественники говорят, что из десятка адресов “хорошо если сработают один-два”.

Флэт, вписка – не дом, а временное пристанище. Нормы поведения здесь совсем не домашние. Основные элементы дома: еда (хотя бы пачку чаю, хлеб, крупу в пластиковой бутылке – торпеде) и ночлег – спальный мешок, пенка (туристский коврик из пенопласта) – здесь отсутствуют, их приносят с собою, прямо противореча русской пословице о том, что “ночлег с собой не носят”.

На флэту не принято зависать более, чем на два-три дня, а обычно устраиваются (или, во всяком случае, договариваются вначале) “на одну ночь”. Являются лучше вечером, часам к девяти-десяти, чтобы “не досаждать хозяевам”. Это не домашние и даже не гостевые нормы – это нормы общения встречных в дороге, остающихся чужими, сохраняя анонимность.

Обстановка флэта скудна: из мебели сленг фиксирует (последовательно) лишь одну вещь – место для ночлега: трахта, траходром, сексодром, - указывая и соответствующую программу поведения на флэту (молодые люди путешествуют часто вдвоем с девушкой). На реальных флэтах чаще всего в действительности есть лишь кровати или только матрасы – спальные места, зато много. Бывает, на ночь весь пол застилают матрасами, а днем их скатывают в угол.

Еще один элемент обстановки флэта – стопки исписанных листов и тетрадок по углам: плоды и следы спонтанного творчества прошедших здесь странников. Здесь можнол обнаружить стихи, анекдоты, рассказы- телеги, приколы, крышеедство – все вербальные жанры, которые нижу мы будем рассматривать особо. На стенах и в углах картины, рисунки, вышитые ксивники и проч. Часть их забыта и ждет своего хозяина, либо того, кто сможет ему передать. Часть – подарки: существует обычай дарить на прощание что-нибудь гостеприимным хозяевам флэта: обычно дарят рисунок, феньку, реже ксивник. Со временем флэт становится своего рода хранилищем памяти, сгустком информации или в здешней терминологии – энергии. Иногда на флэтах устраивают выставки прикидов (забытой, оставленной кем-то или специально по этому случаю изготовленной одежды и атрибутики). Все это позволяет им играть заметную роль в трансляции субкультурных традиций.

Распространены разные формы временного, суррогатного жилища: лесные шалаши и хижины у ролевиков, типи у индеанистов, обычные палатки у самодеятельных спелеологов и черных следопытов. Распространена манера ночевать у костра (минимальное снаряжение – пенка – кладется прямо на землю) и устойчивое выражение найтать на травке. В чужих городах, не найдя флэта, ночуют в парадняке, на чердаках и в подвалах – т.е. в нежилых зонах домов. В Петербурге, где много расселенных для капитального ремонта и долго пустующих зданий, ночуют в них – на капиталке, - что переживается как особого рода мистический опыт. В конце 1980-х годов пользовался популярностью один такой дом на р.Фонтанке (довольно близко от Московского вокзала), так что вошел даже в хип-культурный фольклор под названием “Ленинградская зона” (отсылка к культовому фильму А.Тарковского “Сталкер”). Мне рассказывал о нем человек по прозвищу Дикобраз: “Дом на Фонтанке, разрушенный – над ним видят сияние: золото с голубым (“Золото на голубом” – из песни Б.Гребенщикова. – Т.Щ.). А в нем… что-то… В подвале – вообще что-то творится. Один парень провел там ночь, точнее – шесть часов в Пасхальную ночь. Со свечкой. Я бы даже с кузбасским фонарем там не стал бы… Он интересуется биоэнергетикой: не занимается, но прикалывается … Там, в этой Зоне, человек может бесследно исчезнуть: “мясорубка”, “ловушка” (символические понятия из к/ф “Сталкер”. – Т.Щ.) – там это есть” (СПб, 1988 г.).

В целом в рамках описываемой традиции жилье – придорожное, временное, эфемерно-ускользающее, – выражает не идею “дома”, а скорее его отсутствия. Неопределенность пространственной идентификации становится метафорой социальной бесприютности. На символическом уровне носители этой традиции бездомны, основной локус – не дом, а дорога. Потому и переживание бездомности обретает мистический смысл как опыт маргинального по сути и культового в рассматриваемой среде самоощущения.

3.2. Одежда и атрибутика.

Не менее важный элемент материальной среды – одежда и разнообразные аксессуары. Молодежная культура маркирует как особенно значимые такие ее компоненты, как обувь, головные уборы, сумки, которые чаще всего выступают в качестве групповых символов и опознавательных знаков. Определенная степень маркированности наблюдается в отношении поясной (джинсы) и плечевой (куртки, футболки) одежды, а также всего ее комплекса в целом, который носит название прикид.

