Две победы в одном бою

Утром следующего дня Соломатин снова взял Лилю на бое­вое задание. Группа «ЯКов», которую он лидировал, по тре­воге поднялась в воздух, чтобы перехватить фашистские са­молеты, вылетевшие бомбить Сталинград.

— В квадрате двенадцать две группы «юнкерсов». Держат курс на город. Прикрывают восемь «мессеров». Восемь «мессе­ров»... Вступайте в бой! — передали с земли.

На этот раз Лиля не зевала: она внимательно следила за небом, чтобы вовремя обнаружить врага и ничего не пропус­тить. Заметив на горизонте темные точки, которые стали быст­ро увеличиваться в размерах, превращаясь в самолеты, она сразу же сообщила Соломатину:

— Слева впереди самолеты...

— Вижу «юнкерсы»! — отозвался ведущий. — Атакуем с ходу, со стороны солнца!

Соломатин, подправив курс, повел свою группу наперерез бомбардировщикам, надеясь встретить их до того, как они пересекут линию фронта. Нужно было заставить врага сбро­сить бомбы на его территории.

Сдерживая волнение, Лиля с нетерпением ждала момента атаки. Вот они, враги, с которыми она сейчас вступит в бой... Теперь она видит их отлично! Крепко сжав ручку управления, вся собравшись, как перед прыжком, Лиля приготовилась к бою.

Воспользовавшись преимуществом в высоте, Соломатин с ходу атаковал головное звено строя, и Лиля увидела, как со­всем рядом загорелся и стал падать немецкий «юнкерс», сби­тый ведущим. Второй, летевший справа от флагмана, стал по­спешно отворачивать в сторону, отстреливаясь. Она засмотре­лась на пылающий вражеский бомбардировщик и от неожи­данности вздрогнула, услышав в наушниках голос Соломатина:

— «Тройка», «тройка»! Атакуй немца — уйдет!

Лиля бросилась на отколовшийся от строя бомбардиров­щик, который старался выйти из-под удара. Подойдя к нему поближе, она уже почти поймала его в перекрестье прицела, как вдруг откуда-то сбоку выскочил «мессершмитт». Это был истребитель прикрытия из группы, сопровождавшей строй бомбардировщиков. «Мессеры» прозевали момент, когда со­ветские истребители скрытно подошли и со стороны солнца напали на «юнкерсы». Теперь они пытались защитить свои са­молеты, подвергшиеся атаке.

Истребитель с черным крестом на фюзеляже промчался перед самым носом у Лили, как бы заранее предупреждая ее, чтобы она оставила в покое «юнкерс», иначе ей будет плохо. Лиля поняла, что сейчас фашист пойдет в атаку, но ей уж очень не хотелось бросать «юнкерс», по которому она приго­товилась стрелять. Такая возможность! Сейчас она собьет его... Что же делать? Быстро оглянувшись на «мессера», который ей угрожал, она увидела, что тот разворачивается, чтобы зай­ти ей в хвост. «Успею», — подумала она, все еще сомневаясь в душе, и нажала на гашетки. Однако в спешке прицелилась плохо, и бомбардировщик, умело сделав маневр, успел укло­ниться: очередь прошла мимо. «Мессер»! Где он?» — мелькну­ло в сознании, и, бросив взгляд назад, Лиля похолодела: не­мец уже пикировал на ее «ЯК», держа его на прицеле. «Сей­час будет стрелять!» — испуганно подумала она и резко отвер­нула в сторону, понимая, что уже, может быть, поздно... С ис­пугу ей показалось, что по ее самолету стучат пули, выпущен­ные врагом... Но что это? Мимо, совсем близко, промчался «мессер», за которым потянулся дымный шлейф. Это был тот самый, ее «мессер»... Увидев рядом со своим самолетом крас­нозвездный ястребок Соломатина, Лиля все поняла: опоздай он хоть на одну секунду, и вместо «мессера» к земле понесся бы ее «ЯК»...

— «Тройка», «тройка», следуй за мной! — раздалась коман­да ведущего.

Выручив из беды Лилю, Соломатин поспешил к другим самолетам, и Лиля послушно пристроилась к нему, стараясь не отставать. Вместе, парой, они снова атаковали строй, кото­рый уже начал распадаться. Часть «ЯКов» дралась с «мессе­рами», отвлекая их, остальные вели огонь по вражеским бомбардировщикам, стремясь помешать груженным бомбами «юнкерсам» продолжать свой путь к цели. Пока шел бой, бомбар­дировщики рассеялись по небу, бросая свой груз прямо в поле и поворачивая назад.

