Глава XXII 4 страница

двухместный экипаж. Портшез был нанят и доставлен в вестибюль гостиницы,

мистер Пиквик и мистер Тапмен втиснулись в него и опустили шторы; два

носильщика были быстро найдены, и процессия тронулась в путь в торжественном

порядке. Специальные констебли окружали носилки; мистер Граммер и мистер

Дабли с триумфом шагали впереди; мистер Снодграсс и мистер Уинкль шли рука

об руку сзади; а неумытое население Ипсуича замыкало шествие.

Для городских лавочников, - хотя они имели очень смутное представление

о природе преступления, - это зрелище не могло не быть весьма назидательным

и благотворным. Это была властная рука правосудия, опустившаяся с силой

двадцати золотобитов на двух преступников, прибывших из самой столицы;

могучей машиной руководил их собственный судья, и ее обслуживали их

собственные блюстители порядка; и благодаря их соединенным усилиям оба

преступника были надежно заперты в тесном портшезе. Многочисленны были

одобрительные и восторженные возгласы, приветствовавшие мистера Граммера,

когда он с жезлом в руке возглавлял шествие, громки и протяжны были крики,

поднятые неумытыми гражданами, и среди этих единодушных изъявлений

общественного одобрения процессия подвигалась медленно и величественно

вперед.

Мистер Уэллер в утренней куртке с черными коленкоровыми рукавами

возвращался в довольно мрачном расположении духа после безрезультатного

созерцания таинственного дома с зеленой калиткой, как вдруг, подняв глаза,

узрел толпу, запрудившую улицу и окружавшую некий предмет, весьма похожий на

портшез. Желая отвлечь мысли от своего неудачного предприятия, он отступил в

сторону, чтобы поглазеть на толпу, и, убедившись, что она выражает восторг

преимущественно для собственного своего удовольствия, немедленно начал (для

поднятия своего духа) тоже орать изо всех сил.

Проследовал мистер Граммер, проследовал мистер Дабли, проследовал

портшез, проследовал отряд охраны, а Сэм все еще отвечал на восторженные

клики толпы и размахивал шляпой, словно был вне себя от радости (хотя,

конечно, он ни малейшего представления не имел о происходящем), как вдруг

его остановило неожиданное появление мистера Уинкля и мистера Снодграсса.

- Что за шум, джентльмены? - крикнул Сэм. - Кто там у них сидит в этой

траурной будке?

Оба джентльмена ответили в один голос, но их слова потонули в гуле.

- Кто? - снова крикнул Сэм.

Ему еще раз в один голос был дан ответ, и хотя слов не было слышно, Сэм

догадался по движению двух пар губ, что они произнесли магическое слово

" Пиквик".

Этого было достаточно. В одну минуту мистер Уэллер проложил себе дорогу

в толпе, остановил носильщиков и преградил путь осанистому Граммеру.

- Эй, почтенный джентльмен! - крикнул Сэм. Кого вы запрятали в это-вот

сооружение?

- Назад! - сказал мистер Граммер, у которого, как И у многих других

людей, чувство собственного достоинства удивительно возросло благодаря

незначительной популярности.

- Дайте ему хорошенько, чтоб не лез, - посоветовал мистер Дабли.

- Я вам очень признателен, почтенный джентльмен, - отвечал Сэм, - за

вашу заботу о моих удобствах, и я еще более признателен за прекрасный совет

другому джентльмену, у которого такой вид, будто он только что удрал из

каравана великанов, но я бы предпочел, чтобы вы ответили на мой вопрос, если

вам все равно... Как поживаете, сэр?

Это последнее замечание было адресовано покровительственным тоном

мистеру Пиквику, который смотрел в переднее оконце.

Мистер Граммер, онемев от негодования, извлек из особого кармана жезл с

медной короной и помахал им перед глазами Сэма.

- А! - сказал Сэм. - Очень милая вещица, особенно корона, совсем как

настоящая.

- Назад! - кричал возмущенный мистер Граммер.

Чтобы придать силу своему распоряжению, он ткнул медной эмблемой

королевской власти в галстук Сэма и схватил его другой рукой за шиворот

любезность, на которую мистер Уэллер ответил, сбив его с ног одним ударом,

предварительно и весьма заботливо уложив под него одного из носильщиков.

