Предварительная преступная деятельность. Уголовное право Англии даже в период средневековья исходило из того, что уголовная ответственность не должна наступать только при наличии одного преступного

Уголовное право Англии даже в период средневековья исходило из того, что уголовная ответственность не должна наступать только при наличии одного преступного умысла. Столь же необходимой се предпосылкой считалось преступное поведение. Такое поведение должно было выражаться в действии или бездействии, т.е. должно было отвечать всем требованиям понятия «overt act»

> > > 57 > > >

(явного действия), и в результате вести к причинению реального вреда. Общеуголовные преступления по общему праву наказывались только в случаях, когда налицо было сочетание преступного поведения, причинившего реальный вред, и преступного намерения. На политические преступления правило об обязательном сочетании умысла и преступного поведения не распространялось и поэтому, начиная с XIV века, статутами за них устанавливалась уголовная ответственность за один только умысел вне зависимости от причинения реального вреда.

Дальнейшее развитие этих двух способов возникновения уголовной ответственности (за общеуголовные и политические преступления) привело к тому, что суды общего права восприняли из области преследования политических преступлений практику наказания любых действий, свидетельствующих о преступном намерении, и создали несколько норм об ответственности за отдельные виды предварительной преступной деятельности - подстрекательство, сговор и покушение.

Подстрекательство. Всякое подстрекательство или «склонение» к преступлению является мисдиминором по общему праву. Оно состоит в том, что обвиняемый устно или письменно пытается склонить другое лицо к совершению преступления. Причем имеется в виду только подстрекательство, которое не имело последствий и не привело в действительности к совершению преступления. Конечно, подстрекательство может принимать различные формы, но оно отличается от соучастия в преступлении и от покушения тем, что подстрекатель не принимает физического участия в преступлении. Между тем, многие английские юристы склоняются к мысли, что подстрекательство или побуждение другого лица совершить преступление само по себе уже является действием и поэтому его трудно отличить от покушения. «Различие заключается, по-видимому, в том, что поскольку оно всегда предполагает наличие другого лица, которое может противостоять подстрекательству, то оно реже, чем покушение, в обычвгам смысле слова завершается совершением оконченного преступления»[80].

Уже в XVII веке распространилось мнение о том, что лицо, безуспешно подстрекающее другого совершить преступление, должно быть наказано за само подстрекательство. В этот период наказуемым действием было, например, подстрекательство лица за деньги приобрести подложные документы для предоставления в суд (правда такие деяния рассматривались как покушение на склонение к лжесвидетельству).

> > > 58 > > >

В другом случае, примером которого являлось дело Вагана (1769 г.)[81], в решении суда отмечалось, что подстрекательство или совет совершить преступление являются преступными. В деле речь шла о предложении неким Ваганом взятки герцогу Графтопу (министру и члену Тайного Совета) за предоставление обвиняемому должности на Ямайке. Лорд Мэнсфилд при рассмотрении этого дела отметил, что действия обвиняемого являлись подстрекательством герцога к совершению серьезного преступления против его обязанностей перед королем и обществом.

Окончательно идея об ответственности за уголовное подстрекательство оформилась в начале XIX века в решении суда Королевской Скамьи по делу Хиггинса (1801 г.). Хиггинс подстрекал Диксона, бывшего слугой, украсть имущество, принадлежавшее его хозяевам. Слуга сообщил об этом властям, в результате чего Хиггинс был привлечен к уголовной ответственности. В решении суда по делу Хиггинса было отмечено, что речь идет не о простом намерении или желании, чтобы слуга совершил кражу у своего хозяина, а о совершенном действии, реально выразившимся в подстрекательстве к краже.

Судьи, выносившие решение по делу Хиггинса не сомневались, что действия Хиггинса являлись оконченным преступлением, а не простым ненаказуемым деянием. В результате было сформулировано следующее правило: «Речь идет об обвинении в совершении действия, т.е. в действительно осуществленном подстрекательстве, а не о простом намерении, чтобы слуга совершил кражу у своего хозяина. Склонение или подстрекательство другого лица, независимо от того, какими средствами оно реализуется, является оконченным действием. То, что такое действие, осуществленное с преступным намерением, является наказуемым по обвинительному акту, было ясно установлено... некоторыми прецедентами».[82] Таким образом, склонение или подстрекательство другого лица, независимо от того, какими средствами оно реализуется, было провозглашено оконченным преступлением.

