Глава 64. Все идет по женской линии. Галоперидол.

На белой светящейся странице, одна за другой, быстро возникали странные знаки и буквы …

******

«Привет, Pois. Как ты, душа моя? Я не хочу ложиться спать, потому, что мой следующий день будет абсолютно похож на день предыдущий. Зачем же вообще ложиться? Чего ждать? Моя страшная сказка, мои видения внезапно покинули меня, – просто предали, оставив ни с чем. Сны стали тривиальными снами, а реальность, как свист кнута, с ухмылкой поджидает меня каждое утро. Все, чего я жду, – это расплаты за свои нечаянные преступления, – наказания за поступки, которые не совершала. Я отдыхаю заранее от тяжкого бремени жизни, от пыток, что ждут меня за пределами моего маленького волшебного мира. Я жду новых ударов, новых обид, насмешек за спиной, неприятия… Жду неучастия и нелюбви. Жду тяжкого труда за гроши, разочарований и смешного предательства. Жду даже того, что буду никому не нужна.

Все это давно уже стало привычным, но не перестает отравлять, приносить смятение и потерянность в мою жизнь, причинять мне страдания.
Если бы не мои письма тебе, о том, что я испытывала, о том, что со мной происходило, то я бы и поверить не могла в этот бред, в то, что все это творилось со мной. Теперь я одновременно и боюсь этого и вновь хочу испытать».

Люси отправила письмо и встала из-за стола, оставив «Facebook» включенным, – ей очень хотелось, чтобы раздался щелчок звукового оповещения. Пусть вдохновение и покинуло ее, так же внезапно, как и возникло, но она просто не может больше молчать, – ей жизненно необходимо поделиться своими сомнениями с тем, кто не сочтет ее сумасшедшей.

Но жизнь ее окутала тишина. В комнате Люси стало так тихо, как можно только себе представить беззвучие в городе, в маленькой кирпичной коробке, среди сотен точно таких же, стандартно безликих, затерянных в общей упорядоченной и подключенной к коммуникациям свалке, населенной людьми среднего уровня.

Тишина… только откуда-то издалека звучала необычная музыка. Она казалась доброй, приятной, хоть и несколько настораживающей; но кроме музыки в эфире существовало и что-то еще. Что-то такое близкое, но совершенно недосягаемое. Нечто непостижимое, за этими условными стенами, материальное, но и не наше, – потустороннее, незаметное обычному взору, скрытое, но реальное. И оно удалялось. Улетало прочь, как остатки сна после глотка крепкого кофе. Уползало, как громыхающий где-то вдали стальными оковами поезд, наполненный сотнями других, запертых в душные клетушки человеческих призраков-отражений. Уходило вдаль, за горизонт, как прекрасный очарованный парусник. Таяло, как снег жизни на зеркале. Отпускало.
Рассвет разума прогонял ночных злобных сумасшедших фантомов, и они, гордо, не спеша покидали дом Люси, просачиваясь белым туманом сквозь пальцы, пытающиеся их задержать.

Кто-то пьяный затопал в подъезде на лестнице, стряхивая снег; слегка пошатываясь, подошел к двери, минуту попыхтел, как ёжик и, поняв наконец-то, что звонок не работает, постучал.


******

На стук долго не отвечали, но, как это обычно случается в таких ситуациях, – стоило повернуться и начать спускаться по лестнице, – дверь отворилась, и недовольный скрипучий голос спросил: «Вам кого?»
Мгновенно протрезвевший молодой человек повернулся и, стараясь быть вежливым, произнес:
— Здравствуйте, а Могу я увидеть Ванду?
— Нет здесь никакой Ванды, – ответил недовольный противный голос.
— А где она?
— Ты чо бля, дебил? Нет никакой Ванды у нас, и никогда не было. Ошибся бля адресом, мудачёк.
— Я адресом, бля, не ошибся. Можете сказать, куда они переехали?
— Слышь, ты, умник бля херов, вали отсюда, морда протокольная, пока щас милицию не вызвали, – раздался еще более противный, визгливый, дребезжащий от симптомов каждодневной гнилой абстиненции, пропитой голос, принадлежавший, видимо, некогда женщине.
— Валите вы сами на *уй, совки, ублюдки, – пробормотал Сергей и, стараясь не прислушиваться к сыпавшимся на него грязным угрозам и ругани, пошел прочь из казавшегося еще недавно таким чистым и неоскверненным подъезда.

