Глава 1. 02.05.1998 – 09.05.1998

Было шесть часов вечера тихого осеннего дня второго мая 1998 года. Уэнделл Уилкинс сидел в не слишком уютном, но модном прозрачном кресле с вечно ерзающими подушками и пытался раскурить сигару, когда посреди его гостиной, на двадцать четвертом этаже жилой башни в престижном районе Мельбурна, прямо на дорогом наборном паркете неизвестно откуда появились двое. Они не упали с потолка (Уэнделл посмотрел наверх - дыры на двадцать пятый этаж не наблюдалось), не влетели в окно - огромное стекло как всегда светилось золотым солнечным закатным светом - его любимое время суток. Сейчас хорошо бы, наконец, раскурить эту чертову сигару, откинуться в кресле и подождать, пока Моника внесет в комнату поднос с вечерним чаем и печеньем. Но вместо Моники на полу его гостиной, марая его кровавыми разводами, расположились мужчина средних лет в бессознательном состоянии и оборванная грязная девчонка с испуганными карими глазищами в пол-лица.

— Прошу Вас, помогите ему. Он потерял много крови. Вы же врачи, помогите!

Раздался звон упавшей посуды — Моника вошла в комнату. Но, в отличие от Уэнделла, столбенеть, раскрыв рот, не стала. Она тут же упала на колени возле странной парочки и потянулась рукой, проверить пульс у мужчины на шее. Потом сдавленно охнула и отдернула руку.

- Уэн, быстро - физраствор и капельницу, - столбняк у хозяина мгновенно прошел. Какая разница, откуда они взялись - сначала вытащим с того света, а потом будем выяснять.

— Девочка, помоги мне его раздеть. И, кстати, кто вы такие и как здесь появились?

- Я вам все расскажу, только попозже, - тонкие чумазые пальчики отложили в сторону коричневую короткую указку и неловко принялись расстегивать пуговицы на странной одежде мужчины, похожей на старинный сюртук.

— Чего вы там возитесь? Режьте одежду и на диван его, я уже капельницу зарядил.

Хозяйка квартиры послушалась совета мужа и, резко дернув за расстегнутый ворот, разорвала сразу и сюртук, и бывшую когда-то белой, а теперь испятнанную ярко-алой просочившейся кровью рубашку. Треск материи, стук пуговиц, прыгающих по паркету. Покатилась еще одна указка, на этот раз черная. Длинный, несуразный плащ, больше похожий на мантию средневекового ученого, длиннополый пиджак и рубашка остались неопрятным, пахнущим свежей кровью комом на сверкающем полу, а Уэнделл и Моника за плечи и ноги быстро перенесли бесчувственное тело на диван.

— Спасибо вам. Я скоро все объясню. Простите.

Моника оглянулась и успела увидеть, как из глаз девочки хлынули слезы. Потом она взмахнула этой своей указкой и исчезла с отчетливым хлопком.

Несколько минут в комнате было слышно только сопение Уэнделла, пытавшегося определить состояние неожиданного пациента, и при этом не сдвинуть руку, от которой тянулся прозрачная трубка к капельнице. Аккуратно стянув с больного ботинки, носки и брюки, он недовольно хмыкнул и швырнул все в кучу на полу.

- По-моему, не жилец. Где у него рана? - мистер Уилкинс так же озадаченно осматривал испещренное старыми шрамами тело своего странного больного.

- Не знаю. Открытой раны нет. Самая свежая рваная рана на шее, но она не могла стать причиной. Она уже затянулась. Я, конечно, не хирург, но кровопотеря налицо. Внутренние кровотечения? Ты включи побыстрее, он сейчас все равно ничего не чувствует, а сердцу будет легче, - миссис Уилкинс вопросительно приподняла бровь.

— Нет, я только что пропальпировал его. Все в порядке.

— Как они здесь появились?

- Просто появились, и все. Ничего не было, потом вдруг хлопок - и посреди гостиной живописная композиция «Спасение раненого с поля боя».

Уэнделл оставил попытки найти что-нибудь новое на теле пациента и вернулся в кресло, вытирая руки ватным тампоном, пропитанным спиртом. Его жена сгребла мокрый ком с пола и, осторожно, на вытянутых руках вынесла его из комнаты. Вернулась она уже с ведром и тряпкой и, старательно оттирая паркет, задумчиво поинтересовалась:

— А почему с поля боя?

- Не знаю. Мне так показалось, - Уэнделл с сожалением отложил так и не раскуренную сигару: - Понимаешь, эта девчонка… Грязная, взлохмаченная, исцарапанная… Кровь на полу. Как-то все так выглядит. Может, в полицию сообщить?

- Что сообщить? - жена оглядела пол и, видимо, удовлетворившись результатом, кивнула. - Что у нас в квартире неизвестно откуда образовался человек без видимых открытых ран, но с большой кровопотерей? Тогда вместо расширения практики, нам придется либо двадцать раз в день рассказывать эту историю полицейским чинам, либо сразу отправиться в психушку. Причем, думается мне, второй вариант предпочтительней.

Она подняла черную указку, закатившуюся под журнальный столик, но тут же выронила ее.

— Надо же, какая холодная.

- Я подниму, - Уэнделл осторожно, через носовой платок взял странную тяжелую палочку и положил на столик, рядом с сигарой. Она была величиной примерно фут, в два раза длиннее сигары, черное полированное дерево матово поблескивало. Удобную, изящно выточенную рукоять так и хотелось обхватить пальцами, но, в то же время, от этой вещи исходило ощущение такой чуждости, враждебности и… опасности? Да, наверное, даже опасности, что он решил не трогать эту штуку. Даст бог, пациент выживет, пусть сам со своими вещами разбирается.

- Я засунула его вещи в машинку, а рубашку придется выкинуть. Такие пятна с хлопка ни одним пятновыводителем не свести, - Моника сменила домашнее платье, от нее пахло свежестью и уютом. - Иди, умойся, ты тоже в крови вымазался. Я подежурю.

Она подошла к дивану, проверила пульс у мужчины, уменьшила скорость капельницы.

— Знаешь, что странно. Мне кажется, они не вместе.

- Кто не вместе? - Уэнделл задержался на пороге.

- Эти двое. Девочка выглядела как настоящая бродяжка - тощая, ободранная, грязная. А у этого одежда, конечно, странная, но сукно очень дорогое. И туфли ручной работы. Явно он не скитался. Руки чистые, ухоженные. А у девочки твои глаза.

- Что? Ты с ума сошла! Мало ли на свете кареглазых людей. Этот вон тоже кареглазый, только оттенок очень темный. Может, он ее отец? По возрасту подходит. А что, девчонка сбежала из дома, он ее нашел, вытащил из какой-нибудь заварушки, и получил по голове.

- На голове ран тоже нет. Только на шее, не меньше, чем недельной давности. Ладно, иди, поужинай без меня, потом сменишь. Не будем мы никуда сообщать, - женщина села в кресло, только что покинутое ее мужем и так же, как он до того, принялась разглядывать указку, недобро поблескивающую в последних лучах солнца.

Уэнделл подошел к креслу и, опустившись на корточки, взял в руки лицо жены.

- Милая, мы вместе уже почти двадцать лет. И за все эти годы мне ни разу не пришло в голову, что в мире может быть кто-то, с кем мне будет так же хорошо, как с тобой. Клянусь, эта девочка не моя дочь. Сколько ей может быть лет? Пятнадцать-шестнадцать?

— Если она бродяжка и питается плохо, то может выглядеть моложе своих лет.

— Ну уж не двадцать точно. А у меня после встречи с тобой другой женщины не было. Не спорю, иногда мы ссорились, я даже хотел уйти от тебя. Но уйти не к другой, а просто в никуда, чтобы не мучить ни тебя, ни себя. А теперь я никуда не уйду. И не отпущу тебя.

Моника наклонилась и обняла сидящего перед ней мужа. Комната быстро погружалась в темноту, южные вечера так коротки. В родной Англии еще долго стояли бы весенние хрустальные сумерки.

Прошла ровно неделя, когда жарким осенним вечером в гостиной с негромким хлопком появилась давешняя девушка. Она остановилась, растерянно глядя на пустой диван.

- Мы перенесли его в гостевую спальню, - Моника появилась в двери беззвучно, и девушка вздрогнула, услышав ее усталый голос. - Пойдем, я провожу тебя.

