Бартимеус. Меня спас суп. Рыбный суп, густой и сливочный, которым была до краёв заполнена серебряная супница

Меня спас суп. Рыбный суп, густой и сливочный, которым была до краёв заполнена серебряная супница. Поначалу, когда меня притиснуло к серебряным стенкам, моя сущность быстро принялась таять. Но внезапно ситуация изменилась к лучшему. Почти сразу, как только Факварл меня оставил, я под влиянием серебра впал в забытьё, а это означало, что моё воронье обличье распалось. Я превратился в маслянистую, текучую массу, изрядно смахивающую на помои. Масса плавала в супе, со всех сторон защищаемая от серебра слоем жидкости. Нет, нельзя сказать, что мне было хорошо, однако же моя сущность распадалась значительно медленнее, чем рассчитывал Факварл.

Моё сознание вспыхивало и угасало снова. То мне казалось, будто я далеко‑ далеко, в Египте, и в последний раз беседую с Птолемеем… но тут же я обнаруживал, что мимо меня проплывают кусочки трески и палтуса. Временами в памяти всплывали слова Факварла: «Сегодня мы отомстим за всё!» Кажется, кому‑ то они сулили недоброе. Ну и ладно. Я устал. С меня довольно. Я был только рад, что нахожусь в тихом месте и могу наконец спокойно умереть в одиночестве.

И тут вдруг суп исчез, как и леденящее прикосновение серебра. Я освободился из супницы.

Да, это, несомненно, плюс. Минус же в том, что я был уже не один.

Для начала, присутствовал мой хозяин – чего и следовало ожидать. Его бы я ещё как‑ нибудь пережил. Но стоило мне оглядеться, и как вы думаете, кого я первого увидел? Ну, представьте себе, что ваш главный враг заточил вас в месте, где вам грозила верная смерть, а вы героически выжили, вопреки всем его козням, – так вот, когда вы наконец вырветесь на волю, меньше всего вам захочется увидеть этого самого главного врага, взирающего на вас с раздражением и отвращением[86]. И мало того – вы при этом слабы, смахиваете на медузу и воняете рыбной похлёбкой! В таких обстоятельствах продолжать испытывать торжество довольно сложно.

Но и это ещё не все. Помимо Мэндрейка и Факварла в том зале были и другие, и я прибыл как раз вовремя, чтобы увидеть их в истинном свете.

Здесь были открыты целых пять врат в Иное Место, и моя сущность затрепетала от бурной деятельности вокруг. В пяти пентаклях стояли люди. На первом плане казалось, что они стоят одни. На втором и на третьем рядом с ними находились клубящиеся тени непонятных пропорций; на более высоких же планах эти тени оказывались жуткими шевелящимися клубками, в которых неприятно соседствовали друг с другом многочисленные щупальца, конечности, глаза, шипы и зубцы. И каждый из этих клубков у меня на глазах сжимался и втискивался в поджидающего его человека. Скоро даже самые неуклюжие ноги или щупальца скрылись из виду.

В течение первых нескольких секунд люди, похоже, контролировали ситуацию. Они заморгали, зашевелились, принялись почёсывать в затылке, а мой старый приятель Дженкинс бережно надел на нос очки. Всё вроде бы было совершенно нормально, разве что их ауры светились необычайной мощью. Ну, меня‑ то это, разумеется, не обмануло. Я уже видел Факварла и то, как он обошёлся с Хопкинсом, и полагал, что люди недолго останутся главными в этом тандеме.

И точно, так оно и вышло.

Планы у меня за спиной завибрировали. Я повернулся, как амёба на поворотном кругу, и увидел ещё одного человека, кругленького коротышку в рубашке со множеством оборок. И вот тут‑ то мне действительно стало не по себе: его аура была колоссальной, она сияла, как солнце из‑ за туч, переливалась неземными цветами и зловещей энергией. Тут уж не приходилось сомневаться, что в него уже кто‑ то вселился.

Человек заговорил; я не слушал. Его аура внезапно мигнула, всего один раз, точно кто‑ то отворил дверцу пылающей внутри его топки. И кругленький коротышка лишился рассудка.

Как бы Факварл ни пытался доказать противоположное, идея о том, чтобы вселиться в человека, весьма оскорбительна. Во‑ первых, никогда не знаешь, в кого ты вселяешься. Во‑ вторых, смешать свою сущность с жуткой, косной земной плотью – совершенно немыслимо с эстетической точки зрения. И остаётся ещё мелкая проблема контроля, умения управлять человеческим телом. Факварл‑ то успел попрактиковаться со своим Хопкинсом. А новоприбывшие были в этом деле новичками.

Шестеро волшебников – кругленький коротышка и прочие, что стояли в кругах, все как один хохотали, дёргались, тряслись, спотыкались, дрыгали руками в разные стороны и падали.

Я взглянул на Факварла.

– Ой, боюсь‑ боюсь! Начало страшной мести джиннов!

Он насупился, наклонился, чтобы помочь своему предводителю, но тут его отвлекло какое‑ то шевеление у дверей. Это был ещё один старый знакомый: наёмник. Обычно на его лице отражались все слабости и душевные тонкости гранитной глыбы, но сейчас оно вытянулось от ужаса и глаза у него вылезли на лоб. Наверно, его расстроил вид волшебников, лежащих на спине, как перевёрнутые жучки, беспомощно стуча лапками. А может, он огорчился тем, что теперь ему вряд ли заплатят. Как бы то ни было, наёмник решил уйти. Он направился к двери…

Факварл взмыл в воздух и приземлился рядом с наёмником. Стоило ему шевельнуть своей тощей рукой – наёмника отшвырнуло через весь зал и он тяжело грянулся об одну из статуй. Он с трудом поднялся на ноги и выхватил кинжал. Факварл очутился рядом с ним в мгновение ока. Последовал ряд невидимых глазу движений, донёсся звук многочисленных ударов. На слух это напоминало драку на кастрюльной фабрике. Кривой кинжал с лязгом пролетел по полу. Наёмник рухнул на каменный пол, судорожно хватая воздух ртом. Факварл выпрямился, поправил галстук мистера Хопкинса и ровным шагом вернулся в центр зала.

Я наблюдал за схваткой с невольным одобрением.

