ЗАКЛЮЧЕНИЕ. Подводя итог проделанной работе, обращаю внимание, что наш экскурс в историю имеет достаточно оснований

Подводя итог проделанной работе, обращаю внимание, что наш экскурс в историю имеет достаточно оснований. Кавказ издавна был населен самыми разными народами и их взаимосвязь всегда составляла важнейший аспект этнической истории. В этой связи вспоминаются слова Блока из его известной книги «Апология истории или ремесло историка». «Нам надо лучше понимать душу человека хотя бы для того, чтобы вести неизбежные битвы, а тем паче, чтобы их избежать, пока еще есть время. При условии, что история откажется от замашек карающего архангела, она сумеет нам помочь излечиться от этого изъяна. Ведь история — это обширный и разнообразный опыт человечества, встреча людей в веках. Неоценимы выгоды для жизни и для науки, если встреча эта будет братской» (изд. 2, с. 82). Учитывая многогранность рассматриваемой проблемы, в основу работы была положена лишь сфера культуры жизнеобеспечения. На конкретных примерах повседневности, предметах быта и связанных с ними явлениях была сделана попытка проследить отложившиеся в них следы былых этнокультурных контактов.

В силу сказанного пришлось привлечь ряд свидетельств, выходящих за пределы собственно культуры жизнеобеспечения. Это и понятно, ибо вещь, взятая сама по себе, малоинформативна. Необходимо рассмотреть ее в контексте функциональной реальности. Для современников и очевидцев достаточен будет понятный всем ее утилитарный и знаковый смысл, а для потомков — запечатлевший этот смысл текст. Важную роль здесь будет играть не только информация старожилов и знатоков народного быта.

В данном случае речь идет о культурной памяти современного носителя конкретной этнической традиции. Как правило, она бывает обусловлена социальным окружением и семейными традициями. Распределение ролевых задач в семье по половозрастному принципу способствовало тому, что дети проводили больше времени с дедушками и бабушками. Поэтому предметный облик традиционно-бытовой культуры жизнеобеспечения отразился в наследственной памяти середины и конца XIX века. С другой стороны, отмечены свидетельства очевидцев, относящиеся к XIX, а порой и более ранним векам. Вместе с материалами смежных дисциплин весь свод источников позволяет сделать некоторые выводы.

В первую очередь следует оговорить, что этнокультурные контакты осетин и их генетических предков с соседними народами охватывают длительный хронологический период и происходили в условиях кавказского культурного мира. На этом историко-культурном фоне происходило формирование современных кавказских этносов, что, в свою очередь, способствовало сближению и нивелировке этноспецифических черт их культуры.

Интересные наблюдения были сделаны при интерпретации материалов главы об осетинско-абхазских этнокультурных связях. Тесное общение генетических предков двух этносов, восходящее к глубокой древности, с разной интенсивностью и характером взаимоотношений продолжалось до первой четверти XIII столетия. В основной своей массе эти разыскания носят ретроспективный характер и, следовательно, не лишены отдельных издержек. Естественно предположить, что сбор материалов для этой главы был отчасти затруднен. Ведь непосредственные контакты двух этносов закончились за несколько сот лет до наших дней.

Существенную помощь в этом оказали работы по языкознанию и фольклору абхазов и абазин, в которых выявлено значительное число аланизмов. Они же и направили поиск этнографических реалий в сфере культуры жизнеобеспечения в нужном направлении. Не лишен интереса и тот факт, что значительная часть ираноязычной лексики в абхазском языке не находит своих параллелей в адыгских языках, сохраняющих территориальную границу с осетинским. Это наблюдение еще раз подтверждает непосредственные контакты алан с абазгами и апсилами — предками современных абхазов и абазин в домонгольский период.

Часть свидетельств отражает эти контакты, другая — обусловлена кавказским культурным миром, на фоне которого происходили этнокультурные контакты. Определенную часть параллелей составляют такие факты культурного обмена, которые возникли при непосредственном участии соседних народов, а именно, адыгов и сванов. Они явились своеобразными передатчиками аланской культурной традиции.

