Воспитанник великана

Жили однажды бездетные муж и жена. Много лет прошло, а детей у них все не было. Вот муж и говорит однажды жене:

— К чему мне такая безрадостная жизнь, пойду, поищу погибели на свою голову...

Созвал он себе двенадцать товарищей и говорит им:

— Собирайтесь в дорогу, пойдем по белу свету странствовать!

Отправился он в путь со своими двенадцатью спутниками. Долго ли они шли, мало ли, но как-то полдень застал их в Черном поле. День выдался знойный. Земля в Черном поле вся от жары потрескалась. Стала мучить их жара, захотелось им воды испить, а ее нигде не было. Подошли они к опушке леса, сели и призадумались: как быть им дальше? Тогда тот из мужчин, у которого детей не было, предложил своим товарищам:

— Пусть каждый из нас пойдет вдоль какого-нибудь оврага, авось набредет на воду, а кто первый ее сыщет, пусть выстрелом даст знать, мы и соберемся все туда.

Согласились они, двинулся каждый в путь. Бездетный тоже пошел вдоль оврага и вдруг видит: в одном месте бьет из-под большого бука холодный ключ. Подъехал мужчина к нему, снял шапку, присел на корточки. Выпил он воды, утолил жажду, потом выстрелил из ружья, чтоб собрались все товарищи.

На выстрел вдруг дерево свалилось, и из-под него выскочил семиголовый великан.

— Какой осел, какая собака мой покой нарушает? Кто здесь смеет стрелять, когда около моего жилища и пикнуть никто не отваживался?!

Тогда пришелец повернулся в его сторону и сказал:

— Бог проклял меня и до старости не дал мне потомства, бот я и уехал из дому с двенадцатью своими товарищами, чтобы сложить где-нибудь свою несчастливую головушку. В дороге нас стала мучить жажда, и мы решили пойти каждый в разную сторону, чтобы найти воду. Я вот набрел на нее, потому и выстрелил, чтобы собрались сюда мои спутники. Вот тебе и все мои хабары!

— Ну, теперь о смерти не думай больше! — сказал ему великан. — Ступай домой, к возвращению своему найдешь дома три дара, но один из них отдашь мне!

— Появился бы у меня наследник, а там хоть и все три дара пусть твоими будут!

Сказав это, великан исчез под землей, а дерево поднялось и на прежнее место стало, как будто и не падало.

Собрались тут все двенадцать всадников, выпили воды, затем их бездетный товарищ и говорит им:

— Пойдем теперь по домам, хватит скитаться.

А к его возвращению родилось у его жены три сына. Как было ему не обрадоваться?! Устроил он пир великий, созвал народ со всех окрестных сел, и целую неделю веселье в доме стояло.

Прошло с того дня несколько лет. Сыновья тем временем подросли. Однажды отец позвал старшего и сказал ему:

— За мною есть долг, не расплатишься ли ты за меня?

— Если ты задолжал, сам и расплачивайся, я тут ни причем, — ответил старший сын.

Позвал тогда отец среднего, и тот также отказался. Тогда позвал отец младшего сына, а тот сказал:

— Разве, баба[44], я смогу тебе отказать в чем-нибудь?

На другой день отец позвал своих двенадцать товарищей, с которыми некогда ходил в дальние края, и сказал им:

— Отведите этого мальчика туда, где мы с вами под деревом воду пили. Как придете к этому месту, крикните: «Великан, вот тебе твою долю прислали!» Мальчика оставьте в лесу, а сами возвращайтесь обратно.

Отвели они мальчика под то самое дерево и крикнули великану:

— Прислали тебе долг твой! — потом вернулись домой. Дерево повалилось набок. Выскочил оттуда семиголовый великан, увидел мальчика, обрадовался и унес его к себе.

Стал растить его великан: вскармливал его звериными мозгами, умывал студеной лесной водою; и не нашлось бы теперь среди сверстников равных ему по силе и сложению.

