Поговорите с Профессором

Во второй половине ноября под Сталинградом началось контрнаступление советских войск, в котором приняли участие три фронта: Сталинградский, Юго-Западный и Донской. Опе­рация была тщательно подготовлена и с самого начала прохо­дила успешно. Несмотря на то, что на Сталинградском направлении силы обеих сторон были примерно равны, советское командование сумело перегруппировать свои войска таким об­разом, что на главных направлениях, где должны были нано­ситься удары, у советских войск был перевес.

Накануне наступления испортилась погода: похолодало, подули сильные ветры, небо сплошь заволокло тучами. На следующий день пошел снег. Из-за сгустившегося тумана ут­ром девятнадцатого ноября, в день, когда началось наступле­ние, авиация не могла подняться с аэродромов, и пехота шла в атаку и продвигалась вперед без ее поддержки, опираясь лишь на помощь танков и артиллерии. В полной боевой готов­ности летчики дежурили у своих самолетов, чтобы при первой же возможности подняться в воздух. Иногда это удавалось, когда на время рассеивался туман.

Только спустя два дня установилась летная погода, и лет­чики, которые с нетерпением ее ждали, ринулись в небо, что­бы наверстать упущенное. Истребители полка Баранова ле­тали на штурмовку вражеских войск, прикрывали свою пехо­ту, отчаянно дрались с немцами в воздухе.

Уже на четвертый день наступления два фронта — Юго-Западный и Сталинградский, — продвигавшиеся навстречу друг другу, соединились, окружив большую группировку вра­жеских войск под Сталинградом. В кольце оказались двадцать две немецкие дивизии, что составляло 330 тысяч человек.

Внешний фронт отодвинулся от Сталинграда более чем на двести километров, и оставшаяся далеко в тылу немецкая группировка, оторванная от главных сил, оказалась полностью изолированной. Разрабатывая планы, как выйти из тяжелого положения, гитлеровское командование срочно приняло меры по снабжению окруженных войск. Начал действовать так на­зываемый «воздушный мост»: сотни немецких транспортных самолетов и бомбардировщиков непрерывным потоком летели к окруженным войскам и сбрасывали им сверху продовольст­вие и другие необходимые грузы. Однако только небольшая часть грузов попадала к немцам. Наши истребители вылетали навстречу фашистским самолетам, чтобы преградить им путь к Сталинграду, помешать им выполнить задание, заставить их освободиться от груза над нашей территорией. «Воздушный мост» не смог обеспечить снабжение отрезанной группировки и долго не просуществовал.

...Два дня стояла дождливая ветреная погода, и летать при­ходилось урывками, когда на время расходились тучи ниж­него яруса, нависшие над землей. На третий день полеты бы­ли совсем прекращены из-за густого тумана, опустившегося на землю. Летчикам разрешили разойтись по домам.

В перерыве между полетами Лиля занялась хозяйственны­ми делами. Вымыв голову, она туго накрутила влажные во­лосы на бумажки и, усевшись по-турецки на койку, стала под­шивать новую гимнастерку, которая была ей длинна.

Инна, сидя у окошка, сосредоточенно писала письмо. За окном в небольшом садике перед домом стояли голые осен­ние деревья, мокрые от тумана. Изредка Инна поднимала го­лову и задумчиво смотрела туда, где за невысоким заборчиком смутно виднелась черная, изъезженная машинами дорога с огромной лужей на проезжей части. Каждый раз, когда из тумана слышалось гуденье и мимо проползала, увязая в грязи, машина с бензином или каким-нибудь грузом, она забывала о письме и с тревогой ждала, что сейчас кто-нибудь из машины крикнет: «На аэродром! Готовить самолеты к вылету!»

— От меня передай маме привет, — сказала Лиля.

— Хорошо. Я всегда передаю.

— И за нитки спасибо ей.

— Я могу попросить, чтобы она выслала еще, хочешь? Ка­ких тебе — синих? — предложила Инна.

— Да, если можно, то голубых. Найдутся у нее?

— Конечно. Там дома целый ящик ниток. Раньше мама очень любила вышивать. Не знаю, как теперь...

