Формальные нарушения мышления

Нарушения мышления при шизофрении называются формальными, так как они касаются не содержания мыслей, а самого мыслительного процесса. Прежде всего это затрагивает логическую связь между мыслями.

На поздних этапах логическая связь утрачивается даже в пределах одной фразы. В самых тяжелых случаях наблюдается разорванность мышления, что проявляется и в разорванности речи — речь больных состоит из сумбурного набора отрывков фраз, совершенно не связанных между собой («словесная окрошка»).

В менее выраженных случаях наблюдается «соскальзывание» мыслей — лишенный логики

переход от одной мысли к другой, что сам больной не замечает.

Нарушения мышления выражаются и в неологизмах (от «нео» — новый, «logos» — речь, учение) — новообразование, придумывание новых вычурных слов, которые понятны только самому больному, но непонятны окружающим.

Диапазон неологизма может быть от придумывания нескольких слов до создания больным шизофренией собственного языка.

Неологизмы бывают пассивные, несистематизированные, состоящие из бессмысленных звукосочетаний и конгломератов из частей разных слов, и активные, возникающие вследствие искаженной мыслительной переработки слов и всегда что-то значащие для больного. Активные неологизмы бывают основой для создания больным своего языка, который понятен только ему одному.

Нарушением мышления при шизофрении является и резонерство — бесплодные рассуждения на посторонние темы, которые могут не иметь никакого отношения к больному.

Объект рассуждательства выбирается произвольно или же в процессе беседы на конкретный вопрос врача больной может пуститься в пространные рассуждательства со сверхобобщениями по пустячному поводу, задавая сам себе вопросы и сам на них отвечая или что-то доказывая и устанавливая собственные закономерности, причем рассуждения и доказательства могут быть весьма далеки по смыслу от заданного вопроса, на который можно было бы ответить одной простой фразой.

Больной шизофренией может резонерствовать и совершенно не в плане заданного вопроса — это может быть при соскальзывании мышления, когда больной начинает одну мысль и без всякой внутренней связи переходит к другой мысли, и уже на новую тему начинает резонерствовать.

Частыми темами резонерских рассуждений являются философские или ещё какие-либо глобальные темы, которые не имеют к нему ни малейшего отношения, да и он сам не собирается что-либо предпринимать, и все его рассуждательства бесплодны. Но больной может резонерствовать и на совершенно пустяковую тему, которая даже не стоит того, чтобы о ней так долго и пространно говорить.

Нарушение мышления проявляется и в искажении процесса обобщения, которое осуществляется по несущественным признакам.

Могут быть и такие нарушения как неуправляемый поток мыслей, внезапные перерывы или «обрыв» мыслей, или два параллельно текущих потока мыслей.

На начальных этапах нарушения мышления ещё не заметны, и их можно установить только с помощью специальных тестов.

Помимо этих, наиболее общих для всех больных шизофренией негативных симптомов, наблюдается и так называемая продуктивная симптоматика — то есть, продукция болезненных проявлений — бред, галлюцинации, псевдогаллюцинации, аффективные нарушения, кататонические, гебефренные и иные расстройства и помрачение сознания. Уже из самих названий этих терминов видно, что это область — лишь для специалистов, а не для популярной литературы.

Сочетание продуктивной симптоматики с негативной приводит к образованию характерных для шизофрении синдромов с закономерной динамикой.

Шизофрении свойственна прогредиентность — то есть, неуклонное нарастание, прогрессирование и усложнение симптоматики. Степень прогредиентности может быть различной — от вялотекущего процесса до злокачественно-прогредиентных форм.

Шизофрению называют процессуальным заболеванием, шизофреническим процессом, так как происходит постоянная динамика, развитие симптомов шизофрении — процесс.

Развитие шизофренического процесса, особенно выраженных, прогредиентных форм, приводит к искажению или утрате прежних социальных связей, снижению психической активности, нарушениям поведения. Из-за этого наступает значительная дезадаптация (нарушение приспособления) больных в обществе.

Клинический пример.

Маргарита М. 45 лет. Не замужем. Образование высшее. Историк.

Мать работала учетчицей на фабрике, отец был со странностями — имея образование бухгалтера, в 35 лет он вдруг бросил работу и стал сторожем садового кооператива и круглый год жил в своей сторожке за городом, с семьей практически не виделся.

Маргарита с детства необщительная, замкнутая. В школе её не любили.

Хотя она была из семьи невысокого социального уровня, уже с детства Маргарита отличалась по своему интеллектуальному развитию и от родителей, и от сверстников. Даже учителей она порой поражала своими глубокими знаниями.

Она много читала, прочла все книги из домашней библиотеки соседа-профессора. У него не было детей, и Маргарита часто бывала в его доме, её любила и жена профессора. Потом она записалась в Ленинскую библиотеку и проводила там все свободное время.