Был ли мистер Уинкль охвачен временным припадком того безумия, какое

порождают оскорбленные чувства, или воодушевлен доблестным примером мистера

Уэллера, неизвестно, но известен тот факт, что, едва узрев поверженного

мистера Граммера, он храбро налетел на мальчишку, который стоял возле него,

после чего мистер Снодграсс, действуя в истинно христианском духе и с целью

никого не застигнуть врасплох, громко провозгласил, что намерен приступить к

действию, и с величайшей заботливостью начал снимать сюртук. Он был

немедленно окружен и обезврежен; и нужно отдать справедливость как ему, так

и мистеру Уинклю, - они не сделали ни малейшей попытки ни к своему

освобождению, ни к освобождению мистера Уэллера, который, после самого

энергического сопротивления, был сломлен численно превосходящим противником

и захвачен в плен. Затем процессия перестроилась, носильщики снова заняли

свои места, и шествие возобновилось.

Негодование мистера Пиквика в течение всей сцены было безгранично. Он

мог видеть только, как Сэм метался и опрокидывал специальных констеблей, и

больше он ничего не видел, ибо дверцы портшеза не открывались, а шторы не

поднимались. Наконец, с помощью мистера Тапмена ему удалось откинуть крышку

портшеза. Взобравшись на сиденье и придерживаясь за плечо этого джентльмена,

чтобы не потерять равновесия, мистер Пиквик обратился к толпе с речью: он

настаивал на недопустимом способе обращения с ним и призывал всех в

свидетели, что его слуга первый подвергся нападению. Таким порядком

приблизились они и к дому судьи, носильщики бежали рысью, арестованные

следовали за ними, мистер Пиквик ораторствовал, толпа кричала.

ГЛАВА XXV,

показывающая, наряду с приятными вещами,

сколь величественен и беспристрастен был мистер

Напкинс и как мистер Уэллер отбил волан

мистера Джоба Троттера с такою же силой,

с какою тот был пущей; и повествующая еще

кое о чем, что обнаружится в подлежащем месте

Велико было негодование мистера Уэллера, когда его уносили;

многочисленны были намеки на наружность и манеры мистера Граммера и его

спутника, и доблестны были выпады против каждого из шести державших его

джентльменов, выражавшие его неудовольствие. Мистер Снодграсс и мистер

Уинкль прислушивались с мрачным почтением к потоку красноречия, который

изливал их учитель из портшеза и быстрое течение коего ни на мгновение не

прерывалось, невзирая на самые пылкие мольбы мистера Тапмена опустить верх

экипажа.

Но гнев мистера Уэллера быстро уступил место любопытству, когда шествие

свернуло к тому самому двору, где он встретился со сбежавшим Джобом

Троттером; а любопытство сменилось радостным изумлением, когда напыщенный

мистер Граммер, приказав носильщикам остановиться, приблизился степенным и

торжественным шагом к зеленой калитке, из которой не так давно выходил Джоб

Троттер, и сильно дернул ручку колокольчика, висевшую у калитки. На звонок

явилась очень изящная и хорошенькая служанка, которая сначала всплеснула

руками, изумленная мятежным видом арестованных и страстной речью мистера

Пиквика, затем вызвала мистера Мазля. Мистер Мазль открыл одну половину

ворот, чтобы пропустить портшез, пленников и констеблей, и немедленно

захлопнул ее перед носом толпы, которая, возмущаясь тем, что ее отстранили,

и горя желанием видеть происходящее, дала исход своим чувствам и начала

колотить ногами в ворота и дергать ручку колокольчика, каковое занятие

продолжалось без перерыва около двух часов. Этой забаве предавались все по

очереди, за исключением трех-четырех счастливцев, обнаруживших в воротах

щель, через которую ничего не было видно, и смотревших сквозь нее с той

неутомимой настойчивостью, с какой люди прижимаются носом к выходящим на

улицу окнам аптеки, когда в задней комнате подвергается врачебному осмотру

пьяный, которого опрокинула на улице двуколка.

Перед лестницей, ведущей к двери дома, которая с обеих сторон

охранялась агавами в зеленых кадках, портшез остановился. Мистера Пиквика и

его друзей препроводили в вестибюль, откуда, после предварительного доклада

мистера Мазля и распоряжения, отданного мистером Напкинсом, их провели

наверх, где они и предстали перед " его честью", посвятившим себя заботе об

общественном благоденствии.