Кто знает, сколько времени они так прожили, но великан не мог налюбоваться на своего питомца, а мальчик все рос и мужал. Великан же старел день ото дня. Вот однажды позвал он юношу и сказал:

— Долго я жил на свете и не было для меня ничего недоступного, неисполнимого, только одного не удалось совершить!

— Что же это такое может быть, чтобы не удалось тебе совершить? — подивился юноша.

— Далеко-далеко, за двумя горами, которые, смыкаясь, ударяются друг о друга вершинами, подобно круторогим баранам, осталось у меня одно сокровище. Постарел я, уж не надеюсь на свои силы, а то сейчас бы за ним отправился.

— Баба, поеду я вместо тебя, может, удастся мне исполнить то, что ты не успел. Ведь не даром ты меня столько лет вскармливал звериными мозгами!

— А вдруг, дитя мое, с тобой что-нибудь случится, ты ведь у меня еще ребенок!

— Большей силы, баба, чем сейчас, у меня никогда не будет, отпусти меня, не то жизнь отныне станет для меня не мила.

Великан не соглашался, а юноша все настаивал на своем. Наконец, великану пришлось покориться, отпустил он юношу, сказав ему на прощанье:

— Пусть будет по-твоему, да сопутствует тебе удача в делах, и добудешь ты то, чего я не добыл. Возьми эти семь ключей и слушай меня внимательно: там, за горами, что встречаются вершинами, как два круторогих барана, в ущелье стоит замок. Семь его комнат крепко заперты, Ты одну за другой отомкни все двери и тотчас закрой их за собой! Когда будешь открывать двери, то увидишь в каждой из комнат множество народу: все они будут тебя называть, кто сыном, кто другом, кто родственником, а ты слова никому не скажи, ни доброго, ни худого. И вот, когда дойдешь до седьмой комнаты, то увидишь и поймешь, зачем ты приехал.

Выслушав пеликана, отправился юноша в путь, как могло быть иначе? Миновал он благополучно то место, где две горы, как два дерущихся барана, стукались друг о друга своими вершинами, и увидел замок, о котором говорил великан. Выполнил он наказ своего названного отца, дошел до седьмой комнаты. В комнате был цырахдаран[45] в двести сорок ручек, и сияли они все подобно звездам. Взял питомец великана этот драгоценный светильник и пошел с ним обратно, прикрывая за собой двери, ни с кем по дороге не обмолвился словом. И вот в самой последней комнате видит он девушку, протягивает она ему такой же цырахдаран и говорит:

— Юноша, возьми с собой и этот, пусть оба они принесут тебе счастье, нам они больше не нужны.

Как только протянул он руку к девушке, так сразу и замок, и люди, и цырахдараны эти прекрасные — все сразу исчезло, остался юноша один. Смотрит, а дороги перед ним нет. Две горы, которые то сходились, то расходились, вершинами сомкнулись и преградили ему путь!

«Положение не из завидных, — сказал себе юноша, — но кому пожалуешься? Ни единой живой души кругом не видно! Надо самому искать выход». — Оглянулся и видит: бегут со всех сторон горные ключи, стекаются все в одно место и исчезают под землей.

«Не остаются ж эти воды под горами, — думает юноша, — выходят же они где-то на равнину, может быть, и я с ними найду дорогу, но как?» — И вдруг смотрит, стоят перед ним два горца, буйвола держат. Зарезали они его, освежевали под бурдюк. Юноша и говорит:

— Я влезу в бурдюк, а вы его сверху крепко завяжите и бросьте в воду.

Как сказал он, так и сделали горцы. Пять дней и ночей плыл он в бурдюке под горами, где река себе подземный путь проложила, потом почувствовал вдруг, что движение воды стало менее стремительным. Достал он нож, прорезал отверстие в бурдюке и увидел свет. Но до равнины было еще далеко. Целые сутки, день и ночь, пришлось ему плыть, подталкивая бурдюк. Солнце уже склонилось к закату, когда он вылез из бурдюка и ступил на землю. Пошел он берегом реки и встретил вдруг рыболовов: убирали они сети и складывали наловленную рыбу в арбы.