Деньги, которые давала ей мать на школьные завтраки, копила и тайком от неё покупала в букинистических магазинах подшивки дореволюционных журналов, библиографические редкости. Она завела свою картотеку, в которую записывала исторические факты. Мать удивлялась, зачем ей это нужно, настаивала, чтобы дочь пошла погулять с ребятами на улице, но Маргарита говорила, что ей жаль тратить время на такую ерунду.

К одежде и своей внешности она была совершенно равнодушна. Отказывалась от вещей, которые считались модными, заявляя, что не хочет быть, как все. Даже будучи школьницей, она носила юбки до середины икры. Внешне она всегда выглядела старше своих лет. В школе её звали «барышней-крестьянкой» и смеялись, что она много о себе «воображает», а её отец — сторож.

У Маргариты была привычка никогда не смотреть собеседнику в лицо. Даже обращаясь к кому-либо, она смотрела поверх головы собеседника. Маргарита не была высокомерной, но выглядела отрешенной от окружающего, погруженной в свои мысли.

Сверстники говорили, что она «не от мира сего». Но даже их насмешки Маргариту не задевали. Она не реагировала на их шутки, смотрела на своих обидчиков безразличным взглядом, как будто не видела их, как бы сквозь них. Со временем её оставили в покое, никто не предлагал ей дружить.

После окончания школы Маргарита поступила на исторический факультет, и всегда считалась лучшей студенткой на курсе. Когда ей предложили стать старостой курса, она отказалась. Она не была даже в комсомоле, хотя её часто упрекали за это. Но Маргарита спокойно отвечала, что «быть в толпе» она не желает.

Мужчинами она совершенно не интересовалась. В принципе ей было безразлично, кто её собеседник, мужчина или женщина, она была одинаково закрыта и для тех, и для других. Она никогда не рассказывала о себе, и в институте о её личной жизни никто не знал.

Она не была молчуньей, могла с увлечением говорить на интересующие её темы по истории 18-19 веков и знала многое, о чем не знали даже преподаватели. У неё была богатая, образная речь, она часто употребляла слова и выражения, давно вышедшие их обихода и принятые в прошлом веке, но это ни у кого не вызывало улыбки, в её устах это звучало вполне естественно. В институте поговаривали, что Маргарита «дворянских кровей», хотя и отец, и мать не только не были аристократами, но даже не были интеллигентными людьми. Уже на четвертом курсе ей доверяли читать лекции и вести семинарские занятия со студентами младших курсов, и на них приходили даже преподаватели.

После окончания института неожиданно для всех она устроилась на работу в архив, хотя ей предлагали остаться в аспирантуре и прочили большое будущее. Но к её странностям все привыкли и знали, что уговаривать её бесполезно.

Мать не раз заговаривала с Маргаритой, что пора устраивать свою жизнь, выйти замуж, но та отмалчивалась, не возражая и не соглашаясь. Мать пыталась сама проявить активность, приглашала в дом гостей, среди которых были неженатые мужчины с её работы, или уговаривала приятельницу прийти к ним с сыном примерно того же возраста, что и Маргарита, но та даже не выходила к гостям или уходила из дома, хотя мать потом ссорилась с нею, что дочь поставила её в неловкое положение перед гостями.

С возрастом она становилась все более и более странной. Одной из её странностей было то, что она предпочитала одежду темных тонов, часто носила все черное, даже летом, и те, кто недостаточно хорошо знал, думали, что Маргарита в трауре и говорили при ней шепотом. Причем, все её платья были примерно одного фасона — прямые, бесформенные, неприталенные. Она была очень худой, а платья покупала почему-то на два размера больше, и они болтались на ней, как на вешалке.

Однажды мать подарила ей на день рождения нарядное шелковое платье, так как всегда критиковала стиль одежды Маргариты — она его называла «одеждой плакальщицы на похоронах». Вначале Маргарита категорически отказалась его надеть, так как, по её мнению, расцветка была слишком кричащей, а юбка была чуть выше колена. Но мать обиделась, что дочь не одобрила её подарок и уговорила примерить. Весь день Маргарита рассматривала себя в зеркале со всех сторон, ей казалось, что юбка просвечивает. Маргарита становилась напротив окна и смотрела в зеркало, не просвечивают ли ноги, пока её мать не вскричала в сердцах: «Да кому нужны твои тощие ноги! Подумаешь, кто-то их увидит — убудет от тебя, что ли? Может, хоть обратит на тебя внимание какой-никакой мужчина!»

Но Маргарита согласилась одеть новое платье только с нижней юбкой. Мать её пришла в негодование — кто же одевает плотную нижнюю юбку под легкое летнее платье! Но Маргарита настояла на своем и действительно стала выглядеть нелепо, так как из-под шелка топорщились складки нижней юбки. На работу в этом платье она пошла с таким несчастным видом, как будто её вели на казнь, пыталась постоянно одернуть юбку, садясь в транспорте, натягивала её на колени. Придя на работу она все же не смогла пересилить себя и надела сверху синий сатиновый халат, в котором обычно протирала стеллажи. Больше она это платье не надевала и ходила в своей привычной бесформенной темной одежде без намека на женственность.

