Поединок

Оба поединщика были у монастыря Энряку-дзи без четверти двенадцать.

Истинный самурай не плачет. И быть может, не потому что крайняя чувствительность способна обнаружить слабость характера и упадок духа. Но возможно частый вид крови и смерти, вид страшных изрубленных трупов, порой людей очень близких, искажает психику и цементирует любую душу, делая её чёрствой и холодной точно камень – рад бы заплакать, да не может. Случай же с Арихито был иным. Даже самые отчаянные, пропитанные насквозь чужой кровью самураи, бесбашенные рубаки крепко уважали Арихито за глубину взглядов, доброе отношение и, главнейшее, исключительную силу духа, выражавшуюся в том числе в полнейшем безразличии к смерти – качестве, не всегда присущем даже самым отчаянным сорвиголовам. Все знали, что Арихито никогда не убивал, и при этом всем было известно об удивительном бесстрашии этого необычного человека.

Прибывшие друзья, включая Ясунори, подбадривающе улыбались, шутили и хлопали Арихито по плечу. Глаза их были узки от улыбок и смеха и сухи. Кажется, сухи… Красные носы и случайные всхлипывания выдавали истинное состояние души пришедших поддержать друзей. Пришедших на первый и последний поединок величайшего мастера чая. Арихито же, улыбавшийся безоблачной улыбкой, всё больше молчал, лишь иногда поддерживая шутку негромким смехом. Лицо его было безмятежно, словно майское утро.

Симадзу Моритика также был в числе пришедших на поединок, однако никаких эмоций не возможно было прочитать на лице его, что многих удивляло. Самураи знали о добром отношении этого жёсткого даймё к своему вассалу.

Макиро Куроки был выше Арихито на полголовы. Кроме того, имел превосходное сложение: был мускулист, широкоплеч и что не маловажно – молод. Он отлично владел клинком и прежде чем остался без хозяина, имел участие в нескольких кампаниях. Ронин был трезв, что указывало на серьёзность отношения к предстоящему. О том же говорили тщательная сакаяки – особая причёска самураев, заключённая в выбривании передней части головы и чистая одежда, требовавшая, впрочем, изрядного ремонта.

Посреди площадки перед Макиро его спутниками была установлена большая охапка бамбука, обёрнутого макиварой – плотно связанными вымоченными в воде соломенными циновками. Несколько мгновений ронин сосредоточенно смотрел перед собой, концентрируясь, затем стремительно выхватил меч и совершил молниеносный филигранный удар по этой огромной связке бамбука. Вся охапка, включая макивару, была рассечена словно бритвой!

Послышались восторженные возгласы. Некоторые знатоки военного дела не удержались от аплодисментов.

- Мастерский тамэсигири[12]!.. – послышалось с разных сторон.

Некоторые самураи – друзья Арихито – побледнели и непроизвольно с тревогой покосились на мастера чайной церемонии.

На лице Макиро проскользнула наглая самодовольная усмешка. Он не без удовольствия заметил тревожные взгляды некоторых самураев, нечаянно выдавших своим выражением истинное положение вещей. Однако, реакцией Арихито ронин остался не доволен – мастер чая не проявил ни малейшего смятения! Выражение и цвет лица его остались неизменны, а руки, увы, не дрожали.

- Великолепный тамэсигири, – ровно и с достоинством произнёс Арихито.

Присутствующие самураи изумлённо переглянулись. Ронин же, кажется, растерялся.

Наконец, оба противника, обнажив мечи, стояли друг напротив друга.

Макиро Куроки – подтянутый и крепкий, мускулистый и быстрый, самоуверенный и наглый с едва заметной насмешливо-самодовольной улыбкой. В недобрых глазах его таилось нечто большее чем просто злость и жестокость, необходимые впрочем для боя. Нечто, позволявшее заключить, что человек этот коварен и хитер и для достижения цели не брезгует ничем, в том числе и подлостью. О последнем красноречиво говорил текущий случай – вызов на поединок соперника, заведомо слабого в фехтовании и следовательно, обречённого на гибель.

Арихито Каниширо – невысокий, худой, на полголовы ниже соперника и, увы, немолодой. Лицо его, сохранившее свой обычный цвет, не подёрнулось и малейшей толикой беспокойства, оставаясь безмятежным и даже отрешённым, словно… дым над Фудзиямой в ясную и безветренную погоду.