Зайдя в гости к Масакре, Сергей впервые познакомился с его родителями, от которых узнал, что его лучший друг отправился в очередной раз в поликлинику на обследование, на неопределенный срок. Естественно, он сразу же понял, что это за обследование, и решил незамедлительно навестить своего Дона Хуана.

Дверь в психоневрологический диспансер оказалась открыта, но у второй двери, ведущей на этажи к психам, путь Сергею преградила огромная медсестра. В случае попытки бегства, она могла б с легкостью перекрыть своим телом дверной проход и, не причиняя физических повреждений, отталкивать своей невероятно пышной грудью желающих покинуть сие скорбное заведение. Умалишенные, – на девяносто девять процентов щупленькие, худые, трясущиеся, безвольные и бессильные от лекарств, попросту отскакивали бы от этой груди, как камушки от надувного круга на пляже.
Медсестра медленно подняла веки и посмотрела на парня, будто на мерзкого лягушонка, которого ей придется-таки усыпить хлороформом и препарировать. Сергей уже ощутил приторно-сладкий тошнотворный запах наркоза, когда медсестра… открыла рот и начала петь.

Да, – именно петь, и при этом голос ее, неожиданно приятный глубокий и мелодичный, немного вибрировал, а голова совершала возвратно-поступательные движения вверх-вниз, с частотой порядка десяти герц, то есть медленнее, чем швейная машинка, но быстрей, чем обычные удары хвостом радостного домашнего пса. Сергей не был в этом уверен, но ему показалось, что зрачки медсестры пульсировали в такт с ритмом ее стихо-прозы:
«Идите отсюда мальчики;
Сегодня не день свиданий;
Больным уже дали лекарство;
Больные уже покурили…»

Сергей оглянулся по сторонам, но, не увидев никого, кроме себя, продолжал слушать, чувствуя, что странное гипнотическое песнопение вводит его в своеобразный транс, прямо как трели сирен Одиссея. Медсестра продолжала в той же тональности. Это было похоже на безумную службу в церкви, только в роли священника выступала женщина, причем получалось у нее очень неплохо:

«На первом у нас лежат девочки;
Вы лучше с утра приходите;
Одной стало плохо сегодня;
Прием только завтра и в среду».

Сергей хотел было спросить про Масакру, но стоило ему открыть рот, как мысли исчезли, нещадно забитые, как службой Крестьяниновой*, голосом медсестры:

«Больные любят заварку;
Берут ее из унитаза;
А будешь вести себя плохо,
Получишь опять укол «Галки».

— Не надо мне «Галки», – почему-то испугался Сергей, вспомнив о своем знакомстве с галоперидолом, и заспешил прочь, так и не навестив своего лучшего друга.

******

Это случилось с ним в то самое время, когда Сергей был совсем на нулях, благодаря очередной умалишенной женщине, коих в его жизни было немало, словно он притягивал их к себе.

Зайдя к одному из друзей, жена которого страдала шизофренией, Сергей как бы невзначай поинтересовался, – «не найдется ли у нее чего-нибудь вкусненького», и получил утвердительный ответ.

Татьяна – добрая душа, подарила исследователю неординарной реальности горсть таблеток, которые он незамедлительно проглотил.
Прейдя домой, юный психонавт лег на диван и включил музыку, ожидая хоть каких-то, знакомых ему, симптомов начала действия психотропных «катушек». Спустя минут двадцать таблетки подействовали. Действие их оказалось несколько странным.

Сначала мышцы бедняги начали вздрагивать, а потом, и вовсе, извиваться в диких конвульсиях, как дождевые черви на уроке физики, под воздействием электричества. Челюсть свело судорогой и вытолкнуло налево. Все старания установить ее на место были тщетны, – челюсть снова и снова возвращалось в свое, крайне неестественное положение. Чувствуя себя подопытным кроликом в руках невидимого вивисектора, Сергей взвыл в отчаянии и, с трудом натянув пальто, отправился к фельдшеру.