К началу нашей эры восходят и аланско-адыгские этнические контакты. Археологические раскопки отчетливо продемонстрировали наличие прочных связей и в последующие столетия, вплоть до X — XII вв. Вероятно, в этот период в адыгской сфере и получили распространение элементы престижной в то время аланской культуры. Это положение подтверждают выявленные прямые осетинско-адыгейские параллели и факты бытования ираноязычных номинаций некоторых объективированных форм адыгейской культуры.

Нашествие монгольских полчищ, а затем и Тимура существенно изменили этнополитическую ситуацию Северного Кавказа. Оставшиеся на Кавказе аланы были вынуждены, спасаясь, укрыться в горах. В оценке соседних народов их культура потеряла свой удельный вес. В свою очередь, в процессе социально-экономического развития продвинувшиеся в Центральное Предкавказье адыги достигли значительного потенциала. С этого периода, с XV — XVI вв., начинается этап непосредственно осетинско-кабардинских взаимоотношений. Резко меняется объем и направленность культурного обмена. Не последнее место при этом играл природно-географический фактор, который, в свою очередь, определял действие социального фактора. Хорошо известно, что жители горных районов всегда экономически зависели от жителей равнины.

После добровольного присоединения Осетии к России в 1774 году историческая обстановка в крае начинает коренным образом изменяться. Начиная с 20-х годов XIX века осетины получают от русской администрации возможность массово выселиться на плодородную равнину. В условиях предгорья они широко пользуются многими достижениями адыгской культуры. Это, в частности, относится к планировке поселений, усадьбы и традициям домостроения. Некоторые из приведенных инноваций были не просто заимствованы, а заново регенерированы в быту осетин или же творчески трансформированы с позиций этнических вкусов и привычек.

Обмен культурной информацией на всех этапах развития осетинско-адыгских контактов был взаимным. Свидетельством тому могут служить и позднейшие влияния осетин на культуру и быт жителей Малой Кабарды и района г. Моздока. Интенсивное общение с русским и осетинским народами внесли заметные различия в их быт в сравнении с населением Большой Кабарды.

Взаимодействие этносов на Центральном Кавказе было представлено кавказской, иранской и тюркской традициями. В этой связи становится очевидным очень любопытный факт этноспецифической маркировки и ее адаптации к существующим культурно-историческим и экологическим условиям. Синтез названных традиций определил этническую характеристику осетин и таулу. Становление таулу справедливо связывают с переселением в XIV — начале XV веков остатков кипчаков и частично отюреченных алан в горы и последующей их культурной эволюцией в современных балкарцев и карачаевцев. Процесс этот имел длительный характер, о чем свидетельствуют приводимые в главе документальные свидетельства. Как было показано, он и не завершился, в частности, в Балкарском ущелье еще к середине XVIII века.

Следовательно, этнические контакты осетин с тюркоязычными таулу определялись исторически засвидетельствованными фактами проживания алан на территории, ныне заселенной близкородственными балкарцами и карачаевцами. В новое время значительно возросла роль таких каналов культурной трансмиссии, как хозяйственная кооперация, семейно-брачные отношения, двуязычие и другие. Все это вместе составило значительную базу для формирования их культурного единства, хотя один из них по этнолингвистической классификации является носителем иранской традиции, а второй — тюркской.

Изложенные в последней главе материалы об осетинско-грузинских этнокультурных контактах являются лишь небольшой частью в общем объеме имеющихся фактов. Однако и они позволяют судить о глубине и широте происходивших процессов. В частности, привлечение работ известных советских лингвистов-кавказоведов позволило отвести начало этнических контактов к скифским древностям. К периоду средневековья эти взаимосвязи уже имели солидную историко-культурную основу. На этом основании Г. С. Ахвледиани было предложено видеть взаимопроникновение двух культур, граничащее с билингвизмом.

В истории этнокультурных контактов осетин и грузин выделяется несколько периодов, когда направление и интенсивность этих контактов менялись. Этот факт является отражением престижно-знакового уровня культур, определяемого рядом внешних и внутренних факторов. В XV — XVIII веках феодальная Грузия оказывала значительное влияние на культуру алан-овсов, заселявших высокогорные районы Центрального Кавказа. После того, как русская администрация укрепила свои позиции, начался новый этап осетинско-грузинских взаимоотношений. Протекавший под благотворным воздействием русской культуры, он охватил период с XIX века до наших дней.