Теперь девочка уже не выглядела бродяжкой - чистая одежда, чистое лицо и руки, пышные каштановые волосы переливались золотом в лучах заходящего солнца. Но тени под глазами, казалось, стали еще темнее, а губы сжались еще плотнее. И глаза - в них не было света, они казались принадлежащими пожилой женщине, повидавшей на своем веку немало горя. Моника повернулась и повела гостью в гостекую спальню, куда они с мужем перенесли больного.

Войдя в комнату, где кроме кровати, столика с лекарствами и штатива для капельницы, был еще небольшой диван, девушка, ни слова не говоря, кинулась к постели, где, укрытый простыней, лежал раненый. Его лицо совсем заострилось, нос торчал, как топор. Грязные волосы разметались по подушке неопрятными прядями. Черная щетина покрывала шею, подбородок и щеки. У мужчины явно был жар — на впалых щеках горели некрасивые пятна, глазные яблоки под закрытыми веками подергивались, что в сочетании с синюшными тенями под глазами, придавало лицу схожесть с зомби.

- У него сепсис, - тихий голос Моники, звучал грустно и безнадежно. - Мы колем антибиотики, но, похоже, все зря. Почки уже почти не справляются.

Из глаз девочки, молча смотрящей на худое потемневшее лицо, потекли слезы. Она сглотнула и хрипло спросила:

- Но можно же что-то сделать?

— Только в условиях стационара. Подключить искусственную почку, сердце. У него еще и сердце слабое. Похоже, что перед тем, как… попасть к нам, он перенес сильнейший стресс. Так что сейчас организм просто не хочет бороться. Кстати, как получилась, что у него при отсутствии внешних и внутренних повреждений оказалась такая большая кровопотеря, да еще и инфекция проникла в кровь?

- Не весь яд вытек с кровью. А может, у этой чертовой змеи были грязные зубы, - рука девушки осторожно коснулась свалявшихся черных прядей, вытерла капли пота с высокого желтоватого лба.

- У какой змеи?! - в голосе миссис Уилкинс звучало изумление.

- Которая разорвала ему шею. Я срастила рану, но инфекция была уже в крови. А что конкретно нужно сделать, чтобы он выжил? - девушка обернулась и, не отрывая ладони ото лба больного, прямо посмотрела в глаза Моники.

- Я же говорю, гемодиализ… - женщина осознала, что не понимает почти ничего из объяснений странной девушки.

- Нет, не в условиях стационара, - карие глаза молили о положительном ответе, но…

- Тогда каким-нибудь чудом очистить ему кровь.

— Чудом, говорите. Будет чудо.

Девочка поднялась, и, так же, не оборачиваясь к Монике, исчезла.

— Ну, вот. Ни «здравствуйте», ни «до свидания», — женщина поглядела на больного. Странно, но, похоже, его бред сменился хоть и тревожным, но все же сном.

Снова девушка появилась спустя часа полтора, уже стемнело, и в духоте спальни явственней ощущались запахи лекарств и болезни. Молча она стала выгружать на прикроватный столик какие-то склянки подозрительного вида. Уэнделл вошел, включил свет.

- Здравствуйте, мисс. Меня зовут Уэнделл Уилкинс, мою жену - Моника. А вас?

- Здравствуйте. Я… скоро все расскажу. Принесите, пожалуйста, шприц. В капельнице ничего нет, кроме физраствора? - Странная девушка старательно прятала глаза от хозяина дома.

— Сейчас ничего. Обычно мы добавляем антибиотики и лекарства, поддерживающие сердце и почки, но сейчас как раз ничего.

— Вот и хорошо. Двадцатикубовый, пожалуйста.

— Ну, дома у нас такого нет, на десять миллилитров только.

- Ладно, - она, так же, не поднимая головы, взяла протянутый шприц и набрала в него какой-то зеленой жидкости из одной из своих посудин.

- Стойте! - Уэнделл рванулся к ней, но девушка ловко и быстро проколола резиновую крышку бутылочки и жуткая жидкость смешалась с физраствором.

- Вы же убьете его! - Все существо врача восставало против таких действий, но было уже поздно.

— Не убью. По крайней мере, не быстрее, чем это сделает сепсис.

Девушка вернулась к столику и повторила всю процедуру. Уэнделл не мешал ей. Страшная зеленая субстанция уже вливалась в вену его пациента.

— Ну, а теперь, может, все же представитесь, милая девушка, и расскажете, чей труп мы с вами скоро будем прятать?

— Не говорите так. А где ваша жена?

- Скоро придет. Ну, я жду ответа, - в голосе Уэнделла звучала горечь.

- Давайте, я сразу вам обоим расскажу, чтобы не повторяться, - девочка не отводила глаз от лежащего на диване тела.

В молчании время тянулось медленно. Нелепая гостья в оцепенении сидела в уголке дивана. Уэнделл попытался еще что-то спросить, но она только отрицательно качала головой. В состоянии пациента тоже видимых изменений не наблюдалось. Наконец, хлопнула входная дверь, и вскоре в комнату вошла Моника.

Девушка вздохнула, подняла голову и впервые за сегодняшний вечер встретилась взглядом с каждым из них. Что было в ее глазах? Страх, смешанный с чувством вины? Утрата? Что-то очень горькое, поскольку ни у Моники, ни у Уэнделла не повернулся язык упрекнуть ее за странное появление, за умирающего мужчину, которого она свалила буквально им на голову, за молчание и отказ давать какие-то объяснения. Она встала, поздоровалась с Моникой и предложила ей сесть на только что освобожденное ею место, рядом с мужем. А потом вдруг свет померк для супругов Уилкинс.

Глава 2. 09.05.1998 – 13.05.1998

Когда Питер Грейнджер открыл глаза, перед ним стояла его дочь. Но, боже мой, как она исхудала, а эти тени под глазами… И такого затравленного взгляда он у нее никогда не видел.

- Солнышко, девочка моя, что с тобой? - его жена, Джейн, вскочила с дивана, где они вдвоем сидели, и обнимала, гладила Гермиону, а та склонила голову ей на плечо и горько разрыдалась.

— Мама, папа, я так виновата перед вами…

- Ну-ну, не плачь, маленькая, - мистер Грейнджер встал и тоже обнял самых дорогих своих девочек.

Когда спустя час его дочь вернулась в гостиную из ванной, куда она в пятый раз бегала умываться, Питер Грейнжер не выдержал.

- Дженни, перестань изводить дочь. Гермиона поступила совершенно правильно. Уж если у нас есть специальные препараты для развязывания языков, то у них-то, магов, тем более. И даже если бы мы ничего важного им не сказали, все равно мы с тобой идеальные заложники. Ты хотела бы поставить дочь перед выбором - наши жизни или жизни ее друзей?

- Нет… Нет, конечно. Просто, можно было бы все объяснить… Мы бы сами уехали, спрятались, - Джейн судорожно сцепила пальцы рук в замок.

- Милая, нет никакой гарантии, что мы бы не попались на какой-нибудь ерунде. А так все чисто. Мы не могли предать тех, кого не знали. Только вот практика в Лондоне… я, все же, хотел бы вернуться домой, - Питер посмотрел на свою дочь, и во взгляде его промелькнуло что-то такое, от чего Гермиона опять всхлипнула.

— Вернешься, папочка. Вот вытащим Северуса с того света, и вернемся.

- Северуса? - миссис Грейнджер подозрительно посмотрела на Гермиону.

— Ох, ну, да. Его зовут Северус Снейп, он преподавал у нас сначала зельеваренье, а потом ЗОТИ. Знаете, мы все думали, что он предатель, а он оказался настоящим героем.

— Это у вас в Хогвартсе так принято, называть профессоров по имени?

- Нет, мама. Я… оговорилась, - теперь пришел черед младшей Грейнджер нервно сжимать пальцы.

- Ладно, пойду посмотрю, как там твой профессор, - Джейн поднялась со стула.

- Я с тобой, - тут же подхватилась Гермиона.

И все трое вернулись в гостевую спальню, где уже без капельницы, лежал больной. Наверное, чудеса все же существуют. Жар явно спал, и дыхание, хоть и было затрудненным, но уже не таким тяжелым.

— Я посижу здесь до утра, мама.

- Тебе-то зачем сидеть? У нас с папой давно все распланировано. Сейчас я дежурю, а после полуночи - папа. Потом, с семи часов опять я, - мать нежно обняла девушку за плечи, пытаясь развернуть ее к двери.

— Нет, мамочка. Может снова потребоваться влить зелье. Я тогда разбужу тебя или папу, чтобы вы помогли мне, хорошо?