Следует отметить, что при рассмотрении подстрекательства в качестве предварительной преступной деятельности всегда имеется в виду неудавшееся подстрекательство. В отличие от него подстрекательство к преступлению, которое затем было совершено, представляет собой разновидность соучастия.

Итак, к концу XIX века сложился институт подстрекательства, характерными чертами которого являются: 1) установление уголовной

> > > 59 > > >

ответственности за склонение другого лица к совершению преступления и 2) принципиальная неоконченность преступления.

Обращает на себя внимание и тот факт, что подстрекательство, не имеющее конкретного адресата, наказывается аналогично подстрекательству конкретного лица. Классическим примером такого рода является дело Моста (1881 г.), который был обвинен в подстрекательстве к убийству. Суть обвинения состояла в том, что он опубликовал в газете статью, в которой выражал радость по поводу убийства русского императора Александра II, и призывал революционеров во всем мире следовать примеру народовольцев. Газета, в которой была опубликована статья, вышла в Лондоне тиражом 1200 экземпляров. В решении по делу Моста была указано, что наказанию подлежит подстрекательство, обращенное «ко всему миру вообще, будучи совершенным путем публикации в революционной газете»[83].

Если же подстрекательство не было доведено до сознания подстрекаемого, которому предназначалось действовать в соответствии с ним, подстрекатель будет виновен в покушении на подстрекательство.

Уголовная ответственность за подстрекательство не наступает, если подстрекатель знает, что преступление не может быть совершено предложенным способом. Аптекарь, предлагающий человеку использовать для отравления другого таблетки, не виновен в совершении преступления, если знает, что лекарство заведомо не может причинить вреда. Однако лицо, склоняемое им, может быть признано виновным в покушении на убийство, если считает, что таблетки должны подействовать[84].

Если в результате подстрекательства было совершено преступление, то подстрекательство поглощается более серьезным преступлением, и виновный несет ответственность за совершение данного преступления как соучастник.

Институт подстрекательства, развивавшийся от прецедента к прецеденту в течение двухсот лет, является ярким примером того, как из суммы прецедентов возникла норма, прочно вошедшая в современное уголовное право. Как мисдиминор общего права подстрекательство наказывалось тюремным заключением, срок которого назначался по усмотрению суда, но не мог, тем не менее, превышать срока, установленного за оконченное преступление.

До 1977 г. подстрекательство к совершению любого преступления, в том числе и суммарного, как правило, преследовачось с обвинительным

> > > 60 > > >

актом (в суммарном порядке такое подстрекательство могло рассматриваться только с согласия обвиняемого и в некоторых случаях обвинителя). В результате достаточно часто возникала ситуация, когда подстрекательство к совершению любого суммарного преступления могло рассматриваться с обвинительным актом, т.е. подстрекательство к малозначительному преступлению считалось более серьезным, чем то, на которое оно было направлено, и подлежало более суровому наказанию. Например, по Закону о полиции 1964 г.[85] подстрекательство к нападению на констебля в суммарном производстве наказывалось тюремным заключением на срок до 6 месяцев, а при рассмотрении дела с обвинительным актом - лишением свободы на срок до 2 лет или штрафом по усмотрению суда, либо тем и другим вместе. С принятием Закона об уголовном праве 1977 г. и Закона о магистратских судах 1980 г. такое несоответствие было устранено: подстрекательство к совершению суммарного преступления рассматривается только в суммарном порядке и наказание за такое подстрекательство не может быть более строгим, чем за совершение самого суммарного преступления.

Сговор. Как и подстрекательство институт сговора в английском уголовном праве имеет свои истоки в средневековье. Уже в XIII веке в Брактоиском трактате применительно к искам Короны упоминается о сговорах, которые должны были передаваться на рассмотрение присяжных, а именно о соглашениях совершить преступление, заключенных несколькими людьми. Бриттон же ограничивал сговор только соглашениями о действиях, направленных на воспрепятствование правосудию.

В 1279 г. Эдуард I в письмах судьям приказывал им принимать к рассмотрению дела по обвинению в сговоре. Первый, так называемый, Статут о лицах, ступающих в сговор 1293 г. предусматривал выдачу судебных приказов о преследовании лиц, виновных в сговоре с целью незаконного подкупа или финансирования чужого судебного процесса. Вторым статутом явился Articuli Super Cartas 1300, который разрешил выдачу судебных приказов канцелярии для уголовного преследования сговора. Позднее всем судьям, включая судей ассизов, было отдано распоряжение рассматривать с присяжными жалобы на такого рода действия и без судебных приказов[86].

