Чайная церемония

Всю ночь Арихито Каниширо медитировал.

Всю ночь Ясунори Сигэмаса не мог уснуть, обдумывая предстоящее обучение. Было совершенно очевидно, что Арихито не выживет. Ясунори обдумывал вопрос не выживания, а сколько-нибудь достойного отпора хотя бы нескольких выпадов. Сам он владел преимущественно школой Мунэнмусо-рю, школой, предполагавшей отточенное, так называемое «рефлективное» владение мечом, что называется «не раздумывая». Техника эта подразумевала огромный опыт и тренировки и потому не подходила для Арихито. «Быть может Нито-рю – техника боя двумя мечами?» – подумал Ясунори. Подобная техника расширяла оперативное пространство бойца и давала преимущество в виде второго меча. Но Арихито не знал, как толком держать хотя бы один меч. Постепенно всё более Ясунори склонялся к школе Итто-рю – школе, делавшей упор на одном первом и главном ударе. Ударе неожиданном, сокрушительном, подающемся мощно и молниеносно. Ударе, которого от худого, не наделённого физической силой Арихито никто не ждёт! «Приём этот требует огромного опыта, но что если посвятить ему весь тренировочный день – одному единственному удару?» – думал Ясунори – «В случае с Арихито главной ставкой будет преимущество неожиданности».

Взошло солнце, и пришёл Арихито.

Друзья коротко приветствовали друг друга.

- Не будем тратить времени, – произнёс Ясунори подавая Арихито боккэн – деревянный тренировочный меч, – прежде чем мы приступим к медитации и тренировке, ты должен усвоить принцип «Ки-кэн-тай но ити» – дух, меч и тело – всё едино. У тебя будет лишь один шанс, и ему мы уделим всё наше время. Результативный удар включает три составляющие: правильный удар, правильная осанка при нанесении удара, «правильная» бодрость и энергичность духа при нанесении удара. Это возможно следующим образом…

Арихито поднял руку, останавливая речь сенсея.

- У меня иная просьба, Ясунори. Поединок безнадёжен – это совершенно очевидно. Я не вижу смысла тратить время на бесполезное оттачивание мастерства, которого нет.

Ясунори внимательно смотрел на мастера чая.

- Ты убивал и сам не раз был на краю гибели, как и мой завтрашний противник. Научи меня как правильно и достойно встретить смерть.

Ясунори побледнел.

- Ты даже не хочешь испытать шанс? Пусть единственный и маленький, но шанс?!

- Истинный путь самурая – в смерти. Лучший шанс постижения пути воина – достойно её встретить.

Ясунори был поражён спокойствием и благородством, с каким Арихито говорил о предстоящем испытании. Так безразлично относиться к смерти мог лишь самурай, истинно глубинно познавший дзен! Ясунори был восхищён! Он более не посмел предлагать помощь, которая хоть косвенно могла оскорбить великого мастера. Он подумал мгновенье и вдруг сказал.

- Угости меня чаем, друг мой!

Арихито удивлённо приподнял брови.

- Но соверши чайную церемонию так, как бы ты это делал в последний раз в своей жизни!

- С большим удовольствием, – улыбнувшись, произнёс Арихито, – сегодня жду на ночной чай!

Сильные порывы ветра, неистово гудя, вступали в схватку с мощными вековыми соснами и кипарисами. Стройные, но могучие, ворча низким скрипом, они гнулись под натиском стихии, но не сдавались и стойко противостояли её бесчисленным атакам.

Мастер стоял у входа в тясицу и ждал гостя. Бушующий ветер яростно рвал его шёлковое кимоно и пытался сбить с ног. Тщетный в своих усилиях, он кидал в Арихито сосновые и кипарисовые иголки, многие из которых прилипли к коже. Но лицо его оставалось безмятежным и отрешённым, словно судьба не готовила некоего рокового удара.