В этом бою были сбиты три «юнкерса» и один «мессер­шмитт». Девятка Соломатина возвратилась на аэродром, по­теряв один самолет.

Посадив свой истребитель и зарулив его на стоянку, Лиля подошла к Соломатину, ожидая от него замечаний.

— Что, Лиля, весело было? — пошутил он.

— Спасибо, Леша, — произнесла Лиля с виноватым ви­дом. — Если бы не ты...

— Ну как, освоилась? — спросил он так, словно бы и не слышал ее слов.

— Угу, — ответила она и вопросительно посмотрела на Со­ломатина, зная, что сейчас он обязательно напомнит ей об «юнкерсе».

— Так вот, следующий раз смотри в оба! А то погналась за «юнкерсом», а свой хвост не защищен. Нельзя надеяться на авось, живо собьют! Они знаешь какие — так и ждут, когда ты сделаешь ошибку...

Соломатин говорил, слегка улыбаясь, без всякой назида­тельности, дружески и даже ласково, и Лиля поняла, что в те­чение всего боя он ни на секунду не терял из виду ее самолет, все время следил за ее действиями и в любой момент был го­тов прийти к ней на помощь.

— Ну, а в общем, честно скажу: все идет как надо! Так и держись! Все идет как надо! — сказал Соломатин, легонько похлопав ее по плечу.

Обрадованная похвалой командира эскадрильи, Лиля ма­шинально кивнула, как бы соглашаясь с ним: все идет как на­до... Соломатин, хитро сощурив глаза, вдруг спросил:

— А теперь, Лиля, признайся: что, очень хотелось тебе, сбить «юнкерс»?

— Угу, — ответила Лиля.

— Это хорошо. Ты немного запоздала: сразу надо было атаковать. На будущее учти: настоящий истребитель тот, кто сам ищет боя, а не ждет, когда ему навяжут. Поняла?

— Поняла.

В этот момент на старте взвились вверх одна за другой три зеленые ракеты — сигнал боевой тревоги, и дежурная чет­верка истребителей пошла на взлет.

— Подружка твоя взлетает, — кивнул Соломатин в сторо­ну самолетов, набиравших высоту.

Они молча проследили за тем, как поднялись в воздух че­тыре «ЯКа» и взяли курс на запад. Четверку повел Баранов, и Лиля мысленно пожелала им всем удачи, особенно Кате, которая летела в бой впервые.

— После обеда дежурит наша эскадрилья, — предупредил Соломатин. — Будь готова — опять полетим.

— Хорошо.

Теперь, после второго вылета, Лиля чувствовала себя го­раздо уверенней, хотя прошел он не так уж гладко: чего-то она не учла, что-то сделала не так, да и «юнкерс» улизнул от нее... А если бы не Соломатин, то наверняка и сама она не вернулась бы. Однако все это не особенно огорчало Лилю. Важно было другое — то, что она дерется с врагом, что теперь никто не запретит ей летать, что рядом этот славный карегла­зый Леша, который относится к ней как к боевому товарищу. А с его помощью нетрудно будет избавиться от ошибок, кото­рые она допускает по неопытности.

Не успел затихнуть вдали гул моторов только что взлетев­ших самолетов, как тишину голубого неба нарушил новый звук, спокойный, ровный.

— Слышишь, летит! Это определенно к нам.— Соломатин посмотрел вверх.

— Кто летит?

— Разведчик — «рама».

Действительно, на большой высоте, направляясь к аэро­дрому, не спеша скользил по небу двухфюзеляжный «Фокке-Вульф-189», или, как его называли летчики, «рама». Развер­нувшись над самым аэродромом и наверняка сфотографировав его, «рама» взяла курс на север.

— Засекла. Теперь нужно ждать налета. Это уж точно!

Леша поспешил на командный пункт, и вскоре оттуда был подан сигнал «переруливать самолеты». К Лиле подбежала ее техник Инна:

— Лиля! Приказано переруливать на запасной аэродром. Я сама отрулю, ты отдохни...

— Сама? Ну давай, Профессор, рули. Сможешь без меня?

— Смогу. Валя поможет запустить.

