Ветви большого дерева

Староста хутора Деревечка прислал в гестапо гонца с просьбой " разыскать и выловить бунтовщиков, которые подожгли две скирды хлеба".

В то же время Анатолий Попов, девятнадцатилетний веснушчатый парнишка, послал шифрованное письмо в Краснодон Олегу Кошевому: " Задание выполнил. Скирды поджег. В Германию отправят только пепел".

Анатолий Попов жил в поселке Первомайка. Еще в начале осени встретив его, Олег спросил:

- Что же вас не слышно? Затворниками стали?

- Тебе-то хорошо с хлопцами! А у меня в поселке одни девчата. Куда они годятся? - с досадой ответил Анатолий.

- Женоненавистником стал? - съязвил Олег. - А ты приглядись к девчатам. Есть такие - парням не уступят.

Вскоре Попов в этом убедился. По заданию штаба " Молодой гвардии" он создал в поселке группу подпольщиков. В нее вошли: Лиля и Тося Иванихины, Саша Бондарева, Николай Жуков, Женя Шепелев и другие. Начало положили первомайские подпольщики неплохое. Женя Шепелев - командир пятерки - написал злую листовку, имевшую среди населения шумный успех:

" Господа полицейские и старосты!

Вы продались немцам за кусок колбасы, за глоток водки и пачку махорки. Вы изменили родине. Вы стали врагами народа. Но, пока не поздно, переходите на сторону Красной Армии и с оружием в руках искупите свой грех, помогая нашим партизанам. Иначе не миновать вам пули партизана! "

Девушки переписывали листовки и вечерами расклеивали их на стенах. Лиля Иванихина, прикинувшись покорной, сумела поступить учительницей немецкого языка в школу на хуторе Суходол. К ней часто заходили подруги и возвращались от нее с сумками, полными пулеметных лент и винтовочных патронов. Лиля выкрадывала их у румынских солдат. Нина Герасимова, Толя Николаев и Виктор Петров раздобыли бутыль с соляной кислотой. Во многих домах поселка были расквартированы немецкие и румынские солдаты. Девушки исподтишка смазывали кислотой их шинели, сапоги и мундиры. Солдаты только глаза таращили: по какой это причине так быстро разваливаются у них сапоги и рвутся в клочья шинели?

Однажды Герасимова принесла Попову пятьдесят пачек патронов.

- У солдат стащила, когда спали...

Так возник у первомайцев свой арсенал. Не проходило дня, чтобы кто-нибудь из них не приносил оружие или патроны.

" Молодая гвардия" в глухом поселке Первомайка упорно и смело совершала свое великое дело. Вечерами гасли огни. На пустынных, осиротевших улицах стучали сапоги немецких патрулей. А в подвалах и на чердаках в это время шахтерская молодежь обсуждала планы своих боевых операций.

Стало известно, что в хуторе Волчанском немцы устроили большой лагерь для военнопленных. Сотни русских людей умирали там от голода, ран и побоев.

- Мы должны их спасти во что бы то ни стало! - сказал Попов.

Он отправил в Волчанск Петрова, Рогозина и Жукова. Надежные ребята: Петров - его школьный товарищ, а Жуков – моряк-севастополец; в боях ему повредили руку, он приехал в Краснодон к родным, и здесь его застигли немцы. Свою морскую форму Жуков хранил, как святыню. Иногда вытаскивал из-за пазухи бескозырку с ленточкой, говорил, поглаживая ее ладонью:

- Ты мне еще послужишь, " чепчик"!

Часами он мог рассказывать о море, о кораблях, о схватках в траншеях, об удали моряков, о том, как они умирали на поле боя. Ребята слушали, затаив дыхание.

Провожая ребят на хутор Волчанский, Попов повторял:

- Карту не забудьте начертить, занесите на нее каждый плетень, каждую тропинку...

Ребята возвратились изнуренные, но радостные.

Нападение на лагерь они совершили удачно. Дело было поздней ночью. Моросил дождь. Парни бесшумно подкрались к охране. Тихо сняли двух часовых. Орудуя ломом, разобрали часть стены. Через пролом стали выползать пленные.

Петров начал считать их, но сбился на семидесятом...

Едва улеглись толки вокруг волчанской операции, как ребята совершили другой дерзкий налет.

Толя Попов и Витя Петров, захватив гранаты и наганы, ушли в степь, а на другой день все узнали, что на дороге Гундоровка - Герасимовка взорвана легковая немецкая машина: под обломками ее лежали трупы полковника и двух гитлеровских офицеров.

Несколько дней спустя Кошевой горячо пожимал руку Попову.

