Незадачливый король Ежи

В этой книге читатель не раз встретится со случаями, когда чистейшей

воды сказки попадали в историю и оставались в ней на правах реальных

событий, а происшедшее на самом деле впоследствии бывало объявлено даже не

сказкой -- гнусным вымыслом. Чтобы лучше понять, отчего так происходит,

рассмотрим два случая: правду, объявленную вымыслом, и вымысел, неумышленно

объявленный правдой...

В двадцатых годах прошлого столетия во Франции вышла весьма любопытная

книжечка. Ее автор пытался доказать, что Наполеона Бонапарта... никогда не

существовало! Что " так называемый Бонапарт" -- на самом деле нечто вроде

массовой галлюцинации, отражение старинных народных поверий. Двенадцать

маршалов Наполеона (которых на самом деле было вовсе не двенадцать -- А.Б.)

объявлялись " преломлением в народном сознании двенадцати знаков зодиака". И

так далее, и тому подобное. Читатель, решивший, что речь идет о шутке, о

розыгрыше, ошибется. Розыгрышем здесь и не пахло. Книга была написана по

заказу восстановленных на французском престоле Бурбонов и издана на их

денежки из секретных полицейских фондов. Бурбоны абсолютно серьезно пытались

вычеркнуть из истории корсиканского узурпатора, вбить в умы версию о

" массовой галлюцинации" -- при том, что еще были живы тысячи людей, видевших

Наполеона, говоривших с ним, от простых солдат до коронованных особ. Заодно

Бурбоны приказали датировать их указы годами, приходившимися на правление

Наполеона, -- опять-таки со всей серьезностью.

Все-таки на дворе стоял девятнадцатый век -- и потому столь лихо

вымарать из истории Наполеона не удалось. Однако в более ранние времена

такие штучки, бывало, и удавались -- с таким успехом, что мы лишь сегодня

начинаем продираться к истине...

Рассмотрим второй случай -- превращение мифа в " реальную историю", даже

не по злому умыслу, а по недоразумению.

Дело происходит в Польше (заранее предупреждаю, что история эта

вымышлена мною от начала и до конца). Год на дворе... Ну, пусть будет 1889

-- время относительно спокойное, восстания уже отшумели, террористы

постреливают, но еще не набрали размаха, в общем, жизнь не так уж плоха, в

особенности если один из наших героев, блестящий шляхтич Пшекшицюльский,

политикой не интересуется совершенно -- вертопрах, светский фат, завсегдатай

салонов, раутов и гостиных, излишней образованностью, как и подобает

ясновельможному пану, " шляхтичу с кости и крови", не обременен. Зато богат и

гостеприимен -- опять-таки в полном соответствии с исконной великопольской

традицией.

Именно в имение пана Пшекшицюльского попадает его новый знакомый,

встреченный у графини Н, -- серьезный молодой человек в очках, гость из

далекого экзотического Сиама, еще не переименованного в Таиланд. Гость

завершает в Европе свое образование, а заодно и пишет книгу -- в его родном

Сиаме очень мало знают о столь экзотическом континенте, как Европа... А

поскольку молодой ученый (пусть будет Чандранипат, что ли, имя не вполне

таиландское, но сойдет...) честолюбив и прилежен, он предпочитает балам и

попойкам многочасовые бдения над старыми бумагами. Он честолюбив, он хочет

войти в историю как автор первого труда о загадочной Польше, написанного

рукой сиамца...

-- Все это к вашим услугам, пане Чандранипат! -- широким жестом

указывает пан Пшекшицюльский на покрытые паутиной и пылью шкафы с книгами и

бумагами, которые не открывал отроду. -- Батюшка мой, знаете ли,

интересовался изящной словесностью, а мне все как-то недосуг... Копайтесь,

коли охота, пока не надоест!

И, повязав модный галстук, со спокойной совестью бросает скучного гостя

-- у соседа званый вечер, у второго очаровательная дочка, у третьего

великолепные наливки...

Гость, о котором, признаться, наш шляхтич скоро и забыл, дни напролет

просиживает в библиотеке, с трепетом разворачивая пыльные свитки. Как истый

ученый, он упрям в хорошем смысле слова -- а потому польским уже более-менее

овладел.

И вскоре натыкается на сущее сокровище. Из старой папки с потускневшим

ярлыком " Бумаги пятнадцатого века" наш сиамец вытаскивает прелюбопытнейшее

письмо. Начертано оно не на пергаменте, а на бумаге -- что ж, это, надо

полагать, копия, которую посчитали нужным сделать ввиду несомненной важности

документа.

И вот наш усидчивый ученый, старательно шевеля губами, вчитывается...

" Приветствую, дружище Збышек, желаю всех благ!

Письмо твое получил. Сообщаю последние новости, тебе наверняка будет

интересно.

Король Ежи Третий, и без того слабый умишком, растерял последние мозги,

когда до него дошли вести об успехах мятежников. Королева Катажина помогать

ему отказалась напрочь, бедняга просто извертелся, пытаясь хоть чтото

придумать. Только в его дурную башку ничего умного и не приходит -- а мятеж

тем временем разрастается, и наш Тадеуш, будь уверен, показал себя с самой

лучшей стороны, рад за него.