Однажды ей пришлось проходить флюорографию. Рентгенологом был мужчина. Маргарита этого не знала, так как пока она раздевалась возле стула, на который ей указала медсестра, он был в смежном кабинете. Раздевшись до пояса, но прикрываясь одеждой, Маргарита направилась к аппарату для флюорографии. И в этот момент вышел врач. От ужаса Маргарита присела на корточки, судорожно пытаясь прикрыть грудь. Врач жестом показал, куда ей пройти и сел на свое место. Она не двигалась, вся сжавшись в комок. Врач повторил приглашение, вышла медсестра и пыталась поднять Маргариту с пола, но та вцепилась в неё и наотрез отказалась. Только после того, как врач, пожав плечами, вышел из кабинета, Маргарита встала с пола, но отказалась от флюорографии и ушла.

Чем старше она становилась, тем нелепее себя вела, когда был риск, что кто-то увидит её обнаженной. В своей комнате она повесила плотные шторы, а перед тем, как переодеться, ещё раз придирчиво осматривала, не осталось ли хоть маленькой щели между шторами. И даже после этого, она отходила в самый дальний угол комнаты, который не просматривался, и к тому же выключала свет.

Ей казалось, что за ней кто-то может наблюдать из дома напротив, когда она переодевается, поэтому она обзавелась биноклем и перед тем, как переодеваться, внимательно рассматривала в бинокль все окна и балконы противоположного здания. Застав её за этим занятием, мать швырнула бинокль с балкона, сказав, что дочь «совсем спятила», если начала подглядывать за соседями, но та возражала, что она за ними не подглядывает, а просто смотрит, не подглядывают ли за ней. На что мать сказала: «Ну тогда ты точно помешалась! Если бы подглядывала, это ещё куда ни шло, хоть на чужую жизнь посмотришь, коли своей нет. А кто будет за тобой-то подглядывать! Кому нужна твои «прелести» и тощая фигура — хоть спереди, хоть сзади, как доска. Тоже мне — звезда стриптиза! Если бы на тебя кто позарился и стал подглядывать — радоваться должна была бы».

Маргарита занавесила даже маленькое окно в ванной, хотя оно было под самым потолком, а квартире никого, кроме неё и матери не было. У себя в комнате она запиралась на ключ, а замочную скважину занавешивала полотенцем.

Она жаловалась матери, что за ней подглядывает сосед. Мать недоумевала, ведь квартиры разделены стеной, к тому же сосед — алкоголик, у него совсем другие проблемы. Но Маргарита повесила на стену, граничащую с квартирой соседа, ковер, но и это её не удовлетворило. Она заявляла, что сосед дрелью просверливает в стене дырки, и каждый вечер придирчиво обследовала все участки стены.

Мать Маргариты обратилась за консультацией в связи со странностями поведения дочери. Сама Маргарита на прием не пришла.

Исход шизофрении раньше был один — дефект, дефектное состояние с выраженным апато-абулическим синдромом, поскольку лечить это заболевание психиатрам прошлого века было нечем.

Но современная психиатрия располагает широким спектром психофармакологических средств, которые оказывают влияние на все психические нарушения при шизофрении.

Поэтому у психиатров сейчас большие возможности по лечению, реабилитации и реадаптации больных шизофренией.

Немало случаев, когда после перенесенного приступа у больных наблюдались ремиссии по 10-25 лет, когда они могли успешно работать, занимаясь высокопрофессиональной. в том числе и творческой деятельностью.

Помимо прогредиентных форм шизофрении, есть и другие, менее прогредиентные (малопрогредиентные, мягкие), когда больные даже не нуждаются в помещении в психиатрическую больницу, а могут принимать психотропные препараты в амбулаторных условиях, то есть, находясь дома, под контролем участкового психиатра.

Поэтому мнение, что шизофрения — это фатальное, неизлечимое заболевание — глубоко ошибочно. Любой психиатр скажет, что шизофрения лечится, не в том смысле, что она полностью излечима, а в том, что с помощью правильно подобранного лечения можно достичь послабления болезни, исчисляемого годами и десятилетиями.

Даже терапевты и невропатологи вряд ли могут похвастаться такими успехами, так как от гастрита, колита, язвенной болезни, стенокардии, гипертонической болезни и десятков других заболеваний многие люди лечатся годами без особого результата.

А шизофренический процесс, как и любое другое хроническое заболевание, может протекать с обострениями и послаблениями (ремиссииями). Причем, во многих случаях в ремиссии нет никаких психических нарушений, и больной трудоспособен и хорошо адаптирован.

В повседневной жизни каждый из вас имеет дело со многими больными шизофренией, о которых вы даже и не подозреваете, что они больны и регулярно принимают так называемое поддерживающее лечение, которое больным всегда назначают после перенесенного приступа для предотвращения возникновения нового приступа.