- Я отправил письмо товарищу Антону, написал ему, как здорово работают наши соседи!

Олег ликовал. Теперь ему приходилось посылать связных не только в Первомайку, но и в Изварино, в поселок Краснодон, в Семейкино. Говоря о " Молодой гвардии", он сравнивал ее с большим деревом, у которого появились ветви.

Одна из этих ветвей буйно шумела над горняцкими домиками маленького поселка Краснодон. Вожаком здесь был рослый украинец Николай Сумской, потомок воина из Запорожской Сечи. Это был пытливый и начитанный парень: знал историю Украины, любил говорить о войске Богдана Хмельницкого, об удали Богуна и Кривоноса, батьки Боженко и Щорса.

Дух вольнолюбивых предков проснулся в сердце Сумского в эти черные дни. Боевой пыл его разделяли друзья.

Однажды Сумской вызвал к себе Женю Кийкову и Нину Старцеву.

- Дорогу в город знаете?

- Еще бы!

- Слышали, как телеграфные провода гудят на ветру?

- Конечно.

- Так вот, надо, чтобы они не гудели...

Это был приказ. В ту же ночь во многих местах телеграфные провода оказались перерезанными. К полудню монтеры восстановили сеть, а ночью провода снова были порваны.

Гриша Щербаков, ежедневно проходя мимо станции, видел, как солдаты грузили в вагоны ящики и мешки. Как-то раз он задержался у станционного склада - длинного серого сарая, обнесенного проволокой. У ворот дежурил сторож. Гриша угостил его табачком, спросил:

- Что грузят?

- Хлебушко. Страсть сколько его!

- В сарае?

- Угу! В Мунхин, что ли, везут, - проговорил старик.

Гриша сообщил об этом Сумскому. Были поставлены на ноги все молодогвардейцы поселка. Каждому из них было предложено собрать по бутылке зараженного клещом зерна и высыпать его в запасы склада.

Сказано - сделано. Ребята взобрались на крышу сарая и в отдушину высыпали свои " жемчужные зерна".

Высокую оценку штаба получил Сумской и за другое дело.

В медицинской комиссии по отправке рабочих в Германию по приказу немцев работала врачом Нина Алексеенко. Сумской уговорил ее выдавать ложные свидетельства.

- Вы этим поможете России, - сказал Сумской.

И Нина Петровна выдала на руки шестидесяти здоровым парням и девушкам свидетельства с пометкой: " К труду не годен".

КАШУК

Родился он в Киеве в тысяча девятьсот двадцать шестом году. Прилуки, Полтава, Канев - города, где он рос и учился. Но память о Каневе была, пожалуй, самой дорогой. С гурьбой школьных друзей он целыми днями пропадал на Днепре, озорничал. С крутых берегов камнем бросался в воду. Шли секунды - не всплывал. Дружки неистово спорили на берегу:

- Утоп!

- Вынирне!

- А я кажу - утоп!

И далеко от берега он выплывал в речную гладь, и тогда крики на берегу усиливались:

- Оце хлопець!

Но больше Днепра любил он высокий холм, под которым был погребен Тарас Шевченко. Сюда, на кручу над Днепром, он приводил своего однокашника Василия и не окрепшим еще голосом читал стихи Кобзаря:

Было время - на Украйне

Пушки грохотали.

Было время - запорожцы

Жили, пировали.

Пировали, добывали

Славы, вольной воли.

Все-то минуло - остались

Лишь курганы в поле;

Те высокие курганы,

Где лежит зарыто

Тело белое казачье,

Саваном повито...

Семья Кошевых жила в опрятном, беленьком домике на берегу Днепра. Больше всех в семье любили Олега. Самое сильное влияние оказывала на него бабушка. Из ее уст Олег многое узнал о человеческом страдании и унижении, о тяжелом горе, какое пришлось вынести людям, чтобы завоевать свободную жизнь.

Когда семья переселилась в Краснодон, Олег первое время сильно тосковал по днепровскому приволью, и не мудрено: места здесь оказались бугристые, голые, скучные.

Учился Олег много; как губка, впитывал в себя знания. Превыше всего почитал он товарищество. Негодованию его не было предела, если кто-нибудь из школьных друзей совершал проступок. Олег увлекался спортом, был в городке лучшим волейболистом, легко крутил на турнике " солнце". Страстно любил музыку. Идет, бывало, по улице, услышит музыку, остановится и стоит, как завороженный, до тех пор, пока не замрет последний аккорд.

В классе однажды раздали опросные листки: " Кто кем хочет быть? " Олег написал крупными буквами: " Творцом музыки, она лучше всего передает настроение человека".