– Неплохо! Я уже много лет пытался это сделать.

Факварл пожал плечами.

– Тут вся штука в том, чтобы избегать магии, Бартимеус. У этого человека колоссальная сопротивляемость. Он как будто подпитывается нашей энергией. Ну и ещё полезно пребывать в теле смертного. Кстати, не думай, что тебе самому удастся сбежать. Я сейчас и с тобой разберусь.

Он затрусил следом за телом кругленького коротышки – оно в это время каталось по полу, издавая странные лающие вопли.

Назовите это тщеславием, но мне несколько надоело оставаться лужей киселя. Ценой немыслимого усилия мне удалось собрать себя в пирамиду слизи. Стало ли лучше? Нет. Но я слишком обессилел, чтобы соорудить что‑ нибудь посложнее. Слизь огляделась в поисках Мэндрейка. Если для меня всё плохо, значит, и у него перспективы не самые лучезарные.

Я крайне изумился, увидев, что он с Китти Джонс стоит у стола[87].

Это действительно застало меня врасплох. Китти Джонс в уравнение никак не вписывалась. И более того: Мэндрейк был занят тем, что пытался развязать верёвки, стягивающие ей руки! Странно, странно… Пожалуй, даже более удивительно, чем тандем Факварл – Хопкинс. Оба – Мэндрейк и девушка – были не в лучшей форме, однако при этом что‑ то бурно обсуждали, поглядывая на дверь. Неудача наёмника не осталась незамеченной – поспешных действий они совершать не собирались.

Я медленно – а что вы хотели от слизи? – пополз в их сторону. Вот только далеко я не уполз: весь пол содрогнулся, каменные плиты потрескались, статуи качнулись и ударились о стены. Словно произошло землетрясение или птица Рок села на крышу. На самом деле причиной происшествия был кругленький коротышка, по‑ прежнему лежавший на полу. Ему удалось перевернуться на бок, и теперь он пытался встать с помощью одних только ног, в результате чего медленно вращался по часовой стрелке. То, что находилось внутри него, видимо, огорчилось: он капризно шлёпал ладонью по полу, и с каждым ударом зал содрогался.

Факварл подбежал к коротышке и стал помогать ему подняться на ноги.

– Упритесь ногами в пол, владыка Ноуда. Вот так! Теперь позвольте мне вас подхватить. Та‑ ак… Стойте ровно. Теперь выпрямляйтесь. Прекрасно! Вот мы и приняли вертикальное положение!

Ноуда… Пирамида слизи задумчиво склонила верхушку. Не ослышалась ли она? Не может быть. Даже глупейший из волшебников не мог быть настолько тщеславен и безрассуден, да попросту настолько невежествен, чтобы пригласить в своё тело такое существо, как Ноуда. Уж его‑ то послужной список известен всем! [88]

И тем не менее кто‑ то до этого додумался. Факварл вёл дрыгающееся тело, точно калеку, подбадривая и утешая его:

– Ещё чуть‑ чуть, владыка Ноуда. Вас ждёт кресло. Попытайтесь двигать ногами, а не руками. Вот так – у вас прекрасно получается!

Из раззявленного человеческого рта послышался громовой голос:

– Кто это говорит?

– Это я, Факварл.

– А, Факварл! – воскликнул громовой голос – Ты не солгал. Всё именно так, как ты и говорил! Какую радость я испытываю! Ни малейшей боли! Ни малейшего принуждения! Я чую мир людей и сочные тела, ждущие своего часа! Только вот координация меня подводит. Об этом ты меня не предупреждал!

– Не всё сразу, не всё сразу, – проворковал Факварл. – Скоро адаптируетесь.

– Так много странных мышц – я никак не могу понять, к чему они! Суставы туда гнутся, а сюда не гнутся, связки тянутся во все стороны! А это тупое струение крови! Как странно сознавать, что эта кровь – моя собственная. Мне хочется разодрать эту плоть и выпить её!

– Я бы посоветовал сдержать этот порыв, сэр, – твёрдо ответил Факварл. – Подобное было бы неблагоразумно. Не тревожьтесь, вскоре вам достанется немало свежей плоти. Вот, присядьте на этот трон. Отдохните немного.

Он отступил назад. Низенькое, кругленькое тело Мейкписа плюхнулось в золотое кресло. Голова свесилась набок, конечности всё ещё подёргивались. Китти с Мэндрейком, стоявшие у другого конца стола, отшатнулись.

– Где же мои войска, дорогой Факварл? – осведомился громовой голос. – Где обещанная тобой армия?

Факварл откашлялся.

– Здесь, сэр, в этом зале. Они, как и вы, просто ещё… не успели привыкнуть к своему новому положению.

Он оглянулся через плечо. Из пяти волшебников трое по‑ прежнему валялись на полу, один сел и бессмысленно улыбался, пятый же ухитрился встать и теперь беспорядочно бродил по залу, вращая руками, как ветряная мельница, и спотыкаясь о ковры.

– Смотрится неплохо, – заметил я. – В один прекрасный день они, возможно, даже сумеют завоевать этот зал.

Факварл развернулся и уставился на меня.

– Ах да! Про тебя‑ то я и забыл!

Глаза в бессильно поникшей круглой голове слепо задвигались.

– С кем ты разговариваешь, Факварл?

– С одним джинном. Не обращайте внимания. Он недолго пробудет среди нас.

– С каким это джинном? Он поддерживает наш план?

– Это Бартимеус, большой скептик.

Одна рука поднялась, сделала судорожное движение – видимо, Ноуда хотел поманить меня к себе. Громовой голос повелел:

– Приблизься, джинн.

Пирамида слизи поколебалась, но деваться было некуда. У меня не было сил ни сопротивляться, ни бежать. Со всем проворством раненой улитки я пополз к золотому трону, оставляя за собой мерзкий след. Доползя, я поклонился, как мог.

– Встретиться со столь славным и могущественным духом – большая честь для меня, – сказал я. – Я всего лишь пушинка на ветру, однако же моя сила – к вашим услугам[89].

Поникшая голова дёрнулась, глаза вывернулись и уставились на меня.

– Великие или малые, все мы дети Иного Места. Да укрепится твоя сущность!

Факварл выступил вперёд.

