Прикрой, стрелять нечем.

Провал военных планов Гитлера и успехи советских войск под Сталинградом потрясли гитлеровское командование, ко­торое теперь всячески стремилось восстановить положение и спасти окруженную группировку. Для этого оно стало накап­ливать западнее Сталинграда, в районах Котельникова и Тормосина, свежие силы, которые должны были прорваться к Ста­линграду и соединиться с группировкой.

Чтобы осуществить эту операцию, была создана группа армии под названием «Дон», командовать которой Гитлер по­ручил одному из наиболее способных своих военачальников — фельдмаршалу Манштейну. Стянув в один кулак огромные силы, немцы уже не сомневались в успехе, считая, что неудача под Сталинградом временная и стоит только двинуть в на­ступление ту силу, которую они сколотили, как все опять вер­нется к прежнему.

Действительно, начав наступление из района Котельникова двенадцатого декабря, фашистские войска в первые дни смог­ли продвинуться на значительное расстояние. Здесь, на этом направлении, на узком участке прорыва, у них был большой перевес в артиллерии и танках, и наша оборона не выдержа­ла их натиска. Однако положение вскоре изменилось. Уже двадцать четвертого декабря, то есть через двенадцать дней, Сталинградский фронт, получив подкрепление, сам перешел в наступление и за каких-нибудь три дня отбросил фашист­ские войска на прежние рубежи.

После жестоких боев советские войска заняли Котельниково, разгромив группу Манштейна. К концу декабря гитле­ровская армия, которая пыталась прийти на помощь окру­женной под Сталинградом группировке, потерпела окончатель­ное поражение. Армия Паулюса, отрезанная от основных сил и прижатая к Волге, потеряла всякую надежду на спасение.

С начала января Сталинградский фронт, переименованный в Южный, начал развивать наступление в направлении Рос­това, а в это время войска Донского фронта осуществляли разгром немецкой группировки, оставшейся в Сталинграде.

Вместе с войсками Южного фронта полк Баранова двигал­ся на запад, меняя аэродромы. Участвуя в наступлении, ист­ребители непрерывно поддерживали свои войска с воздуха. Некоторое время полк базировался в освобожденном от вра­га Котельникове, затем перелетел ближе к Ростову. Здесь, под Ростовом, в воздухе происходили яростные сражения, и в этих воздушных сражениях часто отличались своей отвагой и бес­страшием летчики Баранова. Их имена упоминались во фрон­товых и центральных газетах, им были посвящены боевые листки, распространяемые по всему Южному фронту.

В середине февраля Ростов был взят, и полк Баранова на следующий же день после взятия города перелетел на ростовский аэродром, где базировался долгое время. Линия фронта стабилизировалась западнее Ростова, вдоль реки Миус, при­мерно там же, где она проходила год назад, весной сорок вто­рого года.

В марте началась весенняя распутица, самолетам приходи­лось летать с раскисших, залитых водой аэродромов. Маши­ны застревали на грунтовых дорогах, летчики добирались до аэродромов, увязая в густой грязи, но боевая работа не пре­кращалась...

...На обратном пути, после штурмовки вражеских войск, группа «ЯКов», которую вел Соломатин, неожиданно встре­тилась с шестеркой вражеских истребителей. Это были «фокке-вульфы», возвращавшиеся домой с задания. Силы были при­мерно равны, и схватка, которой никак нельзя было избежать, длилась недолго, поскольку и у тех и у других боеприпасы подходили к концу.

Когда Лиля увидела, что ее атакует «фоккер», она приняла его вызов и пошла ему навстречу, ловя самолет на прицел. Расстояние между ними быстро уменьшалось, и Лиля, опере­жая врага, в удобный момент нажала на гашетки... Что это?.. Тишина... Что случилось?! Кончились патроны... Все еще не веря в это, она машинально нажала на гашетки еще раз и в тот же миг подумала: поздно! Вот так положение! Не рассчи­тывая на то, что выстрелов не будет, она опоздала вовремя от­вернуть в сторону: враг, стреляя, несся прямо на нее... Рез­кий отворот, но очередь, выпущенная «фоккером», успела за­деть «ЯК». Лиля почувствовала, как что-то горячее ударило в ногу, обожгло и отдалось болью во всем теле... Ранена!