Небо ярко и нервно запульсировало огненными венами, выхватив из темноты приближающиеся к тясицу две человеческие фигуры, трудно преодолевающие гнущий к земле воздушный натиск. Первого человека Арихито признал сразу – это был Ясунори Сигэмаса. Второго же лишь тогда, когда тот подошёл совсем близко. Мастер был поражён! Это был никто иной, как Симадзу Моритика – его сюзерен! Только без фамильных знаков и без охраны!

Арихито почтительно склонился.

Моритика приветствовал своего вассала. Любитель пышных чайных церемоний и всего чрезмерного, даймё этот, однако, был не лишён изрядной мудрости. Он горячо любил Арихито Каниширо за ум, честность, а также бесподобное умение соединять прямоту высказываний и известную деликатность. Кроме того, Симадзу относился с огромным уважением к познаниям Арихито сущности дзен и его приверженности к простоте и чистоте традиций. Моритика с удовольствием посещал аскетичный тясицу великого мастера чая. Возможно, таким образом, даймё внутренне уравновешивал свою неуёмную жажду к роскоши.

- Прошу извинить за переходящее границы приличия вторжение, – сказал он, – мне стало известно о предстоящем завтра поединке. Я прибыл инкогнито, чтобы лично поддержать вас в предстоящем испытании и выразить глубокое уважение вашему мужеству! Мне известно о моём нарушении установленных правил чайной традиции, но всё же прошу о снисхождении и некотором исключении из правил – позвольте быть вашим гостем, Арихито!

- Большая честь для меня, господин Моритика! – почтительно поклонился мастер, приглашая самураев в тясицу.

Воины разоружились и совершили обряд омовения под оглушительный аккомпанемент барабанов Райдзин[8]. Едва они проникли в тясицу, как стихия достигла своего апогея и разразилась страшным ливнем.

- «Со смертью ничего не заканчивается. Смерть есть лишь продолжение следующего – иного бытия», – перекрикивая грозу, прочитал Ясунори надпись на токонома, – действительно, противопоставление жизни и смерти – вернейшее заблуждение, поскольку и первое, и второе лишь проявления нашего рассудка. Рассудок же и реальность не имеют ничего общего, поскольку реальность существует вне возможности её описания!

Моритика согласно кивнул головой и также громко вступил в разговор.

- Только в совершенстве постигнув дзен можно освободиться от страха смерти! Но чтобы в совершенстве постичь дзен, необходимо освободиться от страха смерти! Наш любимый мастер чая сумел и первое, и второе! Теперь я совершенно спокоен и ни в чём не сомневаюсь.

Ясунори вопросительно посмотрел на своего сюзерена, но тот не потрудился объяснить свою последнюю фразу о спокойствии.

Тясицу сотрясался под натиском стихии, а бог огня и молнии, не слишком меняя характер нападения, теперь колотил потоками по крыше и по бокам маленького тясицу. Но внутри было очень тепло натоплено, а клокотавшая вода рычащим зверьком будто стремилась покинуть свои медные пределы – необходимый уют был подготовлен заранее.

Мастер принялся работать венчиком, готовя мат-ча – очень крепкий зелёный чай. Из-за дождя привычного постукивания венчика было не слышно. Но гости любовались тем, как мастер совершает действо: движения его, отточенные и безупречные, совершались с непередаваемой грацией непринуждённости. Лицо же было спокойно, словно горное озеро в штиль – ни малейшей ряби, но скрывающее знание тайн и мощь водных глубин, – всё это завораживало, как завораживает самое прекрасное и совершенное.

Наконец, мастер залил приготовленный порошок горячей водой, и взбил густой и очень крепкий чай, который по традиции первому подал сёкяку – самому почётному и важному гостю. Таковым был Симадзу Моритика. Почтительно кивнув, гость укрыл левую ладонь шёлковым платком – фукуса, на который поставил тяван. Затем совершил несколько глотков и, вытерев край чаши бумажной салфеткой – кайси, передал – тяван – Ясунори. С почтительным благоговением Ясунори проделал всё то же. Следом – Арихито. После этого ритуального действа каждому был разлит жидкий чай.

- Удивительный тяван, – разглядывал керамическую поделку Ясунори, – готов спорить, что ей все триста, если не четыреста лет.