Определение сговора было дано в третьем статуте о сговорах -Ordinacio de Conspiratoribus (Статут Эдуарда I 1304 г.). Статут гласил: «Вступающими в сговор должны считаться те люди, кои объединяются и обязуют себя присягою, зароком или иным союзом к тому, чтобы

> > > 61 > > >

помогать друг другу делать злостнолживые обвинения, или вчинять либо поддерживать ябеднические иски; или склонять малолетних детей обвинять кого-либо в фелонии, отчего многие попадают напрасно в тюрьму и терпят убытки; или содержать на своих хлебах или жаловании многих людей с тем, чтобы они помогали в их злоумышленных предприятиях. Ими должны считаться как дающие, так и берущие, а равно управляющие и приказчики великих лордов, которые пользуясь во зло данной им властью, должностью или положением, будут вмешиваться и поддерживать ссоры, тяжбы и распри посторонних лиц, а не их самих или их господ»[87]. Большинство дел, которые возбуждались в этот период на основании судебных приказов, касалось в основном не уголовных деяний, а гражданских правонарушений, связанных, в частности, с нарушением чужого владения.

Постепенно сфера действия уголовного права расширилась и к концу XV века судьи стали при рассмотрении дел о сговорах руководствоваться принципом, что уголовная ответственность должна возникать в случае сговора о совершении любой фелонии. В XV веке институт сговора получил дальнейшее развитие в решениях суда Звездной Палаты[88], которая оказала огромное влияние на развитие уголовного права, особенно в области преследования мисдиминоров.

Следует отметить, что по средневековому общему праву судебные приказы об уголовном преследовании сговора выдавались только после совершения действий, направленных на достижение незаконного соглашения. Такое положение существовало вплоть до 1611 г., когда по делу Поултера суд Звездной Палаты постановил, что простое соглашение о совершении преступления должно считаться оконченным преступлением и наказываться даже в тех случаях, если никаких последующих действий для достижения цели сговора не было совершено. Дело Поултера стало поворотным пунктом в истории уголовно наказуемого сговора и последующее развитие доктрины сговора основывалось на этом решении.

В окончательном виде сговор по общему праву представляет собой следующую конструкцию. Сговор состоит в соглашении двух или более лиц совершить незаконное действие или совершить законное действие незаконными средствами. По общему праву данное преступ-

> > > 62 > > >

ление преследуется по обвинительному акту и наказывается по усмотрению суда тюремным заключением или штрафом, либо тем и другим вместе. Это преступление является оконченным в момент достижения сторонами соглашения. Тот факт, что стороны никогда не приведут свое соглашение в действие, является несущественным.

В системе англо-саксонского права сговор занимает промежуточное место между подстрекательством и покушением. Большинство преступлений такого рода начинается с подстрекательства одним лицом другого к совершению преступления. Когда другое лицо соглашается на это предложение, возникает сговор, а затем эти действия могут перерасти в покушение.

Сговор отличается от других неоконченных преступлений тем, что в других неоконченных преступлениях цель деяния должна быть сама по себе преступной. При сговоре по общему праву это необязательно.

В работах английских юристов по уголовному праву можно встретить и более развернутую формулировку сговора: сговором является соглашение двух или более лиц, достигнутое с намерением его осуществить, если оно является соглашением о

1) совершении преступления;

2) причинении вреда правосудию;

3) совершении гражданского правонарушения, такого как нарушение частного владения;

4) совершении обманных действий и

5) совершении любого действия, которое аморально или направлено на нарушение публичной благопристойности[89].

Обычно при анализе actus reus сговора английские юристы в своих трудах рассматривают различные типы незаконных действий. Некоторые, например, как можно видеть из приведенной выше формулировки, выделяют, во-первых, как вид сговора соглашение с целью совершить преступление. Как уже упоминалось ранее, тот факт, что преступление, которое задумали совершить обвиняемые, в действительности никогда не может быть совершено, не имеет значения. Все авторы работ по английскому уголовному праву в качестве классического примера такого сговора приводят дело Уитчерч и др. (1890 г.), когда суд признал виновной в сговоре с другими лицами произвести аборт женщину, которая ни в момент соглашения, ни позже не была беременна[90].

Во-вторых, преступлением по общему праву являлся сговор о совершении гражданского правонарушения против третьей стороны.