Это была мечта. Но вдруг пришла война. Появились искалеченные люди. Налетали немецкие самолеты и сбрасывали бомбы на мирные кварталы городка.

- Детишек губят, злыдни! - негодовал Олег. Мечты, которыми он когда-то жил, заменились новыми стремлениями, новыми чувствами.

Ему не было семнадцати лет, когда немцы заняли Краснодон.

Мать стала замечать, что к сыну зачастили друзья. Раньше этого не случалось. И разговоры у ребят пошли странные - не поймешь, о чем...

Но мать все поняла, когда нашла в карманах сына листовки.

- Что это, Олег?

- Я больше не Олег, мама. Меня теперь зовут Кашук.

Потекли тревожные, полные всяких неожиданностей дни.

Елена Николаевна волновалась за сына. Она понимала: он стал капитаном корабля, плывущего меж подводных скал. Но вместе с тревогой росла в сердце матери и гордость: ее кареглазый Олег, еще совсем ребенок, - сегодня революционер, вожак подпольщиков!

В черные дни нашествия иноземцев шестнадцатилетний Олег бросил смелый вызов врагам. Он много писал стихов, вкладывая в них всю свою ненависть к немцам.

Я решил, что жить так невозможно, -

Смотреть на муки и самому страдать.

Скорей, скорей, пока еще не поздно,

В тылу врага - врага уничтожать.

- Ты видишь, мама, что немцы делают с нашим народом? Нельзя больше терпеть. Надо бороться и только бороться, - говорил он матери.

Целыми ночами Елена Николаевна простаивала у изголовья сыновней кровати.

- Кашук!..

Трудно привыкнуть к новому имени сына...

В начале августа в квартиру Кошевых вселился барон фон-Вельзель. Он занял лучшую комнату, велел наводнить ее цветами. Денщики привезли машину цветов, - еле вместились они в комнате.

Утопающая в цветах квартира Кошевых была вне подозрений. Олег учитывал это. Он смастерил в какой-то полуразвалившейся бане радиоприемник и принес его домой.

- Погубишь и себя и нас! - испугалась мать.

- Я так его спрячу, что сам чорт не найдет!

- Куда?

- Под кровать господина фон-Вельзеля.

Это было не озорство, а точный расчет.

- Барон настолько ленив, что и сапог сам не натягивает. Станет ли он заглядывать под кровать! Там ведь не розы лежат, а старое тряпье да валенки отца...

Собирались друзья: один сторожил в коридоре, другой- у калитки. Олег забирался под кровать, включал приемник, и начиналось путешествие по эфиру. Вот монотонные немецкие марши. Вот плачут гавайские гитары в Риме. Вот, наконец, спокойный и величавый голос Москвы.

И краснодонцы узнавали правду.

Кашук непосредственно участвовал во многих операциях подпольщиков. Каждая из них продумывалась, подготавливалась и контролировалась Кашуком. Девушки согласовывали с ним тексты листовок. Он узнавал о письмах, поступающих на " биржу труда", раньше, чем ее управляющий. Ему было известно, сколько в городе полицейских, кто эти предатели и чем они вооружены. Хорошо разбираясь в людях, он вербовал в " Молодую гвардию" только самых крепких и надежных ребят, испытывал их, что называется, огнем. И на временных комсомольских билетах, которые печатались в типографии " Молодой гвардии", стояла подпись Кашука.

В эти дни в комсомол вступили шахтерские дети. Их не запугали немцы. Не страхом, а ненавистью и гневом были наполнены юные души. Олег видел этот огонь ненависти к врагу в глазах подростков, когда в карьере вручал им комсомольские билеты. Карьер был излюбленным местом собраний. Здесь не писали протоколов, но помнили каждое произнесенное слово, потому что речь шла о жизни и смерти.

Однажды Кашук вручал билеты двум паренькам из поселка. Говорил тихо:

- Обычай наш знаете - один за всех, все за одного. Принимаем мы в комсомол только тех, кто нашел уже способ как-нибудь отомстить врагу. Ваш налет на машину был смелым. Но я хочу вас предупредить, ребята, - излишний азарт может иногда принести беду.

Свист за бугром прервал его слова. Он насторожился: звонко ударили о какой-то металлический предмет, послышались шаги. Ребята и глазом не повели, не спеша спрятали билеты за пазуху и застыли в ожидании.

" Не из робкого десятка", подумал Кашук и велел им идти за вагонеткой. Сам же пошел на звук шагов.

Промелькнула чья-то фигура.

- Кто? - спросил Кашук.

- Гриб.

Это был связной.

- Что случилось?

- Туркенич просил прийти, и как можно скорей.