Восприятие времени в средневековой Руси.

Два жанра были популярны одновременно - эпические богатырских былины и жития святых. Первый жанр исходит из устного народного творчества и является порождением языческой фольклористики. Второй - культурное явление иного рода. Он суть порождение нового, христианского мировидения и нового миростроительства. Глубокая укорененность этих двух жанров в недрах народной жизни указывает на самый первый " раскол", произошедший в религиозном сознании русского человека.

Никак нельзя согласиться с закреплением богатырского цикла за христианским мироощущением и причислением былинных богатырей к типу " культурных героев", появившихся в России на христианской почве. Хотя расцвет былинных сказаний приходится на период христианизации XI-XVI вв., начала этого жанра относятся к древнейшему эпосу, еще " докиевскому" и " доновгородскому". Былинные сказы вместе с обрядовой фольклористикой напрямую вытекают из языческого мироощущения наших предков. Даже самый поздний былинный сюжет имеет свой прасюжет, идущий от времен язычества.

Жития

Суть агиографии может быть выражена следующим образом: святость житийных персонажей призвана была формировать настрой на определенную эмоционально-нравственную волну. Жития задавали некоторый тонус духа, позволяющий обнаруживать внутри себя опору в настоящем и надежду на будущее.

На Руси сложился некий " духовный заказ", который частично удовлетворялся чтением агиографической литературы. Известно, что эту литературу не читали для развлечения или утехи, как скоморошины и небылицы. Строго говоря, не рассчитывался житийный канон средневековья и на уподобление. Паству агиографа составляли отнюдь не святые, а люди мирские, зачастую далекие от духовных интересов. Смысл канона заключался в конструировании особых пространственно-временных структур сознания массового читателя, в которых устойчиво обозначен мыслимыйобраз идеала святости. Житийная архитектоника была сориентирована на людей, беспрестанно грешивших и составлявших абсолютное большинство населения.

" Житийный хроноклазм"

На первый взгляд, легко обнаруживается сходство былин и житий. Никакие текущие в реальных причинно-следственных связях (в реальном времени) события не могут изменить их заданость. Однако время житий значительно отличается от художественного времени былин и обрядовой фольклористики. Здесь все освящено знаком вечности. Важно учесть и еще один момент: постоянное и упорядоченное воспроизведение ситуации святости, буквально по календарю - Месяцеслов, Четьи-Минеи и т.д. Религиозным подвигом периодически проникались. Но " приникаться" ситуацией в тех условиях означало “впустить в себя” художественное время житий, придать некоторой части своих размышлений житийную длительность.

Весь контекст византийско-русской агиографии дает основания считать, что существенной стороной такого мечтания являлась фиксациявневременной (вне действительно текущего времени) возможности совершенства.

Периодическое воспроизведение ситуации святости - в течении всего года - есть специфический прием, позволяющий не только преодолевать " прошлое" и " забвение", но и преодолевать всю временную текучесть. Разумеется, подобная процедура возможна только в сознании. Она осуществлялась через художественный разрыв времени - хроноклазм. Именно в хроноклазме подается читателю вневременность жизни святого. Такое " надтреснутое" время и позволяет обращаться к Вечности буквально напрямую. П.Флоренский как-то заметил по схожему поводу: " Через трещину рассудка иногда бывает видна лазурь Вечности".

Ситуация существования двух темпоральностей - богословско-житийной и былинно-фольклорной - основательно исследована Д.Лихачевым. " Различие между настоящим временем богослужения и настоящим временем обрядового фольклора, - отмечает академик, - существенно: в первом случае это настоящее время сейчас совершающегося события и одновременно изображение " вечности", во втором - это настоящее время в собственном смысле слова". Таким образом, у нас имеются все основания считать, что агиографический комплекс формировал в средневековом сознании русского человека склонность к своеобразной мировоззренческой интерпретации бытия - интерпретации в " аспекте вечности". Эта склонность не является исключительным признаком собственно русской философии. Дело в другом, а именно - в большинстве случаев ее происхождение выносится за рамки конкретно-исторического пути русского национального самосознания.