Ни бедны, ни богаты

Шенкт напевал про себя, идя вдоль облезлого коридора. Его шаги не издавали ни звука. Верный мотив всегда почему-то ускользал от него. Мотив тоскливого обрывка чего-то, что пела ему сестра, когда он был маленьким. Он до сих пор видел солнечные лучи, идущие сквозь её волосы, окно позади неё, лицо в тени. Всё теперь в далёком прошлом. Всё поблекло, подобно выцветшим дешёвым картинам. Сам-то он особым певцом никогда не был. Но напевать у него получалось, и становилось немного уютней, когда он представлял поющий вместе с ним голос сестры.

Он убрал свой нож и деревянную птичку, уже почти законченную, однако с клювом до сих пор оставались проблемы, а он не хотел в спешке его сломать. Терпение жизненно необходимо резчику по дереву, также как и наёмному убийце. Перед дверью он остановился. Мягкая, бледная сосна - одни сучки, плохо подогнаны пазы и сквозь трещину пробивался свет. Порой ему хотелось, чтобы работа приводила его в места получше. Он замахнулся ногой. Замок разлетелся на части с одного удара.

Восемь пар рук схватились за оружие, когда дверь, рассыпая щепки, сдвинулась с петель. Восемь суровых лиц повернулись к нему - семь мужчин и женщина. Большинство из них Шенкт узнал. Они были среди полукруга коленопреклонённых в тронном зале Орсо. Головорезы, высланные в след убийцам принца Арио. Нечто вроде товарищей по охоте. Если мух облепивших тушу можно назвать товарищами убившему дичь льву. Он не ожидал, что такие как эти встанут между ним и целью. Но уже очень давно не удивлялся сюрпризам, что порой преподносила жизнь. Он скривился как змея в смертных муках.

- Я не вовремя?

- Это он.

- Тот, кто не преклоняется.

- Шенкт. - Последнее донеслось от человека, заступившего ему дорогу в тронном зале Орсо. Того, кому он советовал помолиться. Шенкт надеялся, что тот принял совет, но особо не полагался на это. Пара других расслабилась, узнав его, и засунула обратно недовынутые клинки, принимая его за одного из своих.

- Ну, ну. - Мужчина со свинорылым лицом и длинными чёрными волосами видимо был главарём. Он потянулся и нежно, одним пальчиком подвинул лук женщины, перенацеливая в пол. - Меня зовут Мальт. Ты как раз вовремя чтобы помочь нам взять их.

- Их?

- Тех, за чьи поиски нам платит его светлость герцог Орсо, а ты про кого подумал? Вон в той курильне.

- Все вместе?

- Уж точно их глава.

- Откуда вы знаете, что это тот самый мужик?

- Баба. Пелло знает. Так ведь, Пелло?

Пелло обладал оборванными усами и потливо-безысходным видом. - Это Муркатто. Та самая, кто командовала у Светлого Бора армией Орсо. Она появилась в Виссерине, не больше месяца тому назад. Её арестовали. Я сам её допрашивал. Тогда-то северянин и лишился глаза. - Северянин по имени Трясучка, так говорил Саджаам. - Во дворце Сальера. Несколько дней спустя, там же, она убила генерала Ганмарка.

- Талинская Змея собственной персоной, - гордо произнёс Мальт, - и до сих пор жива. Что ты на это скажешь?

- В полнейшей прострации. - Шенкт медленно направился к окну и поглядел наружу на ту сторону улицы. Слишком захудалая дыра для прославленного генерала, но в жизни бывает и не такое. - С ней есть кто-нибудь?

- Только северянин. Ничего такого, с чем нельзя разобраться. Везучая Ним и два её парня поджидают у чёрного хода, в переулке. Когда пробьют большие часы, мы войдём с главного. Им не уйти.

Шенкт медленно обвёл взглядом каждую бандитскую рожу. И каждому дал шанс.

- Вам всем обязательно нужно в это ввязываться? Каждому из вас?

- Хули ты спрашиваешь? Ранимых сердечек среди нас не сыскать, дружище. - Мальт глядел на него прищуренным глазом. - Хочешь пойти с нами?