— У меня еще остался тот кусок шелка, что мне из дому прислали. Хочу платочки сделать...

Напевая себе что-то под нос, Лиля быстро шила.

— Знаешь, Профессор, я слышала, что мы скоро переба­зируемся на другой аэродром.

— Куда?

— За Волгу, конечно. Немцев отогнали далеко, за двести километров от Сталинграда. Нам уже дали новую линию фронта. Отсюда мы достаем только окруженную группиров­ку. А к линии фронта летать далековато. Если туда и обратно...

— Как быстро продвинулись наши! И так неожиданно.

— В том-то и смысл, чтобы внезапно! Конечно, немцы ни­как не предполагали... Эх, погодку бы сейчас! А то сиди тут в тумане, когда там такое происходит!

Она прекратила шить и посмотрела в окно, словно сквозь туманную серую мглу могла увидеть те места, где шли бои...

— Ну ничего, один-то день можно, — сказала Инна. — Вче­ра все-таки слетали.

— Знаешь, как много можно сделать за один день! Ведь там наступают!

Лиля вздохнула и откусила нитку.

— Готово.

Она встала на койке во весь рост и, надев гимнастерку, по­пыталась увидеть себя в небольшое зеркало, которое висело на стене.

— Ну как? Посмотри!

— Ничего, — мельком взглянув на Лилю, сказала Инна, опять занявшись письмом.

— Что значит «ничего»? Это же настоящий мешок! Мы вдвоем поместимся в ней... Да ты не смотришь, Профессор!

Инна подняла голову.

— По-моему, хорошо, Лиля. Тебе очень идет.

— Так-так... Значит, это хорошо? Ну ладно, ты пиши. Ду­май!

Одним махом она сбросила с себя гимнастерку и опять села, с решительным видом воткнув иголку в толстую, не­поддающуюся ткань.

Ещё ожесточеннее принялась Лиля шить, теперь убирая бока гимнастерки. В этот момент в комнату постучали, и муж­ской голос за дверью спросил:

— К вам можно?

Схватив со стула куртку и торопливо набросив ее на пле­чи, Лиля ответила:

— Можно! Войдите!

Комиссар Галкин, не решаясь сразу войти в комнату, где жили девушки, сначала предупреждающе покашлял, потом осторожно приоткрыл дверь, увидел Лилю в папильотках и, Оставаясь в коридоре, позвал:

Литвяк, пожалуйста, на минутку! Тут вас ждут.

— Я сейчас, товарищ подполковник!

Когда он притворил дверь, Лиля быстро соскочила с койки и с любопытством выглянула в окошко: кто же это ждет ее? На дорожке у крыльца стоял незнакомый летчик в шлеме, с планшетом и, чиркая зажигалкой, прикуривал папиросу. Ли­ца его не было видно, и Лиля, немного подождав, не обернет­ся ли он, воскликнула:

— Кто это может быть? Как ты думаешь?

Инна пожала плечами.

— Может быть, твой знакомый или родственник? Или быв­ший курсант, которого ты учила летать!

Летчик, стоявший к ним боком, разговаривал с комисса­ром. Лиле вдруг показалась его высокая фигура знакомой. Кого-то он напоминал... Неужели Климов, тот самый, ее кур­сант?.. Вот так встреча! Видимо, он узнал, что Лиля летает здесь, в полку... Она уже поверила было, что это действительно Климов, но летчик повернул голову, и Лиля с сожалением об­наружила, что не знает его. Чужой, незнакомый человек с ши­роким, грубоватым лицом.

— Н-нет, этого летчика я никогда не видела.

— Как же ты пойдешь с такой головой? Неудобно... Сняла бы эти бумажки, — забеспокоилась Инна.

Лиля потрогала накрученные на бумажки волосы, попро­бовала надеть шлем, но он не лез. Тогда она с трудом натяну­ла на голову ярко-синий подшлемник, посмотрела в зеркало, состроила недовольную гримасу и хотела было снять, но раз­думала, махнув рукой: сойдет, не раскручивать же теперь... Наблюдая за ней, Инна покачала головой: ох уж эта Лиля!