- Ладно, - с этим аргументом врач, хоть и стоматолог, спорить не могла. В конце концов, это пациент ее дочери. Так что ей, похоже, придется и контролировать его лечение.- Откуда столько баночек?

- Его лабораторию ограбила, - Гермиона кивнула на безучастного профессора. - Вернее, дограбила. Есть у нас один профессор. Тоже зелья ведет. Так он в тот же день, как стало известно о смерти профессора Снейпа, тут же утащил из его кабинета все самые ценные ингредиенты. А я, когда узнала об этом, тоже туда залезла и спрятала его библиотеку, и все готовые зелья и ингредиенты, что остались. Немного, правда, там осталось.

— Смерти?

— Ну, да. О том, что я украла его с поля боя, знают только Рон и Гарри. А они обещали никому не говорить.

- Но почему, если ты говоришь, что он герой? - надежда избавиться от очень серьезного осложнения в их жизни и зажить спокойно втроем, покинула миссис Грейнджер.

— То, что он герой, надо еще доказать. Сейчас Гарри бьется с Визенгамотом за право хотя бы представить на суд доказательства его невиновности. И, похоже, дело затянется надолго.

— А кто такой этот Визенгамот?

- Это не человек, это магический суд. Там сейчас начались процессы над последователями Волдеморта. И они все, как один, называют Снейпа его правой рукой и главным убийцей. Еще бы, свои-то шкуры жалко, а мертвые все стерпят, - Гермиона досадливо вздохнула, и потерла лоб. - Пока ни одно убийство, которое ему инкриминируют, не подтвердилось, но настроения в обществе все равно далеко не в его пользу. Придется спрятать профессора минимум месяца на три, а то и больше. Тюрьму он сейчас не переживет.

Еле слышно гудел кондиционер, тяжело дышал больной на кровати. В полутемной комнате, прижавшись друг к другу, сидели трое самых близких людей, из которых двое ничего не могли сделать для своей так рано повзрослевшей дочери. В теплом воздухе австралийской осени холодным призраком стояла война. А исхудавшая девочка вполголоса, глядя прямо перед собой в темноту комнаты, перечисляла имена.

— Помните, я говорила, у нас был замечательный преподаватель ЗОТИ, Ремус Люпин? Он погиб вместе с женой, остался двухмесячный сын. И один из близнецов Уизли, Фред, погиб. Его убило камнем, когда «упиванцы» взорвали стену замка. А помните этого смешного мальчишку с фотоаппаратом, он еще вас снял, а потом с совой фотографию прислал. Соседи тогда грозились полицию вызвать, если мы будем прикармливать «этих грязных тварей, которые пачкают балконы" … Тоже погиб.

В эту ночь никто из семьи Грейнджер так и не сомкнул глаз. Дважды кололи больному в вену жуткую зеленую дрянь, один раз что-то грязно-лиловое с неприятным запахом. Когда совсем рассвело, Джейн Грейнджер подозвала мужа к постели больного:

— Готовь инструменты, Пит. Наша девочка действительно совершила чудо.

На тощей шее профессора, прямо посреди рваного шрама наливался огромный нарыв, заполненный желтым гноем. Все было готово через двадцать минут, и в спальне на двадцать четвертом этаже жилой башни Мельбурна трое человек, стоя на коленях, провели операцию. Нарыв был вскрыт, гной вычищен, но…

- Знаешь, девочка моя. Похоже, твой профессор никогда уже не сможет преподавать. Во-первых, скорее всего, жестоко пострадали голосовые связки и, если он сможет разговаривать, то только шепотом. Потом, смотри, видишь асимметрию лица? - Питер показал на опущенный правый уголок рта больного. - Задет лицевой нерв. Если бы ты вернулась раньше хотя бы на три дня, твои зелья позволили бы остановить заражение, но теперь…

— Пап, я не могла. Нас с Роном и Гарри постоянно тягали на заседания Визенгамота. Я вырвалась только потому, что изобразила обморок прямо в зале суда, и мадам Помфри потребовала, чтобы меня оставили в покое, хотя бы на неделю.

- Только изобразила? - отец внимательно оглядел свою исхудавшую и безмерно усталую дочь.

- Да, я умею хорошо притворяться, - в карих глазах сияла совершенная искренность. Ну-ну.

— Ладно. Смотри дальше. Вот, видишь, какой пришлось делать разрез к плечу? Боюсь, что и плечевой нерв тоже задет. Правая рука уже никогда не будет двигаться так, как прежде.

— Главное, что он будет жить. У магов очень сильная регенерация. Чуть меньше года назад Джордж Уизли потерял ухо, а сейчас у него уже почти отросло новое.

- Ну, если регенерация. Ты, все же, подавай ему какие-нибудь свои средства для поддержания сердца и почек, - Питер поморщился и почесал нос. - Да, еще у него печень не в порядке, но это хроническое, может и подождать. И еще кроветворное обязательно надо. Есть у вас такое?

— Есть, конечно, папочка. А тебе на работу не надо?

- Уже опаздываю, - мистер Грейнджер поднялся и потер ноющие колени. - Дженни, я кофе в офисе выпью, а вы, девочки, ложитесь спать. У вас была тяжелая ночь. Как все же здорово, что в этот раз я память не потерял. Похоже, прятаться лучше всего здесь, под прежними именами супругов Уилкинс.

Рану пришлось прочищать еще два раза. Профессор пришел в себя через три дня, ночью. Первое, что он почувствовал - касание влажной ткани, которой осторожно протирали его грудь и живот. Второе - слабый аромат зеленых яблок, терпкий и свежий, мучительно отдавшийся в груди нелепым желанием вдохнуть поглубже и не выдыхать. Третье - сильную боль справа, когда он так и сделал, распространившуюся от угла рта почти до локтя правой руки. Он приоткрыл глаза, но смог разобрать только слабый свет, в котором двигался темный силуэт. Попытка поднять руку успехом не увенчалась, только сознание снова скользнуло в черноту без мыслей, а главное, без боли.

Второй раз, придя в себя уже ярким солнечным днем, Снейп ощутил сильное желание облегчить мочевой пузырь, но попытка шевельнуть рукой или повернуть голову не увенчалась успехом. Над головой белел потолок. Правая рука жутко болела, как и шея. Послышались приглушенные шаги, и смутно знакомый высокий женский голос произнес:

— О, вы очнулись. Слышите меня?

Снейп хотел ответить утвердительно, но из открытого рта не вылетело ни звука. Над ним склонилось девичье лицо. Где-то он уже видел эти широко распахнутые светло-карие глаза, высокий лоб, тонкий нос, розовые губы, готовые сложиться в улыбку. Каштановые волосы заплетены в тугую косу, но несколько прядей выбились и окружают бледное личико светящимся в лучах яркого солнца ореолом.

— Если слышите, моргните один раз.

Снейп старательно закрыл и открыл глаза.

— Хотите пить?

Как же просигнализировать, что сейчас лопнет мочевой пузырь? Он только смотрел в лицо девушки, стараясь ни в коем случае не закрыть глаза.

— Может, судно? Папа говорил, что почки должны начать работать самостоятельно…

Да, да и еще раз да. Тут не до гордости, когда сил терпеть уже нет. Ловкие руки поднимают ноги в коленях, голых ягодиц касается теплый пластик. Одна ручка тут же ложится на готовый взорваться член, деликатно направляя струю в утку. Долго, как же долго он мочится. Стыд-то какой. Девчонка совсем молоденькая, лет шестнадцать, не больше. Покраснела вся, но руку не убирает. Кто же таких юных в медсестры берет? Хотя нет, похоже, он не в больнице. Слава Мерлину, наконец-то, все. Девчонка осторожно вытащила почти полное судно. По комнате разлился отвратительный запах мочи. Она, пытаясь отвернуть лицо и от него, и от судна одновременно, салфеткой промокнула ему пенис, а потом осторожно встала и пролевитировала судно из комнаты. Что пролевитировала, а не несла руками, Снейп сумел-таки углядеть, изо всех сил скашивая глаза. Ноги так и остались согнутыми в коленях и, чтобы проверить, не парализовало ли его в самом деле, он попробовал их опустить. Получилось сразу, но усилие, затраченное на борьбу с собственным телом, сильно утомило, и профессор провалился в сон.