- За обладание этой вещью я с радостью отдал бы свой лучший золотой кубок, инкрустированный рубинами и сапфирами, – произнёс Моритика, – но как оценить то, что цены не имеет?

Дождь продолжал неистовствовать, но будто только добавлял уюта в тёплом тясицу.

- Дым над вершиною Фудзи

Ввысь поднимается,

К небу уносится

И исчезает бесследно –

Cловно кажет мне путь… [9], – чуть прикрыв глаза прочитал Арихито.

Гости внимательно рассмотрели тяван. Тяжёлый, шершавый и грубый он был выполнен из тёмных и светлых глин. По всей внешней поверхности существовала простая, но так символичная к прочитанному танка гравировка: курящийся на фоне звёздного неба вулкан.

- Тяван этот, – начал рассказ Арихито, – был изготовлен неизвестным мастером больше четырёх столетий назад. Он пережил всех своих хозяев и был свидетелем лихих дней, когда реки были красны от крови, небо же было не видно за тучами стрел до самого горизонта. Вместо солнца источником света служили нескончаемые пожары. Известно, что путь свой эта чаша начала с Фудзиямы, где и была изготовлена неизвестным мастером, вдохновлённым символизмом стремящегося к звёздам лёгкого, будто эфир дыма. Дыма, олицетворявшего собой стремление к самой свободе. Ей хотелось служить вершителям судеб – воинам, жившим подвигами и уподобиться дыму вулкана, что стелется над смертными. Но по мере того как чаша эта прошла всю Японию, наделялась она духом каждого из обладателей и конечным пристанищем долгих её странствий стала вновь Фудзияма. Там попала она в руки моему деду. По новой чаша глядела на курящуюся вершину Фудзи, особенно когда прочитан был в задумчивости предком моим танка Сайгё. Гляжу и я на драгоценную сию реликвию, – разум мой избавляется от оков и становится чистым и свободным как это звёздное небо!

Мастер замолчал, и мгновение спустя нежданно замолчал и дождь. Внезапно так, что гости невольно вздрогнули, освобождаясь от оцепенения и прислушиваясь к неожиданной тишине, прерываемой треском огня. Арихито поднялся и вышел наружу, приглашая за собой гостей. Ноги его по щиколотку утонули в дождевой воде, но мастер этого не замечал. Не ощутили холода воды и вышедшие гости.

Взору предстало безоблачное небо. Красоты и чистоты невероятной. Ясное! Луны не было, но звёзд сколько!.. Непостижимо бесчисленно! Без конца и края! Огромных и блистательных, дающих свет изумительный, яркости необыкновенной, залитое на обширной части его молочным покрывалом! Небо, похожее на состояние, когда останавливается поток мыслей – хаотичных и беспорядочных – когда остаётся лишь огромное пространство, свободное и полное высшим порядком одновременно.

- Теперь я совершенно спокоен и ни в чём не сомневаюсь! – вновь загадочно произнёс Моритика и вновь, как и в самом начале не взявший труд объяснить смысл сказанного.

Все трое восхищенно глядели на небо.

- Непревзойдённо! – с чувством воскликнул Ясунори.

- Без малейших сомнений лучшая чайная церемония, на которой мне доводилось бывать! – искренне подхватил Моритика.

- Когда завтра пойдёшь на смерть, – произнёс Ясунори, – думай о том, как ты провёл свою последнюю в жизни чайную церемонию.

Самураи сердечно попрощались.

- Ясунори Сигэмаса! – произнёс Моритика, едва они покинули тянива, – на правах сюзерена я прошу вас сопровождать меня в качестве телохранителя.

Ясунори на мгновенье замялся, растерявшись и это не укрылось от даймё.

- Слушаю, господин! – он почтительно поклонился.

- Я запрещаю ваш визит к Муненори Такахаси, – вдруг без всяких предисловий в лоб заявил Моритика.

Ясунори был поражён.

- Но откуда вам известно?!.. – импульсивный и эмоциональный начал он и осёкся, поняв что чудовищно проговорился. Однако, мудрый Моритика не подал знаков самодовольства, напротив – словно не заметил досадного промаха своего подданного.