Добрая и нестарая еще красавица фельдшер, долго пыталась понять, что собственно происходит, слушая нечленораздельное мычание юного экспериментатора. Затем, немного проснувшись, впиндюрила неожиданному пациенту укол магнезии и выгнала прочь. От сульфата магния Сергею слегка полегчало, но… самое страшное его ожидало еще впереди.
После того, как кончились судороги и конвульсии, начался зуд во всех мышцах. Невозможно стало ни сидеть, ни лежать. Тело просто требовало постоянного движения. Вскоре уже каждый мускул болел от приседаний и отжиманий, но зуд не прекращался. Ужасная пытка длилась неимоверно долго, казалось, – ей не будет конца…

И вот, спустя двое суток, окончательно измученный, чувствуя себя облитым дерьмом идиотом, страдалец выполз из дома. Он шел по заснеженной улице и хотел радоваться тому, что пытки, наконец-то закончились, но не было сил. Даже встреча с живой Чичоллиной в тот момент вряд ли смогла бы его порадовать.

На этом история с галоперидолом могла уже вполне благополучно закончиться, но не тут-то было. Встретив своего друга в таком жалком и унылом виде, прочуханный планокур Олег незамедлительно предложил ему свою помощь.
После хорошего «паровоза» марихуаны, Сергей ощутил неладное. Вдохнув еще один, понял, – все начинается снова! Под воздействием травы зуд вернулся, и пытка возобновилась.

Опрокидывая второй ковшик воды, бедолага услышал извиняющийся голос Олега:
— Извини, камрад, эту траву ничем не обломать.

Когда Сергей поведал эту историю Масакре, тот смеялся от всей души и рассказал в свою очередь о том, что «Галкой» наказывают психов в «дурильнике», делая их тем самым спокойными и покладистыми. Позже Сергею довелось самому увидеть быстро двигающегося туда-сюда по длинному коридору дурдома шизофреника, который носился так, пока его не поймали, и не привязали к кровати. Но это уже совершенно другая история.

******

Благополучно покинув дурильник, все еще слыша в ушах заунывные психоделические песнопения сбрендившей медсестры, Сергей быстрым шагом направился к Нине, справедливо полагая, что там ему удастся забыть о странных и неожиданно-неприятных обломах.

Нина оказалась дома отнюдь не одна. Она сидела на аккуратно убранной кровати в обществе двух старомодно одетых женщин, и выглядела трезвой, как стеклышко, но и безвольной, безжизненной.

Зрелище это показалось парню ужасным, – девушку словно выпотрошили изнутри, – погас веселый дьявольский огонек в когда-то живых лукавых глазах, лицо стало похожим на тупую жалкую маску, (и на нем не было ни грамма косметики), а роскошные холеные длинные волосы скрывал невзрачный темный платок.

Связавшись с сектой, Нина не прожила долго. Должно быть, сломалась без масла пружина, заставляющая ее вставать после любых ударов и неприятностей. Когда Сергей увидел ее в последний раз, она показалась ему роботом, тупо повторяющим внушаемые фразы - формулы. Ее словно отключили от генератора жизни и перепрограммировали на служение культу, (утверждающему, что нет никакой души и загробной жизни), заставив пить собственную кровь, вместо того, чтоб охотиться.

Спустя буквально полгода Нина заболела гриппом, и умерла, – просто исчезла, оставив после себя лишь мимолетные пошлые воспоминания многочисленных спонсоров и бойфрендов. Узнав о ее смерти, Сергей не испытал ничего, кроме легкой, поддающейся излечению грусти. Просто остался в прошлом еще один эпизод жизни, и, оглянувшись назад, можно было увидеть, как он медленно растворяется в кислоте серного времени, становясь холодным туманом, – призрачной дымкой приятных воспоминаний.

Вечером, растопив у себя дома камин, Сергей впервые поставил пластинку Дебюсси. Потом он просто смотрел в огонь, тянул вино, курил и ни о чем не думал. Впрочем, нечто, похожее на мысли, в его голове все же присутствовало. Он знал или верил, а может быть, просто чувствовал или не исключал возможность того, что сможет снова вернуться в нужное время и место, а музыка станет путеводной нитью, катализатором, активирующим это желанное химическое сумасшествие, – непредсказуемый адский флеш бэк.

— Надо будет завтра попробовать помедитировать в черной комнате. Господь поступил непомерно жестоко, устраивая этот мир, сделав прошлое недоступным и исчезающим. Плыть в темной ночи, смешивая хорошее и плохое, попросту смывая это все за борт странного корабля «Жизнь», так или иначе держащего курс навстречу своему айсбергу, – такова наша участь, – неожиданно для самого себя пробормотал Сергей и отправился спать, прихватив с собой недопитую бутылку киндзмараули.

***WD***