Лилин «ЯК» обслуживал женский экипаж: техник Инна Паспортникова и оружейник Валя Краснощекова. С этими девушками Лиля прибыла сюда, в мужской полк, и с ними продолжала работать, полностью им доверяя. Почему-то Инну она стала называть «Профессором»: то ли потому, что до войны та была студенткой авиационного института и благодаря знаниям, полученным в институте, могла теперь ответить на любой технический вопрос, с которым к ней обращались; то ли просто оттого, что Инна, строгая, рассудительная девушка, отличалась необыкновенно серьезным отношением к жизни, людям, ко всему на свете.

Лиля пошла домой пообедать и часок отдохнуть, а тем вре­менем техники и часть летчиков спешно отруливали самолеты на запасной аэродром, находившийся в степи в нескольких километрах от основного. Неизвестно было, когда появятся вражеские бомбардировщики, но опыт говорил о том, что прилетят они обязательно...

Пообедав, Лиля села в автобус и приехала на аэродром к своему самолету. Инна и Валя, закончив чистить пушку, вставляли внутрь пружину. Руки и лица у них были перепач­каны, у Вали чернели жирные масляные полосы на лбу и под­бородке. Обе пыхтели — упрямая пружина никак не станови­лась на место, выскальзывая из рук.

Некоторое время Лиля молча наблюдала, как они трудят­ся, потом предложила:

Что, девочки, помочь?

Валя испуганно воскликнула:

— Что вы, товарищ командир! Перепачкаетесь перед вы­летом. Мы сами. Сейчас мы ее...

Наконец пружина перестала сопротивляться. Инна, вздох­нув c облегчением, сказала, вытирая рукавом потное лицо:

— Ну все. Стала, проклятая. Никогда сразу не полу­чается...

Она посмотрела на Лилю и подумала, глядя на голубой

подшлемник, видневшийся из-под шлема, и такого же цвета шарфик, наброшенный на шею: «Вот зачем ей понадобилась вдруг синька. Как всегда, прихорашивается наша Лиля!»

— Соломатин уже здесь, пришел, — сказала Инна. — Ты опять с ним полетишь в паре?

— Угу, — ответила Лиля. — Катю видела?

— Видела. Она недавно здесь была. Отрулила сюда свой «ЯК» и пошла обедать.

— Значит, мы разминулись. Ну, как она слетала?

— Говорит, отлично! Довольная такая: Баранов похвалил ее. Рассказывает, что немцев было в воздухе видимо-невиди­мо... Она расстреляла весь боекомплект, прилетела совсем пус­тая. Уверяет, что если бы еще хоть несколько снарядов, то обя­зательно сбила бы «юнкерс»!

Лиля улыбнулась, вспомнив свой разговор с Катей: да, уж она выпустила по немцам все пули до последней...

Девушки занялись пушкой — нужно было поставить ее на самолет. А Лиля вынула из бокового кармана гимнастерки зеркальце. Вдруг рядом прозвучал голос:

— О, мадемуазель, вы сегодня великолепны!

Она вздрогнула и поспешно спрятала зеркальце. Мимо сто­янки шел Кулагин, насмешливо улыбаясь, сверкая угольками черных глаз. Вглядываясь в его лицо, Лиля пыталась снова найти в нем то, прежнее, выражение, которое уже однажды видела.

— Вам удивительно к лицу этот чудный шарфик ядовито-голубого... простите, небесного цвета!

Нет, ничего похожего на того Кулагина...

— Хотел бы я знать, для кого вы приоделись? Не обратите ли вы внимание на мою скромную персону? Разумеется, я могу и подождать — мне некуда торопиться...

Лиля, не выдержав, резко повернулась к нему и, скрестив руки на груди, сердито сощурила глаза.

— Послушайте, Кулагин, вам не надоело?

— Что вы! Что вы! Как блестят ваши прекрасные глаза! Кажется, мы сегодня летим вместе, и я буду иметь счастье чувствовать ваш локоть... локоть друга!

— Да, кажется, мы летим вместе. Но учтите, Кулагин: если вы не прекратите своей болтовни, я могу случайно перепутать вас с «мессером»...

— Ну зачем же так? Кстати, мне помнится, что «мессеры» пока еще не ощутили на себе силы вашего оружия...

— Пока еще нет! — ответила Лиля и отошла за самолет, давая понять Кулагину, что разговор окончен.