> > > 63 > > >

Сюда относились все соглашения о совершении гражданского правонарушения злонамеренного или обманного характера (к этому же виду преступлений иногда относили и сговор о нарушении договора при таких обстоятельствах, которые делают эти нарушения особенно вредными для общества).

К третьему виду сговора по общему праву относились сговоры с целью совершить действие аморальное или направленное на нарушение публичной благопристойности. Типичным примером сговора о совершении аморального действия является сговор с целью обольщения женщины.

Сговоры, направленные на причинение «паблик ньюснс» («публичного вреда»), всегда считались более сложными для рассмотрения в суде. К наиболее известным делам, связанным со сговором о причинении публичного вреда относится, например, дело Беренджера (1814 г.), который был признан виновным в сговоре сделать ложное сообщение о смерти Наполеона Бонапарта во время войны с ним с целью вызвать панику на бирже. В 1961 г. Палата лордов признала Шоу виновным в сговоре с целью совершения аморальных действий, направленных на причинение публичного вреда. Шоу обвинялся в том, что вступил в соглашение с другими лицами об опубликовании справочника, содержавшего имена и адреса лондонских проституток[91].

По общему праву mens rea является обязательным элементом уголовно наказуемого сговора - для сговора необходимо намерение достичь незаконной цели, а лица, заключившие незаконное соглашение, должны знать факты, которые делают эту цель незаконной. Например, если А и Б, ошибочно полагая, что девушка достигла 16 лет, согласились увезти ее против воли отца, они не будут виновны в сговоре. Однако, если они знают, что ей еще нет 16 лет, и, несмотря на это считают свои действия законными, они виновны в сговоре, так как незнание уголовного закона не освобождает их от уголовной ответственности.

Как отмечают английские юристы, одним из труднейших вопросов уголовного права является вопрос о том, что считается достаточным для признания соглашения сговором по общему праву. Прямые доказательства соглашения существуют очень редко. Наиболее часто обвинитель старается доказать, что стороны соглашения действовали сообща в достижении общей цели, показав, что их действия были скоординированы заранее путем соглашения. При этом нет необходимости доказывать, что лица, обвиняемые в сговоре, находились друг с другом в

> > > 64 > > >

прямой связи. Например, могут существовать случаи, когда А руководил Б, В и Г, хотя они не были знакомы друг с другом («руководимый сговор»), или А мог поддерживать связь только с Б, Б-сВ, В-сГ («последовательный по цепочке сговор»). Таким образом, эти лица, не знакомые между собой, но имеющие общую злонамеренную цель, например, ограбить банк, могут быть обвинены в сговоре.

Иногда при рассмотрении дела о сговоре судьи руководствуются следующим принципом: для доказательства сговора необходимо показать, какие действия были совершены обвиняемыми для достижения преступной цели. Этот принцип суды стали применять, начиная с 1929 г.[92] Два владельца ночных клубов в Лондоне обвинялись в сговоре о даче взятки сержанту полиции с тем. чтобы вынудить его нарушить законодательство о лицензиях. Каждый из них предложил сержанту взятку в отдельности, но они были признаны виновными в сговоре нарушить лицензионные законы и «причинить публичный вред путем противодействия полиции, а также путем подкупа служащих полиции». Присяжные признали их виновными, указав в вердикте, что у обвиняемых было общее желание. При вынесении вердикта присяжные руководствовались тем, что ночные клубы были расположены по соседству в Сохо и их владельцы вследствие этого были хорошо осведомлены обо всем, что связано с полицией.

Само наименование преступления показывает, что в нем должно участвовать по меньшей мере два человека. Между тем, известны случаи, когда два человека и более не могут быть обвинены в сговоре, несмотря на наличие общего незаконного намерения. Такими лицами по английскому уголовному праву являются муж и жена, которые на основании хрип ианской доктрины супружеского единства считаются одним лицом. Следовательно, противоправное соглашение мужа и жены не рассматривается в качестве сговора. Этот же принцип английские суды применяли и в отношении мусульман. Например, в известном деле Мавджи (1957 г.)[93], который был мусульманином и состоял в полигамном браке. На основании данного принципа Мавджи был оправдан. Однако это правило применяется только в тех случаях, когда стороны состоят в браке во время заключения соглашения. Последующее вступление в брак не исключает уголовной ответственности.