Глава 3. 13.05.1998 – 16.05.1998

Волдеморт пытал младшего Малфоя. С наслаждением, с глазами, горящими красными сполохами, с ниткой слюны, протянувшейся из уголка приоткрытого рта. Раз за разом он резко проворачивал палочку, и из безгубой щели вылетало «круцио». Драко корчился на паркетном полу перед высоким креслом, в котором боком, напряженно восседал Волдеморт. После очередного «круциатуса» мальчишку вырвало кровью прямо под ноги Риддлу. Но, ведь этого на самом деле не было? Помнится, красноглазый маньяк только два раза произнес заклятье непереносимой боли, сопровождая процесс лекцией о подчинении и правильном выполнении приказов. И то, после выяснилось, что у Драко от мышечных спазмов треснули два ребра. После десятого «круциатуса» разум может безнадежно повредиться. Надо как-то отвлечь его внимание.

— Мой Лорд…

— Я слушаю тебя, мой верный слуга.

— Я думаю, мальчишке хватит уже…

— Ах, ты думаешь… Придется отучить тебя от этой вредной привычки. «Круцио»!

Палочка уставилась прямо ему в горло, и шея взорвалась нестерпимой болью. Перед глазами колыхалась красная пелена, в голове долбились не меньше дюжины очень энергичных дятлов. Потом половина из них куда-то улетела, и стали слышны слова, журчащие как вода, прохладой проливающиеся в пылающий мозг:

- Тише, тише. Все уже кончилось, я здесь, с Вами. Теперь все будет хорошо. Давайте, я смажу рану этой мазью, она охлаждает и обезболивает, - тихий голос убаюкивает, успокаивает неистовое биенье сердца. Еле уловимый аромат зеленых яблок прогоняет прочь шипящий голос Риддла.

«Лили? Но ведь она умерла? А, все просто. Я тоже умер. Как хорошо, прохладно. Тонкие пальцы так нежно касаются шеи и плеча, за ними тянется ментоловый холодок. Стоп, здесь что-то не то. В раю не должно быть боли. А в аду не должно быть Лили…»

— Вот и все. Теперь выпьем зелье сна без сновидений, и будем спать и набираться сил.

«Бред. Точно бред. И голос чуть выше, чем был у Лили».

Он точно помнит ее голос, как и каждую черточку ее лица, каждый жест и поворот головы. Снейп все свои воспоминания о ней перелил в думосброс и, когда становилось совсем невмоготу, пересматривал их одно за другим. А в последний год слишком часто становилось так хреново, что только они и давали сил держаться, вертеться, как уж на сковородке, чтобы и дети не пострадали, и Риддл со своими прихвостнями ни о чем не догадался.

В очередной раз его разбудило чувство голода. Внутренности, казалось, завязались узлом, и он бы застонал, если бы был один. Но как только его веки дрогнули, над ним сразу же склонилась… Быть того не может — это же гриффиндорская выскочка Гермиона Грейнджер! Он закрыл глаза, надеясь, что сон просто опять перешел в кошмар и, стоит проснуться, он окажется, в больнице, в Азкабане, у черта на рогах, где не будет никаких детей, а особенно этой. Мечте не суждено было сбыться, потому, что в сознание тут же ворвался звонкий, слишком звонкий для его ушей голос.

— Не притворяйтесь, я видела, вы проснулись. Есть хотите?

Пришлось открыть глаза и тут же моргнуть «да». Кажется, так они договаривались в прошлый раз, если этот раз был, а не приснился.

— Ну, вот и хорошо. Сейчас будем есть суп.

Изголовье постели приподнялось над кроватью, повинуясь движению палочки, и Снейп очутился в полусидячем положении. В рот ему тут же ткнулась ложка с чем-то пахнущим умопомрачительно для человека, не принимавшего ничего, кроме зелий, уже десять дней. Но как только теплая густая жидкость опустилась в желудок, его скрутило в спазме боли. Пережидая ее, Снейп сжал зубы, чем вызвал возмущенную тираду из уст нетерпеливой девчонки.

«Да не капризничаю я, сейчас спазм пройдет, и снова буду есть. Не тыкай ты ложкой, идиотка, и не угрожай своей палочкой. Под»империусом«она меня будет кормить. Воистину, когда природа создавала гриффиндорцев, она заменила им часть ума излишком энергии».

Скоро процесс кормления продолжился, теперь уже боль не терзала желудок, но все это отняло слишком много сил, и профессор так и уснул в полусидячем положении.

Нагайна скользила по полу. Огромный удав-мутант, толщиной с его ногу, покрытый матовой черной чешуей в бурых и зеленых разводах. Ей было слишком много лет для простой змеи. Животное-фамилиар Тома Риддла. Он вывел ее искусственно, скрестив анаконду с болотной гадюкой. Прятал змееныша в «Боргине и Берке», потому, что не мог надолго оставить одну - изуродованное создание постоянно хотело жрать. Причем, пищей ему служили подчас самые странные вещи. То насекомые, а то старинные манускрипты. Черненое серебро, заговоренные булыжники. Конфеты, жабы, части тел казненных или убитых грабителями магглов. Со временем, когда тварь достаточно выросла и вполне сформировалась, пищи ей нужно было уже меньше. К октябрю 1981 года она могла уже не есть месяцами, как любой нормальный удав. И все же, ей почти каждую неделю нужна была смерть. Хотя бы крысу задушить - и выпить ее агонию. Ментальная зависимость, как у наркомана.

В тот день, 31 октября, Нагайна обвилась вокруг трясущегося от страха тела Хвоста и аппарировала в Албанию прицепом. Потом их пути с хозяином то сходились, то расходились, но она всегда находила Риддла. Путешествуя в трюмах кораблей, пересекая на собственном брюхе поля и автострады. И ведь ни один грузовик гадину не переехал! Они нашли друг друга незадолго до его «воскрешения». Теперь Нагайна всегда с хозяином. В Малфой-Меноре даже эльфы в истерике, не то, что господа. Хотя, надо признать, что крыс она вывела получше любого кота.

И вот теперь скользила по гладкому мраморному полу Большого приемного зала Малфоевского особняка. Очень целенаправленно скользила, прямо к нему. А он застыл в оцепенении. Толстенная холодная змея обвилась вокруг коленей, вот уже скользит по бедрам, ложится мертвящей тяжестью на поясницу. Красноглазый маньяк хохочет, он ни разу не слышал, чтобы Риддл так смеялся, взвизгивая и хлопая себя руками по худым коленкам, торчащим, как две сломанные под прямым углом палки. Змея сдавила холодным обручем грудь. Какая она тяжелая. И ледяная. Ее узкая голова качается напротив лица, тонкий раздвоенный язык лишь чуть-чуть не касается кончика его носа. Самое непонятное во всем этом - почему он стоит абсолютно голым? Ведь здесь так холодно - он видит пар, все реже и реже вырывающийся из его рта. Змея сдавливает грудь, не дает дышать. Сквозь визгливый хохот доносится «Убей!», и зубы Нагайны вонзаются ему в шею, яд разливается по жилам, а змея отводит голову и вонзает зубы снова. Почему жидкость, текущая по его подбородку такая ледяная? Ах, да, он ведь уже умер, а у трупа кровь холодная…

- Тшшш. Не надо так сильно мотать головой, я Вас не удержу, - опять этот тихий голос. Он прогнал Нагайну, теперь отстраняет боль. - Ох, ну успокойтесь же. Вот так. Все кончилось. Это был только дурной сон и температура. Сейчас выпьем зелье, смажем Вам шею, и все будет хорошо…

Голос ускользает, теряется в дымке полусна-полубреда. Ноздри улавливают терпкий тонкий аромат зеленых яблок. Опять Лили? Как же хорошо. Только не уходи, побудь еще здесь, продолжай гладить по лицу, по волосам маленькой теплой ладошкой…

Его будили несколько раз, было светло, потом темно, потом зажгли электрический, режущий глаза свет. Давали пить какие-то зелья, но в полусонном состоянии он не мог определить на вкус, чем его поили. Кололи какое-то лекарство в вену. Скорее всего, маггловское. У волшебников не принято внутривенное вмешательство. Потом опять эта несносная Грейнджер кормила его с ложки, непрерывно что-то треща. При этом она постоянно вытирала ему салфеткой правый уголок рта. Из того, что он не чувствовал прикосновений салфетки, профессор заключил, что у него парализована правая часть лица, и, скорее всего, из уголка рта течет слюна. Брр, мерзость какая.