- С вами? - Шенкт надолго задержал дыхание, затем вздохнул. - Великие бури выбрасывают на берег странных попутчиков.

- Буду считать это как да.

- Да нахуй он нужен? - Снова тот, кому Шенкт велел молиться. Выставил напоказ зазубренный нож. А терпения-то у него маловато. - Я за то, чтобы перерезать ему глотку и на одного меньше делить оплату.

Мальт нежно отодвинул его нож к низу. - Да ладно тебе, не стоит жадничать. Бывало, когда я прежде ходил на дела, народ забивал голову не работой, а деньгами, и каждую минуту оглядывался через плечо. Это вредит здоровью и делу. Мы возьмёмся за дело цивилизованно или не возьмёмся вовсе. Ваше слово?

- Моё слово - цивилизованно, - сказал Шенкт. - Умоляю, давайте убивать как честные люди.

- Вот именно. Денежек Орсо хватит всем. Равную долю на круг, и мы богаты.

- Богаты? - Шенкт грустно улыбаясь, покачал головой. - Мёртвые не бывают ни бедны, ни богаты. - Выражение лёгкого недоумения только появлялось на лице Мальта, когда указательный палец Шенкта расколол его точно напополам.

* * *

Трясучка присел на завшивленной кровати, прижимая плечи к грязной стене. На нём раскинулась Монза. Голова покоилась у него на коленях, сипело неглубокое дыханье - вдох-выдох. В перебинтованной левой руке всё ещё лежала трубка, от пепла сизыми полосками поднимался дымок. Он нахмурился, когда струйка всплыла на луч света - рябясь, растекаясь, наполняя комнату сладковатой мглой.

Шелуха здорово обезболивает. На взгляд Трясучки слишком уж здорово. Так здорово, что всегда хочется ещё. Так здорово, что проходит время, и зашибить ногу начинает казаться вполне приемлемой причиной употребить. Всё это курево стачивает края, и ты становишься мягким. Быть может, у Монзы края жёстче, чем ей бы хотелось, хотя он в это не верил. Дым щекотил в носу, одновременно воротил и притягивал. Под бинтами чесался глаз. Влёгкую, взять, да и... Что тут плохого?

Внезапно он запаниковал, выворачиваясь из-под неё, будто зарытый живьём. Монза сердито булькнула и, вздрогнув веками, откинулась на спину. По её липкому лицу растрепались волосы. Трясучка вырвал оконную задвижку и оттянул шаткие ставни, обнажая умиротворяющий вид на гнилую аллею позади здания и струю холодного, провонявшего мочой воздуха в лицо. Хотя бы этот запах не обманывал.

Чуть дальше, у черного хода стояли двое мужиков и одна баба - та подняла руку. С высокой башни через улицу зазвенел колокол. Женщина кивнула, мужики вытащили оружие - блеснувший меч и увесистую булаву. Она отперла дверь, и все бросились внутрь.

- Блядь, - прошипел едва ли способный этому поверить Трясучка. Трое, и судя по их повадкам, больше зайдёт с главного входа. Убегать поздно. Тем более Трясучка задолбался бегать. У него всё ещё осталась гордость, ведь так? То, что он сбежал с Севера сюда, вниз, в злоебучую Стирию, как раз и подвело его под эту одноглазость.

Он дотронулся до Монзы и резко остановился. В том состоянии, в каком она находится, пользы от неё нет. И он оставил её в покое и достал тяжёлый кинжал, что она дала ему в первый день встречи. Рукоятка тверда и он крепко её держит. Может они и лучше вооружены, но с большими клинками маленькие комнаты не сочетаются. Неожиданность на его стороне, а это лучшее оружие из возможного. Он вжался в тень за дверью, чувствуя, как бухает сердце и дыхание обжигает горло. Без страха, без сомненья, лишь неистовая сосредоточенность.