В 1977 г. парламент Великобритании одобрил Закон об уголовном праве, в соответствии с которым сговор в настоящее время стал преступлением не только по общему, но и по статутному праву. По общему

> > > 65 > > >

праву продолжает преследоваться: 1) сговор с целью обмана, охватывающий большое число деяний, связанных с совершением мошеннических или обманных действий, 2) сговор о причинении вреда интересам публичной морали, если действия в отношении которых состоялось соглашение, не являются преступлением в случае совершения их одним липом, и 3) сговор о грубом нарушении публичной благопристойности, если действия в отношении которых состоялось соглашение, не являются преступлением в случае совершения их одним лицом.

Статутным сговором в соответствии со ст. 1 Закона является соглашение двух или более лиц о совершении действий, которые являются преступлением или должны привести к совершению какого-либо преступления или преступлений одним или более из участников соглашения, если последнее осуществлено в соответствии с их намерениями. Формулировка статутного сговора в основном повторяет норму общего права, за тем исключением, что цель сговора должна быть уголовно порицаемой. При этом в п. 2 ст. 5 Закона предусмотрено, что действие ст. 1 не распространяется на соглашение, являющееся сговором с целью обмана по общему праву. Из этого следует, что сговор с целью совершения какого-либо статутного преступления, включающего обманные или мошеннические действия, не является статутным преступлением. Согласно п. 2 ст. 1 Закона ответственность за сговор не распространяется на преступления строгой ответственности или совершенные по неосторожности.

Термин «соглашение», использованный в законе, означает соглашение о действиях, которые должны быть осуществлены, а фраза «если соглашение выполнено в соответствии с их намерениями» означает, что действие выполнено, как предполагалось. При этом возникает вопрос о том, что же представляет собой «действие» и будет ли оно, когда завершится, преступлением. Слово «действие» означает «действительный физический акт, который стороны планируют совершить». Действие в этом смысле обязательно является или ведет к совершению преступления, Поэтому часто толкование слова «действие» зависит от особенностей заключенного соглашения. Например, А и Б просто заключили соглашение о том, что А должен убить В. Решение вопроса о том, как это произойдет, оставлено на усмотрение А. Действия же, которые должны быть выполнены, не могут быть ничем иным, как умерщвлением В, т.е. соглашение является сговором об убийстве.

Аналогичным образом может решаться вопрос и о знании сторонами обстоятельств дела. К примеру, А и Б согласились взять на хранение имущество, которое, как им известно, было украдено у его владельца. Если «действие» состоит только в физическом акте получения и хра-

> > > 66 > > >

нения имущества (укрывательства краденого), то сговор с целью его совершения обязательно явится преступлением или приведет к его совершению. Если же право на распоряжение имуществом снова будет возвращено законному владельцу, то возможно, что имущество перестает быть украденным и, следовательно, его храпение не обязательно будет являться укрывательством краденого, в связи с чем может возникнуть вопрос об отсутствии в данном случае и сговора.

Что же касается такого необходимого элемента преступления как mens rea, то в соответствии с п. 2 ст. 1 Закона предусматривает наступление ответственности за сговор только в тех случаях, когда обвиняемый и по меньшей мере еще одна сторона соглашения предполагали или знали о наличии определенных обстоятельств или фактов, связанных с намечаемым преступлением. Разница между «знанием» и «предположением» заключается в следующем: когда говорят о каком-либо человеке, что он «предполагает» наличие определенных обстоятельств, это означает, что он намеревается что-либо сделать или воздержаться от совершения каких-либо действий; что человек планирует осуществить задуманное. «Знание» же лицом обстоятельств или фактов означает, что данные обстоятельства или факты уже существуют, известны ему и не могут быть изменены этим лицом. Обычно составители курсов английского уголовного права при разъяснении того, что является «знанием» в отличие от «предположения» ссылаются на следующий пример. Два человека знают, что девушке, которую они собираются увезти от родителей, несколько дней назад исполнилось 1 \ лет. Естественно, им известно, что через неделю, когда они собираются увезти се из дома, ей не исполнится 16 лет. Следовательно, в данном случае можно сказать, что стороны соглашения знают, а не просто предполагают наличие обстоятельства, в соответствии с которым их действия являются преступлением. Другим примером является случай, когда два лица, достигшие возраста 21 года, собираются вступить в гомосексуальные отношения и приглашают третьего юношу присутствовать при этом. Очевидно, что здесь стороны предполагают наличие обстоятельства (в данном случае -обстоятельство присутствия третьего человека, в соответствии с которым их действия будут противоречить закону. Факт присутствия третьего юноши, в отличие от факта возраста девушки (в первом примере), является предполагаемым обстоятельством.