Прикид. Когда говорят “прикид”, имеют в виду знаковую одежду, по которой можно определить групповую принадлежность ее обладателя, - т.е. речь идет о символике целостного комплекса одежды и атрибутов. Прикинутый – означает: одетый как хиппи (футбольный фанат, индеец, эльф…). В рамках молодежной культуры наиболее устойчивы следующие комплексы.

Комплекс “странника”, характерный в первую очередь для хип-культуры: одежда максимально удобная, естественная, несколько потертая и (желательно) пропахшая дымом костра и бензиновым духом попутных машин. Особое внимание уделяется удобству обуви (чаще всего это кроссовки, старые, стоптанные по ноге), хотя иногда демонстративно ходят босиком (впрочем, не в дальние путешествия). Характерны страннические сумки – холщовые торбы через плечо или рюкзачки, а также особая нагрудная сумочка – ксивник – для денег и документов (объясняется как специально дорожный атрибут). В целом прикид хиппи, в сочетании с длинными нечесанными волосами, воспроизводит облик странника, как он зафиксирован в этнографических материалах XIX столетия. Страннические черты (тяготение к удобству, пренебрежение общепринятой красивостью и т.д.) прослеживаются и в одежде других тусовок.

Затем нужно отметить комплекс или отдельные атрибуты “воина”: армейские камуфляжные штаны, кожаные летные куртки, тяжелые ботинки, металлические шипы, пряжки, браслеты, а также элементы вооружения (бутафорского или реального) – от средневекового рыцарского (толкинисты), индейского (индеанисты), российского, французского, немецкого и проч. (военно-исторические клубы и “черные следопыты”). Впрочем, идеи войны и дороги (война - “поход”) всегда были тесно связаны, военная одежда – максимально приспособлена к неудобствам дорожной жизни, так что до сих пор, отправляясь в путь (на охоту, рыбалку, дачу…), мужчины предпочитают армейские куртки, сапоги и унты.

С образом “странника” связаны и такие черты молодежной одежды, как: тяготение к черному цвету (ср.: русские странники в XIX в. часто носили черную монашескую одежду, даже не будучи в действительности монахами); самодельности; “естественности” и “близости к природе” (природные, минимально обработанные, материалы: кожа, хлопок, шерсть; украшения из дерева, кожи, необработанного камня, керамики; цвета земли и дерева и т.д.).

Обрисовав общую символику прикида, перейдем к его отдельным, наиболее значимым, компонентам.

Головные уборы. Хип-культура маркирует отсутствие головного убора – в волосах должен “свободно гулять ветер”. Впрочем, для удобства, особенно в путешествиях, странствиях по пещерам и подземным коммуникациям, используется налобная повязка, чтобы волосы не лезли в глаза: хайратник (от хайр – ‘волосы’).

Рэйверы носят на голове платки- банданы, чаще всего черные, с изображением желтого “пропеллера”.

Футбольные фанаты придают культовое значение шапкам (обычным вязанным или в форме шутовского колпака) с символикой любимой команды: у “Спартаковцев” – красно-белой, у “Зенитовцев” – сине-бело-голубой и т.д. В таких головных уборах появляются только на трибунах стадиона во время матча или когда идут туда/оттуда компанией, а также во время драк. Головные уборы служат опознавательными знаками во время ролевых игр, выдавая игровой статус своего владельца (“эльф”, “гоблин”, “рыцарь” и т.д. у толкинистов). Ту же роль они играют у индеанистов (роскошные уборы из перьев и бисера надевают только во время их ритуальных собраний) или участников “военно-исторических клубов” (во время инсценируемых ими исторических сражений). Примечательно, что символика головных уборов проявляется чаще всего в игровом/ритуальном – внутригрупповом - контексте, указывая ситуативные (игровые и т.д.) роли.

Обувь. Для молодежной культуры в целом характерно предпочтение обуви военного образца – грубой, прочной и удобной.Бритоголовые (скины, скинхэды) носят армейские сапоги с обрезанным голенищем или тяжелые ботинки с белыми или красными шнурками (ср. армейский обычай: дембеля подрезают голенища своих сапог и украшают их шнуровкою). Тяжелые ботинки- хайкинги – носят молодые питерские нацболы (члены НБП – Национал-Большевистской партии Э.Лимонова), вообще в своей атрибутике, как и в личных историях, тягттеющих к пост-панковской традиции.

