Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 18 Чужой






Оказалось, что место было уже занято. Возле контейнеров грелась на солнце небольшая стая. Тертые бродячие псы, пять штук. Все крупные, драные и опасные. Двух из них я раньше видел в нашем городе, а остальные, наверное, жили возле пристани. Я с ними не встречался. Они разговаривали, когда появился я, замолчали и уставились сумрачными взорами. Псы рослые, закаленные в уличных драках, и со всеми я бы не справился. Но отступать я не собирался. Вожак взглянул на молодого рыжего пса. Тот встал и направился ко мне.

– Чего тебе? – злобно спросил пес.

– Отдохнуть, – ответил я.

Рыжий оглянулся. Старый кивнул глазами.

– Выгнали? – уже дружелюбнее спросил рыжий.

– Устал от домашней жизни, – сказал я.

– Тогда пускай. – Рыжий занял место рядом со старым.

Я улегся на прогретом солнцем песке. Собаки молчали и недоверчиво смотрели на меня, а потом рыжий спросил у старого:

– А дальше чего было?

– Дальше он ее убил, – ответил вожак. – Лопатой. И закопал прямо под окном. А на этом месте выросло по весне дерево. Странное какое-то, неизвестной породы. И однажды его нашли на этом дереве повесившимся. Вот.

– Так я и знал, – покачал головой рыжий. – Они всегда их убивают. Люди – убийцы.

Все посмотрели на меня. Как будто я отвечал за всех людей. Впрочем, тут ничего удивительного – любая бродячая собака воспринимает собаку домашнюю как врага. Как прихвостня человека. И в этом есть правда.

– Завтра мы уходим, – сказал мне вожак. – Тут теперь нехорошо. Я слышу шаги тьмы, она принимает разные лица. Будет много красного. Может, хочешь с нами?

– Не хочу, – ответил я. – Я остаюсь.

Вожак зевнул.

– Он знает много, – кивнул на вожака рыжий. – И человеческого, и нашего. Он много знает.

– Слыхали про черную собаку? – спросил я.

Я спросил про черную собаку, и вся стая напряглась и как-то незаметно собралась вокруг вожака. Они отодвинулись от меня, как от чумного. Рыжий испуганно осмотрелся и послушал воздух.

– Ты знаешь про черную собаку? – снова спросил я.

– Ты домашний, ты не знаешь, – сказал вожак. – А мы знаем. Все знают. Даже те, кто не умеют думать, знают. Про черную собаку. Поэтому мы скоро уходим отсюда. Далеко, как можно дальше.

Он сделал паузу.

– Иногда это овчарка. Иногда это дог. Иногда это даже сенбернар. Обычно беспородный. Иногда она такая, как ты. Только полностью черная, без подпалин, без коричневых пятен. Ее замечают иногда. Близко подойти к ней тоже нельзя – она исчезает. Так что ее видно лишь издалека. Промелькнет и исчезнет. Когда появляется черная собака, это значит, что в этом месте будет беда. Большая беда. Многие умрут.

– Ну? – спросил я.

– Два дня назад я видел черную собаку, – сказал вожак. – Там, за портом. Я шел по берегу, искал, что озеро выбросило. Иногда очень хорошие вещи выбрасывает. Мы подбираем и относим их Одноногому. Это человек, но он принимает вещи и от собак. А взамен дает еду. Я шел по берегу и вдали увидел. Она стояла у самого прибоя и лакала воду.

Я удивился.

– Да-да, – подтвердил вожак. – Черная собака повернула голову и поглядела прямо на меня. И долго глядела, пока я не отвернулся. А когда я повернулся обратно, она уже исчезла. Тогда я подошел к тому месту, где она пила воду. Песок был мокрым, но никаких следов не отпечаталось…

Одна из дворняг тихонько заскулила.

– Я видел черную собаку, – повторил вожак. – А вчера утром пропал Лопух. Он должен был вернуться, но не вернулся. Они хотели его искать, но я запретил. Потому что искать теперь бесполезно. Мы уйдем.

– Уходите, – сказал я. – Тут на самом деле происходит не очень…

– Ты плохо выглядишь, – вожак кивнул на мою шею. – Ты скоро умрешь. Тебе нужна помощь.

– А ты что, собираешься жить вечно? – спросил я.

Старый пес не ответил. Он поднялся на ноги, все остальные тоже. Они молча отправились к дороге. Я остался.

Еще немного посидел на солнце и побежал к контейнерам.

Я забрался в самый дальний и зарылся в кучу пластиковых опилок.

Болела шея. Вокруг нее шла глубокая ноющая борозда от удавки. Шерсть была вырвана. Борозда распухла и кровоточила. Я знал, что такие раны могут легко закончиться заражением крови, столбняком и мучительной смертью в канаве или под мостом. Надо было что-то делать.

