Глава 9. 22.06.1998 - 18.08.1998

Статья С.Нетопыря вышла в ближайшем номере «Вестника колдомедицины». Гонорар забирала тоже Гермиона, при этом ей пришлось очень долго отбиваться от настойчивых вопросов, не она ли это написала, и если не она, то нет ли у автора еще каких-нибудь перспективных разработок. А они были. Снейп теперь был занят целыми днями, одновременно сочиняя статью в тот же вестник, монографию о свойствах и применении вытяжки из вилочковой железы карельской навьи, и ставя на маггловской кухне необыкновенно «ароматные» опыты. К счастью, проветрить маггловскую кухню, даже без применения магии, гораздо проще, чем подземелья.

В середине июля начался суд над Нарциссой Малфой. И тут всплыло имя преподавательницы маггловедения Черити Барбедж. Нарцисса и Драко Малфои утверждали, что ее убил лично Волдеморт палочкой Люциуса Малфоя, а вот остальные свидетели из Упивающихся Смертью, почему-то, все, как один, называли убийцей Северуса Снейпа. Старший Малфой отмалчивался в Азкабане, требуя взамен на свои показания каких-то послаблений в режиме содержания. И осудили бы Снейпа заочно за это убийство, если бы свидетели так не путались в деталях. То он убил «авадой», то замучил «круциатусом», а то своей фирменной «сектусемпрой». Веритасерум для оправдания мертвого предателя использовать никто даже не подумал. Убил, так убил.

Только Гарри Поттер не сдавался. Он бомбардировал бедного министра магии совами, передавал послания через авроров, которые посменно работали на реставрации Хогвартса в свободное от дежурств время. Показал воспоминания Снейпа МакГонагалл, Флитвику и Хагриду, и они тоже теперь всячески досаждали Шеклболту. В конце концов, было принято решение выделить дело Снейпа в отдельное производство и проводить расследование по нему параллельно с остальными. Воспоминания Упивающихся об убийстве Черити Барбедж были собраны в думосброс, но и там все было так же зыбко. Воспоминания прерывались какими-то дымками, слова были неразборчивы. Только серебристые нити, взятые от Малфоев, были лишены этих недостатков, но в момент убийства Драко смотрел в стол, и не мог видеть, кто ее убил.

Гарри с Джинни теперь часто наведывались к Гермионе. Снейп отсиживался наверху, стуча клавишами, а ребята стеснялись ему мешать. После одного из таких посещений Гермиона поделилась своей досадой на Люциуса Малфоя. Ведь он точно должен был видеть, как Волдеморт его палочкой убивал человека. Почему же он молчит?

«Люциус - игрок. После нападения на Министерство два года назад, он не участвовал ни в одной акции В-а. Аврорам ему нечего предъявить, вот он и начал с ними играть».

- Вот скотина! Ему игры, а тут судьба человека решается! - глаза девушки сверкали негодованием.

«Не ругайтесь, м-с Г. А играть судьбами для Малфоев не впервой. Единственный способ добиться от него сотрудничества - навязать встречную игру».

— Это как?

«Вначале как он просит - дать ему какое-нибудь незначительное послабление в режиме содержания. А потом манить и дразнить его все новыми поблажками. Только придется очень точно рассчитывать, чтобы не дать сразу слишком много, но и не отпугнуть его категорическим отказом. Для него не столько важен результат, сколько процесс выстраивания комбинаций, торговли, уступок и побед».

- Интересно, может ли кто-то в Аврорате сыграть по этим правилам? - задумалась Гермиона.

«Ну, судя по тому, что в этой организации 60% гриффиндорцев и 40% хаффлпафцев — нет» — Снейп ухмыльнулся краешком рта.

— Опять вы на наш факультет бочку катите…

«Фи, что за выражения! Просто, игра — стиль жизни Слизерина. Там, где Гриффиндор изображает танк и прет напролом, ломая на пути заборы и дома, Слизерин проводит элегантную комбинацию, получая и власть, и деньги, и неповрежденные ценности».

И все же такой человек нашелся. Гарри предложил начать игру с Люциусом Малфоем Кингсли Шеклболту, а тот загорелся идеей поиграть сам. В результате Малфой стал получать «Ежедневный Пророк», а со Снейпа сняли обвинения в убийстве Черити Барбедж. И, кстати, Нарциссу тоже полностью оправдали. А так, как Малфой-Мэнор по-прежнему принадлежал Министерству, то и она поселилась в Хогвартсе. Теперь там уже не осталось тяжелых больных, но все равно на строительстве постоянно кто-нибудь получал травму, так что всех учениц распустили догуливать остаток каникул, а единственной медсестрой и помощницей мадам Помфри стала Нарцисса Малфой. Судя по тому, что никто не жаловался, со своими обязанностями надменная леди справлялась. А вы говорите, что аристократы ни на что не годны…

Единственный неприятный результат этого суда - доверие к воспоминаниям, помещенным в думосброс, было подорвано. Раз есть возможность фальсифицировать воспоминания, то как они могут выступать доказательствами на суде? Гарри пытался объяснить разницу между действительными и фальшивыми воспоминаниями, но к его мнению не прислушивались - ему ведь было только семнадцать, и он даже еще не кончил школу. Почему-то судьбу волшебного мира можно было ему доверить, а вот оправдание одного человека - нет.

Гарри злился, Гермиона огорчалась, и только Снейп относился ко всему философски. Гонорара за статью хватило на новые ингредиенты, время и место для проведения опытов были, рука уже начинала действовать, правда, по-прежнему ныла по вечерам. От части гонорара, как компенсации за неудобства, Гермиона и ее родители отказались наотрез, что тоже не добавляло счастья бывшему профессору, а ныне покойному герою/предателю - нужное подчеркнуть.

Гермиона в первый же выходной закупила все учебники, хотя до школы оставалось больше месяца. Естественно, ведь у нее теперь было свободное время и почти свободная «ходячая энциклопедия» в соседней комнате. Постепенно она стала «правой рукой» профессора. Он мог скинуть на нее проведение контрольных опытов — скучно же самому двадцать раз подряд варить одно и то же зелье. Она рылась для него в литературе, пропадая целыми днями в Хогвартсе.

А еще был танец рук над клавиатурой или разделочной доской. Были быстрые взгляды, исподлобья, искоса, сквозь завесу волос - прямых черных или волнистых каштановых. Вопросы - ответы с тонким подтекстом, на грани фола. Улыбки, чуть трогающие уголки губ или скачущие озорными чертиками в глазах. Все так зыбко, неопределенно. То ли есть, а то ли приснилось душной летней ночью. Снейп сам не заметил, когда оказался втянут в эту игру. Нет, нет, это не могло быть любовью. Даже привязанностью быть не могло. Ведь он все время молчал. Отвечал на ее вопросы на экране или листке блокнота. Просто, в письменном виде выражать свое неудовольствие долго и непродуктивно. А, может, его оставалось все меньше, неудовольствия этого? Девчонка оказалась не так уж глупа, по крайней мере, пока не запорола ни одного эксперимента, да и задания его по подбору литературы выполняла четко и правильно. И вопросы задает… интересные. Наверное, это потому, что изначально мисс Грейнджер все же маггла, ее удивляет то, что для ребенка, выросшего в волшебной семье, естественно и привычно. С ней действительно забавно - ему надо лишь подтолкнуть, а дальше остается наблюдать, как она приходит к правильному ответу. И эти пути иногда бывали неожиданными и… полезными для него?

А то, что его взгляд все чаще останавливался на ее маленьких ловких ручках, или замирал, следя за игрой света в облаке волос - это ничего не значит. На чем еще останавливать взгляд, если вся обстановка изучена до оскомины. Вот только эти глаза, горячие, как расплавленный янтарь… от ее взгляда немеет даже здоровая рука, начинают дрожать колени. Не смотреть ей в глаза - он пытался, но это очень трудно, когда проводишь рядом так много времени. Да еще сны. На тридцать девятом году жизни как-то отвыкаешь просыпаться от неистового желания. А если вспомнить содержание сна… Нет, это уже граничит с педофилией. Но ей же скоро девятнадцать? Лили в этом возрасте вышла замуж за своего Поттера. Нет, нет - ванная, холодный душ. Он не такой. Это все глупости, это пройдет.

Зелья по часам и прогулки - кое-что оставалось неизменным. Сам очень дисциплинированный, Снейп почему-то не понимал необходимости свежего воздуха. Но с Гермионой на эту тему шутки были плохи. Наорать на нее он не мог - голосовые связки, в отличие от нервов, восстанавливаться что-то не собирались. А пока пишешь ответ, вредная девчонка не стеснялась шарахнуть «петрификусом тоталусом» и отлевитировать неподвижное тело в микроскопический садик, примыкавший к дому. Когда это случилось в первый раз, у них произошла почти настоящая магическая дуэль. Благо, палочки у обоих под рукой. Вот только он побоялся использовать сколько-нибудь травматические заклинания, а бывшая правильная до изжоги гриффиндорская староста размазала его по стене дома «ступефаем». И он пропустил его! Не успел отразить. Изумление профессора было так велико, что он позволил увлечь себя вдоль улицы. Постепенно прогулки по маггловскому Лондону становились все длиннее, территория, которую они вдвоем изучали, все обширнее.

Гермиона показывала Снейпу «свой» Лондон - не Диагон-аллею или Лютный переулок, а шумные улицы, залитые светом реклам, маленькие уютные кафе, речные трамваи, набережные и мосты. Они садились в такси, Гермиона называла адрес, каждый раз разный, и их встречали мокрые блестящие мостовые, прохладные темные парки или пустынные площади, где днем не протолкнуться от туристов, а на изломе вечера и августовской звездной ночи людей было так мало, что они напоминали призраков, бесшумно скользящих через пятна тени и света.

Ему не надо было маскироваться - маггловские водолазки, кожаные куртки и узкие джинсы настолько сильно отличались от его вечных длиннополых сюртуков, застегнутых на все пуговицы, что если кто и оглядывался на них, так это только одинокие женщины, окидывая его сзади оценивающе-одобрительным взглядом. Да и гуляли они только в начале ночи, когда добропорядочные волшебники сидят по домам. У Гермионы оказался еще один скрытый талант, никак ею, к сожалению, не проявляемый на уроках - она знала, когда надо заткнуться и помолчать. Девушка могла «забивать эфир» - это маггловское выражение как нельзя лучше к ней подходило - на протяжении довольно длительного времени, не требуя отклика на свои слова, а потом, вдруг, на очередном повороте внезапно замолкала, и Снейп в полной мере мог оценить открывшийся перед ним вид. Похоже, вся эта болтовня служила лишь для того, чтобы он мог абстрагироваться от своей работы, «отключить мозги» - не слишком ли много маггловского жаргона появилось в его речи, даже мысленной? - и дать своей голове полноценный отдых.

Все еще больше запуталось, когда однажды эта непоседа притащила своего бывшего учителя в маггловское развлекательное заведение «кинотеатр». Ну и что, скажите на милость, может быть интересного магу в этих движущихся картинках, которые им будут демонстрировать на белом плоском экране, если любой сколько-нибудь грамотный мастер иллюзий может создать объемную движущуюся композицию, да еще снабдить ее не только звуком, но и осязательными и обонятельными компонентами. По желанию мага, и зрители могут принять участие. А здесь что - сидеть и пялиться на экран?

— Нет, конечно. Я не для того покупала билеты в последний ряд.

«А что мы здесь будем делать?»

— Подождите, пока начнется фильм, и все узнаете.

Как только в зале погас свет, и на экране появились какие-то картинки, а из динамиков раздалась чересчур громкая музыка, маленькая сильная ладошка развернула голову Снейпа и заставила его чуть наклониться. Неумелые мягкие губы прикоснулись к его губам, а обе прохладные ручки уже запутались в его волосах. Свежий запах зеленых яблок окутал ароматом невесть откуда взявшейся в конце лета весны.

— Ну, что же вы? Вам неприятно?

«Отшатнуться? Обидится. Надо же, целоваться совсем не умеет. И чем, интересно, с ней Уизли занимался, прежде, чем в блузку полезть? Ну, подожди, не торопись. Не так».

Твердые губы сначала осторожно, а потом все настойчивее впивались в нежный рот девушки, язык мужчины проложил себе дорогу между разомкнувшихся зубов и затанцевал, заиграл внутри. Мигающий свет, слишком громкий звук не давали прийти в себя, не пускали в разум обычные мысли об учителе и ученице. Их сейчас не было здесь - профессора и студентки. Были горячие руки, обнимавшие гибкую спину через тонкую ткань летнего платья, сладкая тяжесть ее тела на его коленях, неизвестно как и когда вспорхнувшего туда, бугорок соска, касающийся его груди через так много слоев ненужной материи. Ее руки, ее губы, ласкающие, целующие его губы, лоб, глаза, шею. Жилка, бьющаяся у него под губами, ключица, такая тонкая, что кажется, надави он посильнее - сломается. Его рука, неизвестно как оказавшаяся под подолом платья и нашедшая там невыносимо гладкую девичью кожу и жесткое кружево трусиков.

«Стоп! Что?! Что я делаю? Нет, это немыслимо, невозможно! Она ведь почти ребенок!»

Рука нехотя и медленно выползла из-под платья, несмотря на то, что маленькая ладошка пыталась ей в этом помешать.

«Не надо. Не будем заходить слишком далеко. Черт возьми, раз уж я все равно это делаю, так хоть пусть все будет не так непоправимо. Есть много ласк, которым я могу научить тебя, моя прилежная ученица».

И урок продолжился.

Они аппарировали прямо из кинотеатра - там как раз что-то взрывалось на экране. Финишировав на заднем дворе, Снейп нежно отвел от себя тонкие обнимающие руки и покачал головой.

— Но почему?! Почему? Это ни к чему вас не обязывает!

«Именно обязывает. Не надо ко мне привыкать. Я — предатель, убийца».

— Неправда! Мы же с вами знаем, что это неправда!

«Но этого не знают Аврорат и Министерство. Стоит мне высунуть нос, и я — покойник. Вы не можете связать со мной свою жизнь».

— Вас оправдают, рано или поздно. Гарри не остановится, вы же его знаете. А я… я люблю вас. Вот.

«И как ей такая блажь в голову пришла? Влюбиться в мерзкого слизеринского упыря… а может… точно, Поттер!»

Перед мысленным взором Снейпа встал затянутый паутиной потолок Визжащей хижины. Он лежал на грязном полу, захлебываясь собственной кровью и понимал, что не выполнил последнее поручение Дамблдора — не подготовил сына Лили к тому, что ему придется умереть. И уже ничего нельзя сделать. Вдруг догадка пронзает пылающий болью мозг. Щенок уже три года путешествует по чужим воспоминаниям. Так, может, пригласить его в свои?

Мужчина напрягается в неимоверном усилии, палочку не вытащить, но неистовое желание срабатывает, и воспоминания начинают неконтролируемо изливаться из всех отверстий черепа. Не то, не то… При чем здесь детство, глупые обиды юности… Конечно, в этих воспоминаниях присутствует она, Лили, та, что спасала его все эти жуткие дни. Поэтому эти мысли и оказались на поверхности. Дамблдор, Дамблдор. Ага, сработало! Но где же оно, то самое? Проклятая окклюменция. Боялся, что чокнутый маньяк узнает о своей нехилой связи с Поттером и откажется убивать мальчишку, вот и загнал воспоминание глубоко в мозг, так, что теперь и не вытащишь. Должна быть зацепка, слово. Дамблдор, Риддл, Поттер… Не то. Альбус, как же ты не подумал, что я могу умереть, не успев приготовить на заклание твоего агнца. Вот оно! Кодовое слово «Агнец» потащило за собой фразу «Так, значит, мальчишка должен умереть…», и воспоминание выскользнуло из глубин мозга, принеся с собой облегчение и холод, начинающий сковывать тело.

О, какая встреча! Впервые в жизни Поттер оказался на месте вовремя. Что же ты смотришь, недоумок, как баран на новые ворота. Ты же знаешь, что с этим делать. Нет, приходится сказать вслух, захлебываясь собственной кровью «Собери». Последние силы отняла борьба с немеющей гортанью. А надо бы еще проследить, поняло ли это ничтожество, что от него надо. Где взять сил на проникновение в мозг этого инфантильного истерика?

«Посмотри на меня…»

И тут глаза Лили позвали его туда, где уже не было ни боли, ни долга, ничего. И он не мог не последовать за ней.

Воспоминание о последних минутах его прошлой жизни промелькнули быстрее, чем это, к счастью, происходило в реальности. Зато теперь ясно, с чего у девчонки вдруг такая блажь.

«Да уж, Поттер, наверняка, в своем гриффинорском понимании»благородства«, растряс мое»грязное белье«на весь свет. Ну уж нет! Насладиться моим унижением я никому не позволю! Проклятая немота!»

«Вы придумали себе романтического героя, насмотревшись моих воспоминаний, которые, Поттер, не сомневаюсь, уже сделал достоянием широкой общественности. Но я изменился. Теперь романтические бредни меня не интересуют».

— Я не знаю, профессор, что вы подразумеваете под «романтическими бреднями». Да, Гарри показал нам с Роном ваши воспоминания, — Гермиона выставила вперед ладонь, не давая прервать ее.

- Уверяю вас, в том, что директор заставил вас поклясться, что вы убьете его, не было ничего романтического. Как и в том, что на самом деле он, по вашему меткому выражению, выращивал Гарри, как свинью на убой. Большую часть ваших воспоминаний Гарри сразу же убрал из думосброса, поместил их в отдельные пробирки и спрятал. Он сказал, что они слишком личные и вы бы не хотели, чтобы их кто-нибудь видел. Эти пробирки здесь, в моей комнате. Только у меня нет думосброса и я не могу их посмотреть. Если хотите, я могу отдать их вам. Делайте, что хотите, можете уничтожить. Это ваше право, - девушка вздохнула и, глядя в сторону, потухшим голосом продолжила: - Гарри только сказал, что вы очень любили его мать, Лили Эванс. И это вся романтика, которая мне о вас известна.

«Неужели, правда не показал? Или девчонка пытается пощадить мою гордость? С чего бы? Насколько мне было известно, такие свойства, как тактичность и уважение к чужим тайнам в Гриффиндоре никогда не приветствовались. Эти, так называемые»львы«, всегда старались напасть первыми, и ударить побольнее. Эту истину они в меня вбили с детства и накрепко. Вот пусть и получают, что заслужили».

«Что ж, я до сих пор ее люблю. Только ее одну».

— А я? Неужели я вам совсем не нравлюсь?

«Вы хорошая девушка, м-с Г. Но я вас не люблю».

— Нет? …

«Нет».

«Только не сорваться, не кинуться целовать эти глаза, полные слез, дрожащие губы. Нет. Нет».

Гермиона повернулась и медленно пошла к двери в дом. Плечи ее чуть заметно вздрагивали.

«Дурак, старый дурак! Стучи теперь лбом об стену! Больше тебе ничего не остается! Тебя поманили надеждой на счастье — обязательно надо было эту надежду убивать? Может, все действительно не так безнадежно, как ты себе напридумывал? Может, она отличается от тех, кого ты привых считать»львами«? Нет, даже, если так, есть еще целая жизнь между нами. Хотя… В конце концов, двадцать лет разницы для магов — пустяки… Нет, все правильно. Зачем ей жить с мужчиной, вынужденным всю жизнь прятаться. У нее впереди большое будущее. И для тебя, Принц на метле, в нем места нет. Но, Мерлин, как же больно!»

Косолапус занял свое привычное место на постели Снейпа между его шеей и правым плечом - он каждую ночь ложился так, дожидался, пока пульсирующее тепло боли в шее большого человека утихнет, а потом уходил по своим делам. Сегодня ему не суждено было быть ни подушкой, ни болеутоляющим. Этот странный черный человек, с которым так нянчилась его хозяйка, не полежал спокойно и пяти минут кряду - вертелся всю ночь, стонал и метался. Где гнездилась его боль, кот так и не понял, поэтому вскоре махнул на него левой задней лапой и ушел в спальню хозяйки, нервно дергая хвостом. Странно, но хозяйка вела себя точно так же, только еще и вымочила всю подушку соленой водой из глаз. Под утро совершенно измученный Косолапус окончательно уверился, что в этом доме ему покоя не видать, так что покинул второй этаж и самым наглым образом развалился поперек дивана в гостиной. Сами виноваты - не дали коту поспать, пусть теперь его шерсть по всей квартире собирают.

А наутро все было по-прежнему: зелье, завтрак вчетвером, список литературы - и девушка исчезает с заднего двора, чтобы появиться дома лишь вечером. Родители Гермионы ушли на работу, Снейп один в пустом доме. Что ж, за дело. Клавиатура, выписки из книг, листки бумаги, свитки пергамента. Не думать, забыть, не время и не место. И боль. Не в руке, в душе. Да, надо признать, бегать от себя смысла нет: влюбился, как мальчишка. И теперь не зеленые глаза застят свет, а медово-карие, пронизанные летним солнцем. К черту - прочь! Нет больше Северуса Снейпа. Есть С.Нетопырь, которому очень нужны деньги, а поэтому - работать и работать. И не думать о постороннем. Так не больно. Кажется…