— Благополучного вам пути! Поздравляю с богатым уловом!

— Да исполнятся твои желания! — отвечали рыбаки. — Но так тебя дальше с пустыми руками не отпустим. Давай на твое счастье еще раз забросим сети в воду.

Забросили они сети в воду, а как же иначе? Достали ему большую рыбу, длиною в двенадцать локтей, шириною в три локтя.

— Пусть тебе, гость, и дальше посчастливится! Вот тебе трут, вот кремень, а тут и соль, угощайся себе на здоровье!

Поблагодарил их юноша, и рыболовы отправились восвояси.

Развел он на берегу реки огонь, взял рыбу, провел лезвием ножа по животу, разрезал ее. Стал выбрасывать рыбьи потроха и... о, чудо! Видит: в животе у нее тот же прекрасный цырахдаран, что нашел он за двумя горами. Как было ему не обрадоваться?

Зажарил он рыбу на огне, приступил к еде, но не было у него ни хлеба, ни питья.

«Не плохо бы хоть корку хлеба иметь! — думает юноша про себя, разглядывая цырахдаран. Только хотел он поставить его, как выскользнул цырахдаран из рук его, ударился о землю, и появился вдруг перед юношей фынг-самокат, а на нем еда и напитки разные. Выпил юноша, покушал, и фынг исчез неведомо куда. Взял юноша цырахдаран и отправился в путь. Уже стемнело, когда добрался он до одного селения. На краю его стоял дом бедной вдовы. Зашел юноша туда, попросился пере«ночевать. Забеспокоилась женщина — чем накормить гостя.

Оставила она его дома одного, а сама побежала к соседям раздобыть чего-нибудь, чтоб не остался гость голодным.

Догадался юноша из-за чего обеспокоилась хозяйка, стукнул он о землю цырахдараном своим диковинным и сказал:

— Появись на этом месте дом в четыре этажа, а ворота пусть старые останутся!

И вырос вдруг во дворе бедной вдовы четырехэтажный дом. А женщина к этому времени вернулась от соседей, не узнала она нового дома, прошла мимо своего двора.

— Вернись! — закричал ей юноша. — Это твой дом, разве не узнаешь ты своих ворот?

Вошла вдова в новый дом свой, а как же иначе? А когда настало время ужина, ударил юноша снова цырахдараном о земь — и встал перед ними фынг с едой и напитками. Выпили они, поели, юноша за баркад[46] поднял тост, и фынг исчез...

Когда настало время ложиться спать, гость сказал хозяйке!

— Не беспокойся, я поднимусь на четвертый этаж и там переночую.

Под утро проснулся он, лежит, думает. Смотрит, вдруг все кругом осветилось, засияло, а затем вновь погрузилось в темноту, и на небе опять зажглись звезды.

Утром гость и спрашивает хозяйку:

— Что это за диво? Незадолго до рассвета все вдруг озарилось, а потом снова потемнело.

— Это, вероятно, дочь алдара проснулась и потянулась в своей кровати, — объяснила женщина.

— А нельзя ли ее увидеть?

— Алдар никуда не пускает ее, никому не показывает. Призадумался юноша.

Пристало ли ему мужчиной называться, коль не сможет он этой девушки увидеть?! Но как это сделать, если держит алдар свою дочь на самом верху башни, а башня в небо упирается? Думал он, думал, и, наконец, на вторую ночь, когда все село и и сам алдар заснул крепким сном, взял свой цырахдаран, ударил им о землю, и вырос вдруг от дома вдовы до самого верха башни железный мост.

С вечера до утра пробыл юноша в комнате девушки, а когда стемнело, вернулся опять в дом своей хозяйки. Ударил цы-рахдараном о землю, и мост исчез. С того дня каждую ночь в одно и то же время гость вдовы навещал башню алдара.