А потом снова повторился позор с уткой. И опять эта наглая девчонка прикасалась к его члену, правда, старательно отворачивая лицо. Но руки ее при этом не дрожали, да и голос не менялся. Такое чувство, что она по десять раз на дню ставит пациентам судно. После этого чертова выскочка имела наглость стянуть с него простыню и протерла влажной тканью его обнаженное тело. И опять что-то болтала совершенно спокойным голосом. Правда, надо признать, ее болтовня воспринималась как успокоительный заговор, которые так любила практиковать мадам Помфри.

Самое печальное заключалось в том, что сколько профессор ни пытался ворчать, протестовать, да просто наорать на бессовестную девчонку, из его рта не вырывалось ни звука. Попытка проникнуть в мозг Грейнджер не привела к успеху. Обычно для того, чтобы что-то внушить магглу, даже палочку применять не обязательно. Особенно такому сильному легилименту, каким был профессор Снейп. Рассчитывая на то, что мозг магглорожденной волшебницы не защищен, как и у прочих простых людей, он ринулся туда со всей силой ярости, стыда и злости на свое бессилие. Откат был страшен. Хорошо, что сознание сразу покинуло профессора, но, даже придя в себя, он чувствовал сильную головную боль, которую лишь слегка приглушало болеутоляющее зелье.

- Не стоило этого делать, профессор, - странно, на этот раз голос уже не звенит в ушах, не отдается молотками в висках. Может, потому, что в нем звучит странная усталость, не свойственная энергичной заучке, которая изводила его своей вытянутой рукой в течение шести лет. - Гарри не зря учился у Вас окклюменции. Кое-что он сумел почерпнуть из Ваших уроков, а я вытянула из него эти сведения. Вам ко мне в мозг не проникнуть. И палочку я Вам верну не раньше, чем удостоверюсь, что вы не причините себе вреда.

«Интересно, а про вред, который я могу причинить тебе, ты подумала? Я все же Упивающийся Смертью. Я, знаешь ли, опасен».

Но этот вопрос профессор задать не сумел просто физически, а гриффиндорская всезнайка опять принялась его кормить, вытирая рот и подбородок. Унизительно. К запаху супа примешивается еле уловимый аромат зеленых яблок. Бред, все бред. Откуда зеленые яблоки — Лили же здесь нет.

Низкий грудной смех, такой сексуальный, если не знать, кому он принадлежит. Бешеная Белла, Беллатрикс Лестранж. В молодости она была сказочно красива. До Азкабана. Да и сейчас, когда эта женщина смотрит на Волдеморта, она почти прекрасна. Но стоит ей отвести от Риддла огромные карие глаза - в них уже плещется безумие, а аристократические черты лица искажаются нечеловеческой злобой. Двенадцать лет общения с дементорами даже для ее кузена не прошли даром, хотя он почти все их провел, виляя хвостом. Бедной женщине повезло еще меньше. Рудольфус проболтался как-то, что она и до Азкабана любила жесткие игры в постели. А сейчас он старается поменьше находиться рядом со своей женой. О, Белла любит боль. Она ею бредит. Любит сама терпеть боль, а уж доставлять ее другим - просто обожает. Банальный «круцио» для нее — лишь разминка. А потом она достает свой маленький серебряный кинжал. Белла любит ощущать боль кончиками пальцев, вдыхать ее аромат тонким носом с чувственно подрагивающими ноздрями, любит скользить пухлыми губами за ножом, слизывая кровь. Беллатрикс не вампир, кровь она потом сплевывает. Это очень неэстетично. А ей плевать. Такой ошибки, как с Лонгботтомами она больше ни разу не допустила. Какой смысл пытать, если жертва потеряла разум и не может ощущать в полной мере страдания, а главное страх от предвкушения новой боли.

- Ну что, мой дружок? Теперь тебя некому защитить от меня? - Низкий голос так сексуально подрагивает, что его губы сами складываются в усмешку. Только усмешка эта горькая. Он слишком хорошо знает, что будет дальше.

- Твои хозяева оба сыграли в ящик, и теперь ты мой! - Беллатрикс выдохнула последнее слова ему в ухо, обжигая его своим дыханием, провела руками по его рукам от ладоней до плеч, нежно коснулась пальцами шеи. Почему-то он опять стоял обнаженным и не мог пошевелиться, а высокая черноволосая женщина прижалась к его спине и ягодицам, слегка царапая лопатки кружевом корсета.

- Поиграем, сладенький? - жаркий шепот, пухлые губы прихватывают мочку уха.

Холодное жало ножа проводит дорожку справа по нижней челюсти, по шее, по плечу. Следом за ним сразу идет боль, она захватывает, разрывается в голове горячей вспышкой. Сексуальный смех переходит в дикий хохот и обрывается в бездне беспамятства.

Снейп очередной раз открыл глаза и с облегчением увидел, что у его постели не маячит это шумное кареглазое недоразумение. Женщина, которая держала его запястье, считая пульс, была примерно его ровесницей, с такими же легкими пышными каштановыми волосами, тонким изящным носом и круглым мягким подбородком, как у Грейнджер.

«Это ее мать. Она же маггла. Надо попробовать легилименцию на ней. Только бы взгляд поймать».

В этот момент миссис Грейнджер подняла голову, и ее серые глаза встретились с двумя черными бездонными колодцами. На нее пахнуло таким холодом, что руки мгновенно заледенели и задрожали. Но разорвать контакт она уже не могла. Черная пропасть затягивала, и женщина ощутила, что стремительно погружается в этот космос, лишенный звезд. Сначала на нее обрушилась огромная, невозможная тишина, а потом в мозгу зазвучали громкие отчетливые слова. Они падали, как тяжелые ртутные капли, ощутимо давя и даже причиняя боль:

«Уберите от меня Вашу дочь».

Пауза. И снова:

«Уберите от меня Вашу дочь. Немедленно».

Колдун закрыл свои жуткие глаза, его пульс под рукой стал очень быстрым, а на высоком желтоватом лбу выступили капельки пота.

Вопреки ожиданиям Снейпа, миссис Грейнджер не стала паниковать и с криком убегать из спальни. Она молча взяла салфетку, промокнула лоб профессора, а потом откинула простыню и мягкими плавными движениями начала массировать ему область сердца.

- Я не могу этого сделать, профессор. Дочь поставила нам с мужем ультиматум: она берет на себя основной уход за вами, а мы только помогаем ей, - у миссис Грейнджер оказался приятный, немного усталый голос. - В противном случае она просто возьмет вас и исчезнет в неизвестном направлении. Мы не можем потерять ее снова.

Черная бровь профессора взлетела в немом вопросе: «Снова?»

— Год назад она стерла нам с мужем память, взамен внушила целый комплекс логичных взаимосвязанных ложных воспоминаний и отправила сюда, в Австралию. Лишь появившись здесь неделю назад, она снова вернула наши истинные личности. Это… было тяжело.

«Шляпу — в утиль. Так манипулировать людьми могут только слизеринцы. Эх, попадись она в свое время ко мне, я бы сумел обломать эту дерзкую выскочку. Хотя, она же магглорожденная. Жаль».

- Я вас прошу, профессор, не отнимайте у нас нашу девочку. Не упрямьтесь, - серые глаза опять бесстрашно встречаются с черными. Эта бы уж точно попала в Гриффиндор - неужели совсем не боится жуткого темного мага, который может запросто залезть ей в голову?

— Вы не единственный ее пациент. Она сейчас в Хогвартсе. Там очень много раненых, и она с учителями и несколькими учениками ухаживает за ними. А мальчики разбирают развалины. До сих пор находят трупы.

«Мерлин, что же там было? Неужели замок разрушен? И кто погиб? Проклятая немота!»

- Попробуйте сжать пальцы левой руки. Так. Еще раз. Уже лучше. А теперь потренируйтесь сами. Левая сторона у вас не задета. Это просто слабость. Хорошее питание, уход и постоянные тренировки - и вы сможете разговаривать письменно. Как вам такая перспектива? - на тонких, как у Гермионы розовых губах, мелькнула слабая улыбка.

«Великолепно! Вот тогда-то ваша дочь и узнает все, что я о ней передумал за все эти дни. Не бойтесь, вы ее не потеряете. Она сама отправит меня в Хогвартс, в Мунго, в Азкабан, да куда угодно, лишь бы быть подальше от меня».

Глава 4. 16.05.1998 – 01.06.1998

Вечером снова появилась Грейнджер-младшая. Теперь она массировала его безучастное тело, кормила, подставляла и выносила судно, протирала влажной тряпкой с отчетливым запахом трав. Так, крапива, череда, что еще? Кажется, вербена. И опять зеленые яблоки. Она их в воду, что ли, добавила? Поймав его вопросительный взгляд, наконец, спросила:

— Вы хотите знать, чем закончилась битва?

