П.Д. Бизяевой на станцию Менделеево Молотовской области

25 февраля 1947 г.

Письмо от известного Вам Василия Ивановича.

Здравствуйте, многоуважаемая Поля.

В первых строках своего письма я Вам посылаю свое нижайшее почтение и любовь, низкий поклон. Дорогая Поля, Вы извините, что я так долго вам не писал письма. Конечно, это у меня больной вопрос, что, выезжая с одного места на другое, я никому не сообщаю об этом; а то Вы, возможно, подумаете, что только лишь Вам. И даже родители и то до сих пор не получали от меня писем. А когда приехал, то получил кучу писем и в каждом полно обиды за мое молчание.

Пойми, когда бываешь в дороге, то никогда не напишешь; то места нет, а как место нашлось, хочется спать, а потом поезд трясет. Одним словом я, вообще, когда окружают меня люди, то не могу связывать мысль для того, чтобы написать письмо в определенной последовательности. Даже сам не знаю: старость или условия мешают развитию мысли, или от того, что много думок о своей будущей жизни. А наша жизнь известна Вам. Домой нас неизвестно когда отпустят. Отпуск просил, не дают, потому что должен в контору 1200 р. Был 2000 р. должен, но 800 р. кое-как отработал, а остальные еще приходится отрабатывать. Некоторые ребята были отпущены, поехали и не приехали, а из‑ за них и нас не пускают. Вот какая наша судьба. И вот живем – ни родных, ни знакомых. Мотаешься как былинка в поле, ни поговорить, ни повеселиться. Вот и думаешь, что это за жизнь. Посмотришь, люди собираются с родней в праздник, выпьют, повеселятся, поговорят о своих делах, а ты сидишь, да в окно посматриваешь. Но сердце ведь оно не так-то совсем озверело, чтобы сжить себя со света, да и руки не помогают, чтобы подняться на свою жизнь.

Думаешь, вот возможно полегчает, а что день ото дня наша молодость уходит и ничего на будущее, нет перспектив на улучшение жизни. Вот были праздники. Люди праздновали, отдыхали, веселились, а мне пришлось из-за угла только посмотреть, как они веселятся. А для того, чтобы не быть голодному, я возил сено одной хозяйке, которая из-за того, что я у нее средство хорошее, не хочет сама работать. Вот она наша жизнь. Вот и поневоле сойдешь с ума, да и что‑ нибудь придумаешь. Как сказал Сталин: «Или жить, или умереть». Но пойми, дорогая Поля, сколько можно мучиться? Ведь прошло уже два года и улучшения будущего не видать. Вот за два года сейчас можно взять отпуск, но задерживают из-за долгов. Я уже хотел у кого-либо занять денег, чтобы заплатить в контору и поехать к родителям и оттуда выслать часть деньгами, а часть фруктами, сушеными или свежими яблоками. Но знакомых нет никого, чтобы доверились. Вот мое положение на данный момент, так что нельзя сказать, чтобы хорошее. И здесь неохота обзаводиться семейными обстоятельствами, и посоветоваться не с кем. Вот и получается так у меня, как писал Лермонтов под заглавием «Нищий»:

У врат обители святой

Стоял просящий подаянья

Бедняк иссохший чуть живой

От глада, жажды и страданья.

Куска лишь хлеба он просил,

И взор являл живую муку

И кто-то камень положил

В его протянутую руку.

Вот так мы просили себе воли у своего отца народов, но вместо хлеба он нам бросил камень (отправил на Урал) и, наверно, нам придется здесь несколько помучиться и сложить свои усталые кости.

Поля, я сейчас нахожусь около Чусовой, станция Утес. Работаем при этой же конторе. Если будешь свободная, приезжай на 1 января. Я буду именинник. Уж плохо или хорошо, но сообразим обмыть, хотя и наше горе.

С приветом, Василий.

Д. 4741. Л. 11. Подлинник. Рукопись.