История российской модернизации

Россия на протяжении нескольких веков шла по пути неорганической модернизации или догоняющего развития. Но ни одна из ее попыток осуществить догоняющую модернизацию полностью не удалась, и если в технологическом и социокультурном плане историческая ситуация порой складывалась благоприятно, то задачи политической модернизации всегда оставались камнем преткновения для реформаторов. Незавершенность реформ объясняется двумя причинами: либо их не доводили до конца, либо за ними следовали контрреформы. Достаточно широко распространена теория цикличного развития России, суть которой наиболее емко выразил А.Л.Янов, писавший, что для России характерны «короткие фазы лихорадочной модернизационной активности с длинными периодами прострации».[6]

Первым опытом российской модернизации являются реформы Петра. Попытки вестернизировать страну предпринимались и ранее, однако реформы Петра были первым опытом «догоняющей модернизации». Успешные преобразования могли бы обеспечить дальнейшее органичное продвижение России по пути индустриализации, становления гражданского общества и политической демократии. Однако, этого не произошло.

Последствия петровских реформ в разных сферах были далеко не одинаковы, причем некоторые изъяны этого варианта ранней модернизации воспроизводились и на более поздних этапах отечественной истории. Петр I пытался заимствовать технику и технологию в отрыве от тех социальных и экономических институтов, в рамках которых они действовали на Западе. Неудивительно, что использование зарубежных технологических образцов приводило к результатам, прямо противоположным тем, которые достигались в других странах. Например, если в Западной Европе развитие мануфактурного производства сопровождалось распадом феодальных структур, то в России насаждение мануфактур «сверху» лишь дало дополнительный импульс такому институту феодализма, как крепостное право. Некоторые нововведения были совершенно не подготовлены предшествующим развитием страны и имели искусственный характер. Так, например, когда Петр I учреждал в Санкт-Петербурге первый университет, из-за границы пришлось «выписывать» не только преподавателей, но и студентов.[7]

Как и многие последующие реформации в России, петровская оказалась некомплексной и незавершенной. Так не была осуществлена политическая модернизация, к проведению которой общество было не готовым. В то же время петровские реформы опосредованным образом оказали значительное влияние на политическое развитие России и модернизацию ее государственной системы в дальнейшем.

Основным методом осуществления реформ при Петре I являлось насилие, а инструментами модернизации оказались «самодержавие и крепостное право».[8] Цель, которую достиг царь-реформатор, - создание жестко централизованного, милитаризованного государства с унифицированной системой управления, осуществляющего постоянный контроль за каждым подданным, не имеющим личных свобод, а лишь право и обязанность трудиться на общее благо.

При Петре I завершилась культурная изоляция России. Но поскольку благотворные последствия деятельности самодержца в этом направлении почувствовала лишь привилегированная часть общества, в последующие два столетия социокультурный процесс в России имел дуалистический характер. Европеизированная элита перенимала западные ценности и идеалы, а основная часть населения продолжала жить в традиционной патриархальной среде, по-прежнему отгороженная от внешнего мира глухой стеной. Поэтому, хотя в научно-техническом и социально-экономическом отношениях Россия не приблизилась к Западу, но через образованный слой она оказалась европейской в духовном плане. Наконец, со времен Петра Россия стала влиятельным участником европейской политики. Эти обстоятельства обусловили специфику последующего политического развития России. Тем не менее, величие империи при Петре было главной целью, а общество – лишь средством для ее осуществления.

Екатерина II свои основные усилия направила на конструирование сословного общества западноевропейского образца, что означало четкое определение правового статуса каждого сословия, предполагая при этом не только определение его обязанностей по отношению к государству, но также наделение определенными правами привилегиями. В отличие от Петра Екатерина II осознавала, что крепостничество является тормозом социального и экономического развития, не позволяющим выстроить ее модель до логического конца. Вектор модернизации у императрицы был иной, чем у царя-реформатора. В частности ее повеления готовились с величайшей осмотрительностью и были приспособлены к народным обычаям, что предопределяло их успех. Как считает А.Б.Каменский, Екатерина была одним из наиболее успешных реформаторов в русской истории, поскольку ей удалось осуществить свою программу ровно в той степени, в какой это было возможно в конкретных условиях того времени без социальных потрясений.[9]

В начале XIX в. образованные круги России понимали необходимость проведения реформ, затрагивающих социально-экономические преобразования в духе экономического либерализма и политические новации, включая конституционное оформление народного представительства. Тем не менее, эти планы не были реализованы. Их осуществлению помешали как внешние, так и внутренние факторы. Россия оказалась вовлеченной в качестве влиятельного актора в европейскую политику, что не позволило ей сосредоточиться на внутригосударственных проблемах. Внутри страны сопротивление оказывали консервативно настроенная аристократия и правительственная бюрократия, к которым добавлялась деятельность радикалов. Идеи революционного радикализма, активно проникавшие в то время на российскую почву, привели совсем не к тем результатам, на которые рассчитывали их сторонники.