С независимым видом Лиля вышла на крыльцо и остано­вилась, ожидая, что будет дальше. Комиссар, показывая на капитана и как бы приглашая Лилю подойти, поближе, ска­зал:

— Вот, познакомьтесь.

Лиля медленно спустилась с крыльца, все еще не догады­ваясь, кто это может быть. Она вопросительно посмотрела на Галкина, и тот, словно не замечая, что творится у нее на голо­ве, произнес с улыбкой и как-то особенно значительно:

— Тут вот, Литвяк, товарищ приехал к нам, корреспондент из армейской газеты. Хочет с вами побеседовать.

Полноватый, уверенный в себе капитан с нескрываемым любопытством оглядел Лилю с головы до ног, словно она представляла собой музейную редкость, улыбнулся снисходи­тельно и несколько удивленно, отбросил в сторону папиросу и протянул ей руку.

— Потапов.

Лиля нехотя поздоровалась с ним. Ей не понравилось, как он разглядывал ее, не понравились его быстрые маленькие глазки, которыми он сверлил ее насквозь.

«Вот оно что... Корреспондент. А вырядился Как летчик... — подумала она, сразу почувствовав к нему неприязнь. — И за­чем ему говорить именно со мной? Других, что ли, нет!»

— Это и есть Лиля, наша гордость! Отличный летчик! — представляя ее, сказал комиссар, как показалось Лиле, черес­чур уж радостным голосом.

«Ну к чему он это!» — Лиля подумала, что комиссар заис­кивает перед корреспондентом и, опустив глаза, покраснела.

— Все это очень интересно! — воскликнул капитан и, уже не обращая внимания на комиссара, повернулся к нему спи­ной. — Очень забавно! Значит, вы — летчик? Истребитель?

Лиля промолчала, недовольно повела плечом.

— Так вы тут беседуйте, а у меня дела, — поспешно ска­зал Галкин, тронув Лилю за руку, как бы прося ее быть посговорчивей с нетактичным корреспондентом.

Он медленно пошел к калитке, ссутулившись, чуть при­храмывая на левую ногу. Когда-то до войны Галкин летал на истребителе «И-16» и был лихим летчиком, но попал в аварию и сильно покалечился. Врачи запретили ему летать, но совсем расстаться с авиацией он так и не смог.

— Товарищ подполковник! — крикнула вслед ему Лиля, сама не понимая зачем.

Ей не хотелось оставаться с капитаном. Но когда комис­сар обернулся и выжидательно посмотрел на нее, она, не зная, что сказать, смутилась и произнесла:

— Я — я потом зайду к вам, можно?

— Конечно, конечно. Буду рад.

Он приветственно поднял руку, словно подбадривая Лилю, и зашагал по мокрой дорожке вдоль улицы. Нахмурившись, Лиля сорвала с дерева одинокий желтый лист и стала молча вертеть его, искоса недружелюбно поглядывая на капитана, чувствуя, что разговор у них не получится. Ей неловко было подводить комиссара, да и корреспондент, каким бы неприят­ным он ни казался, приехал ведь для дела... Нужно заставить себя подавить это чувство антипатии к нему. В конце концов, не все ли равно, какой он?

Капитан деловито огляделся, взял в руки летный планшет, который висел у него на боку, вынул карандаш, блокнот, сдвинул шлем на затылок и повернулся к Лиле, видимо ожи­дая, что она пригласит его в дом. Но Лиля, все еще раздумы­вая, молчала, продолжая вертеть листик. Тогда он широко ухмыльнулся и, обняв ее рукой за талию, произнес с таким ви­дом, будто они старые знакомые:

— Ну, поговорим теперь?

Передернув плечами, Лиля высвободилась и сердито выбро­сила листик. «Что за противный тип! — подумала она. — Нет, не стану с ним разговаривать».

— Мы с вами присядем где-нибудь... Да вот хоть там, на скамейке. И вы подробно расскажете мне о себе, о своих бое­вых подвигах, — бойко, по-хозяйски распорядился капитан.

— Там мокро, — не глядя на него, возразила Лиля.

— Это ничего, у меня плащ.