– Владыка, я не стал бы заходить настолько далеко, – сказал он. – Бартимеус неверен, как лунный луч, и неуловим, как жеребёнок. И весьма остёр на язык к тому же. Я как раз собирался…

Могучий дух помахал пухлой ручкой – видимо, он пытался изобразить снисходительный жест, но не рассчитал: ручка бешено дёрнулась и развалила стол пополам.

– Добрее надо быть! За века, проведённые в рабстве, у всех у нас слегка испортился характер.

– Не знаю, – протянул Факварл. – Он всё‑ таки уж очень сильно испорчен.

– И тем не менее. Никаких раздоров между своими.

Пирамида из слизи энергично закивала.

– Золотые ваши слова! Слыхал, Факварл? Внемли и учись!

– Тем более, – продолжал громовой голос, – когда джинн столь жалок, как этот. Только взгляни на него! Его сущность может рассеяться от плевка младенца. С тобой плохо обращались, Бартимеус. Но мы вместе отыщем твоего угнетателя и пожрём его плоть!

Я покосился на своего хозяина – тот медленно, но верно отступал к двери, ведя за собой Китти[90].

– Вы весьма великодушны, владыка Ноуда!

Факварл слегка надулся.

– Беда в том, – сказал он, – что Бартимеус не одобряет нашего замысла. Он уже сказал, что моё пребывание в этом сосуде, – он ткнул себя в грудь Хопкинса и выдержал театральную паузу, – представляется ему «гадостью».

– Да ты посмотри на себя! – бросил я. – Ты заточён в жутком…

Тут я осёкся, вспомнив грозную ауру Ноуды.

– Откровенно говоря, владыка Ноуда, я просто не знаю, в чём именно состоит ваш замысел. Факварл мне так и не объяснил.

– Это легко исправить, маленький джинн! – Ноуда, похоже, обнаружил, что его челюстные мышцы каким‑ то образом связаны с процессом говорения. Теперь, когда он говорил, его рот беспорядочно открывался и закрывался, иногда распахивался во всю ширь, иногда нет, во всяком случае, с произносимыми словами это никак связано не было. – На протяжении веков мы страдали от рук людей. Теперь наступил наш черёд доставлять им страдания. Благодаря Факварлу и глупому магу, в чьём теле я теперь нахожусь, нам представился шанс отомстить. Мы вошли в мир на наших собственных условиях, и теперь сами можем решать, что нам с ним делать.

Его зубы дважды клацнули, как у голодного пса. Это движение явно не было непроизвольным.

– Однако, при всём моём уважении, – решился заметить я, – вас тут всего семеро, и…

– Самое трудное уже позади, Бартимеус – Факварл одёрнул свой пиджак. – И сделал это я. У меня ушли годы на то, чтобы заманить Мейкписа навстречу его судьбе. Амбиции у него всегда были немереные, но только после появления Гонория, вселившегося в кости Глэдстоуна, я сообразил, как лучше всего можно использовать его спесь. Главной слабостью Мейкписа было его тщеславное стремление к новизне, к безоглядному творчеству. После появления Гонория они с Хопкинсом прониклись идеей вселения духов в живое тело. Я, со своей стороны, мало‑ помалу подталкивал их к тому, чтобы воплотить это в жизнь. Со временем Хопкинс вызвался поставить эксперимент на себе, и призвал он меня. После этого всё было просто. Я уничтожил разум Хопкинса, но от Мейкписа это скрыл. И вот сегодня он тоже пожертвовал собой и несколькими своими приятелями.

– И теперь нас семеро, – сказал Ноуда, – но вскоре может стать ещё больше. Всё, что нам нужно, – это новые люди‑ сосуды.

– Ну, этих у нас полно, спасибо Мейкпису, – добавил Факварл.

– То есть? – удивился могучий дух.

– Всё правительство лежит в соседнем зале, с заткнутыми ртами, связанными руками, готовое к употреблению. Вы пожрали память волшебника, владыка Ноуда, потому и не помните.

Ноуда разразился диким хохотом, от которого упал один из соседних стульев.

– Да, конечно, какой смысл делить эти мозги с… Так значит, всё прекрасно! Наши сущности защищены! Мы не связаны никакими заклятиями! Вскоре мы будем сотнями бродить по миру и жрать, жрать, жрать его обитателей!

Вообще‑ то я с самого начала предполагал, что они явились сюда не для того, чтобы поглазеть на достопримечательности. Я бросил взгляд на Мэндрейка с Китти – они были почти у дверей.

– Есть вопрос, – сказал я. – А когда вы всех пожрёте, как вы вернётесь обратно?

– Обратно? – переспросил Ноуда.

– Что значит «обратно»? – эхом откликнулся Факварл.

– Ну… – Пирамида из слизи попыталась пожать плечами – вышло неубедительно. – Обратно в Иное Место. Когда вам тут надоест.

– Это в наши планы не входит, маленький джинн. – Голова Ноуды внезапно резко повернулась в мою сторону. – Мир велик. Он разнообразен. И теперь он наш.

– Но…

– Наша ненависть копилась столь долго, что исцелить её не сможет даже Иное Место. Подумай о том, что пришлось испытать тебе самому. Ты должен чувствовать то же, что и мы.

Внезапно раздался крик. Ноуда беспорядочно дёрнулся в своём кресле, спинка кресла треснула посередине.

– Что это за шум?

Факварл ухмыльнулся.

– А это, по всей видимости, хозяин Бартимеуса.

Вопли, визги… Ну да, конечно, Мэндрейк, с его фирменной неуклюжестью, до дверей не добрался. Их с Китти задержало тело Дженкинса, к тому времени уже приноровившееся двигаться более или менее целенаправленно. Очевидно, дух, сидевший внутри него, был толковый малый.

В голосе Ноуды послышался интерес.

– Приведите их сюда.

Времени на это ушло немало: ноги у Дженкинса все ещё не сгибались в коленях. Но в конце концов двое растрёпанных людей оказались перед золотым креслом. Руки Дженкинса держали их за шкирку. И Мэндрейк, и Китти выглядели измождёнными и приунывшими. Плечи у них поникли, одежда порвалась; пальто у Китти сбоку было прожжено насквозь. Пирамида слизи незаметно вздохнула.

Ноуда попытался изобразить на пробу жуткую, недоделанную улыбку. Он принялся нетерпеливо ёрзать и извиваться на своём троне.