Нужно было поскорее уйти, оторваться от противника. Это удалось ей не сразу. Превозмогая боль, которая усиливалась при каждом движении, Лиля попыталась вывести самолет из боя. Однако «фоккер» не хотел оставлять ее, упорно преследуя уклоняющийся от боя «ЯК».

— Леша, прикрой! Стрелять нечем... — попросила Лиля, и собственный голос показался ей таким слабым, что она еще раз, собравшись с силами, позвала: — Леша!..

Истребитель Соломатина метнулся к ней и бросился в ата­ку на врага, принудив его оставить подбитый «ЯК». Тем вре­менем Лиля, пикируя, уходила в сторону.

— «Тройка», что случилось? Отвечай! — услышала она в наушниках Лешин голос.

— Я — «тройка». Ранена...

— Курс — домой! Держись!

Выйдя из боя, Лиля взяла курс на свой аэродром. Страшно болела нога, шевелить ею было невозможно — при малейшем движении боль ударяла в поясницу, в спину. В довершение всего начал барахлить мотор. Сначала он давал перебои, но скоро совсем заглох. Стало тихо. Лиля перевела самолет в планирование. Высота быстро уменьшалась.

«Неужели не долечу до аэродрома? Тогда садиться в по­ле... Хорошо, что не за линией фронта, а на своей территории. А нога? Трудно будет сесть... Ничего, все равно сяду...»

К Лиле совсем близко подошел «ЯК» Соломатина. Так близко, что она увидела его лицо в шлеме, озабоченное, пол­ное тревоги, и через силу улыбнулась. В этот момент ей даже показалось, что боль в ноге утихла.

— Я здесь. Тяни, Лиля, тяни! Аэродром уже близко... — снова раздался голос Леши. — Сесть сможешь? Отвечай!

— Смогу.

Он летел рядом с ней, оберегая и подбадривая, пока она не зашла на посадку.

А тем временем внизу на стоянке Лилю с нетерпением жда­ла Катя. В руках она держала «Правду», которую выпросила у комиссара специально для Лили. В газете красным каранда­шом была отмечена, статья, озаглавленная «Слава отважной четверке — Баранову, Соломатину, Литвяк и Каминскому!».

Это был очень краткий рассказ о бое четверки «ЯКов» с два­дцатью девятью самолетами противника, состоявшемся два дня назад. «ЯКи» основательно растрепали строй бомбардировщи­ков «Ю-88» и принудили фашистов сбросить бомбы в голой степи, после чего бомбардировщики обратились в бегство. Из четырех сбитых в этом бою самолетов Лиля сразила один са­ма и другой помогла уничтожить командиру. Теперь об этом писала «Правда».

Когда в небе показались самолеты, идущие с задания, Ка­тя воскликнула:

— Летят! Инка, они летят, вставай! Слышь, Профессор, хватит дрыхнуть — командир твой возвращается!

Инна, свернувшись калачиком и накрывшись курткой, крепко спала тут же, на стоянке, подложив под голову бре­зентовый самолетный чехол. Она открыла сонные глаза, пове­ла отсутствующим взглядом по сторонам, посмотрела на Катю и снова сомкнула веки, так и не проснувшись. Обычно Инна всегда встречала Лилю, заранее, каким-то шестым чувством определяя, что летит ее самолет, но на этот раз после бессон­ной ночи свалилась как убитая.

Один из «ЯКов», летевший значительно ниже других, не разворачиваясь и не делая круга над аэродромом, стал са­диться поперек посадочной полосы. Было ясно — с ним что-то случилось. Узнав по номеру Лилин самолет, Катя произнесла тихо и удивленно:

— Лилька...

Замерев на месте, словно загипнотизированная, она следи­ла за посадкой. Самолет тяжело плюхнулся колесами прямо в лужу, расплескав вокруг брызги, и, пробежав совсем немного по летному полю, залитому водой, остановился. Мотор не ра­ботал.

— Слышь, Инка! Что-то у нее неладно... Бежим туда ско­рее! — сказала Катя, продолжая смотреть на самолет и ожи­дая, не появится ли оттуда Лиля.

Обернувшись, она увидела, что Инна продолжает крепко спать, натянув куртку на голову, и рассердилась:

— Да вставай же! Командира твоего подбили!

