Глава 24. Апрель был одним из четырех самых сложных месяцев наряду с январем, июлем и октябрем, поскольку именно по этим месяцам нами закрывались кварталы

Драко

Апрель был одним из четырех самых сложных месяцев наряду с январем, июлем и октябрем, поскольку именно по этим месяцам нами закрывались кварталы. А если учесть, что этими же месяцами начинались новые, можно было понять, почему в это время работать было сложно вдвойне: когда уже есть новые обязанности, а старые еще не выполнены до конца, на работе остается разве что ночевать.

Сегодня я сидел за рабочим столом с половины шестого утра, причем и поспать мне толком не удалось: Астория полночи всхлипывала. На мои вопросы, в чем дело, она совершенно неправдоподобно улыбалась и списывала слезы на аллергию. Я всем своим видом демонстрировал недоверие к ее словам, но она упорно делала вид, что все в порядке. Нежное сюсюканье не помогало (собственно, не очень-то я и старался; я в этом деле – полный профан), угрозы – тоже. В конце концов мне пришлось смириться с тем, что в спальне уснуть невозможно, и я, поцеловав ее в лоб, ушел коротать ночь на жестком диване в кабинете.

Понятное дело, настроения мне это не прибавило, так что на работу я пришел злой, как черт. Секретарша, увидев меня, бросилась навстречу с кипой документов, я как-то неловко у нее их подхватил, половина свитков рассыпались по полу, а Оливия жалобно ойкнула. Я криво улыбнулся и палочкой загнал свитки в кабинет, где и проторчал до самого обеда.

В обед я вспомнил о вчерашнем визите Уизли (Поттер) и решил проверить свои догадки, отправившись в Отдел магического правопорядка. Если судить по тому, насколько взмыленными выглядели его сотрудники, Гермиона явно была на месте, так что я, не встретив сопротивления, вошел в ее кабинет.

— Элисон, сложи бумаги на стол, – не поднимая головы, попросила она.

— Я без бумаг и без Элисон.

Она изумленно вскинула голову.

— Малфой?

— Со зрением все в порядке, – кивнул я, усмехаясь.

— И зачем ты здесь? – подозрительно спросила она.

— Ты не была на работе два дня, пришел проверить, жива ли.

— Жива, здорова, крайне занята, – она снова углубилась в бумаги.

— Пойдем пообедаем? – Мое предложение стало неожиданностью даже для меня, что уж говорить о Гермионе.

— Пообедаем? – Я утвердительно кивнул. – Мы с тобой? Вдвоем?

— Можем сесть за разные столики, можем пригласить кого-нибудь еще, – разрешил я.

Она рассмеялась.

— Малфой, честное слово, у меня столько работы, что и поесть-то некогда!

— До закрытия квартала больше недели, неужели ты думаешь, что не успеешь?

— Я впервые закрываю квартал, Малфой!

— Новичкам везет, – пожал плечами я. – Пошли.

— Нет, Малфой! – как-то жалобно воскликнула она. Не успел я удивиться, как она решительно поднялась со стула: – А, впрочем... пошли.

* * *

После обеда мы разошлись по своим рабочим местам, и на своем я провел время до восьми вечера, после чего засобирался домой. Где, к слову, тоже прошел в кабинет и сразу разложил по столу свитки.

Примерно через час, когда столбики цифр и строки букв стали расплываться перед моими глазами, за дверью кабинета раздался громкий хлопок аппарировавшего домовика, а через еще секунду – стук в дверь.

— Да, – сухо отозвался я.

— Мистер Малфой, позвольте? – В дверь просунулась голова Айлин.

— Что еще?

— Айлин нашла письмо под столиком в спальне. От мисс Астории.

— И что?

— Оно для вас, мистер Малфой, – неуверенно отозвалась Айлин.

— Что за чушь? – вспылил я. – Если Астории что-то нужно, пускай подойдет и скажет, а не оставляет мне письма в спальне!