Как отмечает В.В.Леонтович, Александр I вынужден был из-за революционного радикализма опираться на правые элементы. Вследствие этого ему было трудно проводить в жизнь либеральные реформы «потому, что эти круги отклоняли не только революционные тенденции, а и либеральные реформы».[10]

Взгляды Александра I постепенно эволюционировали от относительного либерализма к консерватизму, что сопровождалось сохранением наиболее важных и в то же время достаточно архаических для того времени элементов российской социокультурной традиции.

Неудачное выступление декабристов окончательно перечеркнуло программу социальной и политической модернизации России в начале ХIX в. Восстание, организованное нелегальными союзами, развязало руки противникам реформ, что предопределило реакционный в политическом и социальном отношениях курс Николая I.

Как отмечает С.А.Ланцов, упущенные десятилетия дорого обошлись нашей стране. Именно в тот период, когда в других ведущих государствах мира развернулись процессы, характерные для раннеиндустриального типа модернизации, развитие России, и без того отстававшей от них в технологическом, экономическом, социально-культурном плане, существенно затормозилось. Усилившийся разрыв уровней экономического развития обусловил и военно-техническое отставание России, что, в свою очередь, стало причиной ее поражения в Крымской войне. Военные неудачи заставили правительство вновь поставить на повестку дня вопрос о модернизации.[11]

При Александре II власть стремилась, сохраняя политическую стабильность, осуществлять программу социально-экономических реформ, но не под давлением «снизу», а путем целенаправленных и обдуманных действий «сверху». Народу было предоставлено столько гражданских прав и свобод, сколько он мог, в меру своей тогдашней политической зрелости, реализовать и усвоить. Впервые в истории России начался процесс освобождения общества от всепроникающего бюрократического контроля. Экономическая и социально-культурная сферы получали определенную автономию, что на практике означало реальное движение к гражданскому обществу. Этому же способствовали судебная реформа и учреждение системы местного самоуправления. Либеральные реформы Александра II представляли собой наиболее значимую в нашей истории попытку модернизации по либеральной модели, когда реформировались не только технологии, но и социальные институты.

Логически следующей акцией властей должно было бы стать решение задач политической модернизации. О том, что понимание ее необходимости у высшей административно-политической бюрократии, несмотря на ее колебания, все же было, свидетельствует проект реформ, вошедший в историю под названием «конституции Лорис-Меликова». Несмотря на несовершенство данного проекта, для страны, не имевшей демократических традиций и только что избавившейся от крепостного права, реализация такой программы могла бы оказаться действенным шагом на пути к постепенной модернизации авторитарно-бюрократической системы. В перспективе этот шаг подготовил бы почву для осуществления всего комплекса задач политической модернизации. Однако действия левых радикалов перечеркнули такую возможность.

Радикалы в России представляли своеобразный слой интеллигенции, сознание которой формировалось под влиянием западноевропейских социалистических идей. Но поскольку между этими идеями и действительностью пореформенной России существовала пропасть, перенесение их на российскую почву не могло родить ничего, кроме мифов, которыми и руководствовались теоретики и практики русского революционного движения.

Так, русская деревня оказалась совершенно невосприимчива к абстрактным политическим лозунгам, с подозрением отнеслась к социалистическим агитаторам и предлагаемым ими схемам общественного переустройства. Крестьянство в целом сохраняло лояльность по отношению к самодержавной власти и связывало с ней свои надежды на справедливое решение вопроса о земле.

Убедившись в бесперспективности революции «снизу», часть молодых радикалов обратилась к политическому террору. Убийство Александра II обусловило не только откат реформ, но и резкое усиление позиций реакционных, консервативных элементов в эпоху Александра III.

Несмотря на то, что с воцарением Александра III в социально-политической сфере возобладал контрреформаторский курс, проведенные ранее преобразования способствовали бурному экономическому росту в стране. В последние десятилетия XIX в. в России развернулась первая фаза индустриальной революции. В этот период значительно увеличилась численность городского населения, шел процесс формирования массового среднего класса, других социальных групп, вызванных к жизни модернизацией. Наряду с экономическими преобразованиями происходило ограничение властной компетенции земских учреждений, рассматривались варианты передачи их полномочий бюрократическим структурам.