Я стал думать. Возвращаться домой пока бесполезно. Дома одна Роза и Селедка. Ма, Ли и Айк будут только под вечер. А к вечеру я могу вполне бесславно сдохнуть от столбняка. Значит, остается…

Значит, остается Колянчин. И идти надо не к нему в клинику, а домой. Обычно он возвращается часам к четырем. Сейчас, судя по солнцу, около двух. Час на отдых, минут сорок на дорогу. Все.

Я на всякий случай послушал окрестности. Тихо. Я закрыл глаза и уснул. И спал ровно час, может, чуть больше.

Шея распухла еще сильнее, поворачивать голову стало тяжело, рана горела и чесалась. Задняя нога так и дергалась – все собиралась почесать. Приходилось еще и с рефлексами бороться.

Колянчин жил на противоположной от нас стороне городка, и это было большим плюсом – это если бы Роза вдруг решила меня поискать. На выходе из порта я посмотрелся в лужу. Вид у меня был страшный – шерсть взъерошена и перепачкана красным, на шее вздулся бугор, сосуды в глазах полопались, язык торчит набок. С таким видом меня вполне могли принять за бешеного и просто-напросто пристрелить. Но выбора у меня не оставалось, самостоятельно привести себя в порядок я не мог. Поэтому мне пришлось идти так.

Как ни странно, добрался я без всяких приключений. Дверь в дом доктора была, как всегда, приоткрыта, сквозь кухонное окно виднелось, как жена Колянчина возится на кухне, в воздухе плыл запах творожников. Я сунулся в дверь, протиснулся через короткий коридорчик и оказался в гостиной, ткнул носом в специальный колокольчик для посетителей.

Через минуту из кухни показалась жена Колянчина. Она была в фартуке, в одной руке лопатка, в другой блюдо сырников.

– Бакс! – Она сразу поставила блюдо на стол. – Что с тобой случилось?

Я покривился.

– Понятно, – она сняла фартук. – Пойдем со мной.

Я знал, что у Колянчина есть небольшая смотровая, где он иногда проводил срочные операции и принимал неотложных ночных пациентов. Жена Колянчина провела меня в заднюю часть дома, щелкнула выключателем и открыла дверь в маленькую каморку.

– Заходи.

Каморка была микроскопической, но идеально чистой, сверкающей и светлой. Посередине стоял невысокий хирургический стол с приставной лесенкой. В углу автоклав и лоток с инструментами в спирту.

– Колянчин придет через час, – сказала она. – Может, чуть позже. Не будем ждать, ждать нам нельзя. Залезай на стол.

Я забрался на стол. Она намочила ватку спиртом. Потом посмотрела на ватку и бросила ее в корзину, взяла сразу бутылку. Растворила в спирте зеленоватую таблетку.

– Терпи. Не будешь дергаться?

Я покачал головой.

Она взболтала бутылочку, подождала, пока осядут пузырьки, и вылила мне на шею.

Спирт зашипел, в башке взорвался серебряный вихрь, рана вспыхнула и захолодела.

– Терпи. – Жена Колянчина набрала на ватный тампон густой мази. – Может снова быть больно.

Она мазала мне шею. Больно не было, мазь помогла почти сразу. Кожа стала стягиваться, чесаться и, как мне показалось, даже потрескивать.

– Кто это тебя? – спросила она. – Полиция?

Я покачал головой.

– Кто тогда?

Я не ответил.

– Ладно. Колянчин придет, позвонит твоим. Тебя повесить, что ли, пытались? В городе черт-те что происходит… Колянчин говорит, что кошке недавно челюсть вырвали…

Я гавкнул.

– Тоже слышал? – улыбнулась жена Колянчина. – Или кошек не любишь? Ладно. Надо еще укол от столбняка сделать.

Она открыла небольшой шкафчик и стала искать ампулу.

– Куда все это катится? – ворчала она. – Собак вешают, кошкам челюсти вырывают… Да что там кошки – люди пропадать стали! Я говорю Колянчину – надо отсюда уезжать, надо поближе к сыну перебираться, а он все одно – что пятнадцать поколений Колянчиных жили и умирали здесь, и что он отсюда никуда не поедет. Я ему говорю – поедем, а то поздно будет. А он все свое. Ну, хоть ружье тогда достань, говорю! А он и ружье не достал.

Она нашла нужную ампулу и стала спиливать колпачок.

– Колянчин, говорю, тебе что надо, чтобы реки кровью потекли? Чтобы Звезда Полынь взошла?

Это она, конечно, преувеличивала. Никакого апокалипсиса у нас тут не планировалось. Просто одна маленькая мерзкая тварь.

Она набрала в старомодный стеклянный шприц противостолбнячной сыворотки и велела мне стоять смирно. Затем загнала иглу мне в заднюю левую ногу. Нажала на поршень.