Зрелище было величественное, рассчитанное на то, чтобы поразить ужасом

сердца преступников и внушить им соответствующее представление о суровом

величии закона. Перед огромным книжным шкафом, в огромном кресле, за

огромным столом, перед огромным фолиантом восседал мистер Панкине,

казавшийся вдвое больше любого из этих предметов, как ни были они огромны.

Стол был завален кипами бумаг; на дальнем его конце виднелись голова и плечи

мистера Джинкса, который деловито старался принять деловитый вид. Когда все

вошли, мистер Мазль старательно запер дверь и поместился за креслом своего

хозяина в ожидании распоряжений. Мистер Напкинс откинулся назад с волнующей

торжественностью и изучал лица своих гостей, явившихся сюда не по доброй

воле.

- Граммер, кого вы привели? - спросил мистер Напкинс, указывая на

мистера Пиквика, который взял на себя роль представителя своих друзей и

стоял со шляпой в руке, кланяясь с величайшей учтивостью и почтением.

- Это-вот Пиквик, ваш-шесть, - сказал Граммер.

- Ну-ну, никаких " этих-вот", старый трут! - вмешался мистер Уэллер,

проталкиваясь в первый ряд. Прошу прощенья, сэр, но этот ваш чин в

непромокаемых сапогах никогда не заработает на приличную жизнь, если

сделается где-нибудь церемониймейстером. Это-вот, сэр, - продолжал мистер

Уэллер, отстраняя Граммера и с приятной фамильярностью обращаясь к судье,

это-вот мистер Пиквик, эсквайр, это-вот мистер Тапмен, это-вот мистер

Снодграсс, а по другую сторону от него мистер Уинкль - все очень порядочные

джентльмены, сэр, с которыми вы рады будете познакомиться; и потому, чем

скорее вы отправите месяца на два этих-вот своих чинов на ступальную

мельницу *, тем скорее мы придем к приятному соглашению. Сперва дело, потом

удовольствие, как говорил король Ричард Третий *, когда заколол другого

короля в Тауэре, раньше чем придушить детей.

В заключение этой речи мистер Уэллер почистил шляпу правым локтем и

благосклонно кивнул головой Джинксу, который слушал все это с невыразимым

ужасом.

- Кто этот человек, Граммер? - спросил судья.

- Отчаянный тип, ваш-шесть, - ответил Граммер. Он пытался освободить

арестованных и совершил нападение на констеблей, тогда мы его задержали и

привели сюда.

- Вы поступили правильно, - ответствовал судья. По-видимому, это

отчаянный головорез!

- Это мой слуга, сэр, - раздраженно сказал мистер Пиквик.

- А, это ваш слуга, вот как? - переспросил мистер Панкине. - Заговор с

целью противодействия правосудию и убийства его представителей. Слуга

Пиквика. Мистер Джинкс, запишите.

Мистер Джинкс записал.

- Как вас зовут, любезный? - прогремел мистер Панкине.

- Веллер, - ответил Сэм.

- Прекрасное имя для Ньюгетского справочника *, сказал мистер Напкинс.

Это была острота; поэтому Джинкс, Граммер, Дабли, все специальные

констебли и Мазль разразились смехом, длившимся пять минут.

- Запишите его имя, мистер Джинкс, - сказал судья.

- Два л, приятель, - сказал Сэм.

Тут один злополучный специальный констебль снова засмеялся, за что

судья пригрозил отдать его немедленно под стражу. В таких случаях опасно

смеяться некстати.

- Где вы живете? - спросил судья.

- Где придется, - ответил Сэм.

- Запишите, мистер Джинкс, - сказал судья, гнев которого быстро

нарастал.

- И подчеркните, - сказал Сэм.

- Он бродяга, мистер Джинкс, - сказал судья. Бродяга, по собственному

признанию. Не так ли, мистер Джинкс?

- Разумеется, сэр.

- В таком случае я его как бродягу вверю... вверю надежной охране,

сказал мистер Напкинс.

- Вот страна беспристрастного правосудия! - сказал Сэм. - Судья вдвое

больше верит другим, чем себе.