Ответственность за статутный сговор не наступает, если другое лицо или лица, с которыми виновный вступил в соглашение, являются его супругом, лицом, не достигшим возраста, с которого наступает уголовная ответственность, или предполагаемой жертвой преступления.

> > > 67 > > >

Закон 1977 г. в части, касающейся сговора, был дополнен в 1981 г. положением[94], в соответствии с которым невозможность исполнения соглашения более не препятствует возникновению уголовной ответственности за сговор и стороны могут быть осуждены независимо от реально существующих обстоятельств.

В отношении сговоров, за которые ответственность установлена по общему праву, применяются наказания, предусмотренные общим правом: лишение свободы и штраф по усмотрению суда. Сговор с целью обмана согласно ст. 12 Закона об уголовной юстиции 1987 г.[95] преследуется по обвинительному акту и подлежит наказанию в виде тюремного заключения на срок до 10 лет или штрафу, либо тому и другому вместе.

Для всех статутных сговоров максимальное наказание установлено в ст. 3 Закона 1977 г. Лицо, признанное виновным в совершении статутного сговора, наказывается лишением свободы на срок, не превышающий максимума, предусмотренного за основное преступление, т.е. на совершение которого был направлен сговор. Если сговор предполагал совершение более одного преступления, назначается наказание более строгое из предусмотренных в законе за совершение этих преступлений.

В тех случаях, когда преступление может преследоваться двумя способами (с обвинительным актом или в суммарном порядке), максимальным наказанием за сговор является максимальное наказание, предусмотренное для преступлений, преследуемых с обвинительным актом.

Пожизненное тюремное заключение предусмотрено в случае сговора о совершении: 1) убийства или иного преступления, наказание за которое точно определено в законе; 2) преступления, за которое предусмотрено наказание вплоть до пожизненного тюремного заключения, а также 3) преступления, преследуемого с обвинительным актом и подлежащего наказанию в виде тюремного заключения без указания максимального срока.

Покушение. В раннем английском праве покушение на преступление практически не преследовалось в уголовном порядке В английской литературе по истории права упоминается лишь о нескольких судебных решениях об ответственности за деяния, которые по своей сути являлись покушениями на совершение преступлений. Примерно с середины XIV века судебная практика пошла по пути наказания лиц, виновных в покушениях на тяжкие преступления, такие, например, как

> > > 68 > > >

убийство, ограбление или бсрглэри. Очень часто суды использовали в этих целях законодательство о борьбе с бродяжничеством, получившее особое развитие во время правления Тюдоров (1489-1603 гг.). Необходимо также отметить, что огромное влияние на развитие норм, устанавливающих ответственность за покушение, оказало законодательство об измене. Уже в Статуте Эдуарда III 1352 г. покушение признавалось наказуемым преступным действием.

Дальнейшее развитие нормы о покушении получили в решениях суда Звездной Палаты, которая внесла множество дополнений в уголовное право и процедуру рассмотрения уголовных дел. Уже в судебных отчетах того времени иногда использовался термин «покушение», «попытка», например, когда речь шла о покушении на фальшивомонетничество, берглэри или убийство.

Конкретно доктрина покушения была сформулирована Звездной палатой в деле о дуэлях, которое рассматривалось в 1615 г. и где в роли Генерального атторнея выступал Френсис Бэкон. Описывая вред дуэлей, Бэкон предложил в целях их пресечения установить ответственность за все действия, связанные с подготовкой дуэлей. Он указал, что «...в тех случаях, когда преступление карается смертной казнью или является фслонией, если оно не было совершено, практика склоняется к тому, чтобы такие деяния наказывались как мисдиминоры. Так, покушение на отравление, хотя и не имевшее последствий, засада с целью убийства, также не имевшая последствий, и тому подобное признается тяжким мисдиминором, наказуемым в суде. Подобным образом должны наказываться судом действия, направленные на совершение и менее тяжких, которые не караются смертной казнью...»[96]. В своем анализе Бэкон опередил почти на два века суды общего права и теорию уголовного права в обосновании необходимости преследования в уголовном порядке покушения на преступление. Однако до тех пор, как была окончательно сформулирована доктрина уголовного покушения, прошел довольно длительный период времени.