Наступила мертвейшая тишина. Самураи подняли мечи.

Арихито закрыл глаза. В памяти его проявилось то, что он сумел хорошего и виртуозного – его последняя чайная церемония. Все её детали, каждая чёрточка. Ритуал чаепития, который он совершал столько раз, отображавший особое состояние и единение, отвечающее духу дзен. И особенно той его части, которая связана с созерцательным содержанием. Содержание это отображало гармонию, выраженную минимализмом, простотой, аскетичностью и свободой от всех земных желаний и связанных с ними наслаждений. Состояние, когда остаётся лишь наслаждение, связанное с этой свободой. Соответствуя истинному духу дзен, личность его стала частью окружающего и бессмертного в своём круговороте бытия, где смерть лишь один из этапов великого пути. Постигнув это особое состояние, мастер перестал быть человеком. Словно вобрав в себя окружающий эфир, он сам стал эфиром. Сам Великий Эмма – бог и судья мёртвых, страшный правитель подземного ада дзигоку, восхищённый таким восприятием жизни и смерти живым человеком пришёл на помощь и приоткрыл тайны – особые тайны и наполнил Арихито этим особым тайным содержанием!

Всё описанное пронеслось и случилось с Арихито меньше чем за секунду, после чего он открыл глаза и посмотрел на противника.

Неправильно сказать, что перед Макиро стоял бесстрашный воин. Не точно, что это был хладнокровный, готовый к любому человек. Отрешённый, ушедший в себя как при медитации – снова не так. Было другое. Перед ронином стоял мертвец! Но не в физическом смысле – все члены и органы мастера прекрасно жили, и в них текла живая человеческая кровь. Но сущностно – едва лишь Макиро взглянул Арихито в глаза – настоящий мертвец, успевший побывать в дзигоку и успевший со стороны увидеть собственную смерть! Страшные и бездонные, как чертоги дзигоку глаза эти неподвижно глядели на оледеневшего Макиро.

Обделённый хорошими манерами, но не умом, Макиро совершенно отчётливо прочитал в глазах Арихито свою погибель! Едва не растворившись в безднах дзигоку, которые плескались в глазах мастера, Макиро пришёл в неистовый ужас и сердце его дрогнуло. Побледневшие губы задрожали, лицо исказилось судорогой. Меч выскользнул из онемевшей руки, громко звякнув. Не владея собой, бывший самурай попятился. Оступившись, он упал. Поспешно вскочил, точно ужаленный и… бросился прочь! Следом запоздало побежали растерянные спутники Макиро.

Арихито всё ещё держал свой меч, высоко поднятый и готовый нанести сокрушительный по силе и скорости своей удар. Удар, который многоопытный ронин, во время сбежавший, не смог бы отразить!

Длившийся менее пяти секунд поединок закончился! Закончился полной и безоговорочной победой мастера чайной церемонии Арихито Каниширо! Закончился без единого удара или выпада! Закончился без единой капли крови!

Наконец, Арихито медленно опустил свой меч, выходя из состояния удивительного транса. Собравшиеся самураи, глубоко потрясённые увиденным, таили дыхание, не веря собственным глазам. Мастер чая стоял с опущенным мечом, но гробовая тишина ещё продолжалась несколько мгновений – все были поражены. Было слышно, как летит муха. Было различимо биение сердец. Было страшно! Было…

Оцепенение закончилось, и воздух разорвали радостные крики! Друзья сорвались с мест и кинулись к Арихито с поздравлениями. Они обнимали его, дружески хлопали по плечам, от эмоций не жалея сил и на сей уже раз не сдерживали своих слёз – слёз радости!

Ясунори Сигэмаса, всё ещё не веря в произошедшее, стоял и переводил взгляд то на мастера чая, то на Симадзу Моритика. Даймё же, внешне по-прежнему невозмутимый, в душе ликовал. И это немое ликование Ясунори ясно прочитал в его глазах. «Теперь я совершенно спокоен и ни в чём не сомневаюсь» – наконец понял Ясунори загадочные слова своего сюзерена, исполнившись искренней благодарности и глубочайшего к нему уважения. Уже тогда Мортика был абсолютно уверен в том, что поединок закончится победой Арихито! Подобная проницательность, продиктованная не только ярчайшим умом, но и глубиннейшей мудростью, потрясла Ясунори чрезвычайно!