— Но мисс Гринграсс нет в доме...

— Что?! И где она?

— Ее вещей тоже нет, – с каждым словом голос домовика становился все тише.

— Отдай мне письмо и выйди вон, – пытаясь взять себя в руки, процедил я. Кругом одни идиоты!

Айлин мгновенно оказалась около меня, протянула мне письмо, нелепо присела и аппарировала. Обычный плотный белый конверт, на котором изящным почерком с завитушками (отвратительно!) было выведено: «Драко». Я вскрыл конверт и начал читать, с каждой строчкой чувствуя, что бешенство поселилось во мне далеко не случайно.

«Драко!

Наверняка ты даже не заметил, что я ушла, правда? Если только к тебе не прибежала Айлин... Извини, мне не хватило сил признаться тебе в лицо, что я не могу быть с тобой.

Моей ошибкой стало то, что я полюбила. Тебя. Странно, учитывая, что я совершенно не собиралась этого делать. И глупо, учитывая, что я знала, что любить не умеешь и ты. Ты уже понял, что только думал так? Думаю, нет. Я сейчас сильно ударю по своей гордости, но скажу то, что хочу. Потому что желаю тебе счастья. Я полюблю еще, я уверена. Ведь ты не единственный. Но это будет позже.

Для меня это было чуть меньше недели назад. Для тебя прошла уже, наверное, целая вечность (твое время течет как-то по-особенному, я давно заметила), но вряд ли ты отдаешь себе в этом отчет. Пока что.

Ты не любишь, когда ходят вокруг да около, а я только этим и занимаюсь уже полстраницы. Мне тяжело даются эти строки – я пишу уже больше часа, а ты спишь в соседней комнате. Счастливый. Разумеется. Ведь ты любишь. И любим.

Кто бы мог подумать еще десять лет назад, что этой женщиной станет Гермиона Грейнджер? Я бы посмеялась, скажи мне кто-нибудь об этом раньше. Ты, уверена, тоже. Но ты любишь ее. Действительно любишь. Так же, как и она тебя. А когда-нибудь ты скажешь ей об этом. Почти уверена, что эти слова вырвутся у тебя невольно: ты будешь это осознавать, но сказать будет тяжело. И ты не будешь уверен, действительно ли она любит тебя. Я скажу тебе сейчас. Любит. Конечно, любит. Но год ваших отношений наложил табу на чувства, и вы прячете их.

Знаешь, когда я поняла? На приеме у Боунса. В поисках тебя я зашла в библиотеку, где ты был с ней. Вы сидели по разные стороны стола, даже не касаясь друг друга. Передавали друг другу бутылку огненного виски. Но вы смеялись. По-настоящему. Вы смеялись так, что было ясно: вас связывает что-то большее, чем просто договор полтора года назад. И тем искреннее был ваш смех, что вы этого пока не понимали. Я никогда не смогу стать для тебя такой. А она тебя не боится.

Я всегда боялась ее. Она была чуть ли не единственной, к кому ты относился без пренебрежения, кем ты гордился. Даже тогда, на приеме ты осадил меня, чтобы защитить ее.

Она никогда не будет преданно заглядывать тебе в глаза и предугадывать каждое твое желание. Но тебе это не нужно, ведь тебя это только раздражает. Только она будет любить тебя почти осязаемо. До дрожи. И никогда не признается в этом первой. Это тоже будет тебя раздражать. Но ты не сможешь без нее. Потому что без нее никак.

У вас впереди вся жизнь. Скроенная из чуткости, взаимоуважения, гордости и безумной любви, которую ты никогда не смог бы подарить мне. Ваши дети будут гордиться своими родителями. Учась в Хогвартсе, будут спешить домой; выйдя замуж или женившись, все равно будут торопиться к родителям. Но, едва увидев взгляд, которым ты смотришь на Гермиону, понимающе переглянутся и оставят вас одних.