Одним из источников современной доктрины уголовно наказуемого покушения считается мнение, высказанное Лордом Мэнсфилдом в деле Скофилда (1774 г.)[97]. Скофилд был обвинен в том, что с намерением совершить фелонию - он поместил зажженную свечу под лестницей в арендованном им доме и положил рядом со свечей дрова. Пожар удалось предотвратить, а Скофилд был признан виновным в покушении на совершение фелонии путем разведения огня в доме. В решении

> > > 69 > > >

суда, отклонившего апелляцию осужденного, было отмечено, что «действие не наказывается по английским законам, если оно ограничивается голым умыслом. Между тем, как только действие совершается, должно быть осуждено не только такое действие, но и намерение, с которым оно было совершено. Если же действие сочетается с преступным и злым намерением, хотя при других обстоятельствах такое же действие было бы совершено невиновным, намерение, будучи преступным, делает и действие преступным и наказуемым». Следует отметить, что позиция суда в деле Скофилда не сразу получила признание, хотя во многих случаях после указанного решения обвинение ссылалось на мнение Мэнсфилда, когда речь шла о покушении.

В окончательном виде по общему праву была сформулирована следующая норма об ответственности за покушение. Покушением является преднамеренное явное действие, непосредственно связанное с совершением преступления, и представляющее собой составную часть серии действий, которые, если они не прерваны, или если от совершения которых виновный не откажется, должны привести к совершению оконченного преступления. В соответствии с этими правилами действия, в отдаленной степени отстоящие от совершения покушения, не могут составить покушение. С этой точки зрения приготовление к совершению преступления, так же как и простое приобретение средств, с помощью которых совершается преступление, не является достаточно приближенным действием. Следует отметить, что в данном определении нашло выражение правило «близости», выработанное общим правом, суть которого заключается в том, что лицо виновно в покушении, если оно осуществляет преднамеренное действие, ведущее к совершению преступления и представляющее собой часть серии действий, которые, будь они совершены, привели бы к преступлению.

Итак, для того, чтобы лицо было обвинено в совершении покушения на преступление, оно, во-первых, должно иметь намерение совершить преступление и, во-вторых, должно совершить какое-либо деяние, направленное на осуществление этого намерения.

По Закону об уголовно наказуемом покушении 1981 г. мисдими-нор общего права перестал существовать, а покушение стало статутным преступлением. В соответствии со ст. 1 данного Закона в покушении на совершение преступления виновно лицо, которое с намерением совершить преступление, осуществляет действие, которое является большим, чем просто приготовление к преступлению. Невозможность совершения преступления не является защитой от уголовного преследования. Обращает на себя внимание тот факт, что законодательная формулировка покушения практически воспроизводит норму общего права, как

> > > 70 > > >

и рапсе, не давая разграничения простого приготовления и покушения. Решение этого вопроса по-прежнему оставлено на усмотрение суда. Именно поэтому выработанный общим правом подход к определению действий, составляющих покушение, как и раньше, продолжает оставаться той отправной точкой, на которую ориентируется судебная практика.

Обязательным элементом покушения, как и любого другого преступления, является actus reus. Самой сложной проблемой actus reus, но мнению английских юристов, является разграничение действий, составляющих преступление, и действий, являющихся простым ненаказуемым приготовлением, и определение момента, с которого действия обвиняемого, направленные на достижение преступной цели, влекут за собой уголовную ответственность.

Во всех работах, посвященных проблемам уголовно наказуемого покушения, подчеркиваемся принципиальная ненаказуемость приготовления, которое может оцениваться лишь в этическом плане. Обычно в качестве примера первого дела, в котором была строго применена доктрина о разграничении приготовления и покушения, упоминается дело Иглтона (1855 г.)[98]. Иглтон был обвинен в покушении на получение денег как неимущий по фальшивым документам. Деньги он получить не успел, поскольку обман был раскрыт раньше, однако был признан виновным в связи с тем, что совершил последнее действие, направленное на достижение своей цели, зависящее от него самого.

В решении суда по данному делу, помимо прочего, было отмечено, что простое намерение совершить мисдиминор не является претступлением - для этого требуется определенное действие и все действия, направленные на совершение мисдиминора, должны преследоваться в уголовном порядке. В качестве покушения на совершение преступления должны рассматриваться только действия, тесно связанные с преступлением, а не отдаленные от него.