Нахмурившись, она смотрела в сторону и что-то решала. Капитан забеспокоился: для беседы нужен был какой-то кон­такт, а контакта не получалось. Наоборот, Лиля совершенно открыто выказывала к нему свое недружелюбие. Это раздра­жало его, но он старался скрыть раздражение, боясь, как бы она не ушла совсем.

— Ну, может быть, мы все-таки присядем? — игривым то­ном произнес он, не зная, как лучше подойти к Лиле. — Такая красивая девушка да к тому же еще истребитель! Это пора­зительно...

— Знаете... Я сейчас! — не выдержав, сказала вдруг Лиля и, сорвавшись с места, быстро юркнула в дверь дома.

Спустя минуту она появилась вместе с Инной, ведя ее за руку, потому что та, видимо, сопротивлялась.

— Вот, поговорите с Профессором! Она все знает не хуже меня. Даже лучше. До свидания... Мне некогда!

— Постойте, куда же вы... Постойте!

Но Лиля уже исчезла, захлопнув за собой дверь.

— Почему это она убежала? — воскликнул капитан воз­мущённо и недовольно одернул гимнастерку. — Очень стран­ная девушка. В высшей степени... Ну, а вы кто, простите? По­чему она вас привела?

— Я механик. На Лилином самолете.

— А-аа... — протянул разочарованно капитан. — Скажите, что это она, всегда так?

— Всегда, — сухо ответила Инна. — Не любит о себе рас­сказывать. Вот летать она любит. И воюет хорошо.

— Гм! Кажется, я ничем ее не обидел... Не понимаю. Так что же вы мне расскажете?

— Спрашивайте. Все, что знаю, расскажу.

В это время, громко насвистывая что-то веселое, к ним по­дошла Катя.

— Здорово, ребята! А туман-то рассеивается. После обе­да обещают улучшение погоды. Скоро полетим!

— Катя, это товарищ капитан, из газеты, корреспондент, — объяснила Инна.

— Ого! Статейки, значит, пописываете?

Капитан с удивлением уставился на Катю, которую мож­но было свободно принять за парня: мальчишеское лицо, ко­роткая стрижка, брюки, фуражка...

— Вы — Катя? Вот не подумал бы...

— Ха-ха-ха! — залилась смехом Катя.

Она лихо надвинула на лоб фуражку, которую надевала всякий раз, когда была такая возможность, и скрестила руки на груди, приняв бравый вид.

— Знаете, как иногда бывает интересно: придешь на тан­цы, а девки так и вьются вокруг, так и вьются... Завлекают! Я эдак подмигну какой-нибудь...

— Катя! — укоризненно произнесла Инна. — Ну зачем... То­варищ корреспондент напишет...

— Так значит вы — Буданова. Угадал?

— Именно, товарищ капитан! — ответила Катя.— Ну, а вы, значит, из газеты, корреспондент. А я сначала подумала, что вы к нам летать. Пополнение, так сказать... Летчиков в пол­ку, знаете, не хватает. Вижу — шлем на вас, планшет. И вооб­ще... Вид такой подходящий.

— Мне и с вами нужно поговорить, лейтенант Буданова. Вот Литвяк, понимаете, не захотела.

— Лилька? Не захотела? Да вы не обижайтесь! К ней осо­бый подход нужен, она девка норовистая. Если не захочет, ни­какие силы не заставят ее говорить — хоть убей! Железный характер! Вот я — совсем другое дело: страх как люблю пого­ворить! Я вам все расскажу, ну все как есть! Я же в курсе... Вы бы сразу ко мне и обратились.

— Вот и расскажите, как вы воюете.

— Как я воюю? Это запросто! Значит, рассказать о воз­душных боях, так?

— О воздушных боях.

— Значит, так. Слушайте. Сначала про нее, про Лильку.

— Я слушаю.

Катя немного отступила, словно собираясь взять разгон для прыжка, сощурила озорные глаза и, как заговорщик, на­чала низким тихим голосом, сопровождая свой рассказ выра­зительными жестами, наглядно изображая ход воздушного боя.

