Глава 62. Если я пойду долиною смертной тени.

Мягкий шелест волн начал усиливаться, постепенно перерастая в гул и грохот. Откуда-то из-за линии горизонта приближался свирепый шторм, потрясая наэлектризованный воздух раскатами грозного прекрасного грома. Яркие вспышки молний ослепили и напугали трусливого Ганса, – он забрался на кровать и лег рядом с Люси, высунув язык, дыша ей прямо в лицо.

— Сволочь лохматая, такой сон обломал, – проворчала девушка, переворачиваясь на другой бок, в надежде, что сон еще вернется к ней, вновь убаюкает, незаметно унося вдаль от этого жестокого враждебного мира.

Но, как это часто бывает, захотелось почистить зубы, включить чайник, а после чашки кофе, – какой уже сон? Редкие тяжелые капли забарабанили о жестяной подоконник. Открыв окно, Люси с наслаждением вдохнула запах дождя и молний, но тут же почувствовала спиной чье-то присутствие. Взяв себя в руки, она медленно повернулась, схватилась за сердце и замерла. За столом сидел длинноволосый парень и пил вино. На столе стояла старинная амфора.

— Я все еще сплю?
— Можно и так сказать, но ты проснулась. Выпьешь со мной?
— Не пью с утра пораньше. И что это за внезапные появления?
— Я не уходил. Просто ты потеряла сознание, и я уложил тебя в постель.
— Хватит мне мозги пудрить. Ты кто такой? И что тебе от меня нужно?
— Не слишком-то вежливо…
— А появляться из ниоткуда у меня на кухне, по-твоему, вежливо?
— Ты права, зайду в другой раз, – парень взял амфору и направился к выходу, театрально откинув волосы.
— Стой. Ты так мне ничего и не объяснишь?
— Ты еще не готова. Но я здесь, чтобы защитить тебя.
— Защитить от кого?
— Кофе с ликером после снотворного, – не самый лучший выбор. Ты запуталась. Если так пойдет дальше, то ты будешь страдать.
— Я уже страдаю.
— Боль очищает нас и делает лучше, – сказал парень уже с лестничной площадки и закрыл дверь.

Люси почувствовала вокруг какое-то странное движение, – комната покачнулась, стала мягкой и начала словно куда-то сползать. Вынырнув из текучей, как на картинах Дали, вязкой нездешней реальности, девушка ощутила себя выброшенной на берег из теплого моря медузой. Глаза открылись сами, помимо воли.

На полу сидел Ганс с одеялом во рту, а за окном шел добрый надоедливый дождь.

******

Дождь. Осень. У осени свой потрясающий запах, своя аура, своя, душещипательно-грустная таинственная атмосфера…
Дух осени присутствовал повсюду в доме Сергея. Осень желтела на фотообоях в его комнате, на картинах, в вазе с сухой осенней травой. Осень чувствовалась в странной музыке и читалась в названиях книг, а в углу висел лесной плащ с капюшоном и прилипшими к нему увядшими листьями. Даже золотистые глаза задумчивого кота, и те, – отливали осенней потусторонней грустью, наполняя душу смотрящего в них блаженно-тоскливым пушкинским настроением.

Зима прошла незаметно. Лелея в своем сердце тепло прошедшего лета и наркотическое вдохновение осени, Сергей предавался своим обычным занятиям, не замечая несущихся мимо дней. Он жил от полнолуния до полнолунья, радуясь ярким и красочным видениям, посещающим его в эту пору; тоскуя только о своей инфернальной подруге, мечтая снова встретить ее.

Зима постепенно сдавала свои позиции, то отступая, то снова кидаясь в бой, но дни становились длиннее, и вот, уже сосульки радовали детвору своей веселой капелью.

Вдохнув опьяняющий влажный воздух, Сергей с опаской открыл глаза. На мрачном темно-синем небе сияла и переливалась несколькими цветами двойная чудная радуга. Яркая, будто нарисованная, она повисла над рекой, словно давая понять, что жизнь не черная и белая, а мир не кончается за дверью поросячьего загона, в который нас так рьяно пытаются определить.