Материалы, изложенные в главе, выявили следы тесных связей с такими этническими группами грузин, как мегрелы, сваны и хевсуры. Как правило, свидетельства об этих связях восходят к домонгольскому времени. В средневековье аланы жили много западнее нынешнего расселения и имели возможность непосредственно граничить со сванами и мегрелами. Этот факт имеет множество подтверждений в археологии, фольклоре, языкознании и является хрестоматийным.

Множество свидетельств подтверждают интенсивные контакты алан-овсов с хевсурами, о чем еще не было сказано в кавказоведении. Вероятно, они датируются тем же домонгольским периодом, когда культура алан-овсов была своеобразной культурой-донором при контакте с другими народами. Отмеченные факты непосредственно осетинско-мохевских связей говорят о том, что в основной своей массе они являются относительно поздними. Все это позволяет предполагать, что в средние века современная территория Хеви была заселена дисперсно и, возможно, контролировалась алано-овсами. Отсюда они имели возможность непосредственно контактировать с хевсурами. В противном случае яркие свидетельства прямых осетинско-хевсурских параллелей, а следовательно, и культурных контактов, остаются непонятными. О правомочности такой постановки вопроса свидетельствуют и современные поселения осетин на территории Хеви и Мтиулети, восходящие к периоду средневековья. Это общества Кобийской котловины, Трусовского и Гудского ущелий, расположенные на Крестовом перевале и примыкающие к нему с обеих сторон хребта.

В настоящей работе затронуты далеко не все вопросы этнокультурных контактов осетин с соседними народами Кавказа, а те, что рассмотрены, — не всегда с желаемой полнотой. В последующем все это не раз станет предметом внимания специалистов. С этой точки зрения полученный опыт может оказаться полезным для постановки и более сложных задач. Ведь все этноспецифические явления в рамках кавказского культурного мира весьма сложны и многогранны.

Для народов Кавказа между оценками этномаркирующего и этнообобщающего характера существует набор оценок. По предложению моих уважаемых коллег А. И. Першица и Я. С. Смирновой, выделяются следующие градации: 1) общие черты для генетически родственных народов, 2) черты, отражающие длительное взаимодействие соседних народов, составляющих одну историко-этнографическую область (ЙЭО), 3) черты сходства народов, относящихся к одному хозяйственно-культурному типу (ХКТ) и 4) черты, сближающие народы, стоящие на одном уровне социально-экономического развития (см.: СЭ, 1986, № 5, с. 16–17).

Предложенная структура позволяет систематизировать выделенные пункты по их характерным свойствам. Первые два вида сходства соответствуют генетическим и диффузным свойствам. Два последующих соответствуют конвергентным. Все эти факторы, определяющие единство и различие культур народов Кавказа, проявляются во взаимодействии. Всем группам кавказской этноязыковой семьи в определенной мере характерны указанные четыре градации. К народам Центрального Кавказа, а именно, тюркоязычным таулу и ираноязычным осетинам, можно отнести три последние.

Подобное положение требует большого внимания в оценке материалов, определяемых ИЭО и ХКТ. Необходимо учитывать, что первое, это — территория, на которой в результате длительного совместного проживания, взаимовлияния и общности исторических судеб народов сложилась конкретная культурная общность. А второе — комплексы хозяйственной и культурной деятельности, сложившиеся у народов, населяющих конкретные экологические районы при определенном уровне социально-экономического развития. Естественно предполагать, что в таких рамках этномаркирующие черты будут испытывать на себе воздействие указанных факторов. Более того, они являются всего лишь совокупностью характеристик народов в определенный период времени.

Академическое кавказоведение давно обратило внимание на сложное многообразие существующих форм историко-культурной общности народов Кавказа. В этом отношении материалы данной книги не выходят за рамки этого единства. Примечательно, что свидетельства этнокультурных контактов в прошлом и активно! протекающие современные этнические процессы позволяют говорить о кавказской историко-этнографической области.