Культура. Интерпретативный подход

Интерпретативный подход в изучении культуры разделяет Клиффорд Гирц — американский антрополог и социолог, основатель интерпретативной антропологии, занимающейся изучением различных культур и влиянием концепции культуры на концепцию человека.

Гирц разделяет точку зрения Макса Вебера, что человек – это животное, висящее на сотканной им самим паутине смыслов. Культура, по Гирцу, и есть эта паутина, а её анализ – дело интерпретативной науки, занятой поисками значений.

Суть антропологической интерпретации: описание культуры (берберов, евреев или французов) должно быть выполнено с использованием тех конструкций, которыми, по нашим представлениям, берберы, евреи или французы обличают своё жизненный опыт, т.е. тех формул, с помощью которых они пытаются объяснить, что с ними происходит.

Цель этнографии - интерпретация, “плотное” описание культуры как системы смыслов. Этнолог, согласно Гирцу, прежде всего стремиться уловить смыслы и значения той или иной культуры, используя при этом в большей мере не свой интеллект, а свою способность к ощущениям. Он погружается в чужую культуру, абстрагируясь от своей собственной. Какие-либо классификации и сравнения при этом невозможны.

10. Человек в природе: мим-адаптация

К Демокриту восходит размышление: «Путем подражания мы научились у паука ткачеству и штопке, у ласточки — постройке домов, у певчих птиц — лебедя и соловья — пению». Буше де Перту принадлежит его археологический вариант: «Работы человека должны были начинаться с самой примитивной основы <...> Его первые опыты — грубое подражание природе и материи — очень мало отличались от этой материи <...> Инстинкт имитации породил первых художников»

Изначально пра-человеку была присуща поведенческая схема примата, заданная естественными инстинктами, ритмами и ресурсами. Однако Homo erectus не стремился стать sapiens, а руководствовался вполне приматными интересами и побуждениями. Скорее всего, расширение деятельностной схемы раннего человека происходило за счет имитации других поведенческих образцов, прежде всего господствующих хищников. Путем адаптивного подражания (мим-адаптации) человек присваивал чужие модели и тем самым расширял свое деятельностное поле. В искусстве подражания прачеловек был более «обезьяной», чем сама обезьяна. Это видно по наполненной звуками природы речи (эхолалии), насыщенной животной этологией этике, изобилующей природными образами мифологии. И ранние религии, как показывают приемы магии, колдовства, шаманства, вырастали из практик имитаций-превращений.

Самый ранний вариант мим-адаптации: переход некоторых групп людей к поеданию мясной пищи (прежде всего, падали). Вероятно, люди-хищники и люди-травоядные — основные формы мим-адаптации древних охотников и собирателей. Вполне возможно, что уже в палеолите возникали сложные общества, включающие иерархически соподчиненные группы хищников-охотников и травоядных-собирателей.

Своего рода мим- адаптацией можно считать овладение огнем. Открытие огня явилось первым случаем, когда живой организм сделался хозяином одной из сил природы. В «игре с огнем», приведшей к его приручению, реализовалась способность человека представлять себя если не духом стихии, то ее союзником, «очеловечивать» образ огня и тем самым присваивать. Технологии хранения и разведения огня, как и обустройства очага, многочисленны, однако главным шагом было преодоление звериного отчуждения пра-человека от огня посредством «проникновения в образ» и его имитации.

Ещё одна мим-адаптация: Освоение севера Евразии вообще немыслимо без медвежьей мим- адаптации. Медведь пещерный — хозяин гор, бурый — лесных евразийских равнин. «Схема медведя», включая обитание в пещерах и берлогах, могла служить моделью поведения и движения для многих обитателей древней Евразии. Первопроходцы Севера создавали свои деятельностные схемы путем освоения–присвоения поведенческих моделей медведя и других крупных зверей.

Мим-адаптации — заимствования поведенческих схем различных животных — предполагали физическую и ментальную адаптивность древних людей, в чем немалую роль играла молодость охотников палеолита. Если учесть, что средняя продолжительность жизни в то время едва превышала 20 лет и, следовательно, значительная часть этой короткой жизни была детством, во многих решениях и поступках впору усматривать не взвешенный взрослый расчет, а игру детей и риск молодых. По своей сути мим-адаптация — игра, лучше всего удававшаяся детям. «Ребята и зверята» до сих пор находят общий язык легче, чем разучившиеся играть взрослые.

«Все основополагающие факторы игры, в том числе игры коллективной, уже существовали в жизни животных... Архаическое существо играет так, как играет ребенок, как играют животные... Культура возникает в форме игры, культура первоначально разыгрывается». Вероятно, палеолит был менее тяжелодумным веком, чем сегодняшний. Молодежь древности, не знавшая ни туберкулеза, ни сифилиса, ни кариеса, ни рахита, страдала по большей части лишь от травм и ревматизма. Непоседливость детей и мобильность молодежи придавали палеолитическому бытию особый динамизм.