– Мясо! Я чую мясо! Ах, какой превосходный аромат!

В глазах Мэндрейка вспыхнул вызов.

– Бартимеус! – прохрипел он. – Я всё ещё твой хозяин! Я приказываю тебе помочь нам.

Факварл с Ноудой расхохотались от души, услышав это. Я – нет.

– Это всё осталось в прошлом, – сказал я. – Сейчас тебе лучше помалкивать.

– Я повелеваю тебе…

Тут изо рта Дженкинса послышался низкий женский голос.

– Бартимеус, это ты?

Слизь дрогнула.

– Наэрьян! Мы с тобой не виделись со времён Константинополя!

– Внимай мне! Я повелеваю… – не унимался Мэндрейк.

– А отчего ты такой слизистый, Бартимеус? Ты выглядишь совершенно больным.

– Ну да, бывало и получше. Но ты на себя‑ то взгляни! Рыжие волосёнки, очочки, всего две ноги… По‑ моему, для тебя это унизительно, ты не находишь? [91]

– Я… я повелеваю… – Мэндрейк уронил голову и умолк.

– Оно того стоит, Бартимеус! – сказала Наэрьян. – Ты просто не представляешь, что это такое. Тело, конечно, однообразно, но какую свободу оно даёт! А ты к нам не присоединишься?

– Да‑ да! – поддержал её громовой голос Ноуды. – Присоединяйся к нам. Мы тебе подберём подходящего волшебника. И заставим его призвать тебя в себя.

Слизь вытянулась во весь рост – ну, насколько могла.

– Благодарю. Ваше предложение весьма любезно и великодушно. Однако, боюсь, мне придётся его отклонить. С меня довольно этого мира и всего, что в нём есть. Моя сущность истерзана. Единственное моё желание – это как можно скорее возвратиться к покою Иного Места.

Ноуда, похоже, был несколько разочарован.

– Что за странный выбор!

– Я же вам говорил, – тут же вставил Факварл, – Бартимеус неверен и увёртлив! Его надо уничтожить Спазмом!

Глотка Мейкписа исторгла грозный рык, воздух задрожал от волны жара. Одежда на теле Факварла вспыхнула и задымилась. Ноуда втянул жар обратно. Пламя потухло. Глаза Мейкписа засверкали[92].

– Берегись, Факварл! – прогудел громовой голос. – Твои добрые советы становятся навязчивыми. Этот джинн может уйти, если пожелает.

Слизь отвесила поклон.

– Я буду вечно признателен вам, владыка Ноуда. Если вы снизойдёте до того, чтобы меня выслушать, у меня есть ещё одна, последняя просьба.

– В этот знаменательный день, день начала моего царствования на земле, – сказал Ноуда, – я не откажу в просьбе ни одному, даже найслабейшему из моих собратий‑ духов. А слабейший из них, несомненно, ты. Я выполню твою просьбу, если то в моих силах. Говори же.

Слизь склонилась ещё ниже.

– Владыка Ноуда, пощадите жизнь этих двух людей. Мир, как вы справедливо заметили, велик. В нём найдётся немало других, кого можно пожрать. А этих – пощадите.

Эта просьба произвела немалое впечатление. Факварл с отвращением фыркнул, Наэрьян изумлённо присвистнула. Что до Ноуды, он клацнул зубами с такой силой, что от его трона отлетело несколько ангелочков. Глаза его полыхнули огнём, пальцы смяли крышку стола, точно масло. Не могу сказать, что он был в восторге.

– Я дал слово, джинн, и нарушить его не могу, – произнёс громовой голос. – Но как же это не вовремя! Мне нужно чем‑ то подкрепиться. Я рассчитывал на этих двоих, особенно на девчонку. Парень выглядит кислым и жилистым – боюсь, его плоть была бы на вкус не лучше свечного воска, – но девчонка, несомненно, съедобна. А ты хочешь, чтобы я их пощадил! Да, похоже, Факварл прав. Ты действительно извращенец!

Уж кто бы говорил! Я, что ли, добровольно обрёк себя на заточение в мире людей? Однако спорить я не стал. Только склонился ещё ниже.

– Тьфу! – Ноуда мало‑ помалу осваивался в своём новом обиталище. Тело Мейкписа внезапно обрело какое‑ то подобие координации и приподнялось с кресла. – Связаться с человеком! Да ты урод! Предатель! Так бы тебя и уничтожил! Но нет, не могу я нарушить своего обещания. Ступай отсюда! Прочь с глаз моих!

Я не стал проявлять своего гнева.

– Между нами действительно существует связь, – негромко произнёс я, – но пока что она имеет границы. Поэтому я удаляюсь.

Пирамида слизи развернулась к Мэндрейку, который слушал этот разговор, белый как стенка.

– Отпусти меня.

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы как‑ то среагировать, да и то не раньше, чем Китти резко ткнула его в бок. Произнося заклинание, он трижды запнулся, и ему пришлось начинать сначала. Говорил он еле слышным шёпотом и в мою сторону так ни разу и не взглянул. Китти же, напротив, всё то время, пока я вытягивался, мерцал, таял и исчезал, не сводила с меня глаз.

Последнее, что я видел, – это как они стояли, прижавшись друг к другу, две ссутулившиеся, хрупкие фигурки, одни среди джиннов. Что я чувствовал? Да ничего. Что я мог – я сделал. Ноуда связан своим словом, их жизни он пощадит. А дальше уж не моё дело, что с ними будет. Я убрался прочь – и как нельзя более вовремя. Мне ещё повезло, что вообще жив остался.

Да‑ да, я сделал всё, что мог! И незачем мне было больше об этом думать. Я был свободен.

Свободен.

Ну послушайте, я даже в лучшие времена был незаметной песчинкой рядом с этим Ноудой. Что ещё я мог сделать?

Китти

Те минуты, что наступили сразу после исчезновения Бартимеуса, показались Китти самыми жуткими. Последняя искорка надежды исчезла, а внимание врагов тотчас переключилось на них. Голова Хопкинса повернулась в их сторону, стеклянные глаза Мейкписа, восседавшего в золотом кресле, устремились на Китти. Она чувствовала яростные взгляды демонов, холодные, враждебные разумы, скрывающиеся за восковыми лицами. Она поняла, как должен себя чувствовать кусок мяса на мясницкой колоде.