Но тайное всегда становится явным, и скоро все открылось. Алдар призвал двух слуг своих и приказал им:

— Вот вам бутылка! Возьмите ее, отведите дочь мою единственную в далекие края, убейте там и наполните бутылку кровью моего дитяти, принесите сюда, утолю я жажду кровью ее, успокою свое горе. Опозорила она мою голову.

Повели слуги с собой дочку алдара. А юноша места себе не находит.

— Пропадает из-за меня во цвете лет своих девица-красавица, и алдар по вине моей тяжкий грех возьмет себе на душу.

Должен спасти я и дочь, и отца.

В одно мгновение очутился юноша перед слугами алдара. Стукнул цырахдараном и воздвиг на пути их дом, а в доме том стол ломится от яств и напитков. Стал у порога и приглашает:

— Заходите, гости, отдохните с дороги, а затем свой путь продолжите!

Зашли гости, сели за стол, едят, пьют, и дочь алдара с ними рядом сидит. Юноша и виду не показывает, что узнал их, спрашивает, кто они, откуда, куда путь держат.

И рассказали ему тут оба слуги откровенно обо всем, что наказал им алдар.

— Не свершите такого злодейства, не возьмите себе на душу греха тяжкого!

— Тогда не сносить нам голов наших; правда твоя, большой это грех — загубить девушку, но не оставит иначе алдар нас в живых.

— Послушайте меня и разбогатеете, и живыми останетесь.

— Расскажи нам, что ты надумал, а мы посмотрим, обернется ли это для нас к хорошему, — сказали гости.

— Ну так вот вам мой совет: наполните бутылку куриной кровью и отнесите алдару, а за девушку дам я вам столько скота, чтоб никогда вы больше в жизни своей бедности не знали.

Вернулись работники домой, пригнали несметные стада, а алдару принесли в бутылке куриную кровь.

— Не многим столь счастливая дорога выпадает! — говорили они друг другу.

А юноша, спустя некоторое время, вернулся к знакомой вдове вместе с женой. Обрадовалась женщина гостью и дочери алдара, а та тотчас, как подобает невестке, принялась за дело, начала по дому хлопотать, хозяйничать.

Кто знает, сколько времени прошло с тех пор, как поселился в доме вдовы воспитанник великана с дочерью алдара, но вот однажды говорит он:

— Разве можно сыскать в мире красивее моей хозяйки?

— Да проживите вы всю свою жизнь в любви и согласии, да будут долгими вачни дни!

А он снова смотрит на свою жену, не нахвалится:

— Не найдется в целом свете стройней и красивее ее. Однажды вдова и сказала ему:

— Спору нет, всем хороша твоя жена: и умом, и нравом, и красотою, но клянусь, пусть не в обиду тебе будет сказано, ведь на свете всегда найдется красивее самой красивой, прекраснее самой прекрасной.

— Нет, не найдется нигде такой! — сказал юноша.

— Прости меня, гость мой, заменивший мне сына, благодаря тебе невестку имею, радость жизни нашла. Мало ты еще живешь на белом свете, о многом не слыхал, а как проживешь столько же, сколько я, так увидишь и тех, кто красивее самых красивых.

— Так назови хоть одну, коль ты такую видела.

— Лучше б не просил ты меня об этом, — ответила женщина, — будь доволен тем, что выпало тебе на долю, и проживешь счастливо до конца своих дней.

— Не найду я себе покоя, коль не скажешь мне.

— Ну, если уж говоришь о красавицах, то нет равной жене Курдалагона. По всему небесному простору не сыщешь краше ее, да и не было никогда еще такой на белом свете, — сказала вдова.

Не мог в эту ночь юноша сомкнуть своих глаз. А утром собрался и отправился на небо к Курдалагону.

Долго ли шел он, нет ли, кто знает, но, наконец, добрался он до неба. Переоделся он бедняком, и проходит он мимо кузницы Курдалагона.