Классическим примером, по мнению специалистов в области английского уголовного права, является решение суда, состоявшегося в 1915 г. по делу ювелира Робинса, который в целях получения страховки за украденное имущество заявил в полицию об ограблении, хотя драгоценности он спрятал сам. Полиция, проверяя его заявление, обнаружила спрятанное, в связи с чем Робпнсу было предъявлено обвинение в покушении на мошенничество. Судом, тем не менее, он был признан невиновным на том основании, что в его действиях заключалось только приготовление к преступлению и не было сделано

> > > 71 > > >

«ближайшего шага» к совершению преступления. Таким «ближайшим шагом» в случае с Робинсом, по мнению суда, должно было стать обращение в страховую компанию для получения денег.

Определение, какое именно действие является таким «ближайшим шагом» или 4последним шагом» целиком оставлено на усмотрение суда. Иногда в судебном решении говорится о «предпоследнем действии, направленном на совершение преступления»[99], или о «действии, являющемся шагом по направлению к конкретному преступлению в его окончательном виде, когда совершение этого действия не может быть разумно оценено как имеющее какое-либо другое назначение, кроме совершения этого преступления»[100].

Другой важной проблемой actus reus покушения является соблюдение требования об обязательном наличии в виновных действиях очевидной возможности совершить преступление. Первоначально в английском уголовном праве любое покушение на негодный объект или с негодными средствами не наказывалось. Со временем это положение подверглось изменениям и, если в 1865 г. по делу Коллинса покушение на кражу из пустого кармана не было признано уголовно наказуемым деянием, то уже в 1892 г. суд по делу Ринга и др. принял решение, в соответствии с которым попытка кражи из пустого кармана была признана преступным покушением.

Примером рассмотрения дела о покушении с негодными средствами является дело Уайта (1910 г.)[101], обвинявшегося в убийстве матери. Уайт положил небольшое количество цианида в напиток для больной матери, которая умерла, однако, не от яда, а от сердечной недостаточности. Кроме того, было установлено, что таким количеством яда вообще невозможно было кого-либо убить. Уайт был признан виновным в покушении на убийство, а Апелляционный суд указал в своем решении, что человек может быть осужден за покушение на убийство путем медленного отравления после того, как попытался дать первую дозу яда.

В различное время вопрос об ответственности за покушение на негодный объект или с негодными средствами решался судами по-разному, однако, многие английские юристы склонялись к мнению о необходимости поддержания обвинения при таких обстоятельствах, хотя бы потому, что данное лицо так же социально опасно, как и то, которое совершило преступление. Случайностью является то, что преступление не было совершено, а уголовная ответственность не должна зависеть от случая. Это мнение получило свое воплощение в Законе 1981 г.,

> > > 72 > > >

согласно которому невозможность совершения преступления более не является защитой от уголовного преследования.

Существенной составной частью покушения, так же как и оконченного преступления является mens rea. Для наступления уголовной ответственности лица за преступное покушение, необходим специальный умысел на совершение конкретного преступления. Считается, что в тех случаях, когда определение преступления требует наступления определенного результата, в обвинении также должно быть указано, что виновный стремился к наступлению именно этого результата, хотя судебная практика и не всегда следует этому принципу. Поскольку элементом вины, как она понимается в общем праве, является представление обвиняемым тех последствий, которые будут вероятным последствием его поведения, то же требование распространяется и на покушение.

Представление о последствиях трактуется в английском уголовном праве с позиции теории «обычного разумного человека». Презю-мируется, что последствия, которых должен был ожидать всякий нормальный здравомыслящий человек, входят в предвидение и в конкретном случае. В том случае, когда речь идет о неосторожности как форме вины, то если неосторожность в отношении обстоятельств является достаточной mens rea для оконченного преступления, она будет достаточной и для покушения на преступление. Кроме того, если законом установлена «строгая ответственность» в качестве обстоятельства для обвинения в совершении оконченного преступления, то она является таким же обстоятельством для обвинения в покушении и при отсутствии mens rea.

По общем}' праву, как мисдиминор, покушение обычно наказывалось тюремным заключением по усмотрению суда. Однако Законом об уголовном праве 1967 г. было введено правило, по которому наказание за покушение не могло превышать наказания, предусмотренного за совершение преступления, на которое виновный покушался.

Что же касается наказания за покушение на статутное преступление, то и здесь законодатель использовал опыт общего права. В ст. 4 Закона 1981 г. предусмотрено, что лицо, виновное в покушении на убийство или иное преступление, наказание за которое строго определено в законе, подлежит наказанию в виде пожизненного тюремного заключения. Лица, признанные виновными в совершении преступлений, преследуемых по обвинительному акту или в суммарном порядке, соответственно подлежат наказаниям, предусмотренным за совершение этих преступлений.

> > > 73 > > >