«Как вырваться из этой тюрьмы? Из этого, просчитанного до мелочей рабства, обозначенного как нормальная жизнь, и буквально делающего нас интеллектуальными импотентами, кастратами вольной мысли. Как не стать похожим на остальных, довольно хрюкающих в своих клетках свиней, которые даже не пытаются что-либо изменить, изведать иное, да хотя бы просто узнать правду о мире и о себе»? – Сергей решил прогнать эти мысли, тем более что они не давали ответов, а лишь усиливали страдания от детоксикации.

Когда тебя не трогают, не тревожат, в таком мерзком пакостном состоянии, – легко уязвимого, жалкого, похожего на моллюск без ракушки, – постепенно погружаешься в спокойную теплую грязь и обретаешь некую точку покоя, умиротворения, где боль перестает пульсировать, и только слабый ее отголосок напоминает о себе ржавой иглой в сердце, а обнаженная избитая и униженная душа тихо плачет, боясь пошевелиться в поглотившем ее грязном туманном потустороннем невидимом сумраке, наполненном муками совести, сомнениями, сожалениями, подлыми страхами, стыдом, а также уничижительным ощущением собственной греховности, глупости и пошлой тривиальной никчемности.

С трудом выйдя из вязкого оцепенения, Сергей зашагал по сырому асфальту в неизвестном пока еще его сознанию направлении
Душа молила о пощаде, о том, чтоб ей налили горячего куриного бульона, дали интересную книжку, уложили в кровать и включили очень тихо Вивальди, но разум, – этот злой дух и тиран, питающийся знаниями, а так же адреналином и тестостероном, шел вперед, расстегнув воротник куртки и прохладно размышлял, о том, как бы ему найти топливо для своего адского пламени.

— Душу лечим – гробим печень, – саркастично усмехнулся Кореш, наливая полный стакан сухого красного недорогого вина.
Конечно же, он предпочел бы что-то покрепче, но магазины не баловали в ту пору разнообразием спиртных и прочих напитков.

Сергей взял стакан и незамедлительно выпил его залпом; потом почему-то неожиданно произнес:
— Твои дары, о жизнь – унынье и туга.
Хмельная чаша лишь одна нам дорога.
Вино ведь мира кровь, а мир наш кровопийца.
Так как же нам не пить кровь кровного врага?
— Раз тост сказал, – пей еще стакан, – сказал Кореш, опять криво, но одобрительно ухмыльнувшись.
Сергей не стал возражать и выпил еще один стакан легкого приятного пойла.
— Вообще-то это Амар Хаям, – слегка засмущался он, чувствуя, как вино расправляет плечи и разгоняет кровь в больном уставшем мозгу.
Постепенно легчало, – сомнения уходили прочь, а душа больше не плакала. Недавнее прикосновение ангела казалось простой слабостью, мерзкими последствиями злоупотребления наркотой.
— Ну, как ты? Поправился? – спросил Кореш, доставая из сумки еще одну бутылку.
— Я здоровый человек. Могу идти, куда хочу, – ответил Сергей, поднося зажигалку к пластмассовой пробке.
— Тогда, – еще по стакану, и – по домам, – удовлетворенно ухмыльнулся Кореш, жестом предлагая Сергею самому разливать, лениво прислонившись к дереву.
— Если я пойду долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому, что ты со мной; Твой жезл, – Сергей выразительно посмотрел на стакан. – И твой посох, – глянул он на бутылку, прищурив глаз. – Они успокаиваю меня.

Надо ли говорить, что Кореш опять расплылся в своей кривой саркастической улыбке. Допив пузырь, друзья тепло попрощались и разошлись в разные стороны. Постепенно алкоголь начинал занимать в жизни Сергея немаловажную роль, – роль посоха на болоте. Оставалось следить за тем, чтобы посох этот не предал и не превратился в клюку.

***WD***