— Кому каменщик требуется? За качество кладки ручаюсь. Оставил Курдалагон свою работу, пошел к нему и говорит:

— Мне нужно стену сложить. Подожди меня здесь, я пойду, с хозяйкой посоветуюсь, а о плате сговоримся.

Вскоре Курдалагон вернулся, и договорились они об условиях работы.

Приготовили камень, известь, песок — все, что для кладки стен требовалось.

Начал юноша работать. Не успел он несколько рядов камней уложить, как солнце уже за горы спряталось. Наступил вечер. Курдалагон оставил кузницу и направился в свои хоромы. А воспитанник великана ночью достал свой цырахдаран, ударил им о землю, и выросла перед ним стена до половины.

Утром Курдалагон вышел на стену посмотреть, удивился, — никогда еще с такой быстротой и так искусно не работал ни один каменщик.

Уж как было Курдалагону ни расхвалить его работы жене своей.

Приготовила тогда хозяйка хорошее угощение, отправила работнику, а на пироге начертала слова благодарности.

На вторую ночь опять ударил юноша цырахдараном о землю, и осталась только небольшая часть стены несложенной. Утром Курдалагон застал его уже за работой.

— Ничего здесь особенного нет! — сказал юноша удивившемуся Курдалагону. — Пока у меня работа не закончена, не знаю я ни отдыха, ни усталости, а ночью работа у меня лучше спорится.

Хозяйка на этот раз приготовила угощение еще богаче, а сама призадумалась:

«Непростой это, вероятно, работник! Неужели такая работа под силу земному человеку?»

А юноша велел поблагодарить хозяйку и написал, что мечтает взглянуть на нее хоть разок.

Жена небесного кузнеца Курдалагона жила за закрытыми Ширями, в седьмой комнате, между двух гор. Никто не видел ещё лица ее, ее плавной походки.

И вот однажды ночью явились перед юношей двенадцать арб, запряженных буйволами, и двенадцать работников с лопатами. Взялись двенадцать работников за дело и прорыли подземную дорогу прямо под пол комнаты жены Курдалагона.

А на утро Курдалагон застал юношу опять за кладкой стены. Зашел он в свою кузницу и приступил к работе. Раздулись кузнечные меха, взмахнул он молотом; и как посыпались искры из раскаленного железа на небесной наковальне, в это самое время каменщик постучался в пол комнаты, где жила жена Курдалагона. Впустила его женщина к себе, и стали они советоваться, как им скрыться от Курдалагона. А у него были три сокровища: арчита[47], кусок воловьей кожи и шуба. И имели они такие чудесные свойства: оденешь арчита на ноги — очутишься там, где захочешь; на кусок воловьей кожи можешь уместить хоть целое село, и лети, куда вздумается; а у шубы воротник песни поет, рукава прихлопывают, а полы танцуют.

Захотелось юноше иметь эти чудесные вещи, и стали они придумывать, как бы ими завладеть. Думали, думали и надумали: взял однажды каменщик арчита Курдалагона и передал их одному из работников.

— Возьми, пройдись с ними по улице мимо кузницы, предложи их, может быть, кто купит.

Отправился работник продавать арчита. Каменщик продолжал класть стены, а Курдалагон ковал в небесной кузнице. В это время с улицы послышалось:

— Арчита, арчита, кому нужны арчита, кто купит? Дешево отдам! Хороший товар! — кричал работник.

Каменщик стал рассматривать арчита, потом зашел в кузницу к Курдалагону и говорит ему:

— Купи для меня в счет платы за работу, я скоро в обратный путь собираюсь, понадобятся они мне.

Взглянул на них Курдалагон и остолбенел: если только это не его арчита, то до того похожие, что можно их спутать! Но как могли сюда попасть его арчита? Ведь они хранятся за семью замками, между двух гор.

— Подожди меня здесь, я только сбегаю домой.