В начале 1900-х гг. социальные перемены стали отражаться и в политической сфере. Выросла общественная активность различных групп городского населения. Общими для них были стремление к непосредственному участию в политической жизни, выдвижение требований, направленных на институционализацию такого участия. Сначала эти требования находили место в программах первых леворадикальных партий, а затем и в деятельности более умеренных либеральных оппозиционных групп.

Однако, надеждам на мирное, эволюционное продвижение по пути политической модернизации не суждено было сбыться. Николай II и его ближайшее окружение отвергали возможность ограничения самодержавной власти. События 1905–1907 гг. были типичным проявлением революционного кризиса, обусловленного резким отставанием процесса политической модернизации от сдвигов в экономике и социальной структуре.

Возникшие благодаря конституционным реформам политические институты еще не были полноценными элементами парламентской демократии. Законодательные полномочия Государственной Думы сильно ограничивались, она не обладала правом формировать правительство и лишь в минимальной степени контролировала государственный бюджет. Совершенно недемократической была избирательная система. Верховная власть изначально враждебно относилась к Думе, видя в ней временное, а главное – вредное для общественного спокойствия учреждение. Как только позволила обстановка, самодержавие стало по частям отбирать дарованные ранее права, перекроило избирательную систему в еще более антидемократическом направлении. Следует признать, заключает С.А.Ланцов, что по своим социокультурным характеристикам российское общество еще не созрело тогда для полновесной парламентской демократии.[12]

Россия в начале ХХ в. уже не могла обойтись без политической модернизации, но пока не была способна успешно ее осуществить. Нерешенность целого ряда ключевых задач экономической и социальной модернизации, незрелость гражданского общества делали проблематичным непосредственный и быстрый переход к правовому государству и эффективной демократической системе. Выбор в пользу постепенных реформ при сохранении (преимущественно за счет репрессивных мер) политической стабильности, сделанный премьер-министром П.А.Столыпиным, отражал крайне противоречивую российскую реальность.

Вероятно, при определенных исторических условиях избранный Столыпиным авторитарный вариант осуществления назревших социально-экономических и политических реформ имел шансы на успех. Однако политические реалии показали неспособность самодержавия добровольно пойти по пути трансформации своего режима в направлении конституционной монархии.

Если Первая русская революция была проявлением кризиса модернизации, то события 1917 года лишь отчасти имели такую основу. Формы и динамика революционного процесса этого периода обусловливались трудностями затянувшейся войны, которая дезорганизовала экономическую и политическую жизнь страны, негативно сказавшись на психологической атмосфере в обществе. Вопрос тогда стоял о выборе не между диктатурой и демократией, а между различными вариантами диктатуры. Революционный взрыв привел к столь стремительной демократизации политической системы, что, в конечном счете, она, не выдержав перегрузок, рухнула. Утвердившийся тоталитарный режим перечеркнул результаты политической модернизации страны за все предшествовавшие десятилетия.

По мнению С.Н.Гаврова, исторические катастрофы в течение последних нескольких столетий случались в России из-за слишком долгого и упорного стремления сохранить историческую, экономическую, культурную самобытность. Российская власть и общество пытались найти рецепты ответа на стремительность социокультурной динамики в традиции, использовать отжившие механизмы, социальные институты. В результате то, что в Европе вызревало в течение столетий, в России приходилось делать быстро, в ничтожный исторический срок пяти-пятнадцати лет.[13]

После относительно либерального в экономическом плане периода НЭПа, не распространявшего либеральные послабления в сферу идеологии, начался очередной этап имперской модернизации. Целью сталинской модернизации было построение мировой империи, основанной на идеологическом принципе. Особенностями ее стали достижение определенного уровня бюрократизации, технологичности, взаимосвязанности личности и индустриальной экономики с использованием феодальных методов. Сталинская модернизация проводилась во многом по образцу петровской, для которой характерным стал высокий уровень абсолютизма, бесправие подданных, мобилизационный принцип концентрации ресурсов на выбранных направлениях, заимствование западных технологий.

При следующих правителях – Н.С.Хрущеве, Л.И.Брежневе – модернизации не осуществлялось. Были отдельные нововведения, предпринимались попытки улучшить то, что уже существует, без кардинальных качественных изменений. Гипотетическим возможностям Ю.В.Андропова по осуществлению дальнейшей модернизации не суждено было осуществиться.

Запоздалая и во многом импровизационная попытка использовать либеральную модель модернизации и тем самым продлить существование советской системы была предпринята М.С.Горбачевым. Однако, в силу как объективных, так и субъективных причин не оправдавший себя советский режим рассыпался вместе с его реформаторами.