Кулагин тихонько засвистел, поглядывая в Лилину сторо­ну, и пошел к своей машине небрежной походкой человека, которому все нипочем.

«Зачем ему все это? — подумала Лиля с какой-то жалостью к Кулагину. — Напускает на себя... Тогда, после разбора, он был совсем другим...»

Она увидела Соломатина, который приближался к ее са­молету, и, одернув гимнастерку, вышла ему навстречу.

— Скоро, наверное, полетим, Лиля, — сказал он. — Будь внимательна. На хвост поглядывай, не забывай. Сегодня пойдем шестеркой. В случае необходимости прикрой меня. Есть?

— Есть.

Она кивнула и улыбнулась ему. Ей нравился все больше и больше этот спокойный, немногословный парень, нрави­лась его мягкая, чуть смущенная улыбка, его теплые карие глаза.

Когда Соломатин отошел, Инна, которая стояла в стороне и наблюдала, как Лиля провожала взглядом своего команди­ра, одобрительно сказала:

— Он чем-то похож на доброго молодца из русской сказки. Статный, светловолосый... Ты не находишь?

— Угу, — ответила Лиля, влезая на крыло. — Похож. Толь­ко я люблю брюнетов!

Инна пожала плечами: видимо, Лиле просто не хотелось продолжать этот разговор, вот она и выдумала — брюнеты! Послышался гул низко летящего самолета, и неожиданно для всех с востока прямо на аэродром выскочил «мессершмитт». В это время в воздухе не было ни одного «ЯКа», и зенитные пулеметы моментально открыли огонь. Однако вражеский ис­требитель не собирался, видимо, никого трогать. Сделав круг над аэродромом, он пролетел бреющим над самой серединой летного поля, над взлетной полосой и, покачав крыльями, све­чой, почти вертикально взмыл кверху. Все заметили на фюзе­ляже «мессершмитта» рядом со свастикой большой черный круг и в нем — белую голову коня...

Фашист вызывал советского аса на поединок. Он был уве­рен, что победит любого летчика, самого опытного, самого ис­кусного, иначе бы не рискнул прилететь один к вражескому аэродрому, чтобы драться над чужой территорией.

— Смотрите, он прилетел, чтоб драться, — сказала Лиля, с тревогой думая о том, что Леша сейчас на аэродроме и, ко­нечно, первым поднимется в воздух.

На КП в это время находились Баранов и Соломатин. Поняв, что «мессер» приглашает драться, Баранов немедлен­но передал по рации зенитчикам:

— Прекратить обстрел! Повторяю: прекратить огонь!

Пулеметы умолкли. Остался только воющий звук нагло

разгуливающего над аэродромом «мессершмитта», который в ожидании боя решил порезвиться: фашистский ас виртуозно выполнял одну за другой фигуры высшего пилотажа, желая, очевидно, блеснуть своим мастерством и в то же время воз­действовать психически на будущего противника.

Соломатин стал поспешно надевать шлемофон:

— Николай, я поднимусь! Мой самолет готов!

— Погоди! — сказал Баранов.

Он не знал, как поступить: разрешить Соломатину или, на­оборот, запретить ему лететь.

— Ну? — нетерпеливо спросил Соломатин.

— Погоди, — еще раз повторил Баранов. — Ты помнишь, что произошло в полку Козырева?

Соломатин помнил. Это случилось недавно, на соседнем аэродроме. Фашист вот так же прилетел и вызвал на поединок советского аса. Ему поверили, и лучший летчик полка стал взлетать, чтобы вступить в единоборство с фашистом. Но не­мецкий ас подло обманул летчика и, вместо того чтобы сразиться с ним, просто расстрелял его на взлете, когда самолет, еще не набравший достаточной скорости и высоты, совершенно беспомощен и драться не может...

— Ничего, рискнем! А как же иначе? — ответил Солома­тин.— У меня руки чешутся! Не задерживай — я пошел!

— Ну, давай! — разрубил воздух рукой Баранов. — Только...

Он не договорил и, раздираемый сомнениями, болезненно поморщился. С одной стороны, это был большой риск... Он мог лишиться лучшего летчика, которым гордился не только полк, но и вся Воздушная армия, весь Сталинградский фронт... При­чем двойной риск: фашист мог убить его при взлете и мог убить во время боя. Хотя и знал Баранов, что Соломатин первоклассный летчик, но чего не случается, когда идет смертель­ная схватка...