Ничего не понимая, Инна поднялась с земли, проспав всего минут пятнадцать. За день ей приходилось выполнять много тяжелой физической работы, провожая и встречая самолеты, заправляя их горючим, ремонтируя... А в этот раз она и ночью не сомкнула глаз.

Протирая глаза, она спросила:

— Что случилось? Где самолет?

— Лилька села... Мотор не работает!

Сон у Инны как рукой сняло.

Они побежали через летное поле к самолету, застывшему на краю аэродрома. На взлетную полосу один за другим са­дились остальные «ЯКи», плюхаясь в воду, веером рассыпая в стороны брызги. Дежурный по полетам что-то сердито кри­чал бегущим девушкам, размахивая флажком и грозя кулаком.

Подбежав к самолету, Катя вскочила на крыло и, запыхав­шись, прерывающимся голосом спросила:

— Что, что с тобой, Лиль?..

Лиля сидела в кабине бледная, закрыв глаза. На лбу ее мелким бисером выступили капельки пота. Все силы она истра­тила на то, чтобы долететь до аэродрома и посадить само­лет.

— Лилька! — испуганно позвала Катя.

Лиля тихонько застонала, шевельнув больной ногой.

— Ранило? Давай отстегну.

Катя перегнулась в кабину и увидела на полу красную лу­жицу крови. Она взглянула на Лилю, но промолчала. С дру­гой стороны на крыле стояла Инна, тоже помогая ей расстеги­вать парашютные лямки.

— Ну как? Сможешь сама подняться?

— Дай руку, Профессор... Попробую.

— Только, смотри, осторожней. Не двигай ногой!

Лиля попыталась приподняться, но сразу же, застонав, упала назад на сиденье. Больная нога казалась неимоверно огромной, чужой и совершенно не слушалась

— Не могу...

— И не надо. Подожди немножко, сейчас «санитарка» при­едет, — сказала Инна.

— Да вот она! И комэск едет! Ну теперь порядок. Сейчас мы тебя вытащим! — пообещала Катя.

Машина остановилась у самолета, и с подножки спрыгнул Леша Соломатин, который, посадив свой «ЯК», сразу же по­бежал за «санитаркой».

— Ну-ка, пусти меня, — сказал он Инне и мгновенно очу­тился на крыле.

— Как же я встану? — забеспокоилась Лиля.

Она опять попробовала подняться на ноги.

— Что, Лиля, плохо? Держись-ка за меня! Обними, не бойся. Обеими руками. Вот так, за шею... Покрепче! Потерпи, по­терпи, я сейчас...

Он легко поднял ее на руках, вынул из кабины и осторож­но сошел на землю. Прижавшись головой к Лешиному плечу, Лиля старалась не стонать.

— Ничего, ничего, все будет хорошо...— приговаривал он, укладывая её на носилки. — Все будет хорошо.

Сестра, разрезав сапог и брюки быстро осмотрела рану и ловко перевязала ногу ниже колена.

— Кажется, ничего страшного. Осколок, по-видимому, заст­рял в мякоти, — сказала она.

В машине Леша сел рядом с носилками, собираясь ехать с Лилей. Больше никому не разрешили оставаться в «санитар­ке». Уходя, Катя вспомнила о газете и стала поспешно засо­вывать ее Леше в карман.

— Там про вас написано, про тот бой, что был два дня назад. Прочитайте! Ну, бывай, Лилька! Держись, я тебя най­ду! Мы с Инкой явимся к тебе... Поправляйся!

— До свидания, Лиля!

Машина тронулась.

— Тебе удобно? — спросил Леша.

Лиля кивнула.

— Эх ты, допрыгалась! Ишь, без патронов на фашиста бро­силась! Ну, я его разыщу! Он свое получит! — Задумавшись, он сказал: — Не вовремя они нам встретились. Вообще-то не следовало бы ввязываться в бой, надо было как-то уклониться.

Машину встряхивало на ухабах, и Лиля тихонько стонала. От потери крови она чувствовала слабость, и ее слегка знобило.

— Леша...

— Что, Лилек?

Он впервые так назвал ее, и Лиля улыбнулась, тепло по­смотрела на него. Леша взял ее маленькую руку в свои и так сидел молча, глядя в бледное лицо девушки.

— Знаешь, Леша, ты не отсылай меня далеко... Я не хочу. А то еще завезут куда-нибудь в тыл... Обещай мне...

— Конечно, конечно. Все будет в порядке: как решит врач, так и поступим. Верно?