Как только Курдалагон отправился к себе, каменщик подземным ходом опередил его, передал жене его арчита, и она положила их на прежнее место. Увидел их Курдалагон, изумился. А жена спрашивает его:

— Что случилось, хозяин мой, никогда ты так рано с работы не приходил?

— Продаются на улице арчита, спутать можно с моими. Наш каменщик и говорит: «Купи мне в счет платы!» А я задумался: купить ли их? А вдруг они окажутся моими! Но как это возможно, думаю, ведь муха не пролетит сюда, в наши покои.

— О горе мне! С ума сошел хозяин мой! Разве тот, кто их сделал, других таких не сможет сделать, как ты думаешь?

Сконфуженный, вышел Курдалагон из дому. А жена его тотчас передала каменщику арчита под пол. Когда Курдалагон подошел к кузнице, то продавец с арчита дожидался его уже там.

Купил их Курдалагон и отдал каменщику, а как же могло быть иначе? Таким же способом купил Курдалагон каменщику и кусок воловьей кожи и свою собственную шубу.

А на четвертый день снова донеслось с улицы:

— Продается женщина! Женщина продается! Кто купит женщину!?

— Курдалагон, — говорит каменщик, — на улице женщину продают, ни одна не родит больше такой красавицы. Купи мне ко всему остальному и ее, на днях я кончаю работать и отправлюсь домой.

Поспешил Курдалагон опять в свои покои, но все застал на своих местах — и женщину, и чудесные вещи.

— Отчего ты так запыхался, хозяин мой, что с тобой?

— Да провалится твой очаг! Чуть дух я ни испустил, так спешил.

— А что же случилось?

— Не видывал я большего сходства: на улице продают женщину, на тебя похожа, как две капли воды. Просит меня каменщик, чтоб для него купил я и ее тоже. Не скрою от тебя, как взглянул я на нее, стал сам не свой и бросился сюда, чтобы убедиться, дома ли ты.

— О, чтоб покинул тебя твой ангел-хранитель, видать, совсем ты ума лишился! Мать, что меня родила, разве не сможет родить еще такой, как по-твоему, каким ты глупцом оказался. А я еще умным тебя называла. Каменщик ведь бедный человек, купи ему эту женщину, пусть себе живет на здоровье с хорошей женой, он же работой своей не обидел тебя?

Купил тогда Курдалагон каменщику и жену свою.

Сели тут каменщик с женой Курдалагона на кусок воловьей кожи, взяли они с собой арчита и шубу и покинули хоромы небесного кузнеца.

Пусть с врагом вашим так случится, как было с Курдалаго-ном, когда понял он, что так обманулся. Бросился он тотчас в погоню. Долго ли, мало ли он гнал я за ними, кто ведает, но в одном месте он настиг их.

— Почему ты украл чужое добро, чужую жену похитил? — спросил Курдалагон юношу, воспитанника великана.

— Не чужие, мои они! Правда, когда-то принадлежали они Курдалагону, но теперь я единственный их хозяин.

— Каким это образом? — допытывался Курдалагон.

— Воздвигал я стены вокруг твоего двора. Не ты ли сам купил мне эту женщину и эти вещи в счет моей работы? Или, по-твоему, кто-нибудь другой должен был их подарить мне за работу, выполненную Курдалагону?

— Это правда, но поддался я обману...

— Это меня не касается, работал я на совесть; что положено мне за работу, то и беру с собой, не виноват я. Была б тогда вина моя, коль нарушил бы я условия и не выполнил работы в срок.

— В работе твоей нет изъяна!

— Ну и пускай тогда каждый из нас идет своей дорогой!

Понурив голову, сгорбившись, вернулся Курдалагон на небо. С той поры без устали работает он в небесной кузнице. Все сильнее раздуваются кузнечные меха, далеко разносятся удары его молота, не утихает их стук. Не щадит своих сил Курдалагон, в работе позабыться старается, боль сердца унять...

А воспитанник великана вернулся в селение алдара и снова стал жить в доме вдовы и по сей день живет в счастье и благополучии.