Большое внимание изготовлению самодельной обуви уделяют участники игровых и этно-исторических (также в значительной мере игровых) объединений. Индеанисты, например, шьют себе кожаные сапоги и туфли – мокасы, по образцу обуви американских индейцев.

Поясная одежда. Джинсы – едва ли не наиболее знаковый, культовый элемент, связанный с историей и мифологией возникновения молодежной культуры. Это потертые, заплатанные и расписанные дружескими приветами джинсы хиппи, грязные, рваные и заколотые булавками – панков, черные – анархистов, нацболов и мн.др., высоко закатанные или обрезанные – скинхэдов. У последних, как и других военизированных группировок, популярны также камуфляжные штаны.

Плечевая одежда (футболки, куртки, жилеты и проч.)не столько обладает собственной знаковостью, сколько маркируется. Хиппи украшают ее вышитыми или просто написанными шариковой ручкою лозунгами типа: “Love not War” и многочисленными значками, указывающими их музыкальные пристрастия, посещенные ими города или подаренные друзьями. Металлисты густо уснащают железными шипами, заклепками, цепями и цепочками, символизирующими их музыкальные пристрастия (“тяжелый металлический рок”). Другие музыкальные фанаты (киноманы, алисоманы и подобные) носят футболки с изображением любимых исполнителей. Футболки с изображениями любимых групп (“Король и шут”, “Ministry” и т.п.) носят и скинхэды; но отличительным знаком их служат куртки типа “пилот” (“куртка американских военных летчиков”) или “бомбер”, к которым они относятся с большой любовью. Ходят легенды о том, как наш отечественный скинхэд обнаружил в кармане купленной на “сэконд-хэнде” куртки записку – привет от финских (немецких и т.д.) скинхэдов русским единомышленникам. Скинхэдовский прикид включает также другие элементы военной одежды, напр., армейские свитера и френчи.

Сумки. Знаковую роль играют страннические сумки и рюкзачки хиппи, особенно если они самодельные, заплатанные и украшены значками, свидетельствуя о богатом дорожном опыте и многочисленных дружеских связях своего обладателя. Но первостепенное значение имеет ксивник, имеющий вид мешочка, сшитого из кожи, джинсовой или иной плотной ткани. Висящий на груди, вышитый, украшенный аппликациями, рисунками, значками и разного рода подвесками, ксивник - один из главных хип-культурных символов. Иногда это единственный опознавательный знак, но его бывает достаточно, чтобы найти в чужом городе хиппи и устроиться на ночлег.

Аксессуары. Не менее значимы аксессуары, носимые на запястьях. Футбольные фанаты носят на запястьях полученные во время “фанатских войн” трофеи – полоски ткани, оторванные от шарфов и головных уборов своих противников (фанатов соперничающих команд). Хиппи, а также индеанисты, толкинисты и прочие ролевики носят на запястьях феньки, как правило, представляющие собою самодельные браслетики, плетенные из бисера, кожи, шерстяных ниток (впрочем, это может быть и любой значок, подвеска, ожерелье – любая мелочь). Эти феньки несут богатую символическую нагрузку, связанную не только с групповой принадлежностью или идейными пристрастиями своего обладателя, но и с его внутригрупповым статусом или степенью интеграции в мир тусовки. Им приписываются мистические свойства, такие, как способность “энергетического воздействия”.

Феньки – едва ли не самый значимый атрибут хип-культуры – играют большую роль в организации и фиксации межличностных отношений. Поэтому на их коммуникативных функциях надо остановиться подробнее, обращая особое внимание на мифологическое обоснование этих функций.

Связующая функция находит свое выражение в следующем поверье: “Один другому феньку дает — это значит, они уже чем-то связаны… Феньку тебе подарил кто-то, кто тебе дорог — как бы установилась между вами связь”. (Москва, 1988 г.)

Дарят друг другу феньки в знак добрых пожеланий и дружбы, на память, — т.е. как знак установившейся межличностной связи.

Особенно много фенек берут с собою на трассу. Их дарят:

а) самой трассе — вешают на указатель выезда из города, дорожные знаки и т.п. — в качестве “жертвы трассе”;

б) водителям, согласившимся подвезти: “Я выхожу на трассу. Мне нечего подарить, я дарю (шоферу — Т.Б.) фенечку и говорю: “Вот тебе, пусть не проткнется у тебя колесо, пусть ГАИ не остановит…” Он улыбнется, берет…”. (Москва, 1988 г.). Здесь фенька — знак временной связи между водителем и попутчиком — хипом.

в) обмениваются феньками с попутчиками. Дарят, провожая в путь: “Эта фенька помогает машину застопить, хранит от гопников и всякого стрема, от контролеров в автобусе, с ней пошел на трассу…” — как талисман, воплощающий поддержку хипповского сообщества. Дарят в пути — когда расстаются или просто в порыве внезапной нежности — попутчику на память.