Она вздохнула, посмотрела на него искоса, но возражать не стала: Леша был прав.

— А с кем ты летать будешь?

— Что же делать, будет у меня другой ведомый... Пока ты не вернешься.

— Я вернусь. Я скоро вернусь — рана пустяковая... Только болит очень.

Осколок, застрявший в мякоти ноги, ей вынули в тот же день в ближайшем госпитале. Пожилой хирург, делавший опе­рацию, отдал его Лиле и сказал:

— Вот, возьми и сохрани. Когда-нибудь вспомнишь о том, что воевала. Лет через двадцать...

— А в полк когда можно будет? — спросила Лиля.

— В полк? Гм... Не успела к нам пожаловать — и уже назад рвешься! Ну и стрекоза! Погоди, полежишь сначала, потом с палочкой походишь... Вот так!

На следующий день приехал Леша:

— Здравствуй, Лиля! Ну как дела? Что с ногой? Вытащили лишние части?

— Вон лежит, — кивнула Лиля на осколок. — Хирург пода­рил на память.

На тумбочке лежал кусочек металла с острыми краями. Взяв осколок, Леша стал разглядывать его со всех сторон, словно хотел обнаружить секрет его тайной силы. Лиля наблю­дала за ним, за тем, как менялось выражение его лица, как то темнели, то светло и ясно блестели его глаза, и ей казалось, что знает Лешу она уже очень давно, много лет и в любой мо­мент может сказать, о чем он думает, что его тревожит.

— Вот ведь как бывает, — медленно произнес Леша, — та­кая ничтожная штука может неожиданно оборвать жизнь... — Он осторожно положил осколок на место. — Тебе все переда­вали привет. К сожалению, девочки твои не смогут сегодня при­ехать — много работы. Я еле вырвался. Хорошо, что попалась попутная машина — быстро подбросила. Скоро она будет воз­вращаться, как раз в нашу сторону... — Леша посмотрел на часы: — Через десять минут пойду. А где твой врач?

— Тут, на этом же этаже, третья дверь от нашей. Посиди еще чуточку, Леша. Зачем тебе врач? Все нормально — теперь быстро заживет, он сам так сказал.

— Мне кажется, ты похудела... Вернее, осунулась. А тем­пературы у тебя нет?

— Что ты! Все отлично, — сказала Лиля, у которой после операции все же поднялась небольшая температура. — А что там нового, в полку? Все хорошо?

— Вчера прибыли четыре летчика. Пополнение. Все моло­дые, из летной школы. Баранов дает двух в мою эскадрилью. Буду вводить их в строй. Завтра собираюсь взять одного в бой.

— Ты будь осторожен, Леша. Мало ли что... Они ведь не­опытные, эти ребята.

Он улыбнулся:

— А ты помнишь, как сама была такой?

— Все равно будь осторожен...

Он опять взглянул на часы и стал подниматься. «Все-таки хочет зайти к врачу», — подумала Лиля.

— Мне пора: я ведь лететь скоро должен. Там ждут меня. Я постараюсь приехать завтра или послезавтра. Выздоравли­вай, Лилек! Это не только пожелание, это тебе строгий приказ командира полка. Он так и сказал: приказываю быстрее по­правиться! И я тоже... очень прошу тебя.

— Есть выздоравливать! Завтра же попробую встать, — по­шутила Лиля.

— Ну-ну! Не спеши! Только с разрешения врача, понятно? Сама не экспериментируй.

— Угу, — ответила Лиля.— От меня всем привет.

— Кстати, особый привет тебе шлет Трегубов, твой люби­мый ведомый...

— А, Сеня... Он очень славный парень.

— Придется отпустить его к тебе на свидание — просится!

— Ну конечно, отпусти!

— Да, чуть не забыл! Тут у меня есть кое-что для тебя.

Он развернул сверток, который лежал на стуле рядом, и вы­ложил на тумбочку шоколад, банку с джемом и консервы. Не­большую синюю книжечку он протянул Лиле. На обложке она прочла: «Константин Симонов. Лирика».

— О, теперь я быстро встану! Спасибо, Леша! Как ты до­гадался? Я очень хотела такую книжечку...

— По секрету скажу: намекнул комиссару. Я видел у него эту книгу раньше. Он с радостью передал тебе. Кстати, он со­бирается навестить тебя.