Снейп кивнул, теперь у него в лексиконе было уже два слова: вниз-вверх - «да», влево-вправо - «нет».

- Мы победили. Волдеморт мертв окончательно и бесповоротно. Гарри Поттер жив, но часть души Волдеморта, которая была заключена в его шраме, разрушена. Все хоркруксы уничтожены. Со стороны Упивающихся погибли Беллатрикс, Долохов, Грейбэк, Яксли, Макнейр, Руквуд, - она старательно смотрела в сторону, и хмурилась, припоминая имена погибших врагов.

— Еще многие, но я их не знаю. Очень много народу в Азкабане. Авроры, кажется, перегибают палку. Схватили даже Нарциссу Малфой, хотя та была без палочки, а Гарри во всеуслышание заявил, что она спасла ему жизнь.

«Цисси? Я всегда знал, что ты сильная, хрупкая моя снежная лилия. Слишком нежная для Блэков, слишком стойкая для Малфоев. Если переживу этот кошмар, пошлю тебе корзину цветов в память нашего короткого романа. И в знак признательности за спасение жизни этого Мелкого-Пакостника-у-которого-все-получилось».

— … И Драко Малфоя. У него больше двадцати свидетелей, что в битве он не участвовал ни на чьей стороне. И все равно семнадцатилетнего парня упекли в Азкабан. Хорошо, хоть дементоров там уже нет. Они объявлены опасными магическими существами, и на них открыта охота. Еще ваш ученик погиб, Винсент Крэбб. Сам виноват. Он пытался убить Гарри и Рона. А потом призвал Адское Пламя, в котором сам же и погиб. Мы не могли его вытащить, правда. Не успели. С нашей стороны погибли Ремус Люпин и Нимфадора Тонкс, Фред Уизли, Колин Криви…

Имена все падали и падали, тяжким грузом ложась на сердце. Сколько смертей!

— Еще очень много людей, которых я не знаю. Авроры, жители Хогсмида. Кажется, из учеников больше никто не погиб. По крайней мере, родители больше не приезжают к нам для того, чтобы под завалами искать своих детей.

Салфетка коснулась уголка одного глаза профессора, потом другого. Он плакал? Быть того не может. А вот девчонка не плачет. Сколько же она перенесла, если сейчас ее голос не дрожит, а в пустых темных глазах нет слез.

— Хватит. Хватит об этом. Все уже кончилось. Сейчас мы попробуем сесть, а то так можно все бока отлежать.

Сильные ладошки больно сжимают левое плечо.

— Ну же, помогайте мне. Что Вы лежите, как колода? Обопритесь локтем.

Снейп попытался опереться на оба локтя и свалился от приступа жгучей боли в правой руке.

— Я же сказала: одним локтем. Вам нельзя напрягать правую руку, пока нерв не регенерирует. Ну, что мне с вами делать?

«Заавадить! Мерлин, как больно-то!»

Изголовье постели приподнялось, губ коснулось прохладное стекло стакана.

— Ну же, разожмите зубы. Можете стонать, кричать, все равно у вас нет голоса, никто не услышит. Ну, нечего стесняться, как томная барышня.

«Нет, это я тебя зааважу. Вот только до палочки доберусь. Нахалка!»

— Если вы сейчас выпьете это зелье, я вас поцелую.

«Что?!!»

Челюсть отвисла от удивления, в рот сразу же пролилась вяжущая горечь болеутоляющего.

Изголовье опустилось.

«Ну да, конечно. Все это было только для того, чтобы я рот открыл. Кто же в своем уме будет целовать сальноволосого ублюдка?»

Нежные прохладные губы коснулись вертикальной складки на лбу между бровями, сломанной переносицы (привет от Гремучей ивы), а потом сомкнутых губ. Быстрый влажный язычок провел по верхней губе, затем по нижней.

- Горько, - и, прямо глядя в распахнутые черные глаза, - зелье горькое.

А он лежал, с удивлением вдыхая терпкий свежий запах зеленых яблок. Так пахли ее волосы. Это была не Лили, все это время — не Лили!

И снова потекли дни, похожие один на другой. Только теперь причин уходить в забытье не было. Тело постепенно набирало силу. Утка сменилась унитазом, на который его по-прежнему провожала чертова гриффиндорская непоседа, но теперь она хотя бы ждала за дверью, пока он сделает свои дела. И мокрую тряпку сменила ежедневная ванна с травами, утром с укрепляющими, вечером - успокаивающими. Мыла его тоже эта несносная девчонка, спокойно левитируя его тело в воду и… В общем, эти ручки могли бы не лезть туда, куда им лезть не следует. Для укрепления пальцев профессору дали резиновый мячик. Он старательно упускал его через каждые пол-минуты в течение двух дней. Знаменитое гриффиндорское упрямство было сломлено только на третий день, и ему вернули палочку, чтобы он мог сам призывать мячик.

Дамблдор сидел за своим директорским столом, положив перед собой руки ладонями вверх. Правая по-прежнему была почерневшей и высохшей. Седая борода аккуратно перевязана шнурком с этими дурацкими шариками. На шелковой лиловой мантии ни одной лишней складочки, седые длинные волосы тщательно расчесаны и покоятся на плечах волосок к волоску.

— Ну что ж, мой мальчик. Кажется, ты проиграл. Изучил яд Нагайны, изготовил и принял противоядие, остановил кровь коллагеном, а простого сепсиса не предусмотрел.

- Да, змея, похоже, не очень следила за своими зубами, - Снейп по обыкновению, подпирал стену директорского кабинета, сложив руки на груди.

- Все так же язвителен. Да, это лучше, чем молча ждать свидания с дементором, - Дамблдор светло улыбнулся. Улыбка так резко не вязалась с горькими словами, сказанными совершенно бесстрастным голосом.

- Дементоров больше нет в Азкабане, - чего он хочет на этот раз? Что я еще должен сделать, ведь, вроде бы сделано все. Чего еще можно ждать от полутрупа, какое задание поручить почти парализованному телу?

Почему-то, не смотря на то, что теперь Снейп стоял, он четко осознавал, что на самом деле лежит в австралийской квартире со стенами, выкрашенными в персиковый цвет, заставленной этой глупой стеклянно-металлической мебелью.

- Уж не думаешь ли ты, что для тебя не найдут одного? Ты слишком много знаешь, мой мальчик. Министерство, вернее, некоторые его члены сделают все, чтобы вынести тебе смертный приговор, а главное, привести его в исполнение до того, как ты сможешь раскрыть рот и поделиться сведениями об их тайных делишках с Томом. Волдеморт никогда не смог бы подняться так высоко, если бы не имел поддержки среди власть имущих. А поддержка даром не дается. Тот сейф, где ты держишь кое-какие бумаги, все еще в Тупике Прядильщиков?

Голубые глаза старого мага хитро блеснули из-под очков-половинок. О, Снейп слишком хорошо знал, как изменчивы бывают эти глаза. Каким холодом может веять от этого голубого взгляда. Холодом и смертью. Зельевар сложил руки на груди и спокойно произнес.

— У авроров есть Люциус. Мисс Грейнджер не назвала его в числе погибших, а, значит, он жив. И он тоже из Ближнего Круга. Не сомневаюсь, что у Скользкого Люца есть такие же бумаги, компрометирующие многих из «победителей».

- Да, но на Малфое-старшем не висит обвинение в одном прямом убийстве и двух косвенных, - улыбка прячется в седой бороде, чертиками перепрыгивает из одного голубого глаза в другой. - А значит, он может отсиживаться в Азкабане хоть до возвращения короля Артура. Он не пустит эти бумаги в ход, пока не будет полностью уверен в своей безопасности.

- Что ж, буду ждать свидания и страстного поцелуя, - кривая усмешка привычно касается губ.

- А зачем ждать? - в ладонях Дамблдора вспыхнуло пламя, сразу превратившееся в крупную птицу с ярко-алым оперением.

Феникс резко взмахнул крыльями и ринулся к Снейпу. Его клюв вошел профессору в шею, когти вцепились в плечо, раздирая кожу и мускулы.