Много раз я хотела просто попросить тебя: «Обними меня, пожалуйста», но так и не решилась. Да и обнял бы ты?.. Наверное, в этом моя беда. Я боялась показать тебе свои искренние чувства, в отличие от нее. Я старалась стать похожей на тебя: циничной и холодной. Вот только ты сам такой, и я только сейчас, когда уже поздно, поняла, что твоя женщина должна быть полной твоей противоположностью.

Еще раз прости меня, Драко, что пишу так непонятно, пытаюсь как можно скорее переложить мысли на бумагу, а они путаются. Извини.

Будьте счастливы.

Астория».

По окончании я перевернул лист, ожидая еще какой-нибудь приписки, но ее не оказалось. Что за идиотка, а?! Девчонке двадцать лет, а она ведет себя, как наивная романтичная барышня! В этом возрасте пора перестать тешить себя иллюзиями!

— Айлин, – негромко позвал я.

— Слушаю, мистер Малфой, – появившийся из ниоткуда эльф склонился передо мной в почтительном поклоне.

— Уничтожь письмо, чтобы никто не смог его прочитать. Не читай сама и никому не давай, ясно?

— Конечно, мистер Малфой! – Она отчаянно закивала, отчего ее уши нервно затрепыхались.

— Если я узнаю, что кому-то известно о содержании этого письма... – Я не закончил и угрожающе замолчал, сопроводив свои слова выразительным взглядом. Большие зеленые глаза домовика наполнились ужасом.

— Мистер Малфой, никто не узнает!

— Я надеюсь, – кивнул я и демонстративно отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Спустя несколько мгновений за спиной раздался хлопок.

Я устало откинулся в кресле и, сцепив руки замком, положил их под голову. Неужели действительно все женщины настолько наивны и верят в такую глупость, как любовь?! Гермиона прожила в моем доме больше года, пока внезапно не осознала, что любовь ей жизненно необходима. Тут она вспомнила о Краме и поспешила поделиться с ним своим счастьем. Непонятно только, почему с ним? Где она и где Крам? Она умна, сообразительна и перспективна, тогда как способности Крама ограничиваются висением на метле посреди поля. О чем они разговаривали? О квиддиче? О защите эльфов?

А Астория? Вот уж от кого я ожидал подобного меньше всего! Наш «роман» начался с условием: спустя какое-то время мы поженимся. Мы оба – представители громких чистокровных семей, выпускники Слизерина, прекрасно понимающие, что основная цель нашего союза – продолжение рода чистокровных волшебников. И даже зная это, зная, какие надежды возлагают на нас наши семьи, она сбежала. А почему сбежала? Потому что влюбилась в меня и ее, видите ли, глубоко оскорбило то, что я не смогу полюбить. Ее. Поскольку она уверена в том, что я люблю Гермиону. А этот вывод сделан на основании того, что она видела, как мы смеемся вместе. В какой-то степени я сейчас был доволен тем, что она сбежала, поскольку совершенно не хотел, чтобы нашим детям передалось слабоумие их матери.

Я провел руками по лицу и глубоко вздохнул. Гермиона и Астория – две по-детски легковерных женщины. Удивительно, что при всех своих различиях они умудрились сойтись именно в желании любить и быть любимыми. Снова придется искать. Такую же, как я: не имеющую ни желания, ни способности любить.

Мозг подсунул подходящий вариант, но я невольно поморщился. Паркинсон бегала за мной все годы учебы в школе, и я не мог себе представить, как от нее отделаться, до тех пор, пока по настоянию отца не начал с ней встречаться. Ее самолюбию безмерно льстило, что ее парнем стал сам Малфой, но внимания к себе она не требовала: ей было достаточно того, что все считали нас парой. Этот вариант сейчас меня вполне бы устроил, и я мысленно поставил галочку напротив ее фамилии, тем не менее, оставив ее как последний запасной вариант. Вечер в Мэноре только через две с половиной недели, у меня еще масса времени.