– Готово. – Жена Колянчина бросила шприц в раковину. – Можешь идти. А домой тебе мы позвоним. Пусть там разберутся. А если не разберутся, то я сама в полицию позвоню. А то так мы до чего докатимся-то?

Я слез со стола. Подошел к ней. Лизнул в руку. Я вообще-то не люблю таких вещей, какие-то они уж очень унизительные, и для собаки и для человека. Но в данной ситуации по-другому я ее никак не мог отблагодарить.

– Оставь, – она сразу спрятала руки за спиной. – Взрослая собака, а туда же. Иди лучше.

Мне стало немного стыдно. Я потупился и стал пятиться к двери.

– Погоди-ка! – она вспомнила о чем-то и выбежала из комнатки.

Она накормила меня сырниками. Много я есть не стал, хотя проголодался сильно, запросто навернул бы, наверно, целую тарелку, а то и две. Но я съел всего пять штук, а потом ушел.

К вечеру я вернулся домой. Я не мог оставить их одних и вернулся. Меня встретила Ли. Она сидела в саду и читала книжку «Вини-Пух и все-все-все», главу про наводнение. Актуально, учитывая нашу жару. Я подошел к ней и сел рядом.

– Что с тобой? – спросила она. – Ты жутко выглядишь. Шерсть вся всклокочена, перемазан в чем-то… Кровь, что ли? Зеленка? Давай я тебя вытру.

Ли достала носовой платок и стала вытирать мне спину.

– Осторожней надо, – приговаривала она. – Тут кто-то опять в городе чего-то натворил. Предки не говорят, но полиция приезжала. Спрашивали. На!

Ли сунула мне крекер, спросила:

– Ты что, под машину попал? Бедный… Ухо порвано.

Стала гладить меня по голове. Это было здорово. Я уснул, ладно, ухо разорвано, ухо зарастет, на мне как на собаке все заживает, бродячий дух, ничего не поделаешь…

И мне снова снились цветные сны. Ромашки, или другие цветы, белые и желтые, целое море, бесконечное, спокойное, солнечное. В этом море хотелось остаться, хотелось лечь, подставить солнцу бок и смотреть на фиолетовых божьих коровок. И уснуть. Я понимал, что это сон, и хотел уснуть внутри него…

– Надо с ним что-то решать, – сказала Ма твердо.

Я проснулся. Они разговаривали, стояли под деревом, недалеко, меня не видели.

– Что ты молчишь?

– А что мне прикажешь делать? – злобно спросил Па. – Взять револьвер и пристрелить его?

Теперь промолчала Ма. Довольно долго, потом вдруг достала сигареты.

– Опять? – спросил Па. – Ты же бросила.

– Ты говорил, что у тебя есть какой-то друг на севере.

– Есть, – кивнул Па. – Есть. Я ему позвоню…

– Позвони. – Ма вытянула сигарету до фильтра и затушила ее каблуком.

И тут я услышал, что от нее пахнет страхом. От нее так пахло только один раз, когда у Ли случился аппендицит, и Ма три дня не отходила от ее постели. И теперь вот.

– Завтра же позвоню… – как-то нерешительно произнес Па. – Найду телефон…

– Мне кажется, это все неспроста. – Ма смотрела в пол.

– Что неспроста? – не понял Па.

– То неспроста. Сегодня нашли рыбака.

– И что? – У Па вдруг затряслись руки.

Ма закурила вторую сигарету.

– Он был… искусан… До смерти. Полиция считает, что это могло сделать какое-то животное…

– Какое животное? – тупо спросил Па.

– Большое. Волк. Размером с волка.

– Не хочешь ли ты сказать, что это сделал наш Бакс? – Па сделал большие глаза.

Я не видел, просто знал. У меня у самого глаза выпучились. Меня подозревать…

– Я ничего не хочу сказать! – Ма сломала пальцами сигарету. – Я ничего не хочу сказать! Я боюсь.

Па почесал голову.

– Я боюсь, – снова сказала Ма. – Я его боюсь. Помнишь ту книжку? Где днем собака была как собака, а ночью уходила в поселение и давила детей. Потому что когда она была щенком, дети привязывали ее к батарее и били проволокой. Утром собака приходила домой и ложилась спать. И никто не знал, что это она. И в конце концов она пришла вся в крови и с пропоротым боком…

Па хихикнул.

– Чего ты смеешься?! Ничего смешного нет! Он вполне мог это сделать. Бездомного загрызли как раз тогда, когда Ли уезжала. А ты помнишь, где был Бакс все это время?

– Нет, – покачал головой Па. – Не помню. Мне кажется, что его вообще дома не было. Он где-то болтался…

– Ты видел его сегодня?