Послышались мягкие шаги по ступеням. Пришлось заставить себя не ржать. Всё равно чуточек хихиканья пролез наружу - неясно почему, вроде тут нет ничего смешного. Скрип и ворчливое чертыхание. Не самые чёткие убийцы на Земном Круге. Он закусил губу, пытаясь заставить рёбра не трястись. Монза шевельнулась и с улыбкой потянулась на грязном одеяле.

- Бенна... - проурчала она. Рывком распахнулась дверь, и внутрь впрыгнул мечник.

Монза раскрыла затуманенные глаза. - Чё-за...

Второй, влетая как мудак, врезался в первого. Занося булаву над головой, взметнул труху побелки - набалдашник царапнул потолок. Словно этот горе-боец передавал оружие кому-то там, наверху. Отказаться было бы невежливо, поэтому Трясучка выхватил её из руки второго убийцы, в тот самый момент, когда пырнул первого в спину.

Лезвие вошло и вышло. Быстрые, бесшумные удары, по самую рукоять. Трясучка рыкнул сквозь зубы, почти давясь от остаточных клочков смеха, водя рукой туда и обратно. Каждый раз порезанный издавал возмущённое уханье, не до конца воспринимая, что всё-таки произошло. Затем его скрутило, нож выдрало из руки Трясучки.

Второй с выпученными глазами развернулся, черечур близко, чтобы замахнуться. - Что...

Трясучка вмазал ему по рылу рукояткой булавы. С треском лопнул нос, а нападавший, завертевшись, отлетел к потухшему очагу. У порезанного подкосились колени, он цепанул мечом стену над Монзой и повалился на неё. Больше о нём можно не думать. Трясучка сделал короткий шаг, припал на колени, чтобы палица не врезалась в потолок, и с рёвом взмахнул железной болванкой. Та, с мясистым хрусть, попала предыдущему владельцу в лоб и проломила череп, орошая потолок кровавыми точками.

Он услышал вопль сзади и, изгибаясь, повернулся. Из двери выскочила женщина, в каждой руке по короткому клинку. И споткнулась - её зацепила взбрыкнувшая нога выкарабкивающейся из-под умирающего мечника Монзы. Счастливая случайность. Крик женщины сменился с яростного на потрясённый, когда она наткнулась на трясучкины руки, роняя один из кинжалов. Он схватил её за другое запястье, пригибаясь ещё ниже и тут его голова шарахнулась об стенку очага, из глаза посыпались искры и на мгновение он потерял зрение.

Но не отпускал запястье, чувствуя как её когти рвут бинты перевязки. Они тупо зарычали друг на друга. Стало щекотно от её свисавших волос. Навалившись всем своим весом, от натуги затолкать лезвие в его шею она даже высунула язык. Изо рта пахнуло лимоном. Он развернулся на карачках и снизу двинул ей в челюсть. Удар отбросил её голову - зубы глубоко впились в язык.

В тот же миг её руку рубанул меч - острие чуть было не зацепило плечо Трясучки, заставив одёрнуться. Белое лицо Монзы с разъезжающимися глазами. Женщина завыла, пытаясь освободиться. Очередной неточный удар мечом плашмя заехал ей по макушке и пошатнул. При этом Монза повалилась на стену, навернувшись об кровать, чуть не зарезав сама себя, когда меч из её руки загремел на пол. Трясучка выкрутил кинжал из ослабевшей хватки женщины и всадил лезвие ей под подбородок. По самую рукоять, брызжа кровью на стену и на рубаху Монзы.

Суча ногами, он разорвал переплетенье конечностей, поднял булаву, вытащил свой нож из спины мёртвого мечника и засунул за пояс. Спотыкаясь, выглянул за дверь. Снаружи коридор был пуст. Он схватил запястье Монзы и рывком вздёрнул её на ноги. Она вылупилась на себя, перемазанную кровью женщины. - Шт... Што...

Он закинул её искривлённую руку себе на плечо и поволок за дверь. Спешно выпихнул на лестницу. По ступеням застучали её сапоги. На улицу, на солнце, через открытый чёрный ход. Она проковыляла один шаг и обдала ближайшую стену струйкой рвоты. Застонала и снова стала тужиться. Он затолкал древко булавы в рукав, зажав в кулаке окровавленную головку, готовый выбросить её наружу, если понадобится.