Главный демон, похоже, мало‑ помалу овладевал своим человеческим телом: он почти перестал трястись и подёргиваться, и теперь спокойно сидел в кресле. Тела остальных заговорщиков в разных концах зала тоже понемногу осваивались, вставали на ноги и бродили по залу, спотыкаясь и пошатываясь. Они размахивали руками, подпрыгивали, приседали, кружились на месте. Рты у них были раскрыты. В зале слышались фразы на множестве языков, торжествующий смех и звериные вопли. Китти содрогнулась: это было издевательство одновременно над всем, что есть в человеке, и в то же время над тем достоинством, которое она до сих пор видела в демонах, даже самых гротескных.

У неё за спиной заговорил демон, вселившийся в тело Дженкинса. Слов Китти не понимала. Хопкинс кивнул, ответил, обернулся к главному демону, сидевшему в кресле. Последовал длинный разговор. Китти с Мэндрейком стояли неподвижно и ждали.

Потом тело Хопкинса пришло в движение – так внезапно, что Китти подпрыгнула от испуга. Оно обернулось к ним и поманило их за собой. Еле передвигая ноги, они побрели за ним через зал, мимо резвящихся демонов, мимо бородатого человека, съёжившегося в углу, и вышли в коридор. Они свернули налево, миновали множество поворотов, прошли мимо широкой каменной лестницы, ведущей под землю, и очутились в новом коридоре со множеством дверей. За первой дверью, которую они прошли, Китти послышались стоны. Демон вёл их всё дальше; в конце концов он остановился, распахнул какую‑ то дверь и жестом велел пленникам войти. За дверью была пустая комната без окон, освещённая единственной электрической лампочкой.

– Из‑ за того, что владыка Ноуда принёс нерушимую клятву, мы вынуждены быть милосердными, – грубым голосом произнёс демон. – Ты, – он указал на Китти, – не волшебница, так что ты станешь обычной служанкой. Тебе же, – это Мэндрейку, – уготована большая честь. Ты ещё до рассвета станешь домом для одного из нас. Не делай такое мрачное лицо. Подумай обо всех тех духах, которых ты обращал в рабство! Твоя судьба образует приятную симметрию с их судьбой. А пока что вы останетесь здесь. Незачем вам видеть нас в нашем нынешнем состоянии.

Дверь захлопнулась, в замке повернулся ключ. Шаги удалились.

Китти чувствовала, что дрожит от еле сдерживаемого ужаса. Девушка закусила губу, стараясь не дать панике вырваться на волю. Это сейчас ни к чему – у них мало времени. Она взглянула на Мэндрейка – и, к своему изумлению, увидела в уголках его глаз слезы. Быть может, он, как и она, почти на пределе своих сил. Он тихо сказал, как бы говоря сам с собой:

– Демоны ворвались в мир… без каких‑ либо уз… Это катастрофа.

Ну нет. На это тоже нет времени.

– Катастрофа? – переспросила Китти. – Странно, а вот с моей точки зрения дела идут на лад.

– Как вы можете…

– Демоны планируют использовать меня в качестве рабыни. Не фонтан, конечно. Однако ещё полчаса тому назад ваш дружок, толстый волшебник, собирался меня убить. По‑ моему, это куда хуже.

Джон Мэндрейк надул щеки и выдохнул.

– Мейкпис мне не дружок! Это сумасшедший, безрассудный, напыщенный псих. И я бы на вашем месте особо не радовался, – уныло продолжал он. – Может, Ноуда и обещал вас не убивать, но это не значит, что этого не сделает кто‑ то другой. Я и то удивляюсь, как они до сих пор об этом не задумались. За такие лазейки демоны обычно хватаются мгновенно. Нет уж, вас скоро сожрут, можете мне поверить.

Китти охватила ледяная ярость. Девушка шагнула к Мэндрейку и отвесила ему крепкую оплеуху. Волшебник отшатнулся, схватился за щеку.

– За что?!

– Ах, за что?! – вскричала Китти. – Да за всё! За то, что похитил меня, за то, что втравил меня в эту историю! За то, что ты член этого идиотского правительства! За войну! За то, что ты волшебник! За то, что ты порабощал демонов и навёл их на мысль захватить наш мир! За то, что ты полный, круглый, непроходимый идиот!

Она перевела дух.

– И за то, что ты только что сказал! За то, что ты сдался без борьбы! Тем более теперь. Лично я умирать не собираюсь!

Девушка умолкла, но продолжала смотреть на Мэндрейка в упор. Он смешался, провёл рукой по взъерошенным волосам, спрятал глаза, снова посмотрел на неё. Китти взгляда не отводила.

– Ну ладно, – сказал он. – Извини. Извини за то, что я тебе сделал – и раньше, и сейчас. Надо мне было оставить тебя в покое. Я сожалею, что втравил тебя в это. Но какой смысл теперь‑ то говорить об этом? Всё бессмысленно. Демоны вырвались на свободу, и теперь мы не в силах их остановить, так что здесь ты или у себя в пабе, в конечном счёте, не имеет значения.

Китти мотнула головой.

– Ошибаешься! Твои извинения не бессмысленны, а если ты этого не понимаешь, значит, ты дурак. Я тебе благодарна за то, что ты не разрешил Мейкпису меня убить. А теперь прекрати вести себя как тряпка и попытайся придумать, что можно сделать.

Мэндрейк уставился на неё.

– Погоди‑ ка – я правильно понял, что в этой груде обвинений прозвучало что‑ то вроде «спасибо»?

Китти поджала губы.

– Даже если и так, это было очень маленькое «спасибо». А теперь – ты волшебник. Но под рукой у тебя никаких рабов нет, так? Ни единого завалящего беса?

– Нет. Все мои рабы погибли. Кроме Бартимеуса. А Бартимеус нас бросил.

– Он нам жизнь спас!

Мэндрейк вздохнул.

– Ну да. – Он пристально посмотрел на Китти. – И не думаю, что он сделал это ради меня. Но почему… – И тут его глаза внезапно расширились. – Погоди‑ ка! У меня есть вот что! – Он порылся в кармане пиджака и выудил металлический диск. – Ты его, возможно, помнишь.