Есть несколько типов фенек (а точнее, обращения с ними): съемные феньки, или обменный фонд: их иногда выпрашивают друг у друга, передаривают, они не заключают в себе память о конкретном человеке, а обозначают только принадлежность к сообществу. Несъемные феньки плетут специально для конкретного человека, вкладывая в их узор (сочетания цветов, число и порядок бисеринок) определенную, предназначенную только этому человеку символику. Такие феньки нельзя передаривать, что обосновывают их мистическими свойствами:

“И фенька имеет предназначенный человеку характер. Поэтому феньки такие лучше не дарить… Некоторые имеет склонность их передаривать. И это приводит к пагубным последствиям: душевный разлад… Человек теряет равновесие душевное…из-за этого всякие неурядицы…” (СПб, 1989 г.).

Такие феньки надевают и завязывают ее концы прямо на руке, так что снять ее уже невозможно — порвется. Носят до тех пор, пока не перетрется нить. Восстанавливать феньку обычно не советуют: по поверьям, она рвется, когда утратила свою силу, либо если подарена не от чистого сердца. Исключение составляют феньки, подаренные авторитетными в системе людьми (мастером, ол’довым): такие феньки можно и восстанавливать.

2. С связующей функцией фенек соединена другая — социально-ориентирующая. По числу и качеству фень на руке у человека можно судить о его положении в социальном поле: групповой принадлежности (фенька обычно несет в себе символику той или иной тусовки); статусе; степени включенности в сообществе и сроке тусовок (судят по числу и разнообразию фенек).

3. Наконец, надо отметить управляющую (программирующую ) функцию фенек. Они могут быть средством самопрограммирования:

“Одна хиппи, девушка: она подсела на что-то (т.е. стала употреблять наркотики. – Т.Щ.). У нее доза повышалась… А у нее были разобранные бусы — там были какие-то розовые кубики. А вы знаете, что в кубах измеряется?.. И она, как только у нее повышается доза, — она прибавляла один кубик. И когда бросить решила, она выбросила эту феньку”. Говорят, после этого она действительно слезла с иглы (преодолела свою зависимость от наркотиков. – Т.Щ.). (СПб, 1989 г.)

Нам здесь важна не столько истинность описываемых событий, сколько фиксация в хип-фольклоре программирующей функции феньки — розовых бус…

Чаще говорят о феньках как проводниках чужого влияния:

“Одной девочке подарили феньку — фотографию с иконки. Подарил один человек — они случайно встретились, может, больше не встретятся никогда. Она повесила эту фотографию и вот… на нее молилась. И у нее развился невроз. Параноидальный психоз. Ну, пришел человек один, Декабрист. Он много в этом понимает. Он сказал, что это от фотографии — болезнь происходит. Надо ее убрать. Такие люди, кто это понимает, — они сразу чувствуют: вот так ладони протянут — и чувствуют, откуда идет воздействие. Ауру видят…” (СПб, 1988 г.);

Существует представление, что, если человек противостоит чужому влиянию, то фенька рвется или теряется:

“Марк дарил фенечку одному приятелю — специально ему предназначал. Так ему приходилось чуть ли не каждую неделю плести: тот только повесит (фенька на шее висела), три дня поносит — она рвется… Но Марк снова плетет…Зачем-то ему было нужно это: ну, может быть, хотел свою программу передать. Врубить в свою программу. Для этого феньки дарят.” (СПб, 1989 г.)

Коммуникативные функции фенек — как медиаторов межличностных связей, а также инструментов управления — фиксируются в системном фольклоре, прежде всего в жанре телег (полулегендарных рассказов, смыкающихся то с легендой и быличкой, то с анекдотом и приколом), а также в повериях об их тайной мистической силе (энергии).

Функцию фенек в разных сообществах могут играть разные элементы атрибутики, выражающие специфику той или иной тусовки. Например, у металлистов это кожаные браслеты-напульсники, часто с металлическими шипами и заклепками.

Пища — на сленге ‘хавка (что выдает ее непритязательность) и ништя’ки (остатки на тарелках). Впрочем, питаться ништяками бывалые странники не советуют во избежание проблем со здоровьем, хотя наличие этого термина в сленге говорит о бытовании соответствующей реалии (особенно в условиях трассы, бездомности и беспрай’совости, т.е. безденежья, так характерных для описываемой культуры). Понятие “хавка” конкретизируется иногда как крупа в пластиковой бутылке — тор’педе, которую путник носит с собою на совсем черный день.