Услышав этот выпад, засмеялся еще один специальный констебль, но тотчас

попытался придать себе такой неестественно торжественный вид, что судья

немедленно и безошибочно открыл виновника.

- Граммер! - сказал мистер Напкинс, краснея от гнева. - Как вы посмели

назначить специальным констеблем такого негодного и бесстыдного субъекта?

Как вы посмели, сэр?

- Простите, ваш-шесть, - пробормотал Граммер.

- Простите! - воскликнул взбешенный судья. - Вы раскаетесь в таком

небрежном отношении к своему долгу, мистер Граммер! Вы будете примерно

наказаны! Отнимите жезл у этого молодца, он пьян. Вы пьяны, любезный!

- Я не пьян, ваша честь, - сказал тот.

- Вы пьяны, - возразил судья. - Как вы смеете говорить, что не пьяны,

сэр, когда я говорю, что вы пьяны? От него пахнет спиртом, Граммер?

- Ужасно, ваш-шесть, - ответил Граммер, у которого было смутное

впечатление, будто около него пахнет ромом.

- Я наперед знал, что он пьян, - сказал мистер Напкинс. - Как только он

вошел, я по его возбужденному взгляду сразу увидел, что он пьян. Вы заметили

его возбужденный взгляд, мистер Джинкс?

- Разумеется, сэр.

- Сегодня у меня во рту не было ни капли спиртного, - сказал человек,

который всегда был трезвенником.

- Как вы смеете мне лгать! - воскликнул мистер Панкине. - Он пьян,

мистер Джинкс?

- Разумеется, сэр, - ответил Джинкс.

- Мистер Джинкс, - сказал судья, - я арестую этого человека за

неуважение к суду. Составьте акт о взятии его под стражу, мистер Джинкс.

И специального констебля взяли бы под стражу, если бы Джинкс, который

был советчиком судьи (ибо получил юридическое образование, проведя три года

в конторе провинциального адвоката), не шепнул судье, что, по его мнению,

этого не следует делать; посему судья произнес речь и сказал, что, снисходя

к семье констебля, он ограничится выговором и освобождением его от

обязанностей. В соответствии с этим он в течение четверти часа горячо

отчитывал специального констебля, а затем отправил его восвояси. Граммер,

Дабли, Мазль и другие специальные констебли что-то бормотали, восхищаясь

великодушием мистера Напкинса.

- А теперь, мистер Джинкс, - сказал судья, - снимите показания с

Граммера.

Граммер тотчас же приступил к даче показаний под присягою; но так как

Граммер сбивался в своих показаниях, а час обеда мистера Напкинса

приближался, мистер Напкинс сократил процедуру, задавая Граммеру наводящие

вопросы, на которые Граммер отвечал по мере сил удовлетворительно. Таким

образом, допрос прошел очень гладко и плавно: мистеру Уэллеру было

предъявлено обвинение в двух случаях применения физического насилия, мистеру

Уинклю - в угрозах, а мистеру Снодграссу - в подстрекательстве. Когда все

это к удовольствию судьи закончилось, судья и мистер Джинкс приступили к

совещанию, которое вели шепотом.

После совещания, длившегося минут десять, мистер Джинкс удалился к

своему концу стола, а судья, предварительно откашлявшись, выпрямился в

кресле и приготовился произнести речь, как вдруг вмешался мистер Пиквик.

- Простите, сэр, если я перебиваю вас, - сказал мистер Пиквик, - но,

раньше чем вы начнете говорить и действовать согласно тому мнению, какое

могли себе составить на основании данных здесь показаний, я должен заявить о

своем праве быть выслушанным, поскольку я лично в этом заинтересован.

- Попридержите язык, сэр! - повелительно сказал судья.

- Я должен подчиниться, сэр, - сказал мистер Пиквик.

- Попридержите язык, сэр, - перебил судья, - или я прикажу вас вывести.

- Вы можете приказать своим подчиненным все, что вам угодно, сэр,

сказал мистер Пиквик. - Узнав на собственном опыте субординацию, какая ими

соблюдается, я нимало не сомневаюсь, что любое ваше приказание будет

исполнено, сэр, но беру на себя смелость, сэр, заявить, что я настаиваю на

своем праве быть выслушанным, пока меня не выведи насильно!

- Пиквик и принцип! - воскликнул мистер Уэллер звучным голосом.

- Сэм, молчите, - сказал мистер Пиквик.

- Нем, как прорванный барабан, сэр, - ответил Сэм.

Мистер Напкинс устремил крайне изумленный взгляд на мистера Пиквика,

проявившего столь необычайную смелость, и, казалось, собирался дать весьма

гневную отповедь, но в это время мистер Джинкс дернул его за рукав и шепнул

ему что-то на ухо. На это судья ответил вполголоса, и шепот возобновился.

Джинкс, по-видимому, в чем-то его убеждал.

Наконец, судья, проглотив с кислой миной свое нежелание слушать,

повернулся к мистеру Пиквику и резко спросил:

- Что вам угодно сказать?

- Во-первых, - начал мистер Пиквик, бросая сквозь очки взгляд, от

которого даже Напкинс дрогнул, - во-первых, я желаю звать, на каком

основании привели сюда меня и моего друга?

- Обязан я отвечать ему? - шепнул судья Джинксу.

- Я думаю, что вы лучше сделаете, если ответите, сэр, - шепнул Джинкс

судье.

- Мне дана была под присягою информация, - сказал судья, - что есть

основания опасаться дуэли, которую вы затеваете, а этот другой обвиняемый,

Тапмен, ваш сообщник и подстрекатель. Посему... ну как, мистер Джинкс?

- Разумеется, сэр.

- Посему я постановляю вас обоих... мне кажется, я не ошибаюсь, мистер

Джинкс?

- Разумеется, сэр.

- Э... э. что, мистер Джинкс? - раздражительно спросил судья.

- Найти поручителей, сэр.

- Именно. Посему я постановляю, как я уже начал говорить, когда меня

перебил мой клерк... постановляю найти поручителей.

- Надежных поручителей, - прошептал Джинкс.

- Я потребую надежных поручителей, - сказал судья.

- Из жителей этого города, - прошептал Джинкс.

- Которые должны быть жителями этого города, сказал судья.

- Пятьдесят фунтов каждый, - прошептал Джинкс, и, конечно, домохозяева.

- Я потребую два залога по пятьдесят фунтов каждый, - сказал судья

громко и с большим достоинством, и поручители, конечно, должны быть

домохозяева.

- Помилуй бог, сэр! - воскликнул мистер Пиквик, который, как и мистер

Тапмен, был вне себя от изумления и негодования. - Мы совершенно чужие люди

в этом городе. У меня нет ни одного знакомого среди здешних домохозяев,

точно так же как нет ни малейшего намерения драться с кем бы то ни было на

дуэли.

- Возможно... возможно... - промолвил судья, - не так ли, мистер

Джинкс?

- Разумеется, сэр.

- Что вы имеете еще сказать? - осведомился судья.

Мистер Пиквик имел сказать многое и несомненно сказал бы, далеко не к

своей выгоде и не к удовольствию судьи, если бы его в тот самый момент,

когда он сделал свое заявление, не дернул за рукав мистер Уэллер, с которым

он немедленно завязал столь оживленный разговор, что вовсе не слышал вопроса

судьи. Мистер Напкинс не принадлежал к числу людей, способных повторять

подобного рода вопросы, и посему, предварительно откашлявшись, он приступил

к вынесению приговора, сопровождавшемуся почтительным и восхищенным

молчанием констеблей.

Он приговаривал Уэллера уплатить штраф в два фунта за первое применение

физического насилия и в три фунта за второе. Он приговаривал Уинкля к уплате

штрафа в два фунта, а Снодграсса в один фунт и сверх того потребовал от них

подписки в том, что они будут пребывать в мире с подданными его величества

и, в частности, с его верноподданным слугой Дэниелем Граммером. Пиквика и

Тапмена он уже обязал представить поручителей.

Как только судья умолк, мистер Пиквик с улыбкой, вновь засиявшей на его

благодушной физиономии, шагнул вперед и сказал:

- Прошу прощенья у судьи, но не предоставит ли он мне несколько минут

для конфиденциального разговора с ним по вопросу, чрезвычайно важному для

него самого?

- Что? - сказал судья.

Мистер Пиквик повторил свою просьбу.

- Это в высшей степени необыкновенная просьба, сказал судья.

Конфиденциальная беседа?

- Конфиденциальная беседа, - подтвердил мистер Пиквик, - но так как

часть тех сведений, которые я желаю сообщить, получены от моего слуги, то я

хотел бы, чтобы он при этом присутствовал.

Судья посмотрел на мистера Джинкса; мистер Джинкс посмотрел на судью;

полицейские с изумлением посмотрели друг на друга. Мистер Напкинс вдруг

побледнел. Может быть, этот Уэллер, в минуту раскаяния, желает раскрыть

какой-нибудь тайный заговор, составленный против его жизни? Об этом страшно

было подумать. Ведь он общественный деятель, и он побледнел еще больше,

вспомнив Юлия Цезаря и мистера Персевела *.

Судья снова посмотрел на мистера Пиквика и сделал знак мистеру Джинксу.

- Что вы думаете об этой просьбе, мистер Джинкс? - прошептал мистер

Напкинс.

Мистер Джинкс, который хорошенько не знал, что о ней думать, и боялся

промахнуться, нерешительно улыбнулся и, скривив губы, медленно покачал

головой!

- Мистер Джинкс, вы осел! - торжественно сказал судья.

Услышав такое заключение, мистер Джинкс снова улыбнулся - улыбка вышла

более бледной, чем в первый раз, - и шаг за шагом отступил в свой угол.

Мистер Напкинс в течение нескольких секунд обдумывал вопрос

самостоятельно, а затем, встав с кресла и предложив мистеру Пиквику и Сэму

следовать за ним, направился в маленькую комнату, которая сообщалась с

камерой судьи. Предложив мистеру Пиквику удалиться в другой конец маленькой

комнаты и придерживая рукой приоткрытую дверь, дабы иметь возможность

отступить немедленно при малейшем намеке на враждебные действия, он выразил

готовность выслушать сообщение.

- Приступаю прямо к делу, сэр, - сказал мистер Пиквик, - оно

существенно затрагивает вас и ваше доброе имя. У меня есть все основания

предполагать, сэр, что вы укрываете в своем доме грубого самозванца!

- Двух! - перебил Сэм. - Шелковичная пара оскорбляет всю вселенную

слезами и подлостью!

- Сэм! - сказал мистер Пиквик. - Дабы этот джентльмен меня понял, я

должен просить вас сдерживать свои чувства.

- Простите, сэр, - отозвался мистер Уэллер, - но стоит мне подумать об

этом-вот Джобе, и я должен приоткрыть клапан дюйма на два.

- Словом, сэр, - продолжал мистер Пиквик, - прав ли мой слуга, когда

подозревает, что некий капитан Фиц-Маршалл часто бывает у вас в доме? Потому

что, добавил мистер Пиквик, заметив, что мистер Напкинс готов его прервать с

величайшим негодованием, - если это так, я знаю, что этот человек...

- Тише, тише, - сказал мистер Напкинс, закрывая дверь. - Вы знаете,

сэр, что этот человек...

- Беспринципный авантюрист, бесчестный человек, который живет на чужой

счет и делает легковерных людей своими жертвами, сэр, - нелепыми,

одураченными, несчастными жертвами, сэр! - ответил взволнованный мистер

Пиквик.

- Боже мой! - воскликнул мистер Напкинс, густо краснея и мгновенно

меняя тон. - Боже мой, мистер...

- Пиквик, - подсказал Сэм.

- Пиквик, - повторил судья, - боже мой, мистер Пиквик... пожалуйста,

присядьте... что вы говорите? Капитан Фиц-Маршалл?

- Не называйте его ни капитаном, ни Фиц-Маршаллом, - сказал Сэм, - он

ни то, ни другое. Бродячий актер, вот кто он такой, а зовут его Джингль! А

если есть на свете волк в шелковичной паре, так это Джоб Троттер!

- Это истинная правда, сэр, - сказал мистер Пиквик, отвечая на

изумленный взгляд судьи. - В этом городе у меня есть одно только дело:

разоблачить человека, о котором мы сейчас говорим.

Мистер Пиквик начал передавать в пораженное ужасом ухо мистера Напкинса

краткий перечень преступлений мистера Джингля. Он рассказал, как встретился

с ним впервые, как Джингль удрал с мисс Уордль, как он за денежное

вознаграждение беззаботно отказался от этой леди, как он его самого заманил

в женский пансион в полночь и как он (мистер Пиквик) считает теперь своим

долгом уличить его в присвоении носимого им в настоящее время имени и

звания.

По мере того как развертывался рассказ, вся горячая кровь в теле

мистера Напкинса поднялась до самых кончиков его ушей. Он подцепил капитана

на соседнем ипподроме. Очарованные длинным списком его аристократических

знакомств, его путешествиями в дальние страны и изысканными манерами, миссис

Напкинс и мисс Напкинс демонстрировали капитана Фиц-Маршалла, цитировали

капитана Фиц-Маршалла, носились с капитаном Фиц-Маршаллом в избранном кружке

своих знакомых так, что их закадычные друзья, миссис Поркенхем, и все мисс

Поркенхем, и мистер Сидни Поркенхем готовы были умереть от зависти и

отчаяния. А теперь узнать вдруг, что он нищий, авантюрист, бродячий

комедиант, и если не мошенник, то так похож на мошенника, что разницу

установить трудно! О небо! Что скажут Поркенхемы! Каково будет торжество

мистера Сидни Поркенхема, когда он узнает, что его ухаживанием пренебрегли

ради такого соперника! Как встретит он, Напкинс, взгляд старого Поркенхема

на ближайшей квартальной сессии судей! А какой это будет козырь для

оппозиционной партии, когда эта история разгласится!

- Но в конце концов, - сказал после долгого молчания, на секунду

повеселев, мистер Напкинс, - в конце концов это голословное заявление.

Капитан Фиц-Маршалл - человек с обворожительными манерами, и, я думаю, у

него немало врагов. Какими, скажите, пожалуйста, доказательствами вы можете

подкрепить это сообщение?

- Сведите меня с ним, - сказал мистер Пиквик, вот все, о чем я прошу и

на чем настаиваю. Сведите с ним меня и моих друзей, больше никаких

доказательств не понадобится.

- Ну, что ж, - сказал мистер Напкинс, - это очень не трудно сделать,

так как он будет у меня сегодня вечером, а затем нет необходимости предавать

это дело огласке, ради... ради, знаете ли, самого молодого человека. Но

прежде всего я бы хотел обсудить с миссис Напкинс уместность такого шага. Во

всяком случае, мистер Пиквик, мы должны покончить с этим судебным делом

раньше, чем предпринять что-либо другое. Не угодно ли вам вернуться в

соседнюю комнату?

И они вернулись в соседнюю комнату.

- Граммер! - произнес грозным голосом судья.

- Ваш-шесть? - отозвался Граммер, улыбаясь, как улыбаются фавориты.

- Пожалуйста, сэр, - сурово сказал судья, - избавьте меня от такого

легкомыслия. Оно весьма неуместно, и, смею уверить, у вас мало оснований

улыбаться. Показания, которые вы мне только что дали, в точности

соответствуют положению вещей? Только будьте осторожны, сэр.

- Ваш-шесть, - заикаясь, начал Граммер, - я...

- Ага, вы смущены! - сказал судья. - Мистер Джинкс, вы замечаете это

смущение?

- Разумеется, сэр, - ответил Джинкс.

- Повторите ваше показание, Граммер, - сказал судья, -и я еще раз

предупреждаю вас: будьте осторожны. Мистер Джинкс, записывайте его слова.

Злополучный Граммер начал снова излагать свою жалобу, но, в силу того

что мистер Джинкс запечатлевал его слова, а судья припечатывал их, а также

из-за своей природной склонности говорить бессвязно и крайнего смущения, он

меньше чем в три минуты запутался в такой паутине противоречий, что мистер

Напкинс тут же заявил о том, что не верит ему. Поэтому штрафы были отменены,

а мистер Джинкс мгновенно нашел двух поручителей.

Когда вся эта торжественная процедура была закончена удовлетворительным

образом, мистер Граммер был позорно изгнан - устрашающий пример того, сколь

неустойчиво человеческое величие и сколь ненадежно благоволение великих

людей.

Миссис Напкинс была величественная дама в ярко-розовом газовом тюрбане

и светло-каштановом парике. Мисс Напкинс обладала всем высокомерием мамаши,

но без тюрбана, и ее злобным нравом, но без парика, и всякий раз, когда