- Я собираюсь провести большую чайную церемонию, – с улыбкой сказал Арихито, – господин Моритика, – отдавая честь сюзерену, – и все присутствующие друзья! – мастер был глубоко растроган, – будет чай Дахунпао и много сакэ!

При последнем слове некоторые самураи, честно говоря, обрадовались гораздо больше, восторженно возликовав, но Моритика произнёс с величайшим изумлением.

- Но откуда у вас такой бесподобный китайский чай, Арихито! Несколько его порций стоят сотни коку риса[13]! Вы столько не зарабатываете, друг мой! Даже у меня нет такого чая! Я уж не говорю на таможенный запрет ввоза импортных товаров!

Мастер с улыбкой поклонился.

- Вы мне его подарили, господин Моритика, сказав, что самый лучший чай должен принадлежать самому лучшему мастеру. Добавлю к тому, что к подобному чаю должен быть и лучший повод. Сегодня таковой настал.

- Как же я должно быть нагрузился тогда сакэ, – весело протянул даймё, – ничего не помню!

Раздался громкий и весёлый смех.

Величайший мастер чайной церемонии долго размышлял впоследствии о произошедшем. И не в том дело, что случай с поединком был не характерен для Арихито. Пищей для размышлений послужило значение, которое мастер чая непроизвольно предавал этому происшествию. В конце концов, Арихито окончательно удалился от светской жизни и стал дзенским наставником известного уже читателю монастыря Энряку-дзи. Он прожил ещё немало лет и по свидетельству очевидцев достиг наивысших пределов просветления в дзен.

Ясунори Сигэмаса – один из лучших офицеров Симадзу Моритика – закончил земной путь как и положено настоящему воину на полях сражений. До самой гибели он не забывал Арихито и провёл с ним не одну чайную церемонию.

Симадзу Моритика дожил до глубокой старости, прослыв одним из самых справедливых даймё, насколько, конечно, понятие справедливости может быть применимо для столь дикого времени и страны с такими свирепыми нравами. Он поддерживал тёплую дружбу с Арихито Каниширо, подчас не брезгуя и советом тогда уже дзенского наставника.

Опозоренный ронин же даже не смог совершить сэппуку, что для истинного самурая является величайшим бесчестьем. Безнадёжно испорченная репутация бежала впереди него по стране и умер ронин самым недостойным для воина образом – в нищете и пьянстве.

Многое минуло с тех пор. Традиции чайного мастерства претерпели некоторые изменения, стали проще и обыденнее. Но искусство этой удивительной церемонии по-прежнему живо и находится в большой чести у японцев.

26.11.11

[1] Тя-но ю – искусство чайной церемонии.

[2] Токононома – важнейший элемент чайной комнаты – ниша, куда помещается свиток с живописью или каллиграфической надписью, а также икебану. Все эти элементы в немалой степени задают общую тему и настрой чаепития.

[3] Угуису – камышёвка, лучшая певчая птица Японии, так называемый «японский соловей».

[4] Тобо – японский император (XII век).

[5] Идзакая – японский трактир.

[6] Юдзё – японская проститутка (не путать гейшей).

[7] Энряку-дзи – буддийский монастырь около г.Киото, основан в конце VIII в. монахом Сайтё.

[8] Райдзин – бог грома и молнии. Окружён барабанами, на которых играет (гром).

[9] Сайгё.

[10] Ниндзя – разведчик, диверсант, наёмный убийца в средневековой Японии. Несмотря на свой кодекс чести, считались низшей и недостойной кастой воинов, выполняя дела, часто грязные и позорные для самурая.

[11] Сэппуку – ритуальное самоубийство. Совершалось в случае поражения или по приказу своего сюзерена.

[12] Тамэсигири – испытание меча пробным ударом.

[13] Коку риса – основная мера благосостояния и денежный эквивалент в средневековой Японии. 1 коку равен примерно 150 кг риса. Считалось, что этого количества достаточно, чтобы прокормить одного самурая в год. Для сравнения: доходы высших даймё и сёгуна колебались в пределах от сотен тысяч до нескольких миллионов коку риса соответственно. Низшие самураи могли зарабатывать не более десяти коку риса.