И осознал, что захихикал снова. От чего - неизвестно. По-прежнему тут не было ничего смешного. По его мнению - в точности наоборот. Тем не менее, он ржал. Монза, пройдя пару пьяных шагов, сложилась пополам. - Завязываю с куревом. - пробормотала она, сплёвывая желчь.

- Само собой. Сразу, как только мой глаз вырастет обратно. - Он взял её под локоть и потянул за собой в направлении конца переулка, где на залитой солнцем улице ходили люди. На углу он притормозил, быстро глянул в обе стороны, затем снова взвалил на плечо её руку и двинулся прочь.

* * *

Не считая трёх трупов, в комнате никого. Шенкт подкрался к окну, осторожно обходя лужи крови на половицах, и выглянул наружу. Ни следа: ни Муркатто, ни её одноглазого северянина. Но пусть уж лучше они убегут, чем кто-нибудь отыщет их до него. Такого он не допускал. Когда Шенкт брался за дело, то всегда доводил всё до конца. Он присел на корточки, сложил руки на коленях, покачивая кистями. Едва ли он размолотил Мальта и семерых его друзей лучше, чем Муркатто со своим северянином обошлась с этими тремя. Стены, пол, потолок, кровать - всё испачкано и перемазано алым. Один мужчина лежал у очага, с круглым раздутым черепом. Другой лицом вниз, рубашка на спине порвана от ножевых ран и пропитана кровью. На шее женщины зияющее отверстие. Видимо, Везучая Ним. Похоже, везенье её покинуло.

- Стало быть, просто Ним.

Что-то блеснуло в углу, у плинтуса. Он нагнулся и поднял, поднося на свет. Золотое кольцо с крупным, кроваво-красным рубином. Слишком изящное, что бы его носил любой из этих подонков. Значит тогда кольцо Муркатто? Ещё тёплое от её пальца? Он надел его на собственный палец, затем взялся за щиколотку Ним и перетащил тело на кровать, напевая про себя, пока догола её раздевал.

По бедру правой ноги шла проплешина шелушащейся сыпи - поэтому он взялся за левую. Отделил от тела - ягодицу и всё остальное, тремя выверенными движениями своего мясницкого серпа. Резко крутанув запястьями, выдернул с треском кость из бедренного сустава. Двумя взмахами кривого лезвия отсёк ступню. Её же поясом обвязал безукоризненно разделанную ногу, чтоб та не разгибалась, и засунул в торбу.

Вот и отбивная, нарезанная толстыми ломтями и обжаренная. Он всегда носил с собой специальную смесь четырёх сульджукских пряностей, перемолотых по его вкусу. А у масла из окрестностей Пуранти чудесный ореховый аромат. Затем соль и молотый перец. Приготовленье мяса целиком зависит от приправы. В серединке розовое, но без крови. Шенкт никогда не понимал людей, которые любят мясо сырым. Аж от одной мысли воротит. Поджарить с лучком. А потом можно нашинковать голень и приготовить жаркое с грибами и кореньями, взять бульон из костей и чуточку того выдержанного мурисского уксуса, чтобы вдохнуть...

- Жар.

Он кивнул самому себе, бережно вытер насухо серп, взвалил на плечи торбу, повернулся к двери и... замер.

С утра он проходил мимо пекарни и думал до чего прекрасные, хрустящие, свежеиспечённые буханки стоят у них в окне. Запах свежего хлеба. Тот самый дух искренности и простой человеческой доброты. Ему бы очень-очень хотелось стать пекарем, не будь он... тем, кем был. Не предстань он в своё время перед прежним наставником. Не пойди он по открывшемуся перед ним пути и не восстань он против него. Каким бы вкусным, думал он, был бы тот хлеб - тонко нарезанный и густо намазанный крупнозернистым паштетом. Возможно с кислым айвовым желе или чем-то подобным, и добрым бокалом вина. Он снова вынул нож и взрезал спину Везучей Ним, чтобы добраться до печени.

В конце концов, ей она уже без надобности.