Сердце у Китти подпрыгнуло от радости, но тут же вновь налилось свинцовой тяжестью.

– А‑ а. Твоё гадательное зеркало…

– Точно. Бес внутри него может наблюдать и общаться с третьими лицами, но не действовать. Он не может освободить ни нас, ни других волшебников… – Мэндрейк осёкся и крепко задумался.

– Это тоже может оказаться полезным… – Китти не скрывала своих сомнений. – При условии, что ты можешь положиться на то, что он скажет. Он ведь раб. Почему он должен говорить правду после того, как с ним так плохо обращались?

– Вообще‑ то по сравнению с большинством волшебников я хозяин добрый и чуткий. Я никогда… – Мэндрейк раздражённо хмыкнул. – Ладно, это просто смешно. Эта грызня нам ничего не даст. Лучше посмотрим, чем занимаются демоны.

Он поднял диск и провёл рукой над его поверхностью. Китти придвинулась ближе – ей, несмотря ни на что, стало интересно. Отполированная медная поверхность как будто пошла рябью, и в ней проступило что‑ то круглое, далёкое и размытое, как будто всплывающее из‑ под воды. Оно росло, приближалось и наконец превратилось в славную младенческую мордашку, искажённую гримасой неподдельной горести.

– Довольно, хозяин! – прохныкал младенец. – Умоляю тебя! Не карай меня больше жестокими Иглами и Адскими Углями! Я сделаю всё, что в моих силах, клянусь тебе! Да, конечно, я вынужден мириться с твоими жестокими наказаниями, твоими суровыми карами! Увы мне, увы, у меня нет выбора!.. – И он жалостно всхлипнул напоследок.

Мэндрейк украдкой бросил взгляд на Китти.

– Ага, – мрачно сказала девушка. – Значит, добрый и чуткий хозяин?

– Да нет! Он вечно преувеличивает! Это великий притворщик!

– Бедный, невинный малыш…

– Не заблуждайся! Это подлая, хитрая… А, да что толку! Бес! В зале поблизости отсюда ты найдёшь несколько могущественных существ, обрядившихся в людские тела. Чем они занимаются? Посмотри, но надолго там не задерживайся, а не то они тебя сцапают и зажарят живьём. Дальше, опять же в этом здании, отыщи волшебников из правительства. Живы они или мертвы? В каком они состоянии? Нельзя ли нам с ними связаться? И наконец, посмотри, что происходит на улицах Уайтхолла. Не видно ли где‑ нибудь правительственных войск? Это всё. Убирайся.

Раздался жалобный вопль, и диск опустел. Китти недовольно покачала головой.

– И как ты можешь считать себя порядочным человеком, когда держишь в плену живое существо? Это же чистое лицемерие!

Мэндрейк насупился.

– Не надо об этом, а? Ты хотела, чтобы я что‑ нибудь предпринял. Вот я и предпринимаю.

В нём снова пробудилась энергия. Он стал расхаживать по комнате взад‑ вперёд.

– Эти демоны чрезвычайно могущественны, особенно Ноуда… Это, наверное, марид, а то и кто‑ то более опасный. Как только он научится управлять своим телом, его мощь будет ужасна. Как же нам с ним справиться? Если бы удалось освободить правительство, мы могли бы вызвать достаточно джиннов, чтобы его уничтожить. Но правительство в плену. Что же нам остаётся?

Он взглянул на гадательное зеркало – оно оставалось пустым.

– Есть один вариант, – продолжал он, – однако шансы очень невелики.

– Какой вариант?

– В этом здании находится посох Глэдстоуна. Он, пожалуй, равен по силе самому Ноуде. Вот только он защищён могущественными заклятиями. Надо найти способ до него добраться.

– И ещё сбежать от Ноуды для начала, – заметила Китти.

– И остаётся ещё маленький вопрос: хватит ли у меня сил им воспользоваться?

– Вот‑ вот. В прошлый раз не хватило.

– Ну да, да! Знаю. Но сейчас я сильнее, чем был тогда. Однако я устал. – Он снова взял в руки диск. – Ну где же его носит, этого беса?

– Возможно, он сдох в канаве от дурного обращения… Мэндрейк, – спросила Китти, – знаешь ли ты волшебника Птолемеуса?

Он нахмурился.

– Знаю, конечно. Но ты‑ то откуда?..

– А его «Апокрифы»? Ты о них слышал?

– Да‑ да, разумеется. Они стоят у меня на полке. Но…

– Что такое Врата Птолемея?

Мэндрейк тупо уставился на неё.

– Врата Птолемея? Китти, это вопрос, который может интересовать учёных и волшебников, но никак не простолюдинов. А почему ты спрашиваешь?

– Очень просто, – сказала Китти. – Потому что я не умею читать по‑ гречески.

Она сунула руку в карман своего прожжённого пальто и вытащила книжку мистера Баттона.

– Если бы я могла, я бы сама выяснила. Но ты, со всеми твоими привилегиями, я так понимаю, умеешь и можешь. Так что такое эти Врата? Как попасть в Иное Место? И прекрати задавать мне вопросы – у нас мало времени!

Мэндрейк взял маленький, тоненький томик, слегка опалённый там, куда ударило Инферно. Передав Китти тусклый бронзовый диск, он осторожно раскрыл книгу и медленно, наугад принялся листать страницы, проглядывая столбцы текста. Он пожал плечами.

– Здесь всё надуманно… Местами его рассуждения грешат просто сногсшибательным идеализмом, а то и вообще не имеют ничего общего с действительностью. Некоторые из его утверждений… Короче, Врата Птолемея – это вымышленный способ использовать обычную процедуру вызывания демонов с противоположной целью, благодаря которому волшебник или какая‑ то его часть, дух или разум, может на время проникнуть в то отдалённое пространство, где обитают демоны; его автор – считается, что это Птолемеус Александрийский, – утверждает, будто проделал это сам, хотя остаётся неясным, зачем ему понадобилось подвергать себя подобному испытанию. Ну что, с тебя довольно? Извини, это был вопрос.

– Нет. Не довольно. Как именно он это сделал? Там приводится точное описание техники?

Мэндрейк раздражённо хлопнул себя по лбу.