Пока Лиля с интересом перелистывала страницы, он молча ждал. Потом тихо произнес:

— Ну, я отчаливаю.

Взяв Лилину руку в свои, Леша посмотрел на ее длинные худые пальцы и медленно погладил их. Лиля залилась румян­цем. Когда он поднялся и пошел к двери, она задумала: ес­ли оглянется и что-нибудь скажет, хоть одно слово, они по­женятся...

Остановившись в дверях, перед тем как выйти, Леша кив­нул ей головой и молча удалился. «Ничего не сказал... Значит, нет, — подумала Лиля с грустью и вдруг рассердилась на себя: — Какие глупости!»

Прошел еще день, и в госпиталь привезли Катю, легко ра­ненную в плечо. Когда она вошла к Лиле с перевязанной ру­кой, та удивилась и испугалась:

— Ты что, Катя? Что с тобой?

— А я вот к тебе... Собиралась навестить и собралась на­конец, — засмеялась Катя.

— Сильно тебя?

— Так, пустячок... Можно бы и внимания не обратить. По­нимаешь, задел меня гад один! Я по нему как жахну — он вдребезги! Так в воздухе и развалился на части. Только вот жаль: успел все-таки пульнуть в меня. Рана-то ерунда, просто царапнуло, самолет пострадал — в ремонте теперь. Я и в гос­питаль не хотела, только из-за тебя и согласилась. Вместе, ду­маю, посачкуем! Ну ты как? Дышишь?

— Нормально. Поправляюсь.

— Тут, говорят, у тебя место освобождается? Выписывают кого-то?

— Да, завтра соседку мою выписывают.

На следующий день Катю поместили рядом с Лилей. Про­шло три дня, и она стала проситься в полк. Пожилой хирург, который делал операцию Лиле, изумленно воскликнул:

— Да ты что, дорогуша! Плохо тебе здесь, что ли? Ну и стрекоза! Побыстрее туда, в огонь, под пули! Так и тянет! Нет, придется подождать: плечо должно совсем зажить. Понима­ешь — совсем! А то ведь меня к ответу призовут!

— А мне еще долго ждать? — осторожно спросила Лиля.

Она уже начала потихоньку ходить, опираясь на палочку, однако нога болела, и Лиля старалась не утруждать ее.

Укоризненно покачав головой, врач не ответил, задумался, посмотрел на каждую из девушек внимательно, словно что-то решал, и неожиданно спросил, весело поблескивая глазами:

— Вы обе москвички? Так, кажется?

— Я родом смоленская, — ответила Катя.— А почему вы спрашиваете, доктор?

— Ну, а в Москве у вас есть хоть кто-нибудь? Знакомые, может быть.

— Еще бы! Там я училась и работала на заводе. И в аэро­клубе... Сестра моя живет в Москве. А Лилька — коренная, у нее там мама и брат.

— Оч-чень хорошо. Так вот, стрекозы, съездили бы вы в Москву, а? Небось хочется ведь! Давно не были? Как, пустят вас в отпуск? Впрочем, я могу похлопотать — начальство раз­решит, уважит. Поезжайте, я вам настоятельно рекомендую!

Девушки переглянулись. У Лили в глазах загорелся ого­нек: она сразу поняла, что врач тысячу раз прав и это блестя­щая идея — все равно летать им пока не разрешат. А в Москву не мешало бы! Побывать дома...

— Как это... в Москву? — встрепенулась Катя, насторожив­шись. — А летать?

— Лета-ать! — протянул врач. — Летать можно будет не сразу, а только с моего разрешения. Ясно? Только с разреше­ния врача! — повторил он.— Когда будете обе совершенно здо­ровы. Ну, скажем, недельки через две-три, не раньше. Поду­майте, подумайте. На вашем месте я бы согласился!

— Мы согласны, доктор, — решительно сказала Лиля. — Мы долечимся в Москве. Спасибо вам! Огромное спасибо! Как это я не сообразила...

— Тогда вот что, дорогуши: пожалуй, дней через шесть-семь я вас отпущу... Но с обязательным условием: там, в Моск­ве, вас должны встретить. Поспите сладким сном дома на пу­ховой подушке и на следующий день показаться в госпиталь! Непременно! Договорились?

— Есть! — воскликнула Катя.

— Спасибо, доктор!