Сказание о Крестьянском сыне

Следует ещё остановиться на одном пародическом произведе­нии — на «Сказании о крестьянском сыне», вышедшем, видимо, нз той же среды, что и «Праздник кабацких ярыжек», судя по то­му, что и тут автор также обнаруживает хорошую осведомлённость в церковной службе и в «священном писании». Предположительно, судя по языку, относим «Сказание» к концу XVII в., хотя не ис­ключена возможность, что оно возникло и в первые годы XVIII в. (старейший список его, изданный В. И. Малышевым, датируется 1728 г.).

Был у отца и матери сын, которого они отдали обучаться гра­моте, но за великое непослушание и за лень учитель бил его и истя­зал. Тогда он решил перестать учиться и стал промышлять воров­ством. Нашёл он себе товарищей, с которыми приходит однажды ночью к одному богатому крестьянину, стучится в запертые ворота и говорит при этом: «Отверзитеся, хляби небесныя, а нам врата крестьянская». Попав на двор, вор продолжает: «Взыде Иисус на гору Фаворскую со ученики своими, а я на двор крестьянский с то­варищи своими». Подойдя к клети, он произносит: «Прикоснулся Фома за ребро христово, а я у крестьянские клети за угол». Про­никнув в клеть, вор обнаружил под кроватью ларец с деньгами и сундук с платьем. Он всё вытащил и говорит: «Твоя от твоих к тебе приносяще о всех и за вся». Нашёл он у крестьянской жены убрус и сказал: «Препоясывается Иисус лентием, а я крестьянские жены убрусом...» Найдя в клети каравай хлеба, вор стал его есть, говоря: «Тело христово приимите, источника бессмертнаго вкуси­те» (слова, произносимые при причащении).

Жена крестьянина, услышав, что в клети хозяйничает вор, бу­дит мужа: «Встань, муж, тать у нас ходит в клети», но муж отве­чает: «Не тать ходит, но ангел господень, и говорит он всё божест­венные словеса». Тогда жена вполне резонно возражает: «Кабы был ангел господень, и он бы с нас шубы не снимал да на себя ие надевал». Крестьянин послушался жены, взял берёзовый ослоп и ударил вора в лоб, а вор говорит: «Окропиши ми исопом и очн-щуся и паче снега убелюся» (цитата из Псалтири).

Испугавшись, крестьянин упал на постель и стал бранить свою жену: «Злодей ты и окаянница! Греха ты меня доставила, ангела убил, Христу согрубил! Да впредь ты молчи себе и никому не ска­зывай». Видя малоумие крестьянина, вор нашёл под кроватью таз с водою и стал умывать руки, говоря при этом: «Умыю руце мои, обыду олтарь твой, господи».

В заключение повести сказано: «И тать клеть отворил и воз­гласил товарищам своим: «Обременении, покою вы! А что я сде­лал, собрал, и вы пособите мне вынести вон». И те его товарищи внидоша в клеть, и что было у крестьянина живота, то все взяша, и выдоша и двери за собою затворнша. А сам рече: «Чист есмн дом мой и непорочен, окроме праведнаго». И не оставил ему ничево. Аминь».

Таким образом, в «Сказании» пародия на церковные богослу­жебные тексты вставлена в рамку рассказа, в котором в шуточной форме изображены недогадливость и простодушие крестьянина'.

* * *

* Во второй половине XVII в. появляется у нас пародический «Лечебник, как лечить иноземцев», вызванный недоброжелатель­ным отношением части русского купечества к своим конкурентам — иностранным купцам. В этом «Лечебнике» пародируются медицин­ские рецепты и устные заговоры. Достаточное представление о ха­рактере пародии даёт уже самое начало «Лечебника»: «Когда у ко­го заболит сердце и отяготеет утроба, и тому пристойный статьи: взять мостового белого стуку 16 золотников, мелкаго вешняго конного топу 16 золотников, жестокаго колокольнаго звону 13 зо­лотников, а принимать то всё по 3 дня не етчи, в четвертый день принять в полдни и потеть 3 дни на морозе нагому, покрывшись от солнечного жаркого луча неводными мережными крылами в одно-рядь» и т. д.

К XVII в. относится написанная ритмической прозой шуточная повесть о двух глуповатых, неловких и незадачливых упрямых братьях — о «торговых людях» или о дворянских детях, «знатных людях-> Фоме и Ерёме, непрестанно попадающих впросак и то и де­ло терпящих побои. Повесть известна не только в рукописной тра­диции, но и в большом количестве устных вариантов, возникших, нужно думать, раньше рукописных.

Приведёнными образцами почти исчерпывается тот материал демократической оригинальной сатирической и пародийно-юмори­стической литературы, возникновение которого в основном при­урочивается к XVII в. Судя, однако, по тому, что в ближайшем XVIII в. этого рода материал занимает очень значительное место в лубочной литературе, и в XVII в. его, очевидно, было больше, чем донесла его до нас рукописная традиция. Но и то, что дошло до нас от сатиры XVII в., зародившейся в «плебейских» кругах русского общества, даёт достаточно ясную картину развития но­вых литературных явлений с новым содержанием. Естественно, что именно демократические слои выдвинули у нас сатирические жан­ры, осмеивающие и пародирующие общественные и церковные устои старой Руси. Первенствующая роль в сатирическом творче­стве XVII в. принадлежала посаду в лице его интеллигенции, в частности тяглого духовенства и приказного люда. И для того и для другого не было оснований относиться положительно к офи­циальному церковному строю и к правительственному режиму свое­го времени. Демократическая интеллигенция разделяла п этом отношении настроение народной массы и отражала его в своих са­тирических произведениях. Отсюда близость сатиры XVII в. к устному народному творчеству, сказывающаяся и в её образном разговорном языке, и в остроумной прибаутке, и в рифмованной поговорке. Отсюда и тяготение её к реалистической манере в изо­бражении жизни, какое отличает народную поэзию.

И не случайно то, что многими своими мотивами и приёмами, а также наличием реалистических элементов «плебейская» сатира смыкалась с творчеством демократической старообрядческой оппо­зиции, боровшейся с предержащими церковными и гражданскими властями. В стиле Калязинской челобитной, «Праздника кабацких ярыжек», «Сказания о попе Саве», с одной стороны, и писаний протопопа Аввакума — с другой, немало общего, несмотря на су­щественную разницу в психологии и мирово и пародий и автора «Жития» и посланий кам — ревнителям богоспасаемой старины.

щественную разницу в психологии и мировоззрении авторов сатир и пародий и автора «Жития» и посланий к его единомышленни-