Угодные Богу ссоры

Другой, говорят, как-то испек хлеб, и все вокруг благоухало теплым хлебом. Он хотел передать од­ному человеку, чтобы тот пришел и взял этот хлеб. А потом про себя подумал: «Ну хорошо, а зачем же мне сообщать ему это через кого-то другого? Пойду сам и отнесу ему хлебушек. Зачем мне другие? Лучше я пожертвую собой, пойду к нему, увижу его, сам не пожалею сил». И вот когда он шел и нес хлеб, то по дороге споткнулся о камень, и из его ноги стала со­читься кровь. И явился ему ангел Господень и сказал: «Знай, эти шаги, сделанные тобой сейчас ради любви (потому что то, что ты сейчас делаешь, это и есть хри­стианская любовь), их записывает Господь. Знай, этот труд не пропадет даром. Все отмечает Господь».

И радость этого человека была велика! Он позабыл и о ране, и о ноге и воскликнул:

— Если это так, слава Богу! Я это делал не наме­ренно, от души. А оказывается, что Бог учитывает даже это — даже это маленькое путешествие.

И пошел дальше. А на следующий день сказал себе, что снова отправится уже в другое место:

— Раз так, — говорит, — пойду и проявлю любовь, помогу, не буду пустомелей! Буду делать дела!

И когда он отправился куда-то еще отнести хлеб, оттуда уже вышел тот самый человек, к которому он шел. То есть не успел пекарь дойти до него, а тот, к кому он шел, уже направлялся ему навстречу. Посре­дине пути они встретились. И пекарь говорит:

— Почему ты идешь, отче? Я бы сам пришел к тебе, в твою келью, и принес бы хлеб! Зачем ты пошел мне на­встречу? Ты должен был дать мне потрудиться ради тебя!

А другой отвечает:

— Отчего же? Прости меня, но разве врата рая только для тебя одного открыты? Разве мы не можем зайти в них вместе? Ты совершил половину труда. Пусть другую половину совершу я. Давай мы потру­димся оба и получим от Бога воздаяние!

Пекарь же ему опять говорит:

— Нет, тебе надо было остаться, отдохнуть. А мне надо было прийти к тебе!

А тот за свое:

— Ну что такое ты говоришь?! Надо было...

И так снова и снова. И явился им ангел Госпо­день — и знаете, что он им сказал?

— Эта ссора, эта распря — как «воня благоуха­ния» перед лицом Божиим, словно ладан она подни­мается к Богу. Лишь такие ссоры Богу угодны.

Вот такая ссора — это ссора из-за любви! Ты ссоришься, потому что любишь. Представь! Один говорит: «Нет, тебе надо было бы остаться, отдох­нуть». — «Ну что такое ты говоришь!» И тому по­добное. Ведь как это прекрасно!

Ты когда-нибудь ссорился из-за любви? Ты ког­да-нибудь ссорился со своей женой, потому что она хочет посмотреть по телевизору одну передачу, тогда как ты хочешь смотреть другую?

— Ну что такое ты говоришь, любимая! Давай по­смотрим ту передачу, которую хочешь ты. Прости, что я так долго смотрел то, что мне интересно, и совсем забыл, что уже началась программа, которая нравится тебе. Давай смотреть ее!

Ты когда-нибудь так поступал? Или каждый из вас смотрит свое? И говорит: «Ну, сколько там времени? Давай переключай, началась та, которую я хочу посмо­треть!» Та, которую хочешь посмотреть ты. А почему не та, которую хочу посмотреть я? И потом получает­ся, что единственный выход из этой ситуации — это купить еще один телевизор. У меня будет свой телеви­зор, у тебя будет свой, и каждый из нас будет смотреть то, что ему нравится. То есть дома каждый будет жить своей жизнью. Ты — своей, я — своей. И никаких са­мопожертвований!

А представь себе такое: супруги ссорятся и гово­рят:

— Куда мы поедем в отпуск?

И муж жене говорит:

— Куда ты хочешь, любимая! Поедем в твою дерев­ню. А то мы все ездим ко мне. Давай навестим и твоих родных.

А жена отвечает:

— Ну что ты такое говоришь?! Как мы можем не навестить твою мать? Едем, едем к твоим!

И вот так они ссорятся. Ну что сказать! Словно ла­дан восходит такая ссора к Богу. Словно жертва. Слов­но «воня благоухания духовного». Вы где-нибудь ви­дели подобные ссоры? По-моему, это замечательно!

Как-то я приехал в одну церковь. Там служил ста­ренький батюшка, который по церковным канонам должен был возглавлять Божественную литургию. Но тут, поскольку меня пригласили сослужить и высту­пить перед прихожанами, он мне говорит:

— Отче, служить будешь ты. То же мне сказал и благочинный: не я буду возглавлять службу, а ты. Но я буду рядом с тобой.

Представь! И он это принял.

Я говорю:

— Батюшка, не беспокойтесь! Когда будет нужно, я скажу проповедь, а сейчас оставайтесь вы в центре перед Святым Престолом.

— Нет, нет, нет!

И эти мгновения, пока я принуждал его остаться, он сопротивлялся. И радовался возможности быть вторым. А в конце он с такой же радостью после Бо­жественной литургии обратился ко мне:

— Отче, я так рад, что мы с тобой вместе послу­жили!

И я видел, что он говорит это без всякого лице­мерия и притворства (как если бы на самом деле про себя он думал: «Конечно, я рад, но вообще-то ты тут приехал, сам моложе меня, а строишь из себя умно­го»). Нет: он источал подлинную любовь. И я сказал про себя: «Боже мой, когда я достигну его возраста, как бы я хотел иметь такую чистую любовь, которую бы жертвовал более молодым, и чтобы меня совершен­но не волновало, если я потеряю свою чреду, первен­ство, власть». Потому что и в Церкви существует свой установленный порядок. Вы понимаете, что я имею в виду? Есть свой иерархический порядок. И кто-то, кто разбирается в этом, может сказать: «А как же порядок церковный?!» Хорошо. Порядок есть по­рядок, но иной раз любовь может подсказать посту­пить иначе, пусть и ради исключения. Любовь. Разве не так? То есть если бы в мою церковь приехал отец Порфирий — и, скажем, я был бы старше его, — то, согласно церковному порядку, я должен был бы ему сказать: «Отче, ты будешь рядом со мной, потому что я старше». Любовь же сказала бы: «Отче, проходите, становитесь в центре!» А он бы возразил: «Нет, нет, оставайся ты!» И так бы мы спорили с ним. Вот то, о чем сказал ангел: подобные ссоры являются самыми прекрасными перед Богом. Ты ссоришься из-за хри­стианской любви. Не из-за эгоизма, а из стремления к самопожертвованию.

Где все это, а? Разве так мы живем? Я не знаю, кто так живет. Все те, кто так живут, блаженны. Если ты один-другой раз испытал это на собственном опыте, то стараешься, прилагаешь все силы. И тогда достоин похвалы. И, правду тебе говорю, я перед тобой пре­клоняюсь, меня трогает смирение, которое ты порой являешь.