Встретил здесь князя Михала -- он без особой охоты едет в Колонию

нанимать солдат. Даже если у него что-то и получится, королю это поможет,

как мертвому припарки... Я ему на это намекнул, после чего мы с князем

поссорились напрочь.

Вот и все, пожалуй, устал я что-то скрести перышком. До встречи! "

Наш прилежный сиамец Чандранипат возвращается в Варшаву с копией сего

интереснейшего документа. И, засев за книгу о Польше, старательно повествует

о том, как в пятнадцатом столетни от рождества Христова здесь вспыхнул

мятеж, и недалекий умом король Ежи, которому отчего-то отказалась помогать

даже королева, попал в жуткое положение, явно не в силах справиться с

восставшими.

Немного смущает неувязка: в списках правивших в пятнадцатом столетии

королей никакого Ежи Третьего нет. Должно же быть этому какое-то объяснение?

Ага, кажется, дело и прояснилось...

Ежи Третьего нет, зато имеется Владислав Третий. Правивший

подозрительно короткий срок -- 1434-1444. Всего десять лет. Меж тем его

предшественник Владислав Ягелло и правивший после Владислава Третьего

Казимир просидели на престоле больше сорока лет каждый. К тому же имеется

какой-то странный разрыв: правление Владислава окончилось в 1444-м, а

Казимир вступил на трон лишь три года спустя, в 1447-м...

Сиамец явственно ощущает холодок какой-то мрачной загадки. Правил

короче всех в этом веке... И этот странный трехлетний перерыв... Подлинного

ученого такие странности должны насторожить...

Вскоре готова парочка великолепных гипотез. Либо Ежи Третий и есть

Владислав Третий, либо правление Ежи приходится на эти три " выпавших" из

истории года, и потомки предпочитают умалчивать о безумном короле,

потерпевшем поражение в борьбе с мятежниками, преданном собственной супругой

Катажиной...

Впоследствии, уже в родном Сиаме, Чандранипат изложит в своем труде обе

эти версии, с добросовестностью истинного ученого отметив, что доказать

правдивость какой-либо из них пока не в состоянии. Однако его книга и без

того производит впечатление на сиамский ученый мир: признание, лавры,

перстень от короля...

Все. Легенда зажила самостоятельной жизнью, утвердившись на страницах

писаной истории в качестве реальности. Впоследствии, конечно, докопаются до

истины, но с тех пор много воды утечет, наш Чандранипат так и умрет в

преклонных годах, в блаженном неведении, и на его книгах долго будут учиться

сиамские студенты...

А все оттого, что заезжий сиамец поверхностно выучил польский язык.

Достаточно, чтобы читать и понимать написанное, но кое-какие тонкости так и

не успел узнать...

Письмо написано не в пятнадцатом веке, а в конце восемнадцатого, и

представляет собой не копию, а оригинал. В польском языке, как и в некоторых

других славянских, иные иностранные имена пишутся так, как и на родине

носителей этих имен, а иные, наоборот, переводятся согласно правилам

польской грамматики...*

* Когда-то мне доставляло несказанное удовольствие чтение чешских

журналов, где в международных новостях частенько фигурировала Малгожата

Тэтчерова. Таковы уж правила чешского -- " Маргарет" переводится как

" Малгожата", а поскольку " Тэтчер" -- не девичья фамилия, а фамилия по мужу,

она соответствующим образом и склоняется...

" Ежи Третий" -- это Георг Третий, английский король, и в самом деле

слабый на голову. " Мятежники", соответственно, -- американские повстанцы.

" Королева Катажина" -- не супруга бедняги " Ежи", а русская императрица

Екатерина Вторая, и в самом деле отказавшаяся помогать Англии в войне против

восставших колонистов. " Князь Михал" -- это какой-то английский герцог по

имени Майкл -- в польском языке слово " ксенже" с равным успехом может

обозначать и " князя", и " герцога", что до сих пор создает помехи даже

опытным переводчикам. Загадочная Колония, где набирает солдат герцог Майкл,

-- на самом деле немецкий город Кельн, по-польски " Kolonia". " Тадеуш" --

это, конечно же, польский генерал Тадеуш Косцюшко, участвовавший в войне

американцев за независимость.

Как же письмо попало в папку, помеченную пятнадцатым веком? Аллах его

ведает, это уже дело десятое. Ктонибудь перепутал -- не шибко прилежный

слуга или папаша пана Пшекшицюльского. Такие мелочи нас уже не должны

интересовать. Важнее другое: стало понятнее, как рождаются исторические

ошибки, продиктованные не сознательным стремлением к обману, а

добросовестным заблуждением, недостатком знаний. А ведь к этому может

добавиться и вполне осознанная фальсификация, и заказное стремление

переписать историю, густо разбавив ее мифами, а реальных людей превратив в

сказочных персонажей...

В этой книге мы столкнемся и с первым, и со вторым...