– Нет еще, – ответил Па.

– Он пришел весь перемазанный в крови. И вообще, выглядел страшно.

Па почесал подбородок, этот звук сложно с чем-то спутать.

– Только не вздумай сказать Лиз, – попросила Ма. – Ничего не говори про рыбака, пусть она ничего не знает…

– Конечно, – закивал головой Па. – Конечно, не скажу…

Он отобрал у Ма пачку и закурил. Жадно, дым пополз вокруг и защипал мне ноздри.

– Сегодня мне на работу звонил Колянчин, – сказала Ма.

– И что?

– Не знаю. Связь была плохая, он чего-то сказал про Бакса, я не разобрала. Перезванивала потом, но связи нет. И еще. Я слышала, что полиция видела возле дома Костина большую черную собаку.

– Ты серьезно считаешь, что все эти убийства – это Бакс? – спросил Па.

– Он мог это сделать, – негромко сказала Ма. – Он вполне мог это сделать…

– Послушай, это ведь наша собака… – начал было Па.

– Это больше не наша собака, – Ма схватила его за рукав. – Не наша. С ней что-то произошло! В нее точно вселился кто-то!

– Прошу тебя, давай обойдемся безо всей этой мистики, ладно? На дворе все-таки двадцать первый век, а ты мне говоришь про одержимых собак… Похоже на дешевый фильм ужасов.

– Вот именно! – тихо вскрикнула Ма. – На фильм ужасов! Именно на фильм ужасов это похоже. Ты должен его убрать отсюда.

– А Айк?

– Айк? Что Айк? Айк нормален. Пока нормален. Но на будущее… У нас ведь теперь два ребенка, и одному Богу известно, чем это может кончиться…

Они предали меня. Вот в этот самый миг Па и Ма, в миг, когда они собрались меня отдать, они предали меня. Предали. Это было больно. Я прокусил десну, и рот наполнился красным.

Человек всегда предает свою собаку. По разным причинам. Потому что человек не считает нас равными себе. Собака – друг человека. Это обман. Собака – раб человека, это гораздо правильнее. Человек ведет своего пса на смертельный укол, а тот до самой последней двери охраняет своего хозяина, смотрит ему в глаза и пытается лизнуть руку.

– Погоди-ка…

Ма замолчала.

– Что? – спросил Па.

– Он слушает.

– Кто слушает?

– Бакс. Там, за яблоней…

Па шагнул в мою сторону, огляделся. Мы встретились глазами. Па долго смотрел на меня, а потом не выдержал и отвернулся.

– Его нет здесь, – сказал Па. – Тебе показалось.

Я пополз к дому.

Сначала я спрятался за диван. Там я отдышался и выкинул из головы все мысли. Потом я поднялся наверх, к комнате Ли. Ткнул дверь носом. Ли валялась на своем диване и слушала музыку. Розы в ее комнате не было.

– Привет, Бакси. – Ли выскочила из дивана мне навстречу. – Отоспался? Как себя чувствуешь? Весь взъерошенный…

Ли погладила меня по голове.

– Ты совсем плохо выглядишь, но это ничего. Летом мы поедем в одно хорошее место, и ты там сразу поправишься. Сразу-сразу.

– До свиданья, Ли, – сказал я. – Прощай.

– Ну, не ворчи. – Ли почесала мне подбородок. – Не ворчи. Хочешь, я тебе завтра куплю целый килограмм мороженого?

– Прощай, – повторил я. – Время пройдет, и мы встретимся…

Сам я в это, конечно, не верил. Но я не хотел расстраивать Ли, я ткнулся головой ей в колени.

– А я завтра уезжаю, – сказала она. – У нас опять математическая олимпиада. Если я войду в тройку лидеров, то смогу попасть на общегосударственную. Это будет здорово. Так что снова еду на все выходные, вы с Айком остаетесь тут за хозяев. Присматривайте за домом. Смотрите, не обижайте Розку.

Мы не обидим ее, мы ее не обидим. Это я могу гарантировать. Мы просто не сможем ее обидеть.

– А хочешь у меня в комнате поспать? – спросила Ли.

Я кивнул.

– Я никому не скажу. Прячься под кровать. Как свет погашу, так выбирайся.

Я забрался под кровать Ли. Она еще некоторое время послушала музыку, а потом выключила свет. Я вылез из-под кровати и устроился на коврике перед дверью.

В час ночи за дверью послышалось дыхание. Потом ручка двери пошла вверх. Я зарычал и вцепился в ручку зубами. Ручка потащила меня за собой, зубы заскрипели по меди. Ли проснулась

– Бакс, чем ты там занимаешься? – спросила она.

Ручка остановилась.

– Спи давай. – Ли забралась под одеяло. – Ночь уже…

Ночь.


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.017 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал