Глава 10 звезда пленительна отчасти

Политики — люди особенные. Они и актеры, и бизнесмены, и короли, и шуты одновременно. Но, как правило, люди умные.

Владимир Вольфович Жириновский — очень яркий представитель этой касты, объединивший в себе все перечисленные свойства политиков. Общаясь с ним в Думе и за ее пределами, я очень скоро понял, что он существует в двух образах. Первый — его реальная личность, в которой он пребывает вне публичного пространства: когда неформально общается с друзьями, проводит переговоры по бизнесу и, очевидно, дома, в кругу семьи, без посторонних лиц и соратников. Второй — это роль вождя, которую Жириновский играет на публике.

Помню, однажды, в первые дни работы Думы, Владимир Вольфович в сопровождении огромного количества репортеров шел по коридору. Было достаточно шумно, а я стоял метрах в пятнадцати от его пути. Рядом с ним в толпе двигался один из его заместителей по партии, бизнесмен и предприниматель, с которым я был знаком еще до выборов. Он обещал представить меня лично Жириновскому, остановился рядом со мной. И окликнул Вольфовича вполголоса, скорее даже просто тихо произнес его имя.

И вдруг Жириновский моментально остановился и, расталкивая ничего не слышавших репортеров, быстро преодолел разделявшее нас расстояние. Хороший актер должен обладать боковым зрением и моментально реагировать на реплики партнера. Это и было нам продемонстрировано.

— Познакомьтесь, Артем Тарасов! — представил меня заместитель Жириновского.

— А, я тебя помню! Встречались в 90‑ м году, — вождь пожал мне руку. — Ну что! — продолжал он. — Ты за свободный рынок, и мы за это. Ты против коммунистов, и нам с ними не по пути. Мы с тобой не враги.

Это было сказано так, что у меня с языка чуть было не слетели слова благодарности.

Исполнение роли вождя, которую играл Владимир Вольфович, очень ярко проявилось в конфликтном эпизоде с Марком Горячевым. Тогда Жириновский пришел в столовую Думы вместе с соратниками по партии и кучей телохранителей. Туда же вошли два оператора с телекамерами на плечах и журналисты. Жириновский направился к столику, за которым всегда обедал. А там сидел Марк Горячев, молодой депутат из Ленинградской области и известный бизнесмен, доедавший свою сосиску.

— Так! Этот столик зарезервирован за ЛДПР. Быстро его освободите! Пересаживайтесь немедленно! — приказал Жириновский.

Марк Горячев молча поднял на него глаза, встал и двинул со всей силы кулаком в лицо…

И тут для непосвященных произошло нечто совершенно странное.

Что делает нормальный человек в ситуациях, когда его кто‑ то ударит? Обычно резко высказывает свое возмущение и пытается дать сдачи, если чувствует себя достаточно смелым. Реакция пугливого человека: схватиться за нос и убежать.

Но если вы находитесь на сцене и играете роль в спектакле, тогда ваше поведение может быть каким угодно, таким, как написано в пьесе. А сам человек — актер — может реагировать абсолютно спокойно, ведь ударили не его, а персонаж, роль которого он исполняет!

Жириновский в этот момент был целиком в своей роли. Он молча, без тени реакции, достал платок, в полной тишине вытер нос и сел за соседний стол. Такое неожиданное поведение вызвало шок у всех наблюдателей и у самого Марка Горячева, ожидавшего всего, чего угодно, но не такого…

У меня как‑ то состоялся мимолетный, но очень забавный разговор с Жириновским на публике перед телекамерами и журналистами. Он опять шел по коридору в сопровождении толпы. Увидев меня, остановился, пожал руку и спрашивает:

— Ты говоришь по‑ английски?

— Так уж случилось, — ответил я.

— Когда я приду к власти, будешь послом России в Англии! — громко заявил Владимир Вольфович. — Вот! — Он обернулся к публике: — Назначу Тарасова, а нашего министра иностранных дел, который развалил внешнюю политику России, гнать в три шеи, немедленно!

— Спасибо, — ответил я. — Буду обязательно!

Самое интересное мое общение с Владимиром Вольфовичем состоялось уже в 1999 году, в Англии. Мы как‑ то привыкли в офисе к работающему весь день телевизору. Обычно мы смотрели финансовые новости по HSBC или Bloomberg, а тут включили ВВС1. И на экране появился Владимир Вольфович, который в эфире отвечал на вопросы, находясь в Эдинбурге в Шотландии.

Мой менеджер Виталий Козликин говорит:

— Артем Михайлович, у вас есть прекрасный шанс повстречаться с вашим приятелем! Они же полетят в Москву через Лондон. Давайте, я найду, где остановился Жириновский, и вас с ним соединю.

Я не возражал. Виталий, имевший большой опыт, приобретенный во время работы журналистом «Санди таймс», через свои каналы очень быстро выяснил, в какой гостинице Эдинбурга поселились гости из Москвы, связался по телефону с номером Жириновского. Трубку взял его сын, Лебедев, и я, представившись, спросил о возможности встретиться с Владимиром Вольфовичем в Лондоне на их обратном пути. Через несколько минут сын перезвонил и сказал, что в Москву они летят завтра рейсом «Аэрофлота» и будут меня ждать в десять часов утра в пабе «Шерлок Холмс» рядом с Трафальгарской площадью.

Когда он уже повесил трубку, я сообразил, что встреча не может состояться. Последний рейс «Аэрофлота» улетает в двенадцать часов дня! Чтобы в это время суток добраться до аэропорта Хитроу из центра Лондона, понадобится около часа, а из Эдинбурга они прилетят в аэропорт только около 9.20 утра, и нужен час, чтобы доехать в центр Лондона.

Поэтому на следующее утро я решил в паб не ходить. И тут раздался звонок. Со мной снова связался сын Жириновского и сообщил, что они уже едут в Лондон из аэропорта! Было около десяти часов утра, я жил недалеко от назначенного места, быстро собрался и вскоре был в пабе. Еще через десять‑ пятнадцать минут зашел Жириновский. Он устал от напряженной роли, которую играл все эти дни, и поэтому был совершенно естественный. Это был нормальный, умный и обаятельный человек, который вот так запросто приехал в Лондон на несколько минут, чтобы повидаться со старым знакомым. Мы заказали по кружке пива, а рядом находился очень взволнованный, как выяснилось позже, третий секретарь посольства России в Лондоне, который по статусу встречал вице‑ спикера российского парламента Жириновского. Он беспрестанно теребил какую‑ то сумочку и все время пытался вразумить своего гостя по поводу того, что надо бы срочно ехать обратно, в Хитроу, иначе опоздаем на самолет!

— Действительно, — сказал я. — Владимир Вольфович, у вас практически нет времени. Уже без пятнадцати одиннадцать!

И тут на утомленном лице Жириновского вновь на секунду появилась маска вождя:

— А я уже зарегистрировался! И багаж сдали. Пусть попробуют улететь без меня! У меня виза кончается сегодня! Пусть только попробуют! Я этот «Аэрофлот» тогда…

Мы спокойно допили пиво, и Жириновский захотел непременно сфотографироваться на память. На поиски подходящего места для снимка ушло еще минут десять. Я видел, как холодный пот струился по лицу секретаря посольства, что вызывало невольную улыбку. В конце концов, мы сфотографировались на фоне знаменитого английского льва на Трафальгарской площади. Тепло попрощались, и посольская машина рванула с места с максимально возможным ускорением….

* * *

После той драки в буфете Думы Марк Горячев стал очень знаменит среди депутатов, и так получилось, что мы достаточно тесно подружились.

Марк строил свою жизнь, как страницу будущей истории России, создавая собственный образ в качестве самого перспективного предпринимателя и героического труженика страны. Он уже в 1994 году тратил очень большие деньги на свое паблисити. Добился даже встречи с папой римским, умудрился с ним сфотографироваться, и всюду, куда только можно, рассылал эту фотографию как визитную карточку своей популярности в мире.

Как‑ то Марк меня спросил:

— Слушай, а нельзя ли устроить мне встречу с Маргарет Тэтчер? Она так популярна в России. Мне надо с ней сфотографироваться.

— Хорошо, — сказал я. — Попробую узнать.

Я был знаком с Маргарет Тэтчер. Одно время мой друг из Консервативной партии Англии стал приглашать меня на вечерние ужины в политический клуб Консервативной партии на улице Сент‑ Джеймс. Эти ужины каждый раз действительно были событием примечательным, и там я постепенно вошел в аристократические круги Лондона. Вечера в клубе всегда посвящались какой‑ либо теме. Одну из них — «Россия сегодня и завтра» — мне пришлось подготовить и провести самому. Как‑ то я приводил в клуб министра транспорта Казахстана, и речь тогда шла о Казахстане и СНГ. Там выступал, например, занимавший пост министра обороны Великобритании сэр Робертсон на тему «Политика и военное вмешательство в современном мире» еще задолго до того, как он стал руководителем НАТО. Каждый раз был главный докладчик, освещающий тему встречи. А однажды такой вечер «О женщинах вообще и женщинах в политике» вела Маргарет Тэтчер.

Забавно, что это случилось в скором времени после того, как баронесса Тэтчер добилась, чтобы ее приняли в элитарный мужской клуб Лондона на Пэлл‑ Мэлл‑ стрит, где целых триста пятьдесят лет существования клуба не было ни одной женщины. Я помню карикатуру, появившуюся на эту тему в газете: в мужском туалете у писсуара стоит спиной Маргарет Тэтчер, задрав юбку.

А ведь и правда, в английских клубах на Пэлл‑ Мэлл нет женских туалетов. Маргарет, став членом клуба, начала ежедневно его посещать: молча входила в здание (кажется, даже швейцары с ней не здоровались), поднималась в библиотеку, прочитывала свежие газеты и уезжала. Особенно негодовал по этому поводу сэр Уинстон Черчилль, внук знаменитого премьер‑ министра Англии Уинстона Черчилля.

Мне дали телефон Маргарет Тэтчер в клубе, и я связался с ее референтом. Объяснил суть вопроса и сразу же получил прямой и обескураживающий ответ:

— Вы говорите, частное фото? Нет проблем — десять минут беседы и фотография вам обойдутся в десять тысяч фунтов стерлингов, которые вы должны направить в благотворительный фонд Маргарет Тэтчер.

Я сразу вспомнил, что встреча с Черномырдиным стоила пятьдесят тысяч долларов, но вся разница в том, что деньги от встречи с Тэтчер попадали в фонд борьбы с раковыми заболеваниями, а в российском случае отдавались черным налом.

Горячев с радостью принял предложение, и скоро его совместная с Тэтчер фотография была опубликована многими российскими газетами. Позже я видел аналогичную фотографию Тэтчер рядом с Масхадовым.

Своими неуемными публичными акциями Марк Горячев вогнал себя в страшные долги. Он был должен несколько миллиардов рублей и около пяти миллионов долларов разным банкам и бизнесменам. Он проживал на эти деньги, занимал еще и еще и тем самым находился буквально на грани выживания: его в любой момент могли убить. Наверное, только публичность Горячева и спасала. Кредиторы терпели его долги, ожидая от Марка большой карьеры в будущем, а значит, дивидендов от власти. Да он и тогда уже многое мог: устроить приватную встречу с тем же Чубайсом, с которым у них был, кажется, совместный бизнес.

Но впоследствии, когда Марк не сумел переизбраться в депутаты Думы в 1996 году, он просто исчез. Очень долго никто не знал, что с ним случилось, но вроде бы через год появилась статья, что его разложившееся тело нашли где‑ то на болоте в Ленинградской области.

* * *

В конце января 1995 года Марк Горячев пригласил меня поехать с ним в Давос на Всемирный экономический форум. С каждого желающего тогда брали по семнадцать тысяч долларов. И, кроме того, нужно было еще отдельно оплачивать гостиницу, питание и участие во всевозможных тусовках, каждая из которых имела свою специальную цену. Давос так устроен. Политиков на уровне президентов и премьер‑ министров разных стран приглашают бесплатно. Бесплатно туда ездят и политики поменьше рангом, но умеющие говорить и обладающие определенной мировой известностью. Остальная публика, а это бизнесмены из разных стран, которые хотели бы выпить за одним столом со своим премьер‑ министром, платит требуемые деньги, что покрывает затраты на приглашенных, оставляя совсем неплохой навар организаторам форума.

Удовольствие это не из дешевых. Неудивительно, что российская делегация была самой многочисленной. Причем многие ездили в Давос постоянно. Например, Гусинский в одном пятизвездочном отеле снимал номер целый год, чтобы иметь гарантированное место на неделю в Давосе.

А нас поселили в очень неважной гостинице — максимум три звезды. При этом почему‑ то брали четыреста долларов в сутки за номер.

Россию представляли Немцов, Явлинский, Борис Федоров, Виноградов, Смоленский, Ходорковский, Хакамада, Иван Кивелиди и еще множество известных людей. Ни Ельцин, ни Черномырдин не приехали: в тот момент началась война в Чечне. Как раз в это время шли страшные бомбежки Грозного.

Мы слушали передачи радиостанции «Свобода» об агрессии в Чечне, и эта ситуация вызвала очень серьезную напряженность по отношению к российской делегации со стороны остальных участников форума.

Тогда под впечатлением передач радиостанции «Свобода» я решил выступить против агрессии России в Чечне. В последний день должен был состояться заключительный гала‑ концерт, главным дирижером которого был господин Канделаки, известный музыкант, в свое время уехавший из России и живший в Австрии.

Я договорился с ним, что в начале концерта выйду на сцену, завяжу зеленую ленту вокруг своей головы, надену красную перчатку на руку и попрошу весь зал встать и минутой молчания почтить память мирных жителей, погибших в Чечне в результате агрессии Ельцина.

На меня набросилась буквально вся наша делегация. «Что ты делаешь, — возмущенно говорили мне, — после твоей выходки нас вообще больше никогда не пригласят! И в Россию не пустят!»

Все были в ужасной панике. Марк Горячев — единственный выразил готовность стать на сцене рядом со мной с такой же повязкой на голове. Он отправился уточнять детали и, вернувшись в отель, отказался меня поддержать! Причины у него были самые весомые. Во‑ первых, основные делегации разъезжаются накануне, и в зале не будет первых лиц государств, во‑ вторых, что главное, там не будет телевидения, и мир не узнает об этом поступке.

Ну что же. Я решил один не рисковать. Тем более метать бисер перед такими зрителями, как Гусинский, мне и вовсе не хотелось.

Вообще было очень занимательно наблюдать за тем, что делали наши делегаты в Давосе. Они существовали сами по себе, как будто форума и вовсе не было, а все приехали просто тусоваться на заснеженный швейцарский курорт и заодно слегка покататься на лыжах. Жили в одной гостинице, ели в одном ресторане, ходили вместе или группами, вечерами пили в баре гостиницы.

Такая встреча вполне могла происходить в Подмосковье, и незачем было ехать так далеко и так задорого!

Многие члены делегации за все время пребывания не вышли за пределы гостиницы. При этом они платили за все по полной программе, не просыхали от алкоголя и были очень довольны поездкой…

А я посещал семинары, посвященные инвестиционным фондам, встречался со многими бизнесменами и политиками.

Был, например, на незабываемом обеде, который давала китайская делегация во главе с премьером. Тогда китайцы впервые приехали в Давос после сорокалетнего перерыва.

Председатель форума очень долго представлял премьера: «Нам оказана большая честь, такой высокопоставленный человек приехал сюда, мы так рады, что Китай присоединился к нашему форуму, надеемся на сотрудничество в рамках деловых и политических связей и т.д. и т.п.». Словом, получилась очень длинная речь.

Потом слово дали китайцу, который сказал:

— Меня предупредили, что в Давосе, особенно перед обедом, надо говорить очень коротко. Поэтому: приятного аппетита!

И сел на место.

В зале, конечно, поднялся шум: скажите хоть что‑ нибудь, просим, просим!

Тогда он снова подошел к микрофону и спросил:

— Вы, наверное, хотите знать, сколько у Китая золота?

Голоса из зала: «Да, конечно! Хотим!»

— Много! — ответил премьер‑ министр и сел на место.

Председатель не унимался и сказал:

— Конечно, Китай — еще закрытая для нас цивилизация. Мы ждали какого‑ то выступления, рассказа о положении в стране. А вы так скромно. Или скрытно. Даже на визитной карточке премьера нет ни телефона, ни адреса! Просто имя и должность. И про золотой запас вы ничего конкретного не сказали и почему‑ то выступать отказываетесь…

Премьер встал, медленно пошел к продолжавшему в том же духе председателю, взял из его рук микрофон и сказал:

— Хорошо, я дам вам свои телефоны!

Все развеселились, и обед получился очень раскрепощенный.

Мне запомнилась и пресс‑ конференция, которую давали Григорий Явлинский и Борис Федоров. Это было зрелище не для слабонервных! Когда эти люди отвечали на вопросы журналистов, я понял, что у многих в России просто слегка поехала «крыша».

Они говорили с таким пафосом, с такой важностью, что казалось, будто единственная вещь, которой не хватало в тот момент, — это два зеркала перед выступавшими, чтобы они могли бы еще и любоваться своими отражениями.

Эти люди говорили примерно так: «Моя страна и мой народ хотят этого или не хотят этого… Мы не позволим нашей стране сделать то‑ то и то‑ то. Люди этого не поймут, и поэтому мы не одобряем».

Сути выступлений за этой фразеологией я абсолютно не помню. Создалось ощущение, что эти деятели ложились спать ночью и вставали утром, воображая себя по меньшей мере президентами России! А между собой они постоянно препирались, выясняя, кто сделал больше хорошего для страны и кто важнее для России.

Это был вечер абсурда.

Конечно, иностранные гости недоумевали, и один из западных журналистов, прочитав на моем значке, что я из России, спросил:

— Простите, я опоздал к началу конференции, а кто эти люди в России, какие они занимают посты?

— Они оба президенты России, — ответил я.

И вдруг иностранец засмеялся.

— У нас в Боливии тоже таких много, — сказал он.

Мне же было очень неудобно…

Еще один некоронованный царь России — Чубайс — приехал на форум с опозданием и вел себя точно так же. Образовалось три президента России, не считая моего приятеля Марка Горячева, который просто строил себе платформу для будущей победы на президентских выборах. Ну, пусть не на следующих, значит, через раз!

Он привез с собой в Давос целую съемочную группу с телевидения, полностью оплатив им дорогу и проживание. Группа снимала документальный сериал о Марке Горячеве и его политических встречах. Марк гордо прохаживался по заснеженным улицам Давоса, заходил в магазинчики и кафе, и все это фиксировалось на пленке для будущей истории России…

* * *

А что происходило тогда в России? Именно в 95‑ м году случился тот ошеломляющий скандал — когда госсобственность на огромные суммы была заложена коммерческим банкам. Начинались миллиардные аферы с залоговыми аукционами.

Помню, председатель Госкомимущества Кох выступал в парламенте, и я задал ему прямой вопрос с места:

— С какой целью вы за девять миллиардов закладываете собственность, которая по всем международным стандартам оценивается в пятьдесят миллиардов? Скорее всего, вы ее не выкупите обратно, а значит, собственником «Норильского никеля», ЮКОСа станут частные компании. Ведь это достояние России, которое можно использовать по‑ другому! В чем дело?

Кох не моргнув глазом ответил:

— Знаете, Артем Михайлович, нам не хватает девяти миллиардов, чтобы закрыть дыру в бюджете текущего года. Это способ, который мы нашли!

Это было ужасно. Шла осень, и год заканчивался. Таким образом нашли деньги, чтобы закрыть дыры, а что потом? В следующем году? Об этом никто не думал, скорее всего, думали о другом — огромная государственная собственность распределялась за бесценок среди будущих олигархов, которые откровенно контролировали власть!

Не сомневаюсь, Кох сам на этом заработал, и немало. Все эти люди, начиная еще с Гайдара, были ориентированы на личное обогащение. И Чубайс — тоже неглупый человек, и тоже не бессребреник… А семья Ельцина, которую подключили к этому процессу властвующие бизнесмены, очень скоро превратилась из получателей процентов в главную силу обогащения за счет государства. Но это случилось уже позже. После второй победы дяди Бори и его трансформации из президента в самодержца российского.

Было время, когда Ельцин запретил строить теннисный корт на своей даче, потому что у соседа такого корта не было. Но вскоре его семья и ближайшее окружение почувствовали вкус к большим деньгам. А для этого надо было переходить от получения денег у бизнесменов в виде благодарности за разного рода содействия к прямому контролю и владению бизнесом целиком. Аппетит приходит во время еды, а стол, который стали накрывать для власти бизнесмены, ломился от яств.

Надо сказать, что в моменты проблеска сознания Ельцин не раз пытался изменить ситуацию. Так, он однажды взял и назначил первым вице‑ премьером Бориса Немцова — в пику Черномырдину, человеку отнюдь не бескорыстному.

Немцов с самого начала карьеры сделал ставку на полную, кристальную честность. Это было его позицией, хотя и неприятной. Она лишала многих возможных благ в жизни, но в то же время полностью защищала его от обвинения в превышении полномочий или получении взяток. Поэтому, попав в правительство, он с чистой совестью выступил против сложившейся системы поборов, не боясь «отката» волны критики и разоблачений в свою сторону.

В России уже тогда закладывалась система расценок платежей чиновникам под столом за услуги и нужные решения. К примеру, чтобы получить лицензию на вывоз миллиона тонн нефти, требовалось заплатить миллион долларов. Это знали все. Система сбора денег и их последующего распределения определилась очень скоро, и те, кто контролировал эту систему, вошли в самое близкое окружение Кремля.

Но вот появился Немцов, привел нового министра топливно‑ энергетического хозяйства России — Кириенко, и все на короткое время закончилось! Никто миллион уже не брал! Куда теперь было идти за лицензией?

Немцов разорвал сложившуюся годами технологию. Думаю, ему самому пришлось возвратить множество пакетов с деньгами. Один, с пятью тысячами долларов, он, кстати, вернул и мне, а ведь тогда мы были близкими друзьями…

Вообще это сама по себе замечательная история! В Нижнем Новгороде в 1993 году объявили тендер, чтобы найти компанию, которая внедрит в городе мобильную связь.

Я тогда еще работал с Аделем Нассифом, и он сразу загорелся этой возможностью: надо было получить выгодный контракт!

Лететь в Россию я не мог, и в Нижний Новгород полетел Адель.

— Наверное, нужно дать взятку Немцову? — спросил он меня перед отъездом.

— Ну что ж, — ответил я, — давай попробуем!

Положили пять тысяч долларов в конверт, и Адель улетел.

Будучи очень осторожным человеком и очень большим трусом, Адель сам, конечно, испугался давать губернатору Немцову взятку. Для этой «операции» мы специально пригласили моего старого институтского друга, впоследствии популярного ведущего программы «Русское лото» на телевидении Мишу Борисова. Он окончил Щукинское театральное училище и мог сыграть хоть в жизни, хоть на сцене без фальши любую роль.

— Взятку Немцову дать? Запросто! Я, правда, этого никогда не делал, но абсолютно не боюсь. Надо рассмотреть обстоятельства действия, наметить сценарий поведения и придумать, как это сделать, — сказал Миша.

Немцов принял их очень хорошо. Адель долго расхваливал французскую фирму, которую мы хотели нанять как посредника для внедрения мобильной связи. А сам от страха потел и нервно перебирал пальцами конверт: все ждал момента, когда нужно будет давать взятку…

Наконец Адель сказал, что ему нужно на минуту обязательно отлучиться, и выбежал из кабинета, дав Мише знак, что пора действовать, и подтолкнув к нему конверт.

Он бросился в туалет, где надолго засел, ожидая всего, чего угодно, — вплоть до ареста.

Миша остался в кабинете наедине с Борисом Немцовым в Новгородском кремле и говорит:

— Борис, вот тебе пакет, который просил передать Артем Тарасов…

Немцов посмотрел на пакет и вдруг спрашивает:

— Это что, взятка?

— Да! — искренне ответил Миша и пододвинул пакет к Немцову.

— Знаешь, — говорит Немцов, двигая пакет обратно в сторону Миши, — я очень хорошо отношусь к Артему, и мне очень нужны деньги. Я бы их взял! Но, понимаешь, я поставил себе цель — сделать политическую карьеру. И поэтому обязан оставаться абсолютно чистым. Поэтому возьми пакет обратно и передай Артему, что если вы честно победите в тендере, тогда получите контракт, а по‑ другому никак не выйдет. Пусть Артем на меня не обижается, ладно?

Миша спокойно положил пакет в карман и вышел искать Аделя в туалете. А в тендере мы так и не участвовали! Адель очень скоро украл у меня пять миллионов долларов, и наше партнерство распалось на куски.

Год спустя Немцов сам приехал в Лондон по приглашению какого‑ то фонда и, составляя программу визитов, вписал туда и встречу со мной.

Этот пункт где‑ то вычеркнули — меня уже вовсю преследователи официальные органы. Но Немцова это не смутило. Он все равно позвонил мне из паба и говорит:

— Давай подъезжай скорей, надо увидеться…

Я приехал, и мы очень хорошо посидели. Я рассказал ему о своих злоключениях — как мне пытались пришить уголовное дело, как на меня давят… К сожалению, Боря ничем не мог мне тогда помочь.

Зато мне удалось помочь ему. Уже в конце разговора он признался:

— Артем, мне нужны деньги, хоть сувениры какие‑ то здесь купить! Но взять у тебя я не могу. И в долг — тоже некрасиво… Но я могу тебе кое‑ что продать!..

— Что же? — удивился я.

— Мне кажется, эта вещь тебе очень нужна…

И достает огромное трехметровое знамя России!

Я приобрел его за пятьсот фунтов и был по‑ настоящему рад покупке.

Прошли годы. В 97‑ м году, когда Немцов был назначен вице‑ премьером, как‑ то переслал ему письмо, в котором предлагал несколько серьезных реформ для России. Но реальной обстановки в стране после второй победы Ельцина на выборах я, конечно, не представлял. Поэтому я действительно заблуждался и зря тратил время на описание реформ! Кому нужны были реформы и идеи, как вывести Россию из кризиса? Все были заняты — кто обогащением, кто простым выживанием, и все остальное просто выходило за рамки интересов населения страны.

Но когда я узнал из прессы, что Немцов отправился вместе с Ельциным с визитом в Швецию, я решил с ним поговорить о моем письме.

В шведском посольстве в Лондоне, куда я позвонил по телефону, узнали меня, тут же дали телефон гостиницы, где остановился Борис Немцов. Я позвонил ему утром — и попал прямо на Немцова, который был в этот момент в ванной.

Он очень удивился:

— Артем, неужели это ты? Я так рад тебя слышать! Как ты меня нашел?

Я отвечаю:

— Ну, весь мир следит за вашим визитом в Швецию! Скажи честно, Борис, письмо мое прочитал?

— Нет, — сознался Немцов. — Я посмотрел, а оно такое длинное. И вообще я сейчас в ужасном состоянии, не могу прийти в себя. Что было вчера вечером — это просто караул! Я тебе расскажу, и ты сразу поймешь, в какой обстановке мне приходится жить и работать. Какие там письма, на хрен!..

Оказывается, накануне вечером король Швеции Карл XVI Густав пригласил их на обед. За огромным столом сидели сам король, его жена и дочь — наследная принцесса Швеции Виктория. Рядом, по правую сторону, — Ельцин, Немцов, российский посол и остальные члены официальной делегации.

Надо сказать, что шведская принцесса считается одной из самых красивых женщин Европы. Немцов стал на нее смотреть. Когда их глаза встречались, принцесса смущенно отводила взгляд в сторону. Что заметил Ельцин.

Он тогда уже боялся выпивать и очень сильно себя ограничивал. Но тут чуть‑ чуть выпил, и этого оказалось достаточно, чтобы не в меру развеселиться и потерять над собой контроль.

Неожиданно Ельцин закричал:

— Ну что, Боря, баба тебе нравится?

— Конечно, Борис Николаевич.

— Ну‑ ка, Боря, тогда иди и поцелуй ее!

В этом месте рассказа Немцов поклялся, что если бы у него был в тот момент пистолет, он бы немедленно застрелился… Но пистолета у Бори не было, и он тихо сказал Ельцину:

— Борис Николаевич, это же принцесса, международный скандал может быть. Вы посмотрите — тут же послы из десятков стран сидят!

На что Ельцин абсолютно спокойным, громким и настойчивым голосом повторил:

— Иди и целуй! Это тебе президент России приказывает!

Немцов — ни в какую. Весь пошел красными пятнами от перевозбуждения и стыда.

— Не поцелуешь — тут же уволю с поста вице‑ премьера! — продолжил Ельцин.

Немцова спас король. Рядом с ним, чуть сзади от стола, сидел его переводчик. Когда король услышал перевод всего этого безобразия, он ничуть не смутился и, будучи дипломатом, сам решил разрядить обстановку. Он заулыбался и сказал на английском языке, обратившись прямо к Немцову:

— Уважаемый господин Немцов! Если уж вам настолько нравится наша дочь, мы, как ее отец, в нашем присутствии разрешаем ее поцеловать!

Тогда Немцов встал, на негнущихся ногах подошел к принцессе, весь покрытый испариной, и поцеловал ее в щеку!

Меня этот рассказ потряс до глубины души. А каково было Немцову, можно только догадываться.

— Сегодня всю ночь не спал! — пожаловался мне Немцов напоследок. — Желудок расстроился на нервной почве. А сейчас надо ехать, забирать Его из гостиницы и грузить в самолет. Слава богу, улетает раньше! Вот обстановка, Артем, в которой мне приходится существовать! Теперь ты понимаешь?

Я говорю:

— Все понял, Боря. Мне не нужна твоя помощь. Ты помогай сам себе — двигайся дальше, делай карьеру…

Конечно, Немцов — человек неоднозначный. Это политик до мозга костей, сам себя создавший. А политик в России должен быть прежде всего абсолютно конъюнктурным человеком.

И когда Немцов так жестко стал бороться с олигархами, в этом тоже была конъюнктура, рассчитанная на безусловную поддержку Ельцина. Своеобразное перетягивание каната, которое надо было делать в тот момент в России.

Немцов понимал, что его назначение — это, возможно, последняя попытка Ельцина противостоять криминализации власти и общества. Но когда стало ясно, что ничего сделать нельзя, вернее, можно сделать — только будет еще хуже, Ельцин сломался окончательно и уже не возникал…

* * *

О том, что происходило с российским человеком, впервые в жизни попавшим за границу, можно судить по истории, которую рассказал мой близкий друг.

В свое время мой хороший приятель Веня — назовем его так! — организовал поездку Ельцина в Америку по приглашению Рокфеллеровского фонда.

Ельцин тогда впервые в жизни выехал дальше Московской области — и сразу в США! В 1992 году он был в блестящей физической форме: этакий пышущий здоровьем спортсмен и неуемный, безостановочный пьяница.

Веня рассказывал, что как только они сели в самолет, подошла девушка с тележкой, и Ельцин сразу начал пить.

Тут уместно вспомнить один анекдот: " Русский впервые отправляется за границу. Садится в самолет компании «Бритиш Эйруэйз». Появляется стюардесса с тележкой и говорит: «Виски, джин, коньяк, водка, сэр?» Он поднимает на нее глаза и отвечает: «Нет бабок!» Она: «Эскьюз ми, виски, коньяк, шампань?» Он: «Я сказал, нет бабок!» Стюардесса немного говорит по‑ русски, но не понимает, в чем дело, и бежит в кабину к пилоту: «Я не знаю, чего хочет русский, но зафиксировала выражение „нет бабок“. Пилот связывается с Россией, находит переводчика в российском аэропорту, и тот объясняет, что такое бабки. Пилот переводит стюардессе и говорит, что надо отвечать. Она снова появляется с тележкой, подходит к русскому пассажиру и говорит: „Виски, коньяк, шампань, сэр“. Он опять: „Нет бабок! “ И тогда стюардесса ему отвечает: „Так на халяву, сэр! “»

И вот Ельцин на халяву прикончил половину тележки. И это еще только в самолете! Он не сомкнул глаз во время полета и, испытывая потребность общаться с окружением, буквально заколебал всех своими рассуждениями и разговорами!

Когда прилетели в Вашингтон, Ельцин просто лыка не вязал. Его доставили в гостиницу, и он тут же заснул.

Все были просто счастливы.

Ельцин проспал до половины второго ночи, потом проснулся, выпил все, что было в мини‑ баре его номера, и пошел по коридору, барабаня кулаком во все номера, где спали члены делегации.

— Вы что спите! — орал он в коридоре гостиницы. — Мы же в Америке! Разве можно спать в Америке? У кого водка есть?

Ну, естественно, все проснулись и принесли Ельцину все спиртное, которое было. И попойка продолжалась с половины второго до половины восьмого утра.

А утром должен был состояться первый деловой завтрак, на который были приглашены избранные американские бизнесмены с женами — Сорос, один из Рокфеллеров, Чарльз Кох, Уоррен Баффет и др. В общем, очень крутая публика.

И завтрак этот был назначен на восемь тридцать!

Члены нашей делегации, еле живые, приняли душ и кое‑ как привели себя в порядок. Но Ельцин, который выпил в три раза больше всех, не мог ни стоять, ни говорить, он только мычал и был абсолютно белого цвета.

Его одели, вывели под руки, как больного, осторожно усадили за стол. На еду он боялся даже смотреть, его могло стошнить от одного ее вида…

Но за завтраком нужно было еще и общаться! И когда ему задавали какой‑ то вопрос, Ельцина поднимали, держали с двух сторон и отвечали за него:

— Господин Ельцин сказал то‑ то, то‑ то и то‑ то… Господин Ельцин считает, что это очень важно для России. Господин Ельцин благодарит вас за оказанное доверие…

А после завтрака неожиданно сообщили, что президент Буш согласился на короткую встречу с Ельциным в Белом доме. Надо было ехать прямо туда. Оставалось всего полчаса…

Ельцина выволокли наружу, положили на сиденье лимузина, посланного от Буша, кто‑ то из местных сбегал в аптеку и принес ему какие‑ то стимулирующие таблетки.

Пачку с таблетками бросили в машину, закрылась дверь, и лимузин медленно поехал вперед. Веня и остальные следовали за ним, трясясь от страха, что же произойдет дальше!

У Белого дома Бориса Николаевича поджидала огромная толпа журналистов. Они окружили лимузин со всех сторон. И тут произошло чудо. Дверь распахнулась с невероятной силой, и из лимузина выпрыгнул абсолютно свежий и бодрый Ельцин! Он улыбался, кивал, махал рукой и всех приветствовал. Он даже безошибочно определил направление, куда нужно было идти, и быстрым шагом направился к Белому дому. Толпа двинулась за ним, сопровождающие, отсеченные толпой, пытались идти следом. Ельцин вошел в парадную дверь Белого дома, и она тут же за ним закрылась. Больше никого не впустили.

Тридцать минут Ельцин — один, без сопровождающих, не зная ни одного слова по‑ английски и дыша перегаром, — провел с Бушем в Белом доме. О чем они говорили и что там вообще творилось, никто так и не узнает.

Потом Ельцин появился уже вдвоем с Бушем. Оба улыбались, приветствовали толпу руками, фотографировались. Ельцин сел в лимузин, еще раз помахал оттуда рукой Бушу и закрыл окно. А когда через десять минут подъехали к гостинице, он спал на заднем сиденье машины мертвым сном. Пришлось нести его на руках в номер, отсекая любопытных журналистов, щелкавших камерами вслед.

Вечером нужно было лететь в Нью‑ Йорк. В середине дня Ельцин пришел в себя — его отпоили рассолом. Фонд Рокфеллера прислал свой частный самолет, и как только Ельцин в него погрузился, сразу же прикончил мини‑ бар.

Полет длился не более часа, но успели опуститься сумерки. На небольшом частном аэродроме в Нью‑ Йорке у трапа самолета Ельцина опять встречала толпа. Были там, конечно, и журналисты с телекамерами и фотоаппаратами…

Мой друг Веня спускался по трапу первым, а Ельцин шел за ним. Вдруг Ельцин положил руку Вене на плечо и сообщил:

— Я очень хочу ссать.

Веня повернул голову и говорит:

— Борис Николаевич, поднимитесь обратно — туалет в самолете!

— Да на хрен мне еще подниматься! — возмутился Ельцин и вдруг одним махом перепрыгнул через трап в сторону. Обошел самолет и стал справлять нужду прямо на колесо…

Веня прыгнул следом, Коржаков прыгнул, еще кто‑ то. Все встали вокруг Ельцина и попытались прикрыть его грудью от журналистов.

В первый момент никто ничего не понял, и ситуацию спасло то, что было уже достаточно темно. Журналисты пребывали в полной растерянности: только что был Ельцин на трапе, и вдруг его не стало! Исчез прямо на глазах. В темноте они не разглядели, куда он прыгнул…

Но одна молодая журналистка оказалась очень сообразительной. Она забежала за самолет, просунула голову за плечо Вени, увидела писающего Ельцина, сказала «ах!» — и начала безостановочно щелкать затвором фотоаппарата. А потом с огромной скоростью рванула бегом по полю. За ней бросились трое наших парней…

Уже в России, когда отдельные страшные истории про поездку Ельцина в Америку все‑ таки просочились в прессу, их тут же объявили провокацией. Веню вызвали на Лубянку. Положили перед ним те самые фотографии Ельцина, на которых было видно, как он в буквальном смысле подмочил свою репутацию, и сказали:

— Так. Расскажите, что это все означает?!

Надо знать Веню, чтобы представить, как он завертелся на стуле, лихорадочно соображая, как выкрутиться из этой ситуации. Веня, кроме того, человек предприимчивый, конъюнктурный и очень находчивый. Он посмотрел на фотографии, повертел их в руках и говорит:

— Ну, что тут говорить! Понятное дело — это же монтаж!

Ему опять:

— Нет, не монтаж! Не морочьте голову! Вот — это же вы на фотографии!

— Похоже, конечно, но тогда это полная фальсификация!

Ему объясняют:

— Веньямин, это подлинники — садитесь и пишите, как все это происходило!

— Я, конечно, могу написать, — отвечает Веня, — вот и ручка есть, и бумага… Но можно сначала рассказать вам маленькую историю?

— Ладно, — говорят, — рассказывайте!

И Веня рассказал следующее:

— Шел как‑ то человек ночью по лесу. На большой дороге его встречают три бандита. Хватают за грудь и говорят: «Ну‑ ка быстро признавайся, гад, зима сейчас или лето!» Человек поднял на них невинные глаза и сказал: «Если честно, я там не был!» Так вот, ребята, если честно, я там не был!

И Веню отпустили. А эти исторические снимки, наверное, лежат себе сейчас где‑ нибудь в архивах ФСБ…

Подобные истории приходилось наблюдать и мне. Кстати, я уже говорил о том, как нефтяные директора из Сибири дико напивались во всех ресторанах Лондона и благополучно мочились прямо на улице Пикадилли, а я в такие минуты жался к стеночке и сразу вспоминал Ельцина и, простите меня, Лайму Вайкуле с ее песней про Пикадилли… Очевидно, это в духе российского человека. Только не все так открыты в удовлетворении своих потребностей: условности, понимаешь, ну просто достали!