— Было это недавно, дня три назад. Летит она... В небе, конечно, солнце. Серебрит, значит, крылья. Облака плывут бе­лыми лебедями. А она летит. Ну, естественно, как всегда, поет. Эту, знаете: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью...» Вдруг видит: навстречу ей — туча «юнкерсов»! В небе от них темно стало, и все, как один, с бомбами! На Сталинград летят, сволочи! Ну, думаю, сейчас я вам, гады! То есть это она дума­ет, Лилька... И сразу быстро набирает высоту боевым разво­ротом. Потом сверху на самого главного ка-ак пикнет! Рраз! «Юнкере» падает. Она опять заходит — рраз! Он опять па­дает...

— Кто? Второй?

— Ну да, второй! И третий тоже... Да вы записывайте, за­писывайте! Дошла очередь до последнего...

— Ну Катя... Ты серьезно — товарищ капитан так и запи­шет. Брось свои штучки!

Катя расхохоталась, запрокинув голову, привычным же­стом сняла и снова надела фуражку, поправив золотой чуб. Капитан тоже рассмеялся, глядя на нее.

— Вы забавная девушка. Только...

Она моментально приняла, серьезный вид:

— Понимаю. Все понимаю. Давайте, договоримся: вы бу­дете задавать вопросы, а я буду отвечать. Идет? Ну вот и по­рядок! А что касается Литвяк, то она действительно не любит рассказывать о себе. Даже нам бывает трудно вытянуть из нее что-нибудь. Если вылет был удачным, то поет и устраивает цирк над аэродромом — без этого никак не может. А если нет — ходит взад-вперед, как тигрица, и молчит...

— Так-так. Ну, а вот скажите, Буданова, как это ей уда­лось сбить пять самолетов? Ведь она девушка, а дерется с мужчинами.

Катя вытаращила на него глаза:

— Да разве в этом дело? Ничего-то вы не понимаете! Ха­рактер — вот что главное! А вообще-то что же нам остается делать? Они там все мужчины... Вот и приходится с ними драться.

— А вы? Сколько вы лично сбили?

— Я? Три... Пока три. Вернее, даже три с половиной: при­шлось как-то раз хвост отбить у «юнкерса»... Понимаете, все дело здесь в том, кто кого первый возьмет на прицел... А во­обще-то я специализируюсь на другом.

— На чем же?

— «Свободный охотник» — слыхали? Я залетаю туда, к немцам в тыл, высматриваю себе подходящую цель — ну ка­кую-нибудь автоколонну, например, — спускаюсь пониже и на­жимаю на гашетки... Все очень просто.

— Это интересно.

— Еще как! Вы бы попробовали... Не хотите? А что это у вас, фотоаппарат?

— Да.

— Исправный?

— Конечно. Может быть, сфотографировать?

— Валяйте! На память. Только мы вместе с Лилькой, лад­но? Эй, Литвяк, выходи! А фото пришлете?

— Пришлю.

— Честно? А то ни одной фронтовой фотографии нет.

— Честно.

— Инка, пойди вытащи своего командира. Только пусть кудри свои расчешет, а то объектив не выдержит.

— Да не выйдет она сюда.

— Это почему? Выйдет.

Катя подошла к окошку и забарабанила по стеклу, загля­дывая в комнату. В дверях показалась Лиля все в том же ярко-синем подшлемнике, спросила:

— Ну, поговорили?

— Слышь, Лилька, давай сфотографируемся на память. Все вместе, втроем, — предложила Катя — Когда-нибудь вспомним после войны, если доживем... Только ты причешись, а то на черта похожа.

Усмехнувшись, Лиля ответила:

— Ладно, на память можно. Минуточку — я мигом.

— Ну, а потом мы все вместе побеседуем как следует. До­говорились? — попросил капитан.

— А как же! Видели, Лилька улыбнулась? Значит, отошла. Все будет нормально.

В это время где-то поблизости, у соседнего домика, громко крикнули:

— На аэродром! Летчикам собираться на полеты!

По улице быстро шел техник, заглядывая в каждый дом. Увидев девушек, опять крикнул:

— На полеты! Всем на аэродром. Приказ командира полка...

Катя развела руками:

— Значит, не суждено.

— Я подожду вас. Я обязательно подожду! — пообещал корреспондент.