- Потому что я сам хотел так устроить, – спокойно проговорил Моритика, – но если обратиться к услугам этого ниндзя[10], то Арихито непременно до всего дойдёт своим умом. Жить с позором такой человек не сможет и всё равно совершит сэппуку[11].

Ясунори испытал очередное потрясение.

- А теперь скажи мне, храбрый самурай, – продолжал Моритика, перейдя на «ты», – что лучше: с честью погибнуть в поединке или с позором от сэппуку?

Ответ был очевиден.

- Вы будете сопровождать меня в качестве телохранителя до моих апартаментов, Ясунори, – сказал Моритика, – в моих квартирах я налагаю на вас арест до полудня завтрашнего дня.

Ясунори был уничтожен.

- На каких основаниях? – раздавленным голосом спросил он.

- Несмотря на логические доводы и мои приказы вы, ослеплённый горем предстоящей потери близкого вам человека, всё равно обратитесь к Такахаси. В случае ослушания вам придётся совершить сэппуку. Но мне нужны опытные военачальники. Поэтому до завтрашнего дня вы под моим арестом.

- Но почему вы знаете, что я непременно ослушаюсь вашего приказа?! – отчаянно произнёс Ясунори.

Моритика значительно посмотрел на своего вассала.

- Я на вашем месте поступил бы точно также! – был ответ.

Арихито смотрел вслед своим гостям до тех пор, пока те не скрылись из виду. После вошёл в тясицу. Мысли его – спокойные и уравновешенные – текли умиротворённо и в большей степени касались созерцательного. Всё, что было дорого, завтра исчезнет навсегда. Однако вопреки предположению читателя этот момент тревожил великого мастера не существенно – дзен учил не привязываться к самим категориям хорошего и плохого. Дзен учил воспринимать эти абстрактные проявления как субъективный анализ разума, который завися от категорий «хорошего» и «плохого» теряет свободу на пути к высшему просветлению. Тоже касалось и понятий жизни и смерти. Один из способов постижения выбранной цели – аскетизм, тесно взаимосвязанный с пониманием высшей гармонии. Эта гармония предполагает красоту предельно простую и естественную – природную, так сказать, свободную от вычурной веньзельности и помпезности, которую нацепили люди. Мастерство чайной церемонии – один из самых сильных и действенных способов постижения таинства увидеть прекрасное в элементарном и даже примитивном, с точки зрения обычного обывателя. Собственно это способ постижения той самой гармонии, о которой идёт речь.

Однако, мастера беспокоил ряд некоторых внутренних противоречий. Он не страшился смерти, не страшился потерять дорогое душе и сердцу, но страшился позора! Нельзя забывать – Арихито был самурай и был воспитан по законам буси. А бесчестье для буси – самое невыносимое дело! Выходит не во всём Арихито мог считать себя свободным. Присутствовала таки сильнейшая зависимость, воспитанная и навязанная психологически, переданная с кровью предками. Честь – вот эта зависимость, от которой Арихито никогда не только не мог, но даже и не старался освободиться! Больше того, не существовало прецедентов, благодаря которым Арихито пробовал задуматься над вопросом, теперь пытавшим его разум.

«Действующие» самураи, то есть воины живущие войной и знающие вкус и запах крови, привычные к убийству, давно смогли «правильно» приложить дзен к философии буси, явив таким образом уникальный в своей утилитарности сплав буддизма и кодекса буси. Используя на деле мощные в своей действенности принципы дзен, они порой свободно трактуют некоторые логические противоречия, которые к слову сказать противоречиями являются больше для людей не посвящённых. Но как быть с теми, кто собственными руками не дарил смерть и сам никогда не подвергался смертельной угрозе? Тем, кто носил пресловутые два меча, но образом мыслей более напоминал монаха, нежели воина?

Впрочем, мы не раз уже говорили, что Арихито Каниширо был человеком необыкновенного духа. Если что-то не удавалось постичь разумом, на помощь приходили мощные медитативные практики. Именно к ним прибегнул наш мастер чая.