– Китти! Ты что, с ума сошла? У нас есть дела поважнее…

– Давай, говори!

Девушка подалась в его сторону, стиснув кулаки.

Мэндрейк отшатнулся. И тут гадательное зеркало в руках Китти загудело и завибрировало. В нём снова появилось младенческое личико. Оно выглядело испуганным и запыхавшимся. Несколько секунд оно ничего не говорило, только хрипело и отчаянно отдувалось. Китти жалостливо покачала головой.

– Твой раб вернулся. Он еле жив, бедный малыш.

Младенец громко рыгнул и хриплым шёпотом осведомился:

– Это что ещё за деваха?

Мэндрейк с преувеличенной галантностью вынул диск у неё из рук.

– Давай рассказывай, что ты видел.

– Да уж, босс, зрелище не радует! – И младенец возбуждённо сунул палец в нос – Я так понимаю, это было последнее моё поручение на службе у вас, да? Учитывая тот факт, что вы заперты в темнице и окружены рыкающими демонами, вовсю лелеющими планы мести, о которой они мечтали тысячи лет? Так, просто интересно…

Китти нетерпеливо скрипнула зубами. Мэндрейк бросил взгляд в её сторону.

– Ну что, как ты думаешь? Адские Угли?

– Да что угодно!

Младенец испуганно ойкнул и поспешно затараторил:

– Я выполнил ваше поручение слово в слово, вам не на что гневаться! Значит, сперва могучие духи. Да, они действительно могущественны – все семь планов искажаются в их присутствии. Их семеро – все облачены в подлинные человеческие тела, скрывая свой истинный облик. В центре восседает Ноуда. Он отдаёт один приказ за другим. А прочие снуют взад‑ вперёд, выполняя его повеления. В соседних залах, точно кегли, валяются тела бюрократов из Уайтхолла. Из бокового помещения…

Мэндрейк прервал его торопливые излияния.

– Подожди. Как демоны двигаются? Удобно ли им в этих телах?

– По большей части нет. Они двигаются так, будто у них переломаны конечности. И тем не менее они поют от счастья, потому что они свободны. Эх, вот бы и мне к ним присоединиться! – вздохнул младенец. – Я бы разложил ваши кости на металлической тарелке и сделал себе ударный инструмент! Дальше‑ то рассказывать?

– Рассказывай, что видел. Пустые угрозы можешь пропускать.

– Из бокового помещения тянется непрерывный поток замызганных людей. Руки у них связаны, рты заткнуты тряпками и запечатаны воском. Могучие духи гонят их, словно коз к пропасти. Одного за другим их выводят в центр зала, им освобождают рты, и они предстают перед троном владыки Ноуды. Он предоставляет им выбор…

– Эти люди, – перебил Мэндрейк, – Опиши их.

Младенец фыркнул.

– Это сложно… Вот вы можете описать по отдельности стадо кроликов?

Он призадумался.

– У некоторых не было подбородков, у некоторых подбородков было по нескольку штук.

Китти с Мэндрейком переглянулись.

– Это члены правительства.

– Так вот, Ноуда заставляет каждого из них выбирать. Они могут, произнеся определённое заклинание, призвать в себя духа. У трона Ноуды стоит джинн Факварл, он держит в руках тяжёлый том и говорит каждому, кого именно он должен вызвать. Если они соглашаются, всё идёт своим чередом. Кто откажется, того уничтожат.

Мэндрейк прикусил губу.

– И что, многие соглашаются?

– Ну, пока что никто из политиков не отказался. Они предпочитают самые гнусные унижения более достойному выходу.

Китти пнула стенку.

– Ноуда времени не тратит! Он создаёт себе войско.

– И заодно избавляется от единственных людей, способных ему противостоять, – сказал Мэндрейк. – Бес, как обстоят дела в других местах?

Малыш пожал плечами.

– Это зависит от точки зрения. Как по мне, всё просто замечательно. В этом здании живых людей почти не осталось. Снаружи, в центре Лондона, собираются большие толпы простолюдинов, осмелевших оттого, что правительство на них никак не реагирует. В Уайтхолле два отряда оборотней с грехом пополам обороняют подходы к Парламенту. Несколько волшебников лихорадочно пытаются связаться со своим начальством, но у них ничего не выходит.

– Ага! Так всё же кто‑ то из волшебников ещё на свободе! – Мэндрейк возбуждённо тряхнул головой. – Точно, ведь низшие сословия не были на премьере. Быть может, они сумеют нам помочь… Каких демонов они используют?

– Кучку хилых фолиотов, которые прячутся за мусорными баками, видя приближающихся простолюдинов.

Мэндрейк застонал.

– Это безнадёжно! Бес, ты принёс плохие новости, но ты хорошо потрудился. – Он сделал величественный жест. – Если я останусь жив, ты обретёшь свободу.

– Выходит, сидеть мне тут до скончания веков!

И диск опустел.

– Итак, на помощь со стороны рассчитывать не приходится, – медленно произнёс волшебник. – Надеяться остаётся только на посох – если я, конечно, до него доберусь. И если сумею заставить его работать…

Китти подёргала его за рукав.

– Ты мне рассказывал про Врата Птолемея. Так что именно следует делать? Очень ли это сложно?

Волшебник вырвался и посмотрел на неё зло и растерянно.

– Да что ты прицепилась к этим Вратам?

– Птолемей использовал Врата, чтобы добраться до джиннов – это был жест примирения, жест доброй воли. Если мы хотим получить помощь, нам нужно сделать то же самое, и как можно быстрее.

– Получить помощь? О господи! – И Мэндрейк заговорил так, словно имел дело с тупым ребёнком: – Китти, демоны – наши враги. Они были нашими врагами на протяжении тысячелетий. Да, их могущество полезно, но демоны злы и причинят нам зло при любой возможности. Они доказали это не далее как сегодня вечером! Малейший шанс – и вот они уже вторглись в наш мир.

– Некоторые вторглись, – сказала Китти. – Но не все. Бартимеус не согласился остаться.

– И что с того? Бартимеус – ничтожество! Он всего лишь один из посредственных джиннов, к тому же истрёпанный до нитки оттого, что я продержал его тут слишком долго.

– И тем не менее он предан нам. Во всяком случае, мне. Может быть, и тебе тоже, несмотря ни на что.