Мужчина резко открыл глаза. Сердце колотилось, как бешеное, шрам болел почти невыносимо. На этот раз никто не подошел к нему, наверное, вездесущей гриффиндорки не было поблизости. Это хорошо. На самом деле волшебник не может применить к себе «Аваду Кедавру». Какое-то ограничение стоит на заклятье, а, может, так срабатывает инстинкт самосохранения. Но есть некоторые чары, которые, не являясь опасными, могут привести к смерти. Например, заклятье мгновенной заморозки. Если направить его точно на сердце, то сильный холод разорвет каждую клетку сердца и аорты. Надо только точно прицелиться, а это сложно, когда левая рука еще так слаба. Наконец, кончик палочки упирается в грудь прямо напротив сердца:

«Фро…»

Палочка вывернулась из пальцев и, больно царапнув кожу, улетела к окну. Хлесткий удар ожег левую щеку.

— Гад! Слизеринский ублюдок!

Или левая рука у нее слабее правой, или он просто не почувствовал удара по правой щеке из-за травмы.

- Да я лучше сама тебя задушу! Негодяй! Как ты мог, после того, сколько я с тобой возилась! - Снова ожгло левую щеку, но уже по-другому - соленая капля упала и проложила себе дорожку к шее.

«А ты хочешь, чтобы все твои труды достались дементорам? И прекрати поливать мое лицо слезами — кожу и так саднит от пощечин».

- Не надо так, прошу вас, профессор! Вы должны жить! Вы герой, мы все живы только благодаря вам. Я знаю, как вам больно, но самоубийство - не способ прекратить страдания, - мокрые губы касаются щеки, лба, поочередно целуют глаза.

«Глупая девчонка! Прекрати слюнявить мое лицо! При чем здесь страдания? Мне просто страшно! До судорог, до медвежьей болезни страшно! Первый раз в жизни я могу признаться себе в том, что трушу. Я не хочу, чтобы мою душу высосал дементор! Любая, самая мучительная смерть лучше этого. Но ты ведь не станешь препятствовать»правосудию«, правильная до оскомины заучка-префект. А для»слизеринского ублюдка«правосудие может быть только одним — поцелуй дементора».

Палочку ему так и не вернули. Не помог упускаемый мячик — не хотите заниматься, профессор, лежите, глазейте в потолок. Пришлось смириться, ведь беспалочковая магия ему, в силу общей слабости, не давалась вообще.

Глава 5. 02.06.1998

В первых числах июня семейство Грейнджер решило возвращаться в Лондон. Гермиона аппарировала, бережно держа профессора за талию, прямо в гостиную своего покинутого на год дома. Откуда-то из-под дивана к ней сразу же бросился с громким мявом огромный рыжий кот, подсек ей ноги, и они со Снейпом грохнулись на пыльный ковер. По закону подлости маг оказался снизу, да еще и на правом боку, и благополучно потерял сознание.

Очнулся он снова в спальне. На этот раз обстановка понравилась ему больше — тут хоть мебель была, а не эти глупые стеклянные столики, жесткие неудобные кресла на гнутых металлических ножках.

— Вам тоже не нравится стиль «хай-тек», профессор? Здесь гораздо уютнее, чем в Австалии, правда? А как вам британская погодка? - нет, этот лохматый гриффиндорский вопиллер просто невыносим. Голова ведь раскалывается после падения! А погодка самое то - проливной дождь барабанит по окну. Как же он соскучился по дождю…

Профессор, наконец, отвернулся от окна, и взгляд его упал на его собственный книжный шкаф. Из его собственного кабинета в Хогвартсе! А рядом второй! Корешки книг знакомы до боли, но стоят не в привычном порядке. Лучшее, любимое, то, что годами лелеялось в сердце и доставалось по самым невероятным уголкам Британии и всего мира! Ярость затуманила глаза, в голове взорвалось: «Да как она посмела! Это его личные апартаменты! Его вещи! Как эта мерзкая самоуверенная приставала посмела к ним прикасаться!»

- Профессор, не злитесь, - тихий виноватый голос пытается успокоить пылающий гневом мозг, прохладная рука гладит лоб, поправляет рассыпавшиеся по подушке волосы. Снейп гневно мотнул головой, и рука быстренько убралась.

- Всю Северную башню развалило, - ага, теперь-то наконец, ты принялась оправдываться. Ну-ну, послушаем. Все равно оборвать тебя сейчас возможности нет. Но он ее найдет, непременно найдет, эту чертову возможность!

— В вашем кабинете осталось буквально полторы стены. Подземелья не пострадали, а вот цокольный этаж… Профессор Слагхорн сразу же забрал из ваших шкафов все самое ценное, а книги были завалены камнем и штукатуркой. Он сделал это потому, видимо, что считал вас мертвым. Я забрала остальное, потому, что вы живы. И я знала, что это все вам понадобится. Вот вам блокнот, вот ручка. Не перо, конечно, зато чернила не нужны. Теперь можете сказать мне все, что обо мне думаете.

Снейп с трудом, опираясь на один локоть, сел в кровати, пристроил на коленях блокнот и попытался писать левой рукой. Получалось отвратительно. Во-первых, до сих пор зельевару не было нужды учиться писать левой рукой. Во-вторых, блокнот постоянно ерзал по шелковым пижамным брюкам. А в-третьих, приступ ярости еще не прошел. Хотя…

«Спасибо за библиотеку. Из зелий что-нибудь сохранилось?» — тратить силы на написание ругательств было просто непродуктивно.

- Да, мне пришлось сделать шкафы двойными, комната слишком мала. Вот, смотрите: шкаф с книгами служит дверцей для шкафа с ингредиентами и зельями, - с этими словами спасительница-воровка (Снейп даже в мыслях не мог назвать ее по имени) легко отвела в сторону один из шкафов. С бедным профессором чуть не приключился удар. Там стоял еще один шкаф, в средней части которого был встроен его секретный сейф. Замкнутый, между прочим, на пять сильнейших заклятий. В том числе два очень неприятных. Не смертельных, но болезненных

— Мне пришлось провозиться с ним больше двух дней. От двух заклятий остались только следы.

«Еще бы, я замкнул их на стены замка, а они рухнули», — это Снейп писать не стал.(1)

— Следующие два я сняла в первый же день, а третье… Это было гениально!

Бровь профессора изобразила вопрос, даже блокнот не понадобился.

- Трансфигурировать зелье в металл, сохранив при этом все свойства этого зелья! Ключ из жидкости, твердый, но не ледяной! Я билась над ним двое суток, правда, при этом мне приходилось еще и за больными ухаживать. Но, как вы сами почувствовали, все можно делать на автомате - мыть, кормить, убирать.

«Вы могли погибнуть»

- Нет, не могла. Вы же не стали бы ставить в своем кабинете смертельные ловушки. Ведь это школа, а ученики вечно суются туда, где их никак не ждешь, - и улыбка, да такая, что в комнате заметно посветлело.

«Особенно гриффиндорцы»

- Да, это наше исконное свойство - находить неприятности на свою голову, - ее смех легким колокольчиком вплелся в шелест дождя.

«М-с Г., вы это признали? Мир сошел с ума!»

- Я вообще много чего признала за этот год вне школы… И хочу сказать, что вы были правы, - улыбка угасла. Снейпу даже стало немного жаль - с ней было как-то… уютнее, что ли?

«Прав в чем?»

— В том, что называли меня невыносимой всезнайкой. В том, что не замечали на уроках мою поднятую руку.

«У меня галлюцинации. Чем вы меня напоили?»

- Да нет, все наяву. Просто, когда мы с Гарри и Роном пустились в это свое путешествие за хоркруксами, выяснилось, что я, со своими книжными знаниями, совершенно бесполезна, - теперь она смотрит куда-то в угол комнаты, пальцы нервно комкают уголок его одеяла.

— А мои спутники совсем не умели думать сами и все ждали от меня готовых ответов. Как же, заучка Гренджер переворошит всю библиотеку, но найдет ответ, что за чучело заперто в Тайной комнате, как провести час под водой без акваланга… Рон настолько обнаглел, что даже и не начинал делать домашнюю работу, пока не выцыганит у меня вступление или хотя бы учебники с закладками и подчеркиваньем, где и что списывать. А там, в лесу, когда поняли, что я ничем не могу помочь… Рон ушел, бросил нас. Гарри был как в бреду. Понадобилась очень мощная встряска, чтобы они начали действовать…

«Ну вот, а реветь-то теперь чего? Все ведь уже давно закончилось. Развела тут сырость. Ну уж нет, утешений от меня не дождешься».

«И что же это было?»

- Ваша лань, меч Гриффиндора, Рон нашел нас и спас Гарри. А потом нас поймали егеря Волдеморта, и мы попали в Малфой-Мэнор.

«Мне жаль, что вам, м-с Г., пришлось пережить такое…»

- Вы про Беллатрикс? Зато у меня оказался ее волос, и мы смогли ограбить банк Гринготтс, - опять улыбка, ну надо же, какая резкая смена настроения. Не к добру это.

«Когда я узнал о том, что вы сделали со своими родителями, я решил, что по вам Слизерин плачет. Теперь думаю, что плачет Азкабан».

— Это комплимент? Про Слизерин? Я польщена.

«Ну вот как с ней общаться? То недокормленный ребенок лет семнадцати, то зрелая женщина. И не боится меня ни капли. Хотя, после того, в каком виде она меня наблюдала… и не только наблюдала. Да, и я же просто у нее н-надцатый пациент».

«М-с Г., почему я в вашем доме, а не в больнице? И почему в таком плачевном состоянии?»

— Я прячу Вас.

«Что?» — сразу обе брови вверх. И черный взгляд, в котором столько удивления, сколько Гермиона за все свои шесть лет в Хогвартсе не могла припомнить.

— Это долго объяснять…

«Думаю, время у нас есть. Я, по крайней мере, никуда не спешу».

- Хорошо, - этот вздох он шесть лет слышал перед каждым ответом, разрешение на который она все же умудрялась у него выпросить.

— В общем, после того, как я аппарировала с вами в Австралию, битва вскоре и закончилась. Волдеморт запустил в Гарри «Авадой», Нарцисса спасла его, Невилл убил Нагайну. Потом был еще один бой, уже в Большом зале. Тогда уже из наших никто не погиб. Гарри, оказывается, повторил подвиг своей матери - отдал свою жизнь за нас, и Упивающиеся не могли причинить нам серьезного вреда, - о, Мерлин, это дежа-вю. Опять трещит, как на уроке. Только и разницы, что фразы теперь не из книг. Как бы обратить ее внимание на детали?

- Всех повязали, стали искать вас. Гарри сказал, что Ваше тело лежит в Визжащей хижине, что вы погибли, как герой. Никто, конечно, не поверил, ну, насчет героя. От Визжащей хижины к тому моменту остались только угли. Потом начались суды над Упивающимися. Все это тянется до сих пор. Новым министром магии стал Кингсли Шеклболт, он, по крайней мере, вполне вменяем. Да и Гарри с ним в хороших отношениях. Он все пытается заставить Шеклболта оправдать вас, просмотреть ваши воспоминания, но тот отговаривается нехваткой времени. Мерзко все это. Такое чувство, что все, за что мы боролись - это перераспределение власти и денег, - она совсем не смотрит на него, опять уставилась в свой угол. Интересно, что же там такое, что просто притягивает ее взгляд.

- А состояние… Это я виновата. Я перенесла вас к своим родителям, а сама вернулась в Хогвартс. И целую неделю не могла вырваться, даже ночью. За это время сепсис сделал свое дело. Ваш организм был ослаблен многолетним стрессом, и отказывался бороться за жизнь, - ну, наконец, взглянула на протянутый блокнот.

«Так, а теперь подробнее и по пунктам. 1. Как Нарцисса спасла Поттера?»

- О, это было довольно неожиданно. У нее не было палочки. Зачем она увязалась с Волдемортом - не знаю, но она была там, на поляне, куда Риддл вызвал Гарри. «Авада» выжгла частицу души Волдеморта, которая была в Гарри. Он упал и не двигался. Тогда их хозяин отправил Нарциссу проверить, жив ли тот еще. Она сразу поняла, что Гарри не умер. Спросила про Драко, а мы как раз перед тем, как идти в Визжащую хижину, видели его и помогли избавиться от Упивающихся, которые хотели его убить. Странные все-таки понятия о преданности были у Волдеморта, - девушка пожала плечами, - уничтожить сына и ждать, что мать будет ему верна. В общем, Гарри подтвердил, что Драко жив, и Нарцисса провела обряд «сенауруалам», для него ведь палочки не надо — только горячее желание. Знаете, что это за обряд?

«Да уж, наверное, знаю.»Возьму твою боль«. Только непонятно, откуда этот шаманский обряд знает миссис Малфой. И где она взяла плоть и кровь Поттера, что бы ее съесть, как того требует процедура».

- Она царапнула его, а потом быстренько отошла за круг Упивающихся и облизала ногти. Ей ведь не нужен был длительный эффект - только на три «круциатуса».

«Три»круциатуса«! Бедная Цисси. Впрочем, девчонке, что сейчас сидит на краешке его кровати,»круциатусов«досталось больше. Если бы Бешеная Белла выжила, задушил бы ее собственными руками».

«Дальше. Как ей удалось сохранить в тайне…»

— То, что больно не Гарри, а ей? Она закусила запястье. Просто заткнула себе рот и упала под куст за кругом Упивающихся. Кстати, прокушенное запястье было зафиксировано колдомедиками по настоянию Гарри. Он хочет использовать это для оправдания ее на суде. (2)

«2. Как Лонгботтом убил змею?»

- Вы спрашиваете, потому, что считаете его трусом? Да будет вам известно, что он вообще никого, кроме вас не боялся. Вы для него были страшнее Волдеморта! - и нос задрала, ну надо же, как мы яростно защищаем своих, гриффиндорских! Да не буду я баллы снимать, не кипятись. Тем более, что и не за что.

«Я польщен. И все же?»

— Тои Риддл веселился. Он попытался «перераспределить» Невилла на Слизерин и нахлобучил ему на голову Распределительную Шляпу. А когда тот отказался, поджег Шляпу. Огонь сразу распространился на всего Невилла. Потом Волдеморт послал свою змею убить его, так же, как вас. Но Невилл вынул из Шляпы меч Гриффиндора и отрубил ей голову.

«Он успел вынуть меч. Я — даже палочку не успел».

— Змея была раз в десять дальше от Невилла, чем от вас, у него было время среагировать, пока она летела к нему. Он сильно обгорел. Сейчас уже все хорошо, только шрамы…

«Могу дать рецепт мази, которая рассасывает келоидные рубцы».

— Давайте! Конечно!

В течение следующего часа после написания рецепта профессор был избавлен от общества своей спасительницы. Хотя его так и подмывало проконтролировать процесс приготовления мази, происходивший на маггловской кухне, но спускаться вниз было как-то неудобно. Еще решит, что он жить без ее общества не может.

Дремота только укутала Снейпа своим теплым покрывалом, как над ухом снова раздался звонкий голос:

— У меня получилось! Спасибо вам, профессор!

«Мерлин, она что, решила довершить то, что не доделала Нагайна? Зачем тогда было таскать меня по двум континентам? Лучше бы оставила в Визжащей хижине».

«Я рад. Если сделаете голос потише, буду счастлив».

- Простите, сэр. Можно, я оставлю вас на часик - смотаюсь в Хогвартс, отдам Пэнси мазь.

«Пэнси?»

— Да, Пэнси Паркинсон. Она работает в лазарете. У нас, в ожоговом отделении дежурства так распределены: Парвати Патил, потом Пэнси, за ней я, за мной Джинни Уизли. Мы дежурим сутки, а трое отдыхаем.

С этими словами горластое сияющее недоразумение аппарировало прямо из спальни, оставив бывшего декана Слизерина с открытым ртом.

«Мир и вправду сошел с ума. Паркинсон, умница и красавица, всегда на дух не переносила гриффиндорскую выскочку. И что же могло заставить богатую изнеженную девушку заняться такой грязной работой?» Тут перед глазами профессора опять встала картина, где тонкая девичья фигурка левитирует к двери из комнаты утку, полную вонючей мочи. Были бы голосовые связки — застонал бы. А так пришлось молча скрипеть зубами и вымещать злобу за свой стыд и бессилие на таком же бессловесном резиновом мячике. «Да, и не забыть посоветовать этой чертовой егозе поставить противоаппарационный барьер, если не хочет неожиданных гостей».

_________________

1 Вообще, теперь его письменная речь будет выделять курсивом. А что не курсивом - то всяким Мисс-знаю-все-на-свете и читать не надо.

2 А как еще объяснить такое избирательное действие «круциатуса» на Поттера - тело его подлетало и падало, а боли он не испытывал? Он ведь отдал жизнь не за себя, а за всех своих друзей, учеников и учителей. Распространить выгоду от жертвоприношения на саму жертву - это перебор даже для блондинки. ИМХО.