С другой же стороны, отказаться от боя было просто немыслимо: это значило признать превосходство врага, стру­сить... А ведь фашист прилетел один, он рисковал не меньше! Просто сбить его зенитками в таких условиях было бы нечест­но. Другое дело, если бы он явился с целью нападения, но он вызывал на единоборство — тут уж ничего не поделаешь... К тому же немцы, которые дошли до Волги и предгорий Кав­каза, не привыкли к поражениям и, чувствуя свою силу, уве­ренные в своей непобедимости, действовали нахально. Вот как этот фашистский ас, прилетевший сюда. Нужно было проучить его, доказать, что советские асы не менее искусны, нужно бы­ло поддержать свой престиж.

И все же с болью в сердце посылал Баранов Соломатина в бой. Он пошел бы сам вместо него, но это было бы безрас­судно: лететь командиру полка...

Некоторое время Баранов стоял у землянки и наблюдал, как надевает парашют и садится в кабину Алексей Соломатин. Но когда на истребителе заработал мотор, он не выдер­жал и, схватив шлемофон, побежал к своему «ЯКу». Нет, он не мог оставаться простом наблюдателем — он должен был сесть в самолет и приготовиться к тому, чтобы в любую секун­ду подняться в воздух, догнать и уничтожить фашиста, если только тот вздумает обмануть всех и сбить Соломатина при взлете...

Все, кто был на аэродроме, с замиранием сердца следили за поединком. Пока Соломатин взлетал и набирал высоту, не­мец ждал в стороне. Потом противники пошли на сближе­ние...

Это был блестящий бой, в котором оба летчика показали высший класс мастерства. Долгое время никто из них не мог одержать верх — они были равны по силе. Однако эта схват­ка не могла кончиться вничью — один из них должен был по­бедить... Истребители носились в небе, кувыркаясь, пикируя и вновь устремляясь в высоту. Атака за атакой, треск пулеме­тов, завыванье моторов... Иногда казалось, что вот-вот они столкнутся на встречных курсах и тогда оба самолета разле­тятся вдребезги. Противники дрались отчаянно, и никто из них не допускал ни малейшего промаха — любая неточность гро­зила гибелью...

Бой длился уже около получаса, когда вдруг «ЯК» Соло­матина на крутом вираже глухо завыл, с усилием приподнял нос под страшной перегрузкой — и длинная очередь из пушки и пулеметов достигла цели, вонзившись в брюхо «мессершмитта». Фашистский истребитель перевернулся через крыло и стал падать. Спустя несколько секунд в стороне от аэродрома раз­дался взрыв, и в воздух поднялись и посыпались вниз обломки самолета, комья земли...

Соломатин пролетел бреющим над местом гибели фашиста, потом промчался над аэродромом и посадил свой «ЯК». К не­му подбежали летчики и техники, вытащили из кабины и ста­ли качать на руках, подбрасывая кверху как мяч.

— Ура Соломатину! Лешке ура-а!

— Хватит, братцы! Хватит! Пощадите! — взмолился Соло­матин.

Когда его наконец поставили на ноги, он, улыбаясь, пока­чал головой и сказал:

— Да вы что! Фашист не убил, так вы хотите прикончить!

Баранов крепко обнял его и расцеловал:

— Ну, Алексей, черт! Я так боялся за тебя... Понимаешь, когда где-то в бою — одно дело, а вот так, когда знаешь, что прилетел сильнейший ас... Здорово ты его, просто классно... — Он снова обнял Соломатина и вдруг спохватился: — Слушай, так тебе же лететь сейчас! Давай я поведу твоих, а ты потом слетаешь вместо меня.

— Нет, я сам. Это так, разминка была, полезная, — пошу­тил Алексей. — К тому же тебе в дивизию нужно к трем, забыл?

— Да, действительно в дивизию. Какая-нибудь взбучка, наверное...

— Слушай, Николай, — сказал Соломатин, — ты там не под­нимай вопроса о девчатах. Ну, переведут их в другой полк... Все равно ведь летать будут. Пусть уж лучше у нас — мы в обиду не дадим...

— Да, пожалуй, — нехотя согласился Баранов.

Через несколько минут на командном пункте взвились в небо ракеты, и летчики дежурной шестерки стали запускать моторы. Лиля, которая так и не успела поздравить Соломати­на с победой, стала быстро пристегивать лямки парашюта.