Волшебник покачал головой.

– Ерунда. Он предан тому, кто последний его вызвал. Всего несколько дней тому назад он служил другому хозяину, несомненно одному из моих врагов. Но это все не имеет отношения к делу. Чтобы добыть посох…

– Его вызывала я.

– …мне необходимо будет выбраться отсюда. А ты можешь отвлечь… Погоди‑ ка. Что ты сказала?

– Это я его вызывала.

Глаза у Мэндрейка остекленели, он пошатнулся. Изо рта у него стали вырываться странные булькающие звуки, будто у рыбы, вытащенной на берег.

– Но… но ты же…

– Да! – воскликнула Китти. – Я простолюдинка. Молодец. Но это теперь ничего не значит, верно? Оглянись вокруг! Всё перевернулось вверх дном: волшебники погубили правительство; демоны являются по доброй воле, вызванные своими собратьями; на улицах хозяйничают простолюдины. Всё, что раньше считалось неколебимым, рассыпается, Мэндрейк, и верх возьмут только те, кто приспособится. Лично я намерена приспособиться! А ты?

Она указала на дверь.

– Сюда в любой момент может вернуться Факварл и отвести тебя к Ноуде! Что, до тех пор ты так и будешь увиливать от ответа? Да, я немного научилась вашему ремеслу. Я вызвала Бартимеуса. Я хотела заключить с ним союз, но он отверг моё предложение, потому что я не смогла довериться ему. Видишь ли, он сомневается в нас. В его прошлом был только один человек, который доверился ему целиком и полностью, и это был Птолемеус.

Мэндрейк выпучил глаза.

– Что?! Неужели тот самый Птолемей, который…

– Да, тот самый. Он воспользовался Вратами, он сделал жест доброй воли. А как ты думаешь, отчего Бартимеус до сих пор носит его облик? Ах, ты и не догадывался? Ты столько лет учился – и не умеешь видеть того, что у тебя перед носом?

Китти печально покачала головой.

– Когда я его вызвала, – продолжала она, – Бартимеус сказал мне, что для Птолемея он сделал бы что угодно, из‑ за того поступка, который он совершил. «Наша связь не имела границ» – вот как он выразился. А слышал ты, что он сказал сейчас, перед тем как уйти?

На лице волшебника отразилась дюжина чувств одновременно – отразилась и схлынула, оставив его спокойным, бесстрастным и отрезвлённым. Он покачал головой.

– Нет, не слышал.

– Он сказал, что у него и с нами есть связь, но она имеет границы. Вот что он сказал Ноуде. И, уходя, он смотрел на меня. Ты что, не понимаешь? Если я смогу последовать за ним… – Теперь Китти смотрела куда‑ то вдаль, поверх головы Мэндрейка, и глаза у неё сверкали. – Я знаю, что мне нужно будет в процессе заклинания назвать имя Бартимеуса, но, кроме этого, я не знаю ничего. Так что давай рассказывай, что там написано в книге.

И она улыбнулась ему.

Волшебник медленно, глубоко вздохнул. Потом открыл книгу, перелистал её, нашёл нужную страницу. Некоторое время он читал про себя. Когда он заговорил, голос у него был ровный.

– Это заклятие проще простого. Волшебник устраивается в пентакле – нужно сесть или лечь, потому что в момент переноса его тело упадёт. Никаких свечей или особых рун не требуется – более того, подобные преграды сводятся к минимуму, чтобы ускорить возвращение волшебника в тело. Птолемей советует символически разрушить границу круга, чтобы облегчить этот процесс… Он советует также взять в руки что‑ нибудь железное – например, анк, – чтобы отразить враждебные влияния. Для этого можно использовать также одно из традиционных зелий – розмарин или что‑ нибудь в этом духе. Да, так вот, волшебник закрывает глаза и отгораживается от всех внешних раздражителей, а потом произносит обычное заклятие вызова, но в обратном порядке. Вместо имени демона подставляется его собственное истинное имя, и все направления меняются на противоположные: «отправиться» вместо «явиться» и так далее. И в самом конце трижды произносится имя «расположенного к тебе» демона – Птолемей называет его «покровителем». Необходимо привлечь внимание этого демона, чтобы открыть проход. Если всё пойдёт как надо, волшебник расстанется со своим телом, Врата откроются и он пройдёт сквозь них. Как и где – Птолемей не уточняет. – Он поднял глаза. – Устраивает?

– Мне нравится, что ты заранее предполагаешь, что волшебник непременно должен быть мужчиной! – фыркнула Китти.

– Послушай, я тебе изложил всю технику. Знаешь, Китти, – Мэндрейк откашлялся, – я восхищён твоей изобретательностью и отвагой, действительно восхищён, но это просто невозможно. Отчего ты думаешь, что никто не пытался пойти по стопам Птолемея? Иное Место чуждо и ужасно, это область, где не действует ни один из нормальных законов природы. Это опасно, ты можешь погибнуть. А Бартимеус – предположим даже, что ты выживешь, и даже найдёшь его, и он даже согласится тебе каким‑ то образом помочь, – но он всего лишь джинн. По сравнению с могуществом Ноуды его сила пренебрежимо мала. Твоя идея благородна, но шансы на успех практически равны нулю. – Он кашлянул, отвернулся. – Извини.

– Да ничего, всё в порядке. Китти поразмыслила.

– А твой план с посохом? Как ты думаешь, велики ли здесь шансы на успех?

– Ну, я бы сказал… – Он встретился с нею глазами, заколебался. – Что они практически равны нулю.

Китти усмехнулась.

– Вот именно! И вообще, нам, может, даже не удастся ускользнуть от Ноуды. Но если удастся…

– Оба мы сделаем, что сможем. – И он впервые улыбнулся ей. – Ну, если ты всё‑ таки решишься – желаю удачи.

– И вам удачи, мистер Мэндрейк.

Послышался звон ключей, скрежет металла – снаружи отодвигали засов.

– Не надо меня так называть, – сказал он.

– Но ведь тебя так зовут.

– Нет. Моё имя – Натаниэль.

Дверь бесцеремонно распахнулась. Китти и волшебник отступили назад. В комнату шагнула неумолимая фигура в чёрном. Наёмник сурово усмехнулся.

– Ваша очередь, – сказал он.