— Профессор, помоги! Замок не застегивается...

Инна помогла ей пристегнуть лямки, запустить мотор. Мах­нув ей на прощание рукой, прямо со стоянки Лиля пошла на взлет. Уже в воздухе, когда шестерка «ЯКов» собралась в строй, она услышала по радио с земли:

— На подходе к городу группа «юнкерсов» и «дорнье»... Квадрат девять, квадрат девять... Сверху прикрывают «мессершмитты». Вступайте в бой немедленно...

Вскоре Лиля через просветы в облаках увидела чуть ниже впереди большую группу самолетов. Сверху над бомбардиров­щиками вились истребители прикрытия — восемь «мессершмиттов». Враг имел значительное преимущество.

Маскируясь в облаках, «ЯКи» скрытно подошли к против­нику и по сигналу Соломатина сразу всей шестеркой атако­вали врага. Лиля, не отрываясь от ведущего, напала на «юн­кере», который летел слева от головного. С близкой дистан­ции она всадила в него мощный залп огня, и он, задымив чер­ным дымом, вспыхнул, отваливая от строя куда-то в сторону и вниз, оставляя за собой клубящийся след. Рядом с ним взо­рвался головной «юнкере», подожженный Соломатиным.

У Лили перехватило дыхание — как удачно! Но радоваться было некогда: в это время, опомнившись, вступили в бой не­мецкие истребители. Закрутилась карусель, в которой Лиле сначала трудно было разобраться. Уклоняясь от боя с «мессе­рами», она попыталась атаковать еще один бомбардировщик, но вдруг заметила, как быстрый «мессер» с черным крестом на фюзеляже вошел в пике, устремившись сверху на самолет Соломатина, который уже вел бой с напавшими на него двумя истребителями. Три на одного! Мелькнула мысль: «Предупре­дить Лешу! Нет, это отвлечет его...» И Лиля, резко повернув свой «ЯК», сама бросилась навстречу пикирующему «мессе­ру», ловя его в перекрестье прицела. Расстояние между ними быстро сокращалось... Нужно спешить, иначе будет поздно! Лиля с силой нажала на гашетки и отвернула в сторону... От «мессера» отскочил обломок — кусок крыла, и самолет стал падать, кувыркаясь в воздухе. Вот он ткнулся в землю, и Ли­ля вдруг вспомнила — «хвост»! Увлекшись, она забыла о «хво­сте». Взгляд назад — другой «мессер», незаметно подкравшись, уже занимал позицию для атаки. Как вовремя она его обна­ружила! Боевой разворот — и оба самолета закружились, пы­таясь занять выгодное положение для нападения.

В наушниках стоял треск, слышны были щелканье, выкри­ки, команды — Вдруг сквозь все шумы прорвался знакомый го­лос, который Лиля сразу узнала... Это был голос летчика Ку­лагина. Он звучал высоко и взволнованно:

— Я — «пятый», я — «пятый»! Горю... Иду на таран! Про­щайте —

Голос сорвался, и на мгновение наступила тишина... Лиля обернулась, ища глазами самолет, но никого не нашла,

Где Соломатин? Где другие? Лиля не видела их, а искать не было времени. Теперь она вела бой с «мессером» где-то в стороне от остальных. Раздавалась очередь за очередью, но Лиля и ее противник умело выходили из-под удара. Лиля дра­лась, а в ушах, казалось, все еще звучал голос Кулагина: «...Го­рю... Иду на таран! Прощайте...»

В один из моментов боя она увидела на земле взрыв и почему-то подумала: «Соломатин!..» Сердце сжалось, готовое в следующую секунду разорваться, но тут она услышала, как он хрипловатым голосом передавал на землю:

— «Сокол»! Бой продолжаю... Потерял двух... Нужна по­мощь! Нужна помощь... Я — «Орел».

Значит, погиб не только Кулагин! Кто же еще? Теперь их осталось четверо... А немцев много... Где Леша? С новой си­лой бросилась Лиля на противника. Неизвестно, чем бы кон­чился бой, если бы фашист вдруг не вышел из него. Неожи­данно для Лили «мессер» нырнул куда-то вниз и стал уходить на запад. Сначала Лиля не поняла, в чем дело, и решила, что он просто заманивает ее в глубь своей территории, где на помощь ему могли прийти другие самолеты... Потом подумала; что у него кончились боеприпасы. Во всяком случае, она не рискнула одна преследовать его. Однако все выяснилось очень быстро: Лиля увидела группу «ЯКов», которые пришли на по­мощь Соломатину...

Поискав и не найдя Соломатина, Лиля повернула домой. Вскоре он догнал ее и пристроился. Появилась и вторая пара. Все вместе они вернулись на свой аэродром. Два других лет­чика из шестерки погибли, сражаясь с врагом. Кулагин, ко­торый, видимо, не мог спастись, направил свой^; пылающий «ЯК» на немецкий бомбардировщик и таранил его, взорвав­шись вместе с ним. Его ведомый был сбит «мессершмиттом», неожиданно выскочившим из облака.

На земле Лилю встретила Инна, которая помогла развер­нуть самолет и поставить его на стоянку. Отстегивая Лиле лямки парашюта, она спросила:

— Трудно было? Смотри, вон сколько пробоин в крыле... Сейчас латать буду.

Лиля не ответила. Откинувшись на спинку сиденья, она молчала, закрыв глаза. Ей все казалось, что в наушниках зву­чит высокий, напряженный голос: «...Горю... Иду на таран? Прощайте...» Вспомнилось, как перед вылетом она пообещала спутать Кулагина с «мессершмиттом»...

Теперь, когда все было позади, ее охватило какое-то стран­ное чувство, которое включало в себя слишком многое, чтобы его можно было объяснить. Еще не спало нервное напряжение боя, но уже пришла усталость, расслабленность, а радость победы смешалась с горечью потерь.

— Ты что, Лиля?

Встряхнувшись, словно от сна, она отозвалась:

— Знаешь, Профессор, я сбила два самолета: «юнкерс» и «мессер»...

— Что ты говоришь, Лиля! Ну поздравляю тебя! От души — с большой победой, с первой!

— Да... Спасибо, — сказала Лиля еле слышно.

Инна с удивлением уставилась на свою летчицу.

— А что ж, ты не рада? В одном бою сразу двух сбила! Не с каждым так бывает,

— Рада...

— Гм... А где еще одна пара?

— Они не вернутся.

Войдя в автобус, который отвозил летчиков с аэродрома в поселок, Лиля прошла в самый его конец и забилась в уголок. Кто-то поздравил ее с победой, за ним стали поздравлять все остальные, и на какое-то время Лиля забыла о Кулагине, о его гибели. Сегодня у нее был особенный день — она сбила двух фашистов!

Когда доехали до поселка и автобус остановился, Лиля в окошко сразу увидела Катю, которая изо всех сил махала ей рукой и кричала:

— Лилька! Живая! Скорей выходи!

Катя буквально налетела на нее и сжала в своих объятиях, словно они не виделись много лет.

— Слышь, Лиль! А тут наговорили всякого — я прямо са­ма не своя ходила. Нет, думаю, не может быть! Чтоб Лилька... Ну рассказывай! — потребовала она.

— Подожди, Катя, потом.

— Так мне ж скоро на аэродром! Кто у вас не вернулся?

А где Соломатин?

— Там остался, на КП. Он опять полетит сейчас.

— Говорят, двое не вернулись. Правда? Или врут?

— Да. Кулагин и Ткачук.

— Да что ты, неужели Кулагин? Как же это?.. Он же так классно летал!

— Угу.

— Просто не верится... Ну, а ты-то как? — спросила она.

— Я? Я ничего... Две победы у меня.

— Постой-постой! Как? И ты молчишь! Как это — две? Что, двух фрицев сразу? В одном бою?

— Двух.

— Отлично! А теперь расскажи подробно! Все-все расска­жи, с самого начала.

— Знаешь, Катя, — сказала Лиля задумчиво, — он погиб как герой. На таран пошел... Я сама слышала, как он про­щался...

— Кто, Кулагин?

— Угу...

Немецкие бомбардировщики прилетели вечером, когда на землю опустились сумерки и в небе, только начавшем темнеть, показались первые звезды. Пара «ЯКов», патрулировавшая в районе аэродрома, встретила девятку «юнкерсов».

На помощь этой паре сразу же поднялось еще несколько истребителей. Начался бой. Один «юнкерс» был сбит, осталь­ные, связанные боем, беспорядочно бросили бомбы на летное поле и вокруг него, не причинив существенного ущерба, так